— Я не мог опоздать на такую важную встречу, не думайте, пожалуйста, что я не собранный, — в спешке, с небольшой одышкой проговаривал Эрен, попутно зачесывая челку назад ладонью.
Когда он стоял так, наклонившись, упираясь одной рукой об колено, он на минуту почувствовал, что Ривай смотрел сверху вниз. Это было настолько странно, что парень на минуту вспомнил про то, что за всё пребывание в компании с Риваем он ни разу не ощутил что тот ниже, будто всё было на равных. Хотя, вообще-то, по характеру мужчина был сдержаннее и спокойнее, что делало его немного взрослее самого Эрена.
— Неплохо, что у тебя есть привычка не опаздывать, — чуть отходя от арки, спокойно произнёс Ривай. Вспоминая, как это отвратительно — ждать, Ривай разворачивается от Джагера, но не двигается. Будто выжидает ответного действия, он всё равно ждёт, когда Эрен пойдёт за ним, — такое чувство, будто никто и не собирается приходить.
— Вы говорите об ожидании? — немного в непонятках спрашивает парень, немного наклонив голову набок. В такие моменты Эрен чувствует, что другой думает о чём-то тревожном, не дававшем быть спокойным в этот момент.
Сегодня и вправду был странный день, непохожий на остальные. Обычно в подсознании возникали такие моменты, но совсем мимолётно, когда в компании Эрена был Ривай. Чувство тревоги, а оно, как и страх, бывает разным. Можно волноваться о забытом дома шарфе, опасаясь простуды. Можно волноваться о реакциях, о том, будет ли сегодня дождь. А можно не знать почему тебя посещает чувство тревоги, которое будто оповещает о чём-то. И оба молчат, также просто говорят, хотя чувствуют. Ривай молчит, просто лишь поворачивается к Эрену. Он впервые замечает, что под глазами парня виднеются синяки и ссадины, а лицо, как и сам Эрен, уставшее.
Видимо он был слишком слеп, чтобы не заметить такую волнующую и важную вещь, как усталость. И как можно было не увидеть всё волнение и вот этот взгляд? Встреча только началась, но под предлогом тревоги Ривай разглядывал лицо ученика. Оставив этот вопрос на потом, брюнет лишь кинул короткое "пошли отсюда". Пришёл сюда поговорить об учёбе, олимпиаде, тренировках и о встречах в целом, а теперь возникает желание рассказать про всё, что его мучает. Ведь вчера сам же работал не покладая рук. Всю ночь. А только из-за чего? Встречи? Глупости, находишь лишь себе повод, чтобы рассказать кому-то о своих проблемах, а потом сожалеешь.
Осень сегодня была гораздо красивее чем обычно. Золотые кленовые листья заметно потускнели, опав на серый мокрый асфальт. Но на фоне множества таких же похожих листьев они смотрелись величественнее, создавая наипрелестнейшую осеннюю картину. Эрен, проходивший мимо всей этой красоты, почувствовал себя вдохновлённым на поступки и более свежие и искренние эмоции.
— Не хотите присесть вон туда? — указав взглядом на скамейку в центре опустевшего парка, кивнул он Леви. Такое место подходило бы более лучше, чем эта напрягающая атмосфера.
Оба мягко присели по краям от друг друга, сдавленно рассматривая свою обувь. Первым не выдержал Ривай:
— Ты позвал меня чтобы помолчать? — как-то немного грубо, но в тоже время по-обычному спросил мужчина, слабо поворачивая голову и устремляя внимание на парня, — что ты хотел сказать?
— Ничего особенного, просто хотел провести с вами время, — произнёс парень без стеснения и особых волнений. Будто так нужно, и никто из собеседников не против такой компании, — хотел поговорить по поводу олимпиады.
Но Ривай был не из тех людей, которые любили ложь. Ведь он сам не знает иногда, как и зачем продолжать беседу. Вроде желание поговорить присуще, но в то же время тяжело что-то спросить или рассказать. Он не мог поверить в то, что другой пришёл сюда из-за того, что хотел побыть наедине. Терпение подходило к концу, и, не выдержав такой тишины, он спросил:
— Почему у тебя такие синяки под глазами? — рассматривая парня с серьёзным выражением лица. Он хочет знать всё про то, что касается парня. Хочет того, чтобы тот делился и четко отвечал, чтобы робко спрашивал и интересовался, но не молчал. Зря мужчина не спросил это с самого начала. Ведь это была не просто усталость, Эрен был похож на человека, который не спит сутками. Будто ему мешает не просто учеба, ибо даже в самых строгих школьных заведениях не могут так напрягать, а что-то вроде эмоций или обстоятельств. Но какие проблемы, казалось бы, могут быть у парня?
— Разве вас это должно тревожить? Ничего страшного, я много не сплю из-за... — так и не дав договорить, мужчина перебил.
— Не смей врать мне.
— Не стоит помогать мне, правда, — тот уперто стоял на своём. Словно не желая даже и верить в то, что ему придётся с кем-то делиться своими ощущениями, ведь его не поймут. Он обычный подросток со своими заморочками и подростковыми проблемами, тогда зачем? Ведь родители часто спрашивают своих детей почему они расстроены. Но как только вы пытаетесь предпринять попытку рассказать им о вашей жизни, то тут же получаете толчок назад фразой "Ты ведь подросток, какие у тебя могут быть проблемы?" Потому что дома никто не понимает, и все только обвиняют. Потому что хороших знакомых нет, а если бы и были, то доверять бы мы не стали. И в случае Эрена, будь у того друзья, он бы не стал им говорить что-нибудь о себе, своих проблемах, своей семье. Поэтому проще высказаться кому-то совсем незнакомому, кто завтра же забудет о тебе.
Парню была чужда любовь.
— Эрен... — он посмотрел вновь, будто надеясь на то, что сейчас ему дадут ответ. И если бы Эрен не понял его, сейчас бы в его голове не крутились воспоминания о чувствах, когда он не мог дать себе ответ и вновь оставался не выслушанным.
Не мог сказать точно, чем он болен и почему никто не может дать ему ответ и выслушать его. Тогда, два года назад, он впервые попробовал говорить сам с собой. И это оказалось очень приятным занятиям. Никто тебя не перебивал, тишина переставала так сильно давить, а слушатель появился — он сам. Тот, кто оставался на тот момент единственным, кто понимал его самого. Так люди сходят с ума. Надоело.
— Кошмары, — смог. Он всё-таки признался себе в том, что нуждается в других. Ты сделал это, Эрен.
Как ни странно, но Риваю стало легче. Будто сейчас ему доверились. А значит и у него самого появился шанс быть выслушанным. Забота на самом деле очень похожа на эгоизм, вот только разные названия и разная степень гордости. В обоих вариантах вы пытаетесь добиться своей цели и обрести то, зачем стараетесь для людей. Ведь в каждом поступке есть корысть, будь то моральное удовлетворение или же материальные вещи, — я мучаюсь, я не хочу ждать наступления темноты, не хочу спать.
— Почему ты молчал? Ты думаешь я здесь такой перспективный и эгоистичный ублюдок, ведь так? Многие считают меня таким, и не нужно говорить мне, что это не так. Но с тобой я буду другим. А если тебе так насрать, то можешь молчать дальше, не держу вовсе, — брюнет не был тем, кто интересуется сентенцией либо антимонией. И в целом, Ривай никогда не был разговорчив. Никогда не позволял себе сболтнуть лишнего и расспрашивать кого-то о его лишних делах. Этот мальчишка портил все его морали и установленные грани, и это выводило из себя. Он словно напрашивался на то, чтобы к нему липли. Хотя, может быть, это всего лишь фантазия Ривая.
Вот тут уже не выдержал грубости Эрен. Почему Аккерман так старается заставить его ещё больше пожалеть о том, что он ещё жив? Это сложно назвать самопожертвованием, скорее простым эгоизмом, так казалось.
— Простите, но какого черта я должен вас беспокоить? У вас, наверное, проблем по горло. А тут мальчишка со своими хлопотами. Я не хочу чтобы вы были обо мне плохого мнения. Во мне нет ничего странного или необычного, чего нет в детях. Я не хочу напрягать вас.
— Да? Тогда почему ты плохо спишь и ходишь так часто на кладбище? Почему ты ходишь за мной? Какого черта у тебя такие таланты и перспективы в фехтовании, когда ты никогда не занимался этим спортом? Почему ты сейчас сидишь здесь, со мной, а не со своими друзьями? — Ривай был не зол и не холоден, хотя ноты раздражения проскальзывали в его голосе, подобно скользкой змее, которая ползла на встречу цели. Вот и Ривай использовал подтекст. Но он не понимал, не понимал и половины того, чего желал знать. Он не верил в то, что такой парень как Эрен станет им восхищаться, он и не верил в то, что может стать кем-то больше для него, чем учителем фехтования. Не верил он в такие вещи как взаимная любовь, поэтому Эрена не стал бы слушать. Правда глупо, ведь так? Принимать действительность не такой, какой она является. Ждать чего-то, а потом от этого отказываться, не верить в свое счастье. И к огромному пониманию, подобно магии, Эрен бы никогда не стал рассказывать подобное мужчине. Нет, не потому что он боялся насмешек или косых взглядов, не потому что боялся быть отвергнутым. Ведь в подсознании парень давно принял факт того, что всегда ему решать все самому, и никого в свои проблемы не вмешивать, а тем более тех, кто ему дорог. Эрен боялся вновь остаться один, как и Ривай. Словно две подобные птицы, вот только одна боится взлететь, а другая боится падения. Перед парнем предстал вопрос: рассказывать хоть часть своей жизни тому, кого бережешь, или рискнуть всем и сыграть в сложную игру на выживание? К счастью, либо к сожалению, долго выбирать не пришлось, из выбора, которого он избегал всё это время, его вывел голос.
— Если ты сейчас же, мать твою, не расскажешь мне что тут происходит, и почему ты следил за мной, я, к чертям собачьим, сейчас же сверну удочки, и ты больше не увидишь меня. Никогда, — словно взяв на себя бремя Эрена, мужчина поторопил события. С последней репликой, нет, с последним словом, Эрен выбрал.
На минуту парень вспомнил, что людское терпение и ожидание не вечны. Рано или поздно кому-то надоест его игра, а без капли правды не бывает лжи. На минуту стало противно от самого себя, от того, что он врал. А сам чего-то желал. Так можно ли это назвать той самой одержимостью, если все действия сделаны из эгоизма? Возможно. Но лишь на мгновение, он представил что лишит его мечты не он сам, не Эрвин, не кто-либо ещё, а Ривай.
(Рекомендовано под: Lana Del Rey – Young And Beautiful)
— Вы... я не могу сказать вам всё, не выпрашивайте. Но если сейчас вы уйдёте, то мы не увидимся больше никогда по другой причине. Не сможем, точнее один из нас больше не придёт,— своими зелеными глазами он пронзал насквозь. Словно отражение души, в забвении которой терялись собственные слова. Эрен выглядел настолько отчаявшимся, что загадок прибавилось ещё больше, — вы как надежда для меня в этом прогнившем мире. Пожалуйста... вы единственное, что у меня осталось.
Хватая за рукав, будто тихо моля, Эрен произносил то, о чём так хотел быть услышанным.
Словно в пении птиц,
Я потерял самого себя.
В этот раз ни отражение лиц, ни внутренние холода
Не помогали мне больше услышать тебя.
Казалось холод на улице стал ещё прохладнее прежнего, а ветер будоражил до костей. Не согревало ничего, ни одежда, ни мысли, ни люди. Ривай впервые в жизни сидел и не знал как поступить, словно мальчишка, который потерялся в своих догадках и не может принять решение. Это было глупо и неподобающе. Фобия выборов вновь помешала мужчине здраво мыслить, он постарался провернуть в своей голове все исходы и выводы к ним, которые мог допустить. Но голова пуста, и теперь пришлось всё выбирать самому. Он доверился взаимно.
Он горд, эта гордость его так легко окрыляет,
Он силен, эта сила, как якорь, упасть не даёт,
Он умеет любить, только это, увы, не спасает,
Если нету взаимности, то ничего не пройдёт.
На долю секунды почувствовав уверенность в последующем, Ривай сел обратно. Возможно, он так и не услышал ответы на все свои вопросы, возможно, он не был услышан сам, и может даже они теперь ему были не нужны (ответы). Он услышал то, что совершенно было неожиданным, слова назойливо попадали в голову и эхом ударялись о черепную коробку. Впервые за несколько лет он что-то почувствовал, наверное, надежду и удивление в придачу к ней. Ривай смотрел в зелёные глаза парня, в которых отражались вся невинность и эмоции. А изумрудные, в свою очередь, встретились с серыми, подобно холодной стали. И если бы не эта фраза, брюнет бы сейчас плюнул на всё это и ушёл к чертям, малец и так забрал слишком много свободного времени, и если бы не слова, сказанные на трезвую голову, и если бы не интонация, он бы сейчас проклинал только то, что вновь подался к слабости, не он бы сейчас протянул свою руку с мальчишескому затылку. И, не теряя времени, чтобы не пожалеть о содеянном, не тянулся бы губами к чужим, сокращая расстояние до критической точки, чтобы было слышно тёплое дыхание обоих человек. Не он бы сейчас прикрыл глаза, но только так, чтобы напоследок заметить подрагивание ресниц Эрена. И не он бы сейчас немного приоткрыл губы, чтобы прижаться к другим. Сейчас он делал то, о чем желал и не пожалеет, сейчас он со всей усталости выдыхал тёплый воздух с лёгких в чужой рот, покусывал легко нижнюю губу, давая обоим насладиться моментом. С силой прижимался и всасывал мягкие губы, и, наверное, со всей болью и любовью он сейчас открывал давно забытые замки.
Внезапно он почувствовал руку, крепко держащую его за подбородок. Пальцы так вдавились в щёку, что было даже немного больно. Он удивленно поднял взгляд и прямо перед собой увидел серые глаза. Никто никогда не был к нему так близко, Эрен видел каждую ресничку. Тут в его остановившийся мир ворвалось ощущение: до него дотронулись мягкие, тёплые губы, которые затем накрыли его рот полностью, лаская и посасывая. Эрен, почувствовав тепло, опешил. Сейчас всё, что ему кажется (или нет) — было вроде иллюзии. Может это горькая ложь, и он просто сошел с ума? Может сейчас он умер, и так его вознаградили, хоть и мысленно. Но вот тёплое дыхание и мягкость слишком явно чувствовались на губах. Он не знал, что делать, но одно он понимал и осознавал точно — если сейчас же он что-то не предпримет, то будет сожалеть всю оставшуюся жизнь.
Его руки потянулись на чужую талию, которая была сейчас настолько близко, что он чувствовал чужое и быстрое биение сердца. Мягкая кожа, безупречный торс, аккуратно выглаженая рубашка, сейчас он мог дотронуться до этого всего наяву.
Эрен со всей силы прижал к себе мужчину, не давая расстоянию попасть между телами. Сейчас он блаженно закрыл глаза и отвечал на поцелуй. Одинаково приоткрывал рот, всасывал немного опухшие губы, медленно, давая насладиться, прижимался к мягким губам Ривая. Приоткрывая глаза, они смотрели друг на друга.
Прошло чуть более минуты, а уже хотелось большего. Ривай не был мальчишкой, но он хотел почувствовать больше. Немного отстранившись, совсем мимолетно, он вновь соприкоснулся с чужими губами, углубляя поцелуй. Прижимая затылок рукой, он обнял талию Эрена, тот, в свою очередь, выгнул спину немного вперёд, наверное, по инерции. Жестко покусывая губы, чтобы чувствовать каждую клетку и вздох, мужчина скользнул языком по губам, заставляя партнёра дрожать. Но медленно, в свою очередь нежно облизывая языком то одну, то другую губу партнера, как бы намекая на будущее проникновение в рот. Кончиком языка Ривай дотронулся до чужого, делая игривые движения вверх-вниз. Чувствовалась взаимная расслабленность.
Эрен, в свою очередь, взял свободной рукой мужчину за щёку, наверное для того, чтобы он неожиданно не встал и не ушёл. Он поддался, дал другому проникнуть глубже, и разрешил дотрагиваться языками. Переплетая, он чувствовал тёплую слюну и страсть, накопившуюся у обоих. Отрываясь на мили секунды от друг друга, только для того чтобы перевести дыхание, они вновь с новой силой прижимались к друг другу, чтобы заново ощутить то, что хотели. Ривай чувствовал, как прогибалось тело Эрена от одного лишь поцелуя, чувствовал и то, с каким рвением и старанием отвечал парень, чувствовал его желание. Джагер никогда не целовался, иногда его целовала мать лет десять назад, но даже это не было настолько приятно и сказочно. В другом случае он не хотел так сильно сделать приятное другому, нежели себе. И хоть он никогда не знал, как правильно целоваться, у него получалось. И, наверное отчасти лишь потому, что это был Ривай. Получалось скользить по преддверию рта, укреплять легко зубами нижнюю губу, получать толчки страсти в обмен на свои.
Сколько прошло времени — они не знали. Понимали только, что, наверное, их видело множество людей. Но это не останавливало, прекратить поцелуй желания не было, но здравый разум подсказывал — в первый раз переборщить нельзя.
Ривай, в последний раз, медленно и без резких движений захватил губы Эрена своими, и, удерживая на миг, отпустил.
— Понравилось? — с оскалом он отстранился от лица, но лета оставались прижаты. Ожидая ответа, он успел посмотреть на Эрена и на его прядку волос, мило лежащую возле левого уха. На зрение Ривай никогда не жаловался, и то, что он увидел слева, заставило его что есть силы закричать на ухо, наверное, скорее от испуга.
Сталь железной винтовки ярко блеснула от осеннего солнца, обеспечивая блик очень похожий на столкновение солнца с зеркалом. Ривай дёрнул Эрена за талию.
— Чт... — алая жидкость попала на белоснежную рубашку Аккермана, и, не зная чего больше бояться — крови на излюбленном теле или болевого шока, Эрен почувствовал затмение разума. Последнее, что он слышал, был молебный крик Ривая, и просьбы не умирать. Он потерял сознание.
