***
С тех пор, как Эрен ступил на порог этого дома, первое, что бросилось в глаза, была не только мебель, покрытая тонким слоем пыли, но и сам Ривай, который был бледнее белого холста. Прошло менее десятка секунд, а Эрену казалось, что они растянулись в часы. И было ли виной в этом трепетное ожидания ответа, или же страх быть отвергнутым — он не знал. Он толком не догадывался и о том, как люди признаются в любви. Возможно, нужно было что-то дарить, либо же сказать потайные и искренние слова тогда, когда они смотрели бы в глаза друг другу и видели сами, насколько жалких три слова сложно даются. Возможно тогда бы всё было иначе, и Эрен сразу после ответа мог бы догадаться о том, какой ответ даст Ривай. Джагер бы смотрел с трепетом, с неким смущением, отводя глаза в сторону, и, наверное, не сказал бы и половины того, что произнёс сейчас. А хотя где-то в глубине себя парень понимал, что не произнёс все слова о благодарности, не рассказал о последствиях своей влюбленности даже на десятую часть. Ведь он мог говорить бы до утра, почему он любит Ривая. Мог бы, но не стал. Но ведь, несмотря на это, хватило и нескольких фраз. Их можно было поставить в одну строку, но этого было достаточно. Эрену вдруг показалось, что он хочет повторить сказанное, ведь, возможно, его не расслышали. Ведь дверь, которая не пропустила сквозь себя и половины той интонации и искренности с болью, которую выражал парень в своих словах. Они дались ему легко, когда другие говорят, что фраза «я не могу без тебя» слишком тяжела. Он её произнес так же свободно, как и фразу «здравствуйте». И ведь это было действительно правдой. А Ривай, в прошлом закрытый, никому даже не пытающийся признаваться, притянул к себе подрагивающее, обмякшее в сильных руках тело настолько легко, словно оно не весило ни грамма. Было намного тяжелее взглянуть в те самые бездонные зелёные глаза, пропитанные ложными обвинениями и нерешительностью. Жаль, что он понял только сейчас, что скрывалось за ложью. Кожа у Эрена пахла свежим молоком, с привкусом какого-нибудь дорогого и зелёного чая, который был настоящим изысканным и редкостным продуктом. Она была мягкой, подобно зефирной конфете, тканью и манила к себе мягкие риваевские губы. Его кожа была не той, пропахшей табаком и в шрамах, как у Ривая. Это было странным, так как профессия Эрена была вовсе не такой уж и нежной или безопасной. И Ривай понимал, что парень осторожен, не открыт другим и неприступен к своему телу. Эта мысль дурманила сознание и вызывала далеко не наилучшие собственнические ощущения, которые завязывались узлом в области паха. Его кожа была гладкой, со сладостным привкусом особенности, которая принадлежала только Эрену. Она была тёплой, немного смугловатой, хотя это было странным, так как парень всегда сидел в темноте или помещениях, не получая достаточного витамина С. И это тоже было его особенностью. Ривай чувствовал эту тесноту тел, как и душ, которые вызывали волну приятных мурашек по всему телу у обоих. Он дотрагивался до его рук, чувствовал тот трепет и нежность. Скользил подушечками огрубевших пальцев по запястью, пробуя на ощупь костлявые и худые руки, которые обманывали своей хрупкостью. Мужчине захотелось испробовать этот хрусталь, который принадлежал ему... больше. Больше и сильнее. Тонкая больничная ткань спустилась при помощи горячих, чуть припухших от настойчивых поцелуев по плечу, тут же привлекая стальной и полюбившийся Эрену взгляд, к выпирающим нетронутым ключицам. Ривай оторвал ладони от кистей рук юноши, медленно и осторожно поднося их к новому желанному месту, которое напрашивалось на поцелуи. Юноша чувствовал, как прохладные от одиночества руки дотронулись до его шеи, чувствовал он и то, как мужчина обвёл указательным пальцем выступающую синюю вену на шее, принося неотведанную то ли нежность, то ли скрытую похоть его собственному телу. Второе было неприемлемо для них двоих, и Эрен верил. С его губ сорвался еле слышный первый, и такой лёгкий выдох, больше похожий не на стон, а на выжатый из груди тяжелый камень, который топил его до этого дня. Взгляд Ривая скользнул по кадыку, наблюдая, как сглотнул Эрен от неизведанных ощущений, после на острый мальчишеский подбородок, и остановился на мягких, блестящих от облизывания розоватых губах, еле подрагивающих от пристального взгляда. Эрен хотел бы что-то спросить, сказать или поинтересоваться, но мужчина остановил его, считая, что слова будут лишними. — Тшш, — тихо и растянуто шикнул он, прикладывая большой палец к губам, тем самым заставляя молчать. Эрен посмотрел на его кисти рук, благодарно рассматривая наипрекраснейшие тонкие пальцы Ривая, которые обманчиво напоминали ему детские пальцы, которые подобно веткам ломались под силой других. Парень пытался уложить у себя в голове, как такие бледные и худые ладони могут так манить и держать в себе столько силы; они были холодные, холоднее снега, были тоньше и длиннее чем у самого искусного пианиста, который мог подчинить себе любой звук, и бледнее трупного оттенка. Невероятными. Возможно в его взгляде было преувеличение, хотя, даже не имея поэтического таланта, в своей голове Эрен сравнивал их со сказочными вещами. Дыхание становилось ближе и горячее, пока Ривай не заменил большой палец своими потресканными губами. В голове последнего скользнули ранее не испробованные ему мысли о нежности, которую он дарил. Ранее и сам мужчина, правдой сказать, не мог даже и представить, что носил в своем теле такие разные стороны себя. Ривай бы никогда не подумал, что мог бы по своему желанию и в здравом уме так целоваться. Это были даже не те взрослые, наполненные страстью, да и только, поцелуи, которые описывали в эротических продажных рассказах, которые покорили книжный рынок за месяца. Это было нечто наивное и непорочное, это было в сотни раз лучше. Мужчина даже придержал чужое (или родное) лицо другой своей ладонью, чтобы прижать мальчишку ближе. Когда парень уже настойчиво толкал язык в его рот, прося большего, Ривай разорвал поцелуй. Но не для того, чтобы отойти или прекратить, лишь для того, чтобы дать больше. Ведь вино нужно пробовать не глотком, а стаканом, но не так много, чтобы оно потеряло свой вкус. Горячий и шершавый язык мужчины прошелся по порозовевшим от стыда щекам Эрена, слизывая солёные дорожки от испробованной десяток минут назад печали. Парень сам берёт и просовывает свои пальцы между чёрных, как смоль, прядей волос, касаясь запястьем выбритых коротких волосков на затылке. Эрен обнимает мужчину за шею обеими руками, когда мужская ладонь скользит по бедру Эрена сквозь ткань больничных штанов. Парню показалось, что одежда и вовсе исчезла, а он совершенно нагой, душой и телом, стоит перед этим человеком, ущемлённый любовью и желанием. Обжигающие ладони скользнули ниже, чуть дальше паха, а взгляд хозяина прикосновений посмотрел в затуманенные зелёные глаза, обладатель которых с неким блаженством, сквозь приоткрытые губы, произносил имя партнёра. Эрен прислонился головой и верхней частью тела к прохладной стене, неосознанно поддаваясь бедром навстречу настойчивым рукам. Он выгнул спину от предвкушения и прижал голову мужчины к своему торсу, когда тот скользнул по внутренней стороне бедра, ловко обходя узел возбуждения. Ривай не стал возражать, когда его так тесно и крепко сжали. Возможно, что ему это немного и не нравилось, но недовольство возмещал тот сладкий неповторимый голос парня, который он слышал первый раз. Возможно, что последний? Эрена тревожила одна вещь. Его сознание не могло расслабиться полностью... целиком отдаться красивым рукам и взгляду мешала мысль о том, что время его жизни близилось к концу. Нет, он не имел никаких таймеров, хотя, возможно, Смита, который мог прийти с минуты на минуту, можно было назвать и так. Он откровенно пылко выдыхал, а руки метались по мужской спине, что привлекло внимание Ривая. Последний взглянул на красного, словно после острого мороза, Эрена, который вновь попытался что-то сказать. Эта дрожь была не той, которая появляется от судорог приятных ощущений, и сам Аккерман заметил это. — Расслабься, — говорил бархатным, немного хриплым от скопившейся слюны голосом, возбужденно смотря на оголенные и покусанные ключицы, — мне кажется, это будет намного приятнее, чем то, что ты хочешь сказать. И Эрен поверил. Зачем им волноваться, когда они испробуют такое сладкое искушение? В доказательство своих слов, Ривай немного раздвинул худые, но стройные ноги мальчишки, прижимаясь ближе бедрами к парню. — Ри-Ривай, вы... — находя горстку гордости и смелости, Эрен растянул. — Вы правда любите меня как я вас? В ответ он не произнес ни слова, ни звука, а лишь взял запястье Эрена в свою ладонь, поднося к своему белоснежному воротнику: — Расстегни, — больше просьбой, нежели приказом. — Что вы делаете? — парня огорчило, что ему не ответили. — Доказываю, — Ривай считал, что слова, в отличие от действий, пусты. Эрен посмотрел в глаза и, заметив в них абсолютную уверенность в сказанных словах, смущенно опустил взгляд, но не менее уверенно двумя руками стал вынимать пуговицы из петель. Когда он покончил с первыми двумя, его взору предстала тонкая бледная шея, с третьей — ключицы. Он удержался от метки, но заметил, что оторвал четвертую пуговицу. Она с лёгким звоном ударилась об плитку, укатившись куда-то за стул. Ривай ехидно усмехнулся и, дотронувшись до чужой щеки своей, шепнул опаляющим дыханием на мальчишеское ухо: — Хочешь лишить меня любимой рубашки, щенок? — когда в ответ послышался лёгкий стон, Ривай самодовольно отстранился. Когда Эрен покончил с пуговицами, другой всё так же, не отпуская чужой ладони, поднёс её к своим губам. Ривай оставил лёгкий, почти невесомый поцелуй на нежной коже. Спустил ладонь ниже, по своей груди, держа её чуть выше ребра. Когда Джагер услышал чрезмерно быстрое постукивание сердца, он понял ответ на свой вопрос. Но больше сарказма Аккерман любил только быть уверенным в том, что озвучивал. Он скользнул чуть вспотевшей ладонью Эрена ниже, по вздымающийся груди и прессу, опуская ниже, в область лобка. Юноша не стал сопротивляться, ему это безусловно нравилось, но краснеть настолько он не привык даже близко. Тем временем Ривай не менее нахально продолжал портить похотью детскую (или взрослую) искренность. Он медленно расстегнул собственный ремень штанов, резко запустив ладонь в боксеры. У Эрена задрожали губы. — Убедился? — сказав в самые губы, Ривай продолжил держать ладонь, — как думаешь, почему у меня от тебя болит голова, так сердце прыгает, и хер стоит? Эрен хотел ответить что-то вроде «потерял голову», но подумал, что это действительно будет лишним. Лёгкая улыбка вполне сошла за ответ. — Тогда не задавай глупых вопросов, — Ривай поднял Эрена на руки, желая переместиться куда-то в более удобное место, чем стена в коридоре, и менее грязное, чем старый пыльный диван в ближайшей комнате. Когда на взгляд попался подоконник, казалось бы белый при солнечном свете, Ривай уже было хотел усадить на него Эрена, но, проведя пальцем по поверхности, уж слишком усомнился в том, что он чист. Тряпки с собой не было, презервативов и удобств тоже. Ривай снял с себя любимую рубашку и, не задумываясь, постелил на подоконник, а после усадил и самого Эрена, попутно расстегивая пряжку его ремней. Мальчишка оказался очень благодарным и нежным, таким, каким не был ранее, и мысль, что таких разных сторон окажется сотни — несказанно радовала. Эрен опёрся одной рукой о край окна, другой же не отпускал Ривая, держа того за шею, прося его пригнуться для поцелуя. Брюнет старался держать свой нрав в узде, не совершать необдуманных глупостей, чтобы, не дай Бог, не причинить боль и тем более не сделать первый их раз, и раз Эрена, ужаснее, чем помещение в котором оно находилось. Мужчина был рад, что атмосфера не стала им помехой, что шатен не оказался разбалованным ребенком, который просил за себя взамен тысячи и сотни. Что он был готов подарить сердце такому человеку, как Ривай. Маленькие пальцы мальчишки, еле касаясь, погладили короткие волоски на шее, вызывая лёгкую дрожь по телу мужчины. Заметив это, Эрен начал касаться ещё нежнее, уже тыльной стороной ладони, спускаясь чуть ниже по шейным выпирающим позвонкам. Ривай же начал возбуждающе гладить бедра парня через ткань, попутно наблюдая за тем, как рвано начинает дышать Эрен под действиями ласок. Мужчина настолько заигрался, что его возбуждение переросло в болезненный стон, когда он дотронулся своими влажными губами до тонкой и пока что чистой шеи парня, скользя верхней губой вдоль уха, вызывая приятную дрожь. Эрен издал протяжный мучительный стон, когда Ривай плавно начал двигать рукой вдоль внутренней стороны бедра. Парень чувствовал, как тонул в ощущениях приятных судорог и расслабления. Он подумал, что никогда не чувствовал себя таким счастливым, благодарно обнял мужчину за шею, откидывая голову назад и подставляя голую шею под мягкие губы на истерзание. Ривай и сам знал, что никакого самообладания в нем уже попросту и не осталось, а разве нужно? Он заскользил рукой выше, к ширинке, как бы невзначай задевая вставший бугорок на штанах Эрена, зацепив пальцем змейку. В ответ парень приглушенно охнул, приоткрывая рот. Маленькая капля пота скатилась по подбородку Эрена на глазах Ривая; тот впился губами в кадык, оставляя свой первый засос на шее, и окончательно расстегнул ширинку брюк. Парню ничего не оставалось, как упереться спиной в стекло позади себя, чтобы дать доступ другому. Он очень торопил себя и еле заметно нервничал, но, стоило соскользнуть пуговице больничного халата с пальцев, он с нотками некой игривости сказал: — Ривай, не могли бы вы помочь раздеть меня? — Эрен усмехнулся, посмотрев в глаза мужчине, а позже, метнув свой взгляд на полурасстегнутый торс, посмотрел на собственные джинсы, на которых лежала почти незанятая мужская рука. — Ну если вы так просите, мистер Джагер, — Ривай облокотил левую руку о стекло с левой стороны от головы парня, смотря в его затуманенные зелёные глаза, одной рукой расстёгивал оставшиеся пуговицы на халате парня, тут же отбрасывая его прочь. Эрен слышал, что биение сердца Ривая не участилось даже на один удар даже после того, как он дотронулся до его штанов коленом, когда его собственное норовило выпрыгнуть из груди. — Вы часто делаете подобное? — Эрен недоуменно сощурил брови. — Нет, за кого ты держишь меня? — Ривай тоже недовольно взглянул на него из под полуприкрытых век. — Ну вы... а вы делали это рань... — Любопытной варваре на базаре член оторвали, мистер Джагер, — не успев договорить, Ривай перебил его, — не забывайте, что он ещё у меня в руке. Эрен лишь смущенно усмехнулся с того, что заметил ещё одну очень заметную привычку мужчины чуть и ловко увиливать от ответов, даже взглядами. Парень приблизился к уху, и тихо прошептал: — А знаете, жаль, но я очень любопытный человек, — он потер коленом пах мужчины, с нажимом надавливая на вставший бугорок. Оскалившись, Ривай начал спускаться быстрыми и короткими поцелуями вдоль шеи и плеч, а после взял во внимание правый сосок, чуть покусывая его и оттягивая на себя. Целует крепкий торс парня, спускается языком к паху, после чего скользит к нему и одним резким движением срывает штаны со стройных худых ног. Мягкие губы выпрашивают ещё один стон из мальчишеской груди, когда сжимают член через ткань. И, оставив влажный след на тонкой ткани, целует мягкую ткань ног в области бедер. Ривай почти кусает нежную кожу на ногах парня, спускаясь до колена и, в последний раз поцеловав острую коленку, отвечает не без ухмылки: — Никогда бы не подумал, что буду целовать чьи-то ноги, да ещё и не будучи против. Эрен, словно завороженный, следит за действиями мужчины, удивленно приоткрыв припухшие от поцелуев губы. — Теперь и умереть не жалко, — издает он, начиная смеяться. Ещё несколько часов назад он пытался угнать машину, рисковал жизнью и сидел в госпитале испорченного города, в котором его никто не ждал. А сейчас человек, которого он любил, целовал ему ноги, и он смеётся. Тогда как завтра он может валяться мертвым в водосточной канаве вместе с ним. Ривай правой рукой немного припустил свои обтягивающие и давно давящие штаны чуть ниже боксеров, облегченно вздыхая сквозь еле разомкнутые губы и прикрывая глаза от ощущений свободы от ненужных тряпок. Позже он, не задумываясь, прижался к торсу Эрена, держа по бокам его согнутые ноги в коленях и чуть касаясь своими боксерами Эрена, постепенно надавливая сильнее и меняя недавние просьбы парня уже во что-то похожее больше на мольбы. Эрен легонько надавил на чужие плечи, тем самым прося Ривая быть ближе и наклониться. Да и сам мужчина против не был, ведь не такое уж и плохое положение: слушать как на твое ухо стонут собственное имя. А ведь они пока что даже и не начинали... Ривай тем временем разглаживал его плечи ладонью, а второй снимал с парня его боксеры, отбрасывая их в сторону. Они оба могли бы утонуть в том, что чувствовали в данный момент, если бы это было морем, рекой или озером. Особенно Ривай, который властно лизнул нижнюю губу от вида голого под собой Джагера, который сделал серьёзное лицо под таким пристальным взглядом над собой, всё равно смущаясь и смотря в другую сторону. Аккерману безумно нравилась сама мысль о том, что только он один может взять и потрогать это всё... но об этом никто не должен был узнать, не так ли? Он коснулся пальцами пресса Эрена. — Что-то не так? — продолжая смотреть в другую сторону, чуть приподнявшись на локтях, говорит Эрен, немного сводя ноги вместе, но Ривай тут же не даёт этого сделать, держа парня под коленками. Брюнет ладонью проводит по щеке, заставляя парня повернуть голову на него и посмотреть ему в глаза. — Щенок... — шепчет тихо, почти еле слышно, но Эрен это улавливает, когда Ривай кусает его за правую мочку уха, предварительно коснувшись языком. Его пальцы сжимаются то ли от непонимания, то ли от какого-то страха. В голове всплывает что-то похожее на воспоминания, которые сжимают сердце и все органы в тугой ком, заставляя открыть глаза от картин возникших в сознании. Это больше похоже на дежавю, но это не меняет курс дела. Эрен знал раньше эту привычку, он чувствовал это раньше? "Во тьме казарм было практически ничего не слышно, кроме скрипа соседней койки, и потрескивания огня со свечи, которая стояла рядом с солдатской кроватью юного кадета. Легкий свет падал на оголенную спину, на которой красовались алые отметины от коротких мальчишеских ногтей, ещё свежие со вчерашней ночи и совершенно новые, с сегодняшней. Пальцы парня под человеком сверху сжались от лёгкой боли из-за укуса в мочку, а ноги обхватили мужскую талию ногами посильнее, чтобы не пискнуть и не застонать громче нужного. Возможно, они пеклись о том, чтобы их никто не услышал, ведь была глубокая ночь, а значит им нужно было быть осторожными. Зажиматься по углам, и, если перепадали такие одинокие ночи, то не упускать их. Ведь каждый из них мог умереть завтра, и другой мог бы сожалеть до конца своих дней, что не был в последние минуты рядом. Они умирали по отдельности, служили не парами, работали практически в разных уголках штаба, и лишь иногда касались друг друга, как только могли. — Щенок... — шепчет низкий, немного хриплый от частого недосыпа и усталости от работы мужской голос человека постарше, который принадлежал мужчине с расцарапанной спиной. Голос в той тишине звучит намного громче, отбивается эхом от стен, словно звон. А голос под ним, более тонкий, юношеский, мелодичный, но не менее вымотанный и уставший от суеты будней тихо и рвано выдыхает сквозь сжатые зубы, говоря единственное слово и имя. — Ривай... Это единственное, что они могут сказать друг другу в тот момент без страха, что их найдут в этом чёртовом госпитале, в котором они остались под предлогом болезни, на разных койках. Их даже было хотели посадить в разные крылья госпиталя. Одного в крыло для кадетов, другого — для капралов, майоров, командоров и прочих важных шишек, имеющих свой личный отряд. Чего стоила ссора с мед.персоналом на эту тему. Благо отговорка "он мой личный солдат под присмотром, нуждающийся в особенном внимании" ещё работает, и ни один из чужих не просёк, в чем дело. Хотя, откровенно сказать, лучший друг Эрена и командор на их пару уже строили теории, но не об этом. Эта ночь была очень длинной, долгой, последней между ними. Последней для них обоих. Как же было прекрасно, но они использовали свою возможность. Как же было прекрасно, что хоть раз им улыбнулась удача." Эрен подрагивает и сжимает спину руками сильнее, когда вспоминает сказанное в ту ночь имя. Его глаза наполняются неким непониманием и ответами на многие вопросы, но вскоре появляются и новые. От Ривая не ускользает тот факт, что он чувствует дрожь под собой, он немного отодвигается в сторону, чтобы посмотреть на Эрена. Тот испуганно смотрит на него чуть меньше трёх секунд, перед тем, как oн задает вопрос. — Всё нормально? — хмурясь спрашивает он, уже было чуть отодвигаясь, — Эрен, если ты не хочешь или не готов, я не буду заставлять или насильно это делать. Парень, понимая, что сейчас может всё испортить, возвращает своей физиономии привычное благодарное лицо, смотря уже более мягко в серые глаза. — Нет, всё хорошо, я просто подумал о том, что никогда не чувствовал себя любимым и таких ощущений не испытывал. Мне очень хорошо, правда, — в оправдание он прижимается ближе, замолкая. Эрен пытается облегченно выдохнуть и сделать всё возможное, чтобы не заслезились глаза от воспоминаний с произошедшего. У него это выходит, когда мужская ладонь отвлекающе ложится на его внутреннюю сторону бедра, плавно скользя к ягодицам. Полностью это выходит тогда, когда мужчина снимает с себя оставшуюся одежду и целует Джагера. Потом, вся боль потом.***
В комнате безумно скучно и тихо, если не считать постукивания ручки и клацанья пружины. Эрвину настолько надоело ждать, что он был готов прям сейчас свалить с работы на улицу. Но нет, Майка нужно было дождаться, иначе хрен он доберётся на своей сломанной машине до отеля в... — Мари, ты, оказывается, была права, когда сказала, что нет ничего скучнее: наблюдать за игрой, в неё не играя... — Эрвин скудно помнил тот день и момент, но фраза врезалась в память так же четко, как и черты лица самой девушки, с которой раньше всё было связано. Всё: и жизнь, и работа, и будущее. Жаль только, что осталось всё, кроме неё самой. Возможно если раньше Эрвин и пешком был бы не прочь пройтись, главное туда, где его ждали, то сейчас хоть на машине, всё равно будет холодно, как только он приедет в то место, которое называет домом. Но сначала нужно сделать кое-что. — Прости, там пробки в центре. Один идиот пересёк двойную сплошную и доигрался до аварии, — диктовал Майк, как только ступил на рабочий порог, слева которого сидел уже успевший заскучать от усталости Смит. Эрвин и Захариус были давними сотрудниками, коллегами и друзьями, но, в силу обстоятельств и долга подчинения, всегда соответствовали нормам общения, как между подчиненным и командиром, когда были посторонние. Несмотря на то, что Майк является личным шофером Эрена, он обязан так же, как и другие, докладывать всё Смиту по поводу всех своих передвижений. Особенно после того, как в СУЛ-е быстро распространилась новость по поводу долгой пропажи первого на работе. — Петры сегодня опять не было на работе, я думаю, что это что-то да значит, не думаешь? — всё так же постукивая по столу, но уже в пол-оборота, Эрвин облокотился на спину. — Рано выводы делать. Ты сам говорил, что первый в больнице был, так какое сотрудничество? Опять где-то шастает по городу небось, — Майк спокоен, но ему кажется, что не всё так просто, — у тебя какие-то догадки? — Перестань защищать её, даже если что-то чувствуешь, правила этой компании не забывай, — пол противно скрипнул, когда мужчина встал со стула и направился к двери, — повтори правило, — зацепив своим плечом Майка, Эрвин отходит в сторону. — Для победы нужно отбросить человечность и чувства, — сквозь зубы и монотонно. В голове нюхача проносится что-то язвительное и горькое для самого Эрвина наподобие "не уберёг свою, дай другим", но он мужественно и вовремя закрывает рот, для себя же лучше. — Куда мне ехать? — спрашивает у блондина Захариус, проходя по коридору к выходу из помещения. — Я покажу. За городом есть один отель, пацан по-любому поедет в ту сторону, подальше от нас, — накидывая куртку, Смит морщит брови. — А рядом? Неужели у него совсем никого нет? — Конечно, это часть его платы за такую известность и жизнь. Да и кроме покойных родителей и не было никого, когда я его подобрал. Я проверял и не раз. — Никогда бы не подумал, что он может пойти против этой системы хоть когда-нибудь... и предать. Странно все это, — Захариус недовольно отводит взгляд в сторону, думая над тем, что будет с Эреном, — жаль парня... Хороший профессионал был. Таких не сыщешь. Не жаль? — Он сдулся в последнее время. Всем рано или поздно конец приходит. Он поддался таким же эмоциям, как ты сейчас, — Эрвин ткнул пальцем в грудь Майка, смотря ему в глаза. — Если в парне осталась хоть капля благодарности за то, что я сделал для него — убьёт и вернется на место. Нет — пусть пеняет на себя. — Да что я вижу... ты и сам его вернуть хочешь, — нюхач хитро прищурился от мысли, что не одному ему по-человечески жаль. — Таких профи вовек не сыщешь, сам же сказал, — Эрвин одёрнулся. Повисла недолгая напряженная пауза, перед тем как они оба вышли из помещения, и Смит закрыл его на ключ. — Эрвин, не думаю, что здесь благодарность имеет значение, — Майк на мгновение подумал, на что способен был бы сам, ради Петры.