Согласие на мечту

До оперы оставалась еще пара часов, Уилл стоял в ванной и пялился на свое отражение в маленьком, запотевшем зеркале. Он открыл дверь, чтобы выпустить излишки пара наружу, в коридор, и впустить несколько любопытных собак внутрь. Они кружили у его ног. Уилл посмотрел на бритву. Заманчиво. До смешного заманчиво — пытаться принарядиться и стать кем-то другим на одну ночь. Как выразился Ганнибал, повиснуть на его руке и просто улыбаться его друзьям. В одежде, которую купил для него Ганнибал, вплоть до последнего клочка ткани, касающегося кожи. Уилл, подобно Венеции, тонул в мире Ганнибала. Он взял бритву и прошелся ей по щетине, размышляя о реакции Ганнибала. Снова отрастить то подобие бороды, что он носил, не займет много времени. Закончив бриться, Уилл провел ладонями по лицу и ощутил гладкую кожу, впервые за много лет. Его отражение в зеркале выглядело скептически настроенным. И более молодым. Было слишком легко увидеть себя таким, каким мог бы видеть его Ганнибал. В Уилле проглядывала своего рода невинность, которая стала результатом его намеренной самоизоляции, отсутствия потрепанных краев и грубо заделанных трещин. Другие люди никогда не значили для него так много, чтобы задеть. Свои раны, в основном, он нанес себе сам. Уилл откинул волосы со лба и пошел одеваться. Ганнибал постучал в дверь как раз в тот момент, когда он закончил вставлять запонки. Он открыл дверь в носках и увидел, как выражение дружеского приветствия застыло на лице Ганнибала. — Я еще не обулся, — сказал Уилл. Он отошел в сторону и придержал дверь. Ганнибал сделал шаг, чтобы переступить порог, потом еще и еще, пока не прижал Уилла к стене. Ганнибал обхватил ладонью щеку Уилла. — Ты сделал это для меня? — спросил он. — Нет. Да. Типа того. — Уилл опустил глаза. — Так легче играть эту роль. — Я никогда не просил тебя стать кем-то другим, — но на этих словах Ганнибал наклонился и потерся щекой о щеку Уилла, прикоснулся губами к его подбородку. Уилл вздрогнул и схватил его за предплечья. — Я знаю. Но может быть, я хочу этого. — Возможно, ты думаешь, что с меньшей вероятностью вызовешь отторжение, если отбросишь на одну ночь собственное «я». Влезешь в шкуру совершенно другого человека. — Возможно, я просто думаю, что войти в роль твоей ручной собачки будет веселее, чем погрузиться в сознание серийного убийцы. В любом случае, не говори мне, что тебе это не нравится. — Нравится, — тихо произнес Ганнибал. — И боюсь, не из чисто эстетических соображений. — Я знаю. Тебе нравится, что я изменил себя для тебя. Даже если это только на одну ночь. — Большинство людей не оценило бы такую специфическую мотивацию. — Мы — не большинство. — Нет, не большинство. — Это ничем не отличается от того, что я делаю для Джека. Просто причиняет меньше боли. Ганнибал взял лицо Уилла в ладони и медленно поцеловал его. Скользнул пальцами по волосам и спустился к основанию шеи. Уилл мог ощущать легкое покалывание ногтей Ганнибала и очертания его члена там, где их тела соприкасались. — Мы опоздаем, — выдохнул Ганнибал. — Ты — единственный из нас, кому на это не плевать. Ганнибал отпустил Уилла, в последний раз коснувшись губами его щеки и скользнув рукой по его боку и бедру. — У нас зарезервирован столик на ужин, — сказал он. *** Уилл и не догадывался, что будет так нервничать. Он не любил толпу и сопутствующее ей облако гулких звуков и жары, но он мог с этим справиться. Он мог справиться с вынужденным знакомством с посторонними людьми и с рукопожатиями, с нежелательными прикосновениями, явившимися результатом того, что слишком много людей собралось в этом ограниченном пространстве. Его это не радовало, но он мог с этим справиться. Все, что ему надо было делать — это находиться рядом с Ганнибалом. Позволить ему направлять себя легким прикосновением ладони к спине или локтю, встать под защиту обнявшей его руки Ганнибала, когда они поднимались по лестнице в свою ложу. — Ты в порядке? — спросил Ганнибал, когда они прошли на свои места. Уилл посмотрел вниз, на бушующий океан людей под ними. Яркие платья и черные смокинги, и несколько темных костюмов. Блеск драгоценностей, дорогих часов и проницательных глаз. — Все нормально, — ответил он. — А что? Ганнибал кивнул на руку Уилла, крепко сжавшую его предплечье, пальцы, вцепившиеся в ткань смокинга. Уилл попытался заставить себя разжать пальцы, но Ганнибал положил свою ладонь поверх его и успокаивающе произнес, — Я совершенно не против. Пока тебя это устраивает. — А что насчет твоих друзей? Они будут против? — Это будет не первый раз, когда они видят меня с мужчиной, если ты об этом. Некоторые не одобрят, но большинство будет в восторге от возможности посплетничать, вне зависимости от того одобряют они это или нет. Уилл оставил свою руку там, где она была. Он не знал, как объяснить, даже самому себе, эту потребность в контакте. Близости. Это было так не похоже на него. Он привык стоять в одиночку против захлестывающих его волн. — Я прекрасно себя чувствую, — сказал он. — Ты не должен прекрасно себя чувствовать, — произнес Ганнибал. Он посмотрел на Уилла твердым, немигающим взглядом. — Разве это не часть процесса ослабления твоей внутренней обороны? — Оказывается, это гораздо проще, когда мы одни. Свет в зале погас. Шорох ткани стих и превратился в унылый шум. Гул голосов людей вокруг ослаб: от громогласного рева волн до почти бесшумного шелеста воды и пены на песке. Уилл с ощущением нереальности происходящего смотрел, как актеры ходят по сцене. Что-то внутри него словно снялось с якоря. Сидя с Ганнибалом там, в темноте, он почувствовал, что у него может быть совершенно другая жизнь. Жизнь, состоящая из вечеров, подобных этому, ужинов за столом Ганнибала, путешествий, своеобразной роскоши, к которой он никогда не стремился и для которой, он чувствовал, он плохо подходил. Он провел рукой по руке Ганнибала, так медленно, что это легкое движение вверх-вниз заняло больше минуты. Музыка была достаточно приятной, а сюжет понятен и без его способности предугадывать ход событий. Костюмы и машинерия, шелковые задники, певцы и танцоры с раскрашенными лицами и их твердое понимание цели всего действа двигали историю вперед. Уилл собрал все это на периферии своего сознания. А самой центральной и неотъемлемой частью всего своего существа, он наблюдал за Ганнибалом. Неподвижное лицо и блестящие глаза, губы, периодически увлажняющиеся оттого, что Ганнибал сжимал их, когда кто-то из актеров брал сложную ноту или в момент особого накала эмоций. Ганнибал никак не реагировал на его прикосновения, возможно, впервые с момента их знакомства. Все его внимание было устремлено на сцену, он взлетал и падал вместе с музыкой. Уилл кончиками пальцев обвел очертания тонких косточек на тыльной стороне ладони Ганнибала. Когда он переплел их пальцы вместе, Ганнибал расслабил кисть, чтобы Уиллу было удобнее, но это была вся его реакция. Ганнибал почти не двигался до тех пор, пока во время ужасной развязки чрезвычайно драматичной части оперы, его рука не шевельнулась на ладони Уилла и не сжала ее. Уилл не обвинил бы Ганнибала в том, что на час или два он полностью закрылся и практически жил внутри музыки. Усилившаяся хватка на руке Уилла буквально втащила его в этот мир, и казалось чудом, что Ганнибал хотел видеть его там. После этого Уилл старался слушать, пытался впитать звук всем своим телом, словно пассивное слушание стало бы оскорблением. К антракту он чувствовал, что почти задыхается от прилагаемых усилий. Когда зажегся свет, Ганнибал повернулся к нему с непривычно неуверенным выражением лица. Слегка нахмурившись, он посмотрел на их соединенные руки, но не отстранился. — Ну… — начал он. — Тебе понравилось? — Я не ненавижу оперу, — честно сказал Уилл. — Кажется, что в происходящее на сцене вложено много труда. — Полагаю, подобная музыка многого требует и от тех, кто ее слушает. Необходимо понять ее структуру. Это более сложная задача, чем просто следовать мелодии. — А ты во всем ищешь структуру? — А ты разве нет? Структуру и базовые формы. Желание и следствие. Все эмоции, на которые способно человечество, очищены, сконцентрированы и пропущены через самый естественный и гибкий из инструментов. — Человеческий голос. — Верно. Или, можно сказать, разум. Вокальный талант ничто без способности к осмыслению, стоящей за ним. Уилл припрятал эту мысль поглубже для последующего анализа, рядом с воспоминанием о беззащитном выражении лица Ганнибала, восторженном и жадном одновременно, в тот момент, когда он слушал музыку. Они прошли в приватный салон, где у Ганнибала, конечно же, было членство. Бармен поприветствовал его по имени и вручил уже смешанный для него напиток. Ганнибал заказал виски для Уилла, безо льда, как тот любил. Когда и напиток Уилла был готов, Ганнибал направил его в относительно безлюдный угол комнаты. Они стояли спиной к пустующему роялю. Казалось, что рояль вот-вот издаст какой-то звук: крышка была поднята и закреплена на подпорке, ноты разложены на пюпитре, но он молчал. — На нем когда-нибудь играют? — спросил Уилл. — Время от времени. Переизбыток самомнения и алкоголя — стандартный стимулирующий фактор. — А что насчет тебя? — Ты хочешь что-то сказать о моем самомнении, Уилл? — Я мог бы выразиться и более прямолинейно, если тебе так больше нравится. Уголок рта Ганнибала пополз вверх. — Не буду отрицать обвинение, но я бы предпочел не ту аудиторию, что собралась здесь. — Если вы пытаетесь уговорить его сыграть, — раздался рядом незнакомый голос, — то не стоит даже стараться. Мы все пытались и потерпели неудачу. — Мужчина протянул Уиллу руку. — Марк Карсон. Я работаю на сенатора Диринга. — Уилл Грэм, — Уилл пожал ему руку и изо всех сил попытался улыбнуться. Карсон посмотрел на него, и Уилл по-настоящему не мог сказать, была ли искра голода, промелькнувшая в глазах мужчины, направлена на него самого или на смокинг. Он видел, каким взглядом Карсон уставился на его оголившееся запястье. Видимо, Прайс был не единственным, кто играл в бинго, угадывая стоимость часов. Он оставил свои часы в сумке. Этим вечером он не хотел, чтобы на нем было хоть что-то, помимо того, что подарил ему Ганнибал. — И чем Вы занимаетесь, Уилл Грэм? На секунду Уилл задумался о том, что ответить Карсону. Его работа могла за пару секунд свернуть любой разговор, стоило лишь описать ее соответствующим образом, создав ощущение неясной угрозы, а с этим человеком он разговаривать не хотел. С другой стороны, этим вечером он и не планировал быть самим собой. Уилл улыбнулся и посмотрел на напиток в своей руке. — Почти ничем, — ответил он. — Разве может быть что-то лучше. — Чепуха, — сказал Ганнибал. Он положил руку Уиллу на спину и притянул его ближе. –Уилл — преподаватель. — А-а, воспитание будущего Америки. — Что-то вроде того, — пробормотал Уилл. Он взял Ганнибала под руку и прижался к нему всем телом. Он физически почувствовал удивление Ганнибала, словно волна прошла по его телу, напрягая мускулы, нахлынула и быстро откатилась. Ганнибал положил руку поверх его и послал ему улыбку, которая была одновременно интимной и отсутствующей, как если бы это было обычным явлением между ними, ничем примечательным. — Он преуменьшает свои таланты, — сказал Ганнибал. — Я уверен, что он производит настоящий фурор в аудитории, — сказал Карсон. — А что насчет вас, Ганнибал? Чем вы были заняты? Вот и все. Уилла просто исключили из разговора. В комнате собрался цвет общества: «старые деньги», политические и общественные деятели. Уилл осмотрелся вокруг и впервые по-настоящему осознал, что никто из присутствующих его не знает. За последние лет десять или больше, репутация Уилла всегда шла впереди него огромным облаком предположений и слухов. Не только из-за своеобразной причуды его воображения, но и из-за публикаций по судебно-медицинской экспертизе, консультативной работе, монографии об определении времени смерти по активности насекомых, которая до сих пор считалась эталонной, хотя работа Манта и Нуортевой, по его мнению, была лучше. Люди, которых он встречал, боялись его, или завидовали ему, или хотели использовать. Но никто из них не игнорировал его. И ему это понравилось. Было невероятно легко просто потягивать свой виски и отвечать, когда к нему обращались, подаваться навстречу прикосновениям Ганнибала и улыбаться ему, словно больше никто в комнате не имел для него никакого значения. Что касается Уилла, так и было на самом деле. Он запоминал имена и лица и мысленно подшивал информацию «в дело», но никто из них не казался ему достаточно реальным. — Развлекаешься? — спросил Ганнибал, в перерыве между только что отошедшими от них юристами и приближающимися светскими персонами. — Тут неплохо, — ответил Уилл. — Я и понятия не имел, что ты такой талантливый актер. — Это не совсем актерство. Это просто… уловка. Просто показываю себя под другим углом. — Полагаю, под тем, что тебе нравится. — Почти так же сильно, как и тебе, — сказал Уилл. Он слегка сжал ладонь Ганнибала и посмотрел на него из-под ресниц, изогнув губы в слишком интимной для такого многолюдного места манере. Нелепая выходка. Но оно того стоило, чтобы увидеть, как дрогнуло горло Ганнибала. — А теперь я думаю, что ты переигрываешь, — произнес Ганнибал. Уилл не смог сдержать усмешку. — Быть может. Но они все еще покупаются на это. Все в этой комнате считают, что даже луну на небо повесил ты. — Видимо, не все, — пробормотал Ганнибал, и Уилл задохнулся от смеха, прикрывая рот рукой. — Твое самомнение не нуждается в моей помощи, — заметил Уилл, а затем их атаковала еще одна знакомая Ганнибала. К ним присоединилась пожилая женщина в вышитом платье и с лентой, украшенной пером, на голове. Когда представления и рукопожатия были позади, она скрестила руки на груди и оглядела Уилла. — Я слышала, что Вы учитель, — сказала она. — Да, мэм. — В какой области знаний? — Естественные науки. — И Вам нравится преподавать? Уилл моргнул. Она была единственной, кто потрудился поинтересоваться чем-то помимо базовых вещей. — Да, нравится. Это дает мне ощущение того, что я делаю что-то полезное. — Тогда вы живете лучше, чем девяносто пять процентов людей в этой комнате. — Она улыбнулась. — А как вы познакомились с Ганнибалом? В течение секунды Уилл прикидывал варианты. Он мог придумать что-нибудь: от встречи в кафе до какой-то неправдоподобной фантастики о том, что Ганнибал спасал собак из горящего здания. В этот момент он ощутил тоску по другой жизни, не обязательно такой, которую он примерил на себя сегодня, но все же захотелось чего-то большего, нежели полное ограничений существование, что он для себя выбрал. Он заставил себя улыбнуться. — Обязательное психическое обследование. Произошел несчастный случай. — Ничего слишком серьезного, я надеюсь? — Убили человека, — произнес Ганнибал. — Прискорбное событие. — О, дорогой. Конечно, руководство академии захотело убедиться, что у всех всё в порядке. Приятно, что они подумали и об учителях тоже, — сказала она. — Мне так жаль. Хотя меня радует, что из-за этого вы вместе. Это прекрасно, что вы здесь, Уилл. И не только потому, что вы выиграли для меня это пари. — Пари? — спросил Ганнибал. — Алисия была убеждена, что только работа держит вас вдали от нашего общества. Я подумала, что это должно быть нечто поважнее работы, вернее кто-то. Даже представить не могу, что вы бы позволили, чтобы работа встала на пути искусства. — Вы разоблачили меня, — любезно сказал Ганнибал. — Я только сейчас смог убедить его пойти со мной. Уилл взглянул на него и задался вопросом, а правда ли это. С недавних пор они все больше времени проводили вместе, но, конечно, Ганнибал не пропустил бы такое событие из-за него. — Ты не должен был… Ты бы пошел и в одиночку, не так ли? — спросил Уилл, нахмурившись. Ганнибал посмотрел на него с такой теплотой, что Уилл ощутил этот взгляд как прикосновение. — В конце концов, да — сказал он. — Вам не нравится опера, Уилл? — спросила она. — Я был здесь от силы раза два. Это к лучшему, что я пришел с Ганнибалом, чтобы он объяснил мне некоторые детали. — Ну, вы не могли найти учителя лучше. Он и сам прекрасный музыкант, хотя я полагаю, вы и так это знаете. Лизоблюд сенатора Диринга сказал, что вы пытались заставить его сыграть. — Она повернулась к Ганнибалу. — Полагаю, вы отказали этому прекрасному молодому человеку так же, как и всем нам. — Мистер Карсон неверно истолковал ситуацию. — Боже мой, как неловко получилось. У этого человека социальные навыки буйвола. — Она посмотрела на Уилла. — Так вы не просили? Уилл опустил глаза и быстро покачал головой. — Нет, я не знал… Я не хотел бы просить Ганнибала делать то, из-за чего он чувствовал бы себя неловко. — Боже мой, разве не прелесть? Ганнибал, как вы можете сказать ему «нет»? — Я и не говорю. — Ганнибал слегка сжал руку Уилла, пока тот не поднял на него глаза. — Мне сыграть для тебя, Уилл? — Ты действительно не против? — Вовсе нет. — Пожалуйста, — стеснительно произнес Уилл, и ему не нужно было изображать то легкое придыхание, с которым вырвалось это слово. То, что Ганнибал стоял очень близко, тепло, исходившее от него, и его улыбка заставляли сердце Уилла биться сильнее. — Пойдем, сядешь рядом со мной, — сказал Ганнибал и потянул Уилла к скамейке, стоящей перед роялем. — Что-то короткое, я думаю. Антракт скоро закончится. Уилл смутно осознавал, что вокруг них собралась небольшая толпа, но большую часть его сознания занимало стремление запомнить эту картину: пальцы Ганнибала на клавишах рояля, его серьезное лицо и выражение крайней сосредоточенности в глазах. Уиллу стало интересно, выглядел ли он точно так же, когда вскрывал пациента на операционном столе. Шум в комнате стих после первых же нот, остался лишь низкий фоновый гул болтовни по углам. Уилл едва замечал его. Форма и структура музыки плавно скользили сквозь Уилла, словно тонкое, острое лезвие. Это сковало его и держало намертво, пока Ганнибал не закончил играть. Жидкие аплодисменты вспыхнули вокруг них, едва слышимые за эхом последних нот. — Что это было? — спросил Уилл. — Мое собственное сочинение. — Звучало знакомо. Ганнибал едва улыбнулся. — Так и должно быть. Я опирался на свое понимание того, как работает твой разум. Большинство людей, которых знал Уилл, рано или поздно пытались выяснить, как он делал то, что делал. Не только более десятка психиатров на протяжении многих лет, но также начальники, друзья и любовницы. Они ковырялись в нем, пока он не почувствовал, что теряет кусочки собственного «я», застревающие под их ногтями, между зубов. А Ганнибал просто сделал это. Уилл не мог заставить себя вымолвить ни единого слова, и понятия не имел, на что было похоже его лицо, но улыбка Ганнибала стала еще шире. Ганнибал коротко коснулся щеки Уилла и, поднявшись со скамейки, протянул ему руку. — Ну, — сказал он. — Думаю, нам пора возвращаться на свои места. Уилл шел, все еще находясь под воздействием музыки, а рука Ганнибала обнимала его за плечи. — Изначально мелодия предназначалась для клавесина, — сказал Ганнибал. — Я сыграю ее тебе должным образом дома. — Он сделал паузу. — Но, возможно, уже завтра. — Определенно завтра, — сказал Уилл, хотя и не чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы настаивать на чем-либо. — Ганнибал… спасибо. — Нет нужды благодарить меня. Я написал ее для себя. И никогда не планировал играть на людях. Уилл остановил Ганнибала перед дверью в ложу и поцеловал. Коридор был почти пуст, но все равно Уилл коснулся губ Ганнибала поспешно и достаточно целомудренно. Именно Ганнибал с силой прижал Уилла к стене и завладел его губами, оставив Уиллу лишь хвататься за его плечи. — Если о нас все равно будут говорить, то будет простой вежливостью дать людям повод для сплетен, — пробормотал Ганнибал в ухо Уиллу. — Я и не жалуюсь. Перед тем как проследовать в ложу, Ганнибал поцеловал его еще раз. Уилл понятия не имел, видели их или нет. Фокус его внимания сузился, и Уилл ощущал только прикосновение Ганнибала к своей коже и его вкус, оставшийся на губах.