Неуловимый

      — Эрен, давай, просыпайся, — томно шептал на ухо Ривай, еле касаясь мальчишеского плеча и щекоча щеку кончиками волос.       На самом деле, лежать вот так вдвоем на каком-то старом пыльном диване, который был единственной мебелью поблизости, какая вообще могла послужить ещё некоторое время, было не столь приятно. И даже тёплое тело рядом и полусонное лицо Эрена не могли скрыть того факта, что находиться здесь было по крайней мере неприятно. Риваю даже показалось, что он жутко ошибся, выбрав такое место для их первой близости и признаний. Поэтому каждый раз, осматривая помещение, при этом поглаживая оголённое плечо мальчишки рядом, мужчина лишь закатывал глаза. Романтика, ничего не скажешь. Рано или поздно, но подоконник должен был натереть кожу на пятой точке, да так, что та начала саднить из-за резких, уже более грубых и быстрых толчков, какие буквально вбивали парня в окно, которое находилось сзади него. Даже оно запотело от горячего дыхания и пострадало от ногтей Эрена, которым буквально каждую минуту нужно было что-то царапать от изначальной боли и порыва страсти, которая её сменила. Спина Ривая, расцарапанная до красных следов, а в некоторых местах даже и кровавых, уже не могла выносить этой джагеровской «нежности». Поэтому, шикнув от боли, он уже тогда отцепил руки мальчишки.       Эрен что-то тихо и сонно пробурчал про себя, лишь посильнее прижимаясь к Риваю. Как бы ни было тепло и уютно, лежать вдвоем в доме одного из них будет намного приятнее, чем здесь.       — Эрен, давай, поехали домой.       Слово "поехали" взбодрило парня похлеще любой холодной воды, кажется, он совсем забыл о том, что нужно поскорей отсюда уехать. Только из-за усталости и тепла рядом ему удалось заснуть. Главное — это не вспоминать. Не важно что и не важно кого, будь то сны или недавние видения, или же довольная рожа начальства, которое должно приехать с минуты на минуту.       Мальчишка резко приподнялся на локтях, тем самым вызывая полное непонимание и даже некую нервозность. Ривай заметил, насколько активен и эмоционален Эрен, возможно, подобное его даже влекло, но он искренне не понимал, как можно не убить в себе остатки всего живого после такой работы. Наверное, будь он на его месте, он уже давно бы иссяк.       Знал бы он, что мальчишка вовсе не думает о том, чем они займутся дома. Знал бы он, что и домой они больше не вернутся. Знал бы он, что чувствует человек, который не может рассказать ни слова о себе, чтобы уберечь другого.       Эрен метнулся к подоконнику, подбирая лежавшие на полу отброшенные в порыве страсти боксеры. От Ривая не ускользнул тот интересный момент, когда Эрен повернулся к нему задом. Мужчина про себя отметил, что укус на правой ягодице был слишком сильным и чересчур страстным, для наслаждения. Он было чуть не грохнулся на пол от саднящей боли в области поясницы, однако опорой послужил старый диван.       — У меня такое ощущение, что мне дракон припалил жопу огнём, — издав болезненный стон, Эрен вновь поднялся за ноги, держа себя за поясницу. С одной стороны парень абсолютно голый, все ещё смущенно прикрывающийся, выглядел довольно соблазнительным и искушающим. С другой же — вызывал сочувствие и укол совести, если она, конечно, ещё была.       — Так больно? — Ривай упорно закусывал нижнюю губу, напрягая мышцы лица, чтобы хоть как-нибудь не заржать над попытками Эрена нормально встать, хотя бы. Сдерживать смех давно стало привычкой.       — Который час? — тихо спросил Эрен, натягивая нижнее белье, стараясь не смущаться от настойчивого и прожигающего спину взгляда. Вопрос Ривая он опустил, уж очень ему не хотелось говорить о том, что он чувствует, и какая это адская боль. Это было так странно и непривычно, слишком откровенно и счастливо, чтобы быть правдой. Когда было перестал верить в реальность? Не знал и сам. Приход Ривая в его новую жизнь оказался слишком... неправдоподобным, незаслуженным для такого, как он. А что было самым странным, так это воспоминания. Эта неизвестность, больше похожая на психическое отклонение, пугала. Скажи Эрен кому-нибудь, что видит свою прошлую жизнь, его в лучшем случае отправят на обследования в какую-нибудь клинику.       Самое обидное было то, что приходилось молчать. Они были открыты друг для друга. Они доверяли, но Эрена не оставляла мысль о том, что он может потянуть Ривая на дно.       — Час дня сейчас. Что-то не так? — приподнявшись, Ривай подошёл к парню, который облокотился на подоконник. От мужчины не ускользнуло и то, что парень безумно напряжен. В кои-то веки было не очень приятно осознавать, что ты не можешь расслабить человека в своей компании.       Ривай обошел юношу и, серьезно посмотрев на него, заметил, что его глаза слезились. Мужчина понимал, что парень многое не рассказал, однако он дал ему время. Но это не значило, что он будет продолжать стоять в стороне и бездействовать. Когда наблюдаешь за такими людьми, сломавшимися и безвольным, невольно перенимаешь их состояние себе.       — Ривай, вам нужно срочно уходить, — парень смотрел с некой тревогой, не равнодушно. Мужчине на секунду показалось, что Эрену страшно, — мне так жаль... я...       — Эрен, — он посмотрел ему в глаза, — что происходит. Я хочу знать правду.       Он задумался. Это был один из таких тупиковых, тяжелых моментов, когда нужно было не разбираться в себе или других людях, а выбирать из двух звеньев. Эрен знал и всегда считал, что уберечь, защитить, можно не только силой, но и не знаниями. К великому сожалению, с Риваем врать не получалось и не хотелось. Ему хотелось верить, доверять, что он обязательно вернется живым, не погибнет из-за ошибки Эрена. Последний всю жизнь винил себя в смерти других людей, и было не исключено, что такая потеря его точно добьет. Он знал, Смит может приехать через пять часов, три, час, или может две минуты. Все будет обязательно так, как он сказал.       — Ривай, вы.... вы можете уехать из этой страны? Куда-то, где вы сможете быть счастливы, без угроз, — это было так странно, непривычно... что-либо объяснять. Говорить правду, которой он и сам не знал. Но лишь одна допустимая мысль о смерти другого будет порождать обвинения в свою сторону. Эрену стало холодно, когда в тишине, наступившей секундой позже, отвратительно заскрипел пол. Как ни странно, настенные часы в этом доме еще работали. Они громко, монотонно тикали, когда секундная стрелка отсчитывала секунды. Странно, но сейчас он понял, что эта стрелка постепенно отсчитывает секунды до их смерти.

***

      — Этот город такой тусклый, — скучно отвечал Эрвин, ехавший в машине с Майком уже более двадцати трех минут, который слушал его в пол-уха. Они направлялись в палату Эрена, которого, вероятно, там уже не было. Возможно, медперсонал что-то знал о его местонахождении, в чем они оба немного сомневались. У Нюхача от мысли, что может произойти, если Эрен будет в палате, слегка запотели ладони.       — Вся наша жизнь скучна, — Захариус лишь поджал губы, когда повернул в сторону больничной парковки.       В компании такого человека, как Эрвин, всегда было холодно, он никогда не внушал доверия, ведь всё, что доставалось его партнерам, коллегам и окружению — это безвыборное положение или цугхванг. Иногда, когда он, давний его друг, общался с ним, было ощущение, что это все просто на просто проверка. Двусмысленные фразы, молчание, хитрить вперемешку с выгодой. Так было на протяжении десяти лет.       Майк взглянул в зеркало над рулем и встретился со взглядом холодных, голубых глаз. В этих глазах не было ни жалости, ни привязанности к чему-либо. Один опыт, пропитанный болью и подлостью. Но разве люди рождаются такими?       — Почему ты выбрал такую судьбу? Разве у тебя было недостаточно денег для счастливого будущего? — Эрвин никогда не отвечал на этот вопрос. Молчал о себе, молчал о прошлом, настоящем и будущем. Разве будет счастливый человек пачкать свои руки по локоть в крови?       — Машину лучше паркуй, — Эрвин осуждающе взглянул на Майка исподлобья перед тем, как выйти из машины. При входе в больничное помещение запахло сыростью и йодом. Лекарства смешались с ностальгией, а врачи, заметившие вошедших, начали провожать взглядом мужчин. Майк уверенно шагал впереди Эрвина, полагаясь на свой чуткий нюх. Эрвин же в свою очередь полагался на интуицию, он просматривал каждый угол помещения, смотрел на медсестер, которые практически не выполняли свою работу, ведь кроссворды были интересней. Это продолжалась до тех пор, пока слуха не коснулось мужское возмущение со стороны приемной.       — ...пацан в больничном халате! Женщина, да вы слушаете меня вообще?! — мужик лет так тридцати пяти возмущенно размахивал руками, пытаясь доказать женщине перед ним, насколько его проблема вещественна. Она же смотрела на него, как на идиота, если быть более тактичным. Совершенно не понимая, в чем ее обвиняют, и какое она, обычный работник и медсестра, имеет отношение к угнанной машине. Каждый хотел высказаться, но выслушать желания не возникало.       — Это же Нью-Йорк! Белый день на носу! Мужчина, вы должны идти в полицию, при чем тут больница.       — Вы издеваетесь?! При чем тут Нью-Йорк, я говорю, что парень был из ваше... — тихо подошедшего сзади Смита не то что не заметили сразу, пришлось даже дважды потрясти по плечу одного из оппонентов, чтобы привлечь к себе внимание.       — Простите, но я случайно услышал ваш разговор и, думаю, я смог бы вам помочь, рассказав вы мне что произошло, — он прилично улыбнулся, как делают это консультанты, которым побыстрее нужно всунуть какой-нибудь товар. Без сомнения, Эрвин почувствовал, что эта "случайность" может быть как-то связана с Первым.       — Неужели хоть кто-то здесь адекватный! У меня ровно три часа назад нагло украли машину на моих глазах! Чертовы дети! — от злости лицо этого человека начало менять оттенок на более красочный. Смиту стало немного смешно от мысли, насколько люди одержимы от таких вещей как машина, дом или деньги.       — Я думаю, мы по достоинству накажем преступника, — он взял за плечо его рассказчика, отведя в сторону.       Заметил Майк лишь то, как хищно прищурился Эрвин, когда всего лишь на долю секунды повернулся к Нюхачу, чтобы бросить беглый взгляд на шестую палату.

***

      Ханджи не находила себе места. Она, словно юла на плоской поверхности, чертила круги по всей квартире, причем с таким серьезным и хмурым видом, будто должна была через пять минут выступать на сцене перед аудиторией. Петре даже показалось, словно это не ее любовница, а ее племянник, например. Им приходилось видеться всего лишь раз, однако и раза вполне хватило, чтобы убедить Петру в том, насколько необщителен и отчужден этот человек. Когда шатенка чуть не сбила вазу, терпение Ралл иссякло.       — Ханджи, что случилось? — она говорила хоть и мягко, но вполне серьезно. По своей натуре она никогда не была груба, хоть и злость пробуждала в ней холод. С людьми, которым Петра доверяла, она вела себя очень тактично и заботливо, — может, я могу тебе чем-нибудь помочь?       Женщина на секунду отвлеклась, после чего обратила внимание на девушку, когда поняла, что к ней обращаются.       — У меня такое чувство, что я что-то упустила, — она присела на край кровати и потерла лицо ладонями.       — О чем ты? — Петра совсем ее не понимала. Хотя, Зоэ сама по себе была очень странным и интересным человеком, которого крайне тяжело понять. Никогда не знаешь, о чем она думает, смотря тебе в глаза.       — Звонил Эрен. Кажется, у него большие проблемы, и племяннику угрожает опасность, — Ралл, которая ее слушала, была крайне озадачена. Не бывало и мига, чтобы Зоэ откровенничала или что-то о себе рассказывала. Даже в тот момент, когда она спросила у Ханджи, что за шрамы у нее на теле, та еле отвертелась, сказав, что в детстве очень сильно поранилась. К великому сожалению, в течении трех месяцев их общения, говорила только Петра. Один раз она сболтнула по поводу того, как её пугает один убийца в СУЛ-е, о котором практически никто не знает. И, что самое главное, даже Ауруо согласился с тем, что судя по интонации, этот мальчишеский. Именно с тех пор Зоэ с каждым днем пропадала все чаще, дел у нее становилось намного больше, чем прежде, а иногда бывало, что и вовсе не появлялась в квартире Петры. Последняя уже сотню раз пожалела о сказанном, однако ей действительно просто хотелось поделиться своими проблемами и страхами, так как никого, кроме Ханджи и коллег, она не имела. Всем необходима поддержка, как-никак. Особенно людям с такой судьбой.       — Это тот Эрен, который друг твоего племянника? — она успокаивающе погладила шатенку по плечу своей нежной ладонью, после чего придвинулась ближе, — если тебе нужно ехать — помоги им, ты же знаешь, я подожду тебя.       — Боюсь, что в том и дело, что я ничего не могу сделать, — Эрен не звонил уже около пяти часов, и она очень сомневалась, что все в порядке. Телефон его был недоступен, а, позвонив в госпиталь, ей сказали, что он больше не появлялся. Домашний обоих не отвечал, значит, они были не дома. Её внутреннее состояние кричало ей о проблемах, и это было сравнимо только с материнским шестым чувством. Она была как мать, которая отпустила своего ребенка в другую страну без каких-либо вестей. Обычно Ханджи всегда просчитывала все на несколько шагов вперед, но раз в год и палка стреляет. Только сегодня она поняла, что многое не знала. — У меня плохое предчувствие.

***

      — Ты серьезно?! Ты даже сейчас рискуешь своей дрянной жизнью, молокосос? — сказать, что Ривай был ошарашен услышанным — просто промолчать. А ведь Эрен сейчас только рот открыл, стоило заикнуться о семидневном сроке на убийство, — блять, будто в «Звонок» попал.       — Нам нужно уехать отсюда, пожалуйста, ты можешь уехать один? — Эрен старался выглядеть как можно серьезней, уверенней в себе и решительней. Но, кажется, такой расклад Риваю не нравился вовсе.       — Эрен, мы находимся в ста километрах от этого сраного города, мы можем остаться здесь.       — Вы не понимаете. Наверное, все дело во мне. Его не обойти в логике или просчетах. Все, в чем я выигрываю у него — это ловкость и сила. Вы можете жить! А то... — видимо, то, что нес Эрен, Ривай слушать не хотел.       — А то что? Он, блять, из телевизора вылезет?       Эрен почувствовал, как кровь закипает и медленно, подобно опасной ртути, растекается по его телу. Он искренне не понимал, почему его не могут бросить. Его бросали всю жизнь, так почему сейчас не получилось? Может быть все дело было в том, что он никогда не поверит в то, что о нем может кто-то заботиться. А ведь Ривай действительно хотел того же, что и он. Мужчина никогда не понимал героев, которые рисковали своей жизнью ради спасения других. Ему казалось, что это лишь показуха, чтобы после гордились родственники, считал, что погибшие просто хотят внимания и прославиться. Как же много люди меняют, когда приходят в чью-то жизнь. Он был готов защищать чужую жизнь, и лишь мысль о том, что из этого можно взять выгоду, была ему отвратительна.       Когда Эрен не на шутку разозлился, он взял Ривая за запястье. Сжав его, взгляд собственных изумрудных глаз попытался резануть по чужой совести и привести в чувства другого. Мол, вот, ты сможешь жить, если бросишь меня тут. Или мы потонем оба.       В этот момент, он сам вспомнил вопрос, который Армин когда-то задал ему посреди урока литературы.       "— Эрен, что бы ты выбрал? — Армин, который и так все знал об Шекспире, которого проходили на этом уроке, показал Эрену картинку на телефоне.       Там были две птицы, которые сидели по разные стороны доски, которая плавала на воде. Их вес равномерно удерживал доску, поэтому никто не тонул. Вот только одна птица была в клетке, а другая — без нее. Но если последняя улетит, потонет первая. Если останется — умрут оба."       Сейчас она приобрела другой смысл.       — Уезжайте отсюда, вы не будете все равно счастливы со мной. А у вас будет семья, дети. Вы не нужны мне, а я вам! — Эрен еле сдерживал эмоции, однако, не помогала даже ложь. Человек перед ним оставался таким же холодным, казалось, что Ривай его даже не слушал. Он смотрел зло, сощурив брови так, что казалось, будто Ривай постарел лет на десять. Он и сам забыл, когда в последний раз так был зол.

***

      — Это был он? — Майк, не на шутку напряженный, спросил даже не смотря в сторону своего собеседника. Сейчас последнее, что он хотел бы сделать, это смотреть на довольное лицо Эрвина, который добился своего.       — А ты часто, я вижу, наблюдаешь как обычные пациенты из больницы угоняют чужие машины с соседних кварталов? Да еще и с подстреленным плечом.       Майк промолчал. Он еще около пяти минут задавал вопросы начальству, из которых выяснил, что машина находится за городом, примерно в восьмидесяти миль от Нью-Йорка. Он, как опытный водитель и знаток среди механиков и автомобильного бизнеса, знал, что машины отслеживаются. Поэтому найти ее — труда не составило.       Когда табличка с зачеркнутым названием штата была проехана, Майк не выдержал.       — Он ведь мальчишка.       — Они все людьми были, даже те, которых убил ты, — без интереса ответил Эрвин, потирая ладонью висок.       — Ты же его растил с детства, он был тебе как сын, — Майк почувствовал, как дорога перед его глазами начала терять свои четкие очертания. Он не понимал, не понимал всех планов. Сейчас он оценил ситуацию по достоинству. По радио сейчас играла какая-то мрачная и угнетающая классическая мелодия, исполнителя которой он не знал. Она нисколько не разряжала обстановку, наоборот — только угнетала.       С тех пор, как пять лет назад он начал возить Эрена до школы, после нее, с работы, с нее, он видел лишь лицо мальчишки, которое было укутано прилегающей черной маской. Но один раз Захариус увидел его глаза, когда в самый обычный день он забрал Эрена после очередного заказа. Это был вовсе не взгляд серьезного, мужественного человека. Это была сломанная кукла, в глазах которой жизнь давно померкла. В тот день он перестал сомневаться в том, что СУЛ — это вовсе не «второй шанс», это не та вторая жизнь, о которой говорил Смит. Это отчаяние.       — В отличии от тебя, я не привязываюсь к людям так сильно.       Машина резко затормозила, Майк буквально впился руками в руль, не прекращая прожигать машинное стекло взглядом. К черту дружбу, к черту сраное уважение и контроль. Он схватил Эрвина за шиворот.       — Ты, сукин сын, думаешь, что можешь так легко управлять человеческими судьбами и жизнями? Каждый чертов раз ты своими же губами готовил и приказывал ему убивать, ты убил его изнутри и думаешь, ему было так легко?! Когда ты приказывал ему исполнять приказы, ты убивал не одного человека, а двух! Ты никогда не давал шанс, это все - бред собачий! А сейчас ты убиваешь его за то, что он захотел жить как все подростки в его возрасте! Он потерял свою мать, он потерял себя!       Эрвин молчал, он знал, что когда-нибудь это произойдет. Он всегда считал, что когда проходил мимо кабинетов коллег, они не здоровались с ним вовсе не из неуважения. Он знал, что его считали бессердечным, жестоким подонком, который был единственным, кто заслуживал смерти. Он чувствовал, как они прожигали его спину взглядами, как желали смерти сами. Каждый день ведь было нужно быть сильным, жестоким командиром.       Чувствовать, как холодный пот катится градом посреди ночи. Просыпаться вечером, смотреть на стены пустующего дома. Знать, что никто не придет в этот дом. Идти на работу, зная, что тебя там ненавидят не меньше, чем ты сам.       — Майк, — чуть усмехнувшись, Эрвин жалобно глянул на давнего друга, — ты никогда не думал о том, как сложно быть монстром? Прожить одни сутки, зная, что если ты умрешь завтра, то попадешь в ад? Представь, будто тебе дают лопату в руки и говорят, что если ты не добьешь какого-то, убьют того, кем дорожишь ты.       Захариус приоткрыл рот, но сказать ничего не смог.       — Майк, что бы ты почувствовал, если бы посмотрел в зеркало и увидел там монстра? — человек, к которому обращались, отпустил воротник белоснежной рубашки и переключил радио на другой канал.

***

      — Все сказал? — ответил мужчина, смотря в глаза парню. В холодных глазах блеснула уверенность. Второй свободной рукой Ривай, замахнувшись, отвесил тяжелую, видимо, очень больную пощечину, чтобы вернуть Эрена в состояние, в котором думать можно не гормонами. Когда раздался шлепок, парень лишь шикнул, но руку отпустил, — не недооценивай меня.       Эрен, хоть и немного обиженно, отвел взгляд в сторону. Ему стало немного стыдно за то, что он сказал. Может, стоит довериться?       — Прости...       — Давай, вставай, — мужчина подал парню руку, чтобы тот поднялся на ноги. Когда Эрен опустил ладонь от щеки, Аккерман заметил след от собственной ладони. Хоть что-то сделал правильно. После чего он нежно провел рукой по мальчишеской щеке. — Все будет хорошо, обещаю. Ты не умрешь в этом гадюшнике.       И, если быть честным, Эрен поверил.       Они слишком много потеряли времени на разговоры, но иначе быть не могло. Иногда в первую очередь нужно разобраться в себе. Когда они оба были полностью одеты, Эрен подумал о том, что нужно сделать в первую очередь. Зная все меры предосторожности, он никогда не подвергал себя риску. Но что, если ты не один? Ведь теперь он несет ответственность не только за свою жизнь.       — Ривай, нам нельзя в город — там опаснее всего, — Эрен нервно перебирал свои волосы и, пытаясь не смотреть другому в глаза, думал о всех возможных вариантах спасения.       Пешком — гибель. Вокруг был лес, а дома вблизи явно не были жилыми. Они скорее напоминали недостроенные, безлюдные заброшки, по которым лазят детские шайки.       Город был вообще самым последним местом, о котором бы вспомнил человек в здравом уме. В первую очередь потому, что идти им некуда, да и к тому же риску они подвергнут не только себя, но и окружающих.       — Эрен, а на чем ты приехал? — тихо и растянуто спросил Ривай, выводя парня из раздумий. Последний еще пару секунд в упор смотрел на мужчину, подбирая слова.       Эрен закрыл ладонью лицо, чтобы не смотреть в глаза Аккерману. Как только он уже хотел что-то ответить, его перебили.       — Почему-то ответ слышать мне не хоч...       Эрен резко подорвался и прижал свою ладонь ко рту мужчины. Ривай уже хотел было возмутиться, но вместо этого в его глазах заплясали нотки паники, когда парень прижал указательный палец другой руки к своим губам, тем самым прося мужчину замолчать. Минута смятения и непонимания сменилась колким страхом, который пробрал до мозга костей, когда на улице послышался звук выхлопных автомобильных газов.       Эрен на корточках пробрался к окну, в желании рассеять страх и панику. Когда его взгляд устремился в окно, через которое не было практически ничего не видно из-за дикого винограда, которым дом полностью оброс снаружи. Сердце хотело было разорвать что-то в груди, увидев парень ту самую машину со знакомыми Майковскими номерами. Сзади Эрена что-то щелкнуло, и, как оказалось, Ривай зарядил магазин пистолета.       — Откуда у вас мой пистолет? — не без недоумения поинтересовался шатен, сжимая от нахлынувшего напряжения край подоконника.       — Забрал, когда уходил. Неловко бы получилось, если его бы нашел медперсонал, — руки мужчины не дрожали, почти. И если бы не это, Эрен подумал уж, что либо у него паралич лица, либо он делает это столько же, сколько и уборку в доме.       Аккерман чувствовал, насколько в его теле повысился уровень адреналина. Он очень сильно пожалел, что разговаривал с Эреном больше нужного. Увы, но они забыли о такой вещи, как время.       — Они стоят возле входа, как нам выйти? — голос подрагивал, но поселить в себе панику означало фатальной ошибкой.       — Окно, вылезай первым, — это мальчишеское "но" заставило переживаниям пробраться еще дальше. Была одна единственная деталь, о которой Эрен не мог знать. В магазине оружия была всего лишь одна пуля, а это значило, что и одна попытка.       — Мы же оба знаем, что не сможем сбежать вместе, — Ривай попытался усмехнуться, но это вышло далеко не так успокаивающе, как хотелось. Пол под ним заскрипел, а когда послышался звук захлопывающейся дверной машины, Ривай вспомнил, что не закрыл входную дверь.

***

      — Эта та машина, которую угнали? — сощурившись, спросил Захариус, вспоминая недавнюю беседу в госпитале. В ответ послужил одобрительный кивок и легкая ухмылка.       — Может... просто покончим с наследником, а второго оставишь в покое? Результат будет тот же, если не лучше. Он станет еще сильнее.       — Нет, это сломает его. Сделаем им ничью, — Эрвин помнил и прекрасно понимал, до чего может довести пощада. Именно по этим причинам в СУЛе самое ужасное нарушение было вовсе не предательство, а чувства.       На радио перестала играть чуть тошнотворная песня, а тишина, наступившая после, подтолкнула к решающим действиям.       — Я пойду в дом. Обойдешь его возле окон, смотри, чтобы не сбежали, — Майк открыл дверь и, предварительно взяв все необходимое, направился тихим шагом в дом.       Для убедительности Смит окинул взглядом ту глушь, в которой они находились: бежать было некуда.