Лента Мёбиуса

Европа. Австрия. Вяло дёрнувшись, Кетрин встала на ноги и начала медленно спускаться в подвал. Вино, целые ряды деревянных стеллажей с изысканными винами… Вино её не интересовало. А вот попискивание в углу… Девушка невольно оскалилась в улыбке, увидев поистине царский улов. Целых три крысы жирными мордочками блестели в крысоловке. От запаха живой плоти у голодной вампирши ещё сильнее пересохло горло, но, контролируя себя, она вошла в «загон». Твари попытались напасть, прыгнули, Кетрин вновь показала зубы в ухмылке – отскочили на лету, учуяв запах нечеловека и, медленно пятясь, забились в угол. Девушка испытала даже какое-то сожаление: в отличие от многих женщин, боявшихся или испытывавших омерзение, крысы ей нравились – чертовски умные и выживаемые, чего не скажешь о большинстве людей. Подхватила одну крысу: ловкое движение сильных пальцев у шеи зверька – он мёртв. Вторая, третья последовали примеру первой… Была ещё одна клетка в которой пищали животные, около десятка, но они не для еды. По крайней мере - не сегодня. Подкинув побольше корма в клетку с живыми крысами и забрав ещё тёплые трупы из другой, Кетрин лязгнула засовом, спеша спуститься на другой ярус подвалов. Там уже не было множества ароматов, столь привлекательных для грызунов: ни тёплых вина, ни терпких сыров, ни сладких от вареньев и ликёров, только запах страданий. И вечности. Остановившись перед нужной клеткой, вампирша дёрнула засов и зашла внутрь камеры. Пленник, закованный в цепи, висел так же безвольно, как и в прошлый раз. Истлевшие остатки белья и одежда рассыпались в прах ещё при первом её визите сюда, но богатые украшения, перстни и ожерелье выдавали в нём минимум феодала. Она вновь задалась вопросом – сколько? Сколько лет он ощущает, как скручиваются иссушенные жилы от нехватки крови, сколько, пытаясь прокачать кровь, бесполезно дёргается мёртвое сердце, причиняя боль самим своим наличием до того, что хочется собраться с силами и выдрать его, покончив раз и навсегда с агонией? Она не видела этих искусно выделанных украшений на своём веку, но как большая любительница роскоши помнила, что подобные были. До её рождения… Пожалуй, тринадцатый век. Арабские завоевания, Крестовые походы, чёртовы норманны… Тук… Тук-тук… Капли крови скатились из приоткрытой пасти одной из крыс, звонко ударились о каменный пол. И Кетрин сорвалась, подвывая от голода и раздирая зубами шерсть, высасывая каждую каплю драгоценной жидкости из мяса падали. - Аа-а… Сука, сука… - Напрасно, она не сумела остановиться, пока не иссушила всю крысу. Зря холодный ум твердил, что ещё пару минут, и на её губах будет более сильная кровь, которая даст ей больше минут в гонке с оцепенением. Что крысы уже размножились и спустя несколько дней станет куда легче… Что она чересчур разумна, чтобы съесть лишнего… Осев на каменный пол, Кетрин отшвырнула крысу, и своды ледяного места содрогнулись от яростного рыка: – Ненавижу тебя... Слышишь, выродок? Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Многоголосое эхо отразило её крик. Тишина. Кетрин стёрла выступившую на лбу испарину – тут никого нет, что тратить силы попусту? А может этого Элайджа и добивался, когда швырнул в тюрьму? Когда она начнёт унижаться? Страх, унижение, ярость, желание побега, ярость, отчаяние, мольбы о помощи, чувство вины… Такие, кажется, стадии. Сегодня она перешла от страха к ярости. - Чувство вины вы не получите. Жалкие ублюдки. И снова стены, словно смеясь над ней, отразили тихие насмешливые слова, превратив их в трусливые угрозы. С прежним хладнокровием Кетрин втянула клыки, подхватила оставшихся крыс и, надорвав брюхо одной, приложила к губам прикованного вампира. По-прежнему серое тело дёрнулось, но клыки уже вырвались на свободу, впиваясь в требуху. Ещё минута – с обеими крысами было покончено, Кетрин облизала губы в предвкушении. Какой сильной может быть кровь вампира, она узнала на примере Майкла - раньше не задумывалась о том, что можно пить своих. Теперь выдался гадкий случай проверить, и Кетрин поразилась разнице – кровь, употребляемая повторно, была тошнотворно-приторной, уже разделяющейся на фазы, но вот гормоны и ферменты вырабатывал сам организм вампира, и они насыщали силами получше крови хиляков-людей. Такая пища позволяла продержаться дольше. Острые зубки коснулись кожи пленника, царапнули её и спустились к ярёмной яме. Ещё пара миллиметров удлинения, и из проколотой кожи - нет, не брызнула, но при чётком давлении губ и пальцев начала поступать кровь. Пусть с явным отвращением к вынужденной близости, но почти ласково сглатывая каждую капельку, Кетрин застонала от болезненного удовольствия, которое приносило насыщение, и с силой вцепилась в плечи мертвеца отросшими за последнюю неделю ногтями. Даже его открывшиеся глаза, кроваво-алые с сеткой вздувшихся вен и огнём ненависти к постоянной мучительнице, не произвели впечатления, вызвав лишь ленивое: - Почему он смотрит? - в голове. Ошибка, потеря внимательности, которых не такая измученная Кетрин боялась безумно, зная, что это всегда стоит головы. Сегодня она даже не успела испугаться, начать борьбу, только поняла – пропала и смогла закричать, когда острые когти принялись разрывать горло и живот. Она не проверила цепи пленника, их прочность. И мир погрузился в темноту. *** Кровь. Женщина плавала в ней, наслаждалась озёрами свежайшей алой крови, той самой группы для гурманов - четвёртой отрицательной, всегда остававшейся плотной и самой вкусной для Кетрин, впитывала каждой порой аромат нескончаемой еды, не испытывая ни страха, ни боли, лишь отголосок какого-то волнения, но такого далёкого, что всё это не имело значения. - Кетрин, просыпайтесь. Голос грудной, добродушный и незнакомый. Замычав – пусть её оставят в этом раю, - она перевернулась и плюхнулась в вязкую жидкость вновь, засмеявшись. - Катерина, просыпайся. Совсем не такой ласковый, слишком уверенный и тревожащий. Строгий. Кетрин захныкала и приоткрыла глаза, вяло моргая. Она разглядела пару – женщина и мужчина. Женщина была темнокожей, улыбалась, но Кетрин совершенно не интересовалась ею. - Элайджа! - Сидеть. - Что? – Скосив взгляд вниз, Кетрин поняла – она в ванне, ванна наполнена кровью. Той самой вкусной, из сна. Над ней проводят обряд? Девушку охватила паника, прыжок – она вылетела из ванной, и уже была у дверей из спальни, когда Элайджа перехватил. Краткая борьба, и всё закончилось. Как всегда не в её пользу. К тому же её засунули в душевую под струю холодной воды. - Прекрати истерику, - сказал Майклсон, на ходу снимая до соприкосновения с кожей Кетрин белоснежную рубашку и набрасывая её на вампиршу. – С тобой всё в порядке, Катерина. Тебя никто не трогает. Кетрин молчала, дрожа и возвращая память. Может у него и в порядке, а вот у неё… Когда она очнулась после встречи с Первородным – не поверила глазам. Роскошный дом, похожий на замок – а она подозревала, что так и есть, и Элайджа притащил её в столь любимую им старушку Европу, - где было всё: десятки изысканно обставленных спален и ванн, кухни, платья, бельё, игры, телевизоры… Не было только еды и людей. И в её случае возможности выйти за ворота. В первые пару дней в ярости и угаре Кетрин съела всех зайцев и белок, имевших неосторожность оказаться в пределах окрестных земель, дальше перешла на глупых лис, не понимавших, куда делись зайцы и мышки, к концу недели - ловила птиц, а через пару недель годная для пропитания живность исчезла – даже полёвки и те покинули местность. Тогда она, наконец, охолонула, перестала опробовать способы сбежать и начала искать возможность выдержать голод в самом замке. Составив план всех дверей и рассчитав ширину стен, обнаружила другой вход, ведущий в подвалы, служившие темницами для провинившихся перед Первородными обитателями. Кетрин не заключала с ними союзов, но знала, что таких немало - вампиры любили восставать и рваться на свободу из лап Первородных. Обычно всё заканчивалось жизнью хуже смерти, если этот земной ад вообще можно назвать жизнью. Практика наказаний остужала горячие головы на ближайшую сотню лет, а потом подрастало новое поколение, её стараниями и не знавшее о сильнейших вампирах планеты, и начинало свои новые попытки… Теперь попалась и она, хотя совершено не понимала логики своего мучителя, или это утончённое издевательство такое – посадить на диету? Зачем тогда было спасать? - С ней всё будет хорошо? - Да. Главное, девушка очнулась. Я удаляюсь, милорд. «Милорд? Хорошее название, Клаусу - "мастер" больше подойдёт, он видит в остальных рабов, а этот лицемер - вассалов…» Расслабившись в железной хватке Древнего, Кетрин наблюдала за ним из-под ресниц. - Садись, - Отпустив её, он кивнул на небольшой диванчик, сам устроившись в кресле. – Имей ввиду, отсюда ты пока не выйдешь. Оставляя небольшие розоватые пятна от босых ступней – мощная струя ледяного душа смыла с неё кровь, но не дочиста, Кетрин молча проследовала к дивану и, закинув ногу на ногу села, настороженно оглядываясь вокруг. Это была знакомая комната на втором этаже: спальня в стиле классицизма самая роскошная из всех представленных в доме с соответствующей кроватью и меблировкой, которую вампирша сразу избрала для себя в качестве места для отдыха и купания. Ведьмы те ещё грязнули – виновата близость к природе и всякому вонючему дерьму, которое любят поджечь, размешать и совершать прочие манипуляции, - но здесь никаких изменений в интерьере не проявилось, если не считать пары свежих простыней лежавших на углу комода и пиджака Элайджи сброшенного на спинку кресла. Короткий взгляд в большое зеркало – женщина с трудом удержалась, чтобы не поморщиться. Рядом с Элайджей в обстановке дорогого дерева и сдержанных перламутровых переливов шёлка было неловко быть такой… непрезентабельной босячкой. Хорошо хоть волосы ей подкололи, и они вымокли, но не были вымазаны кровью. Увидев взгляд Кетрин на простыни, Первородный бросил одну ей на колени. - Я могу узнать, что меня теперь ждёт? – Женщина промокнула волосы с раздражением поняв, что её роскошные пышные локоны - шедевр парикмахерского искусства, через десять минут превратятся в более мелкие природные кудряшки. Не то, чтобы это сейчас имело принципиальное значение, но раз деваться и впрямь некуда и предстоит умирать, то вампирша предпочитала быть при параде. А если не предстоит - тем более. - Или продолжу пребывать в неведении? - Ничего не ждёт. Ты просто станешь свободной. - В каком смысле? – Голос Кетрин с трудом удержался на спокойном тоне, она продолжала аккуратно осушать волосы, но даже отсюда мужчина услышал, как безумно забилось её мёртвое сердце. – От кого свободной? От тебя или... - От Клауса в первую очередь. А я… - он прошёлся взглядом по фигуре, Кетрин стало не по себе от охватившего ощущения абсолютной беспомощности, и она быстро переменила ноги, переложив с одной на другую. – Я никогда не был сильно заинтересован в охоте на тебя. - Поэтому ты меня запер здесь, - и тут же поняв свою небрежность, Кетрин досадливо прикусила щёку. Ответная насмешка не замедлила быть озвученной: - К охоте сидение на выделенной территории имеет крайне опосредованное отношение. - В Средние века ловчие всегда выставляли добычу. - Ей не хотелось проигрывать в этом споре. – На выделенной территории. - Да, для охотников, – подтвердил Элайджа и от того, как он это произнёс, брюнетка оцепенела. Неожиданно улыбнулся: – Ладно уж. За окном не Средние века, и я всего лишь оставил тебя здесь. К тому же ни на минуту не сомневался, что ты найдешь полезное себе и обществу занятие. - Прости, что? О крысах что ли? - Эм… - он взглянул с недоумением: - Про крыс? Ах да, метода разведения крыс для иссохшихся пленников. Браво! Хотя… кхм… - скривился, - нет. - Сытый голодного не разумеет, – немного успокоившись его добрым настроем, Кетрин невинно осведомилась: – Не любишь каннибализма? - Даже если каннибализм, то желательно с использованием столовых приборов для безопасности. - Для безопасности? - Этикет всегда направлен на безопасность трапезы. Тебе ли не знать, что вилка заменила перчатки? Издевается он что ли?! Кетрин пугала столь светская манера диалога. О чём-то Элайджа говорил двусмысленно, только о чём именно? И, - она невольно прищурилась, - последнее как-то связано с его столь известной и странной для вампира привычкой не пить кровь из человека напрямую. Её всегда очень занимала эта особенность его «трапез», выяснить бы причину… - Насколько я помню, приверженность к вилкам в мои времена была одним из признаков нетрадиционной сексуальной ориентации. - Ты вроде не придерживалась ханжеских нравов? - Отмахнулся: - В любом случае, когда не смог вернуться в срок, я полагал, что ты вспомнишь о методах селекции грызунов имени Сальваторе. Заставить голодать – не хотел. - И в гробнице Мистик-Фоллз тоже? - В гробнице я запер тебя до прихода Клауса. Которого на тот момент хотел убить, и ты бы была как прежде свободна. Продолжай, мне становится крайне интересно. - Что продолжать? - Расспросы. Возрождает забытое лет так на пятьсот чувство пропесоченности. Ментально моложе становлюсь. - Рада угодить, милорд, - Кетрин, наконец, сообразила, что начала разговор не с того, и Элайджа вполне резонно удивлён, почему она уже минут пять выясняет, зачем он её оставил одну и без холодильника с кровью. - С какого счастья меня простил Клаус? Мы с ним даже не разговаривали. - Майкл. После допроса Стефана мы узнали, что фактически это ты убила моего отца, который хотел убить Клауса. - Из-за Стефана. - Стефан тоже по-своему дорог моему брату. – Первородный поднялся из кресла. Женщина поставила мысленный «маячок» - узнать, почему её так легко отпустил Клаус. Не единожды отпустил. – На этом закончим. Сейчас рассвет, ты свободна в передвижениях, но перед отъездом зайдёшь в кабинет ко мне за указаниями. Пока отлежись после подвала. Ты можешь пить кровь слуг-людей, но не должна высушивать их до конца. Пару дней проведёшь здесь, ко всему у нас вечером гости. Платья в замке есть. - Девятнадцатого века, снятые с шлюх, по тощим фигурам которых можно даже с уверенностью предположить с чьих? - фыркнула Кетрин. – Я уже в курсе. Уволь. - Так, - Элайджа холодно оглядел её оскорбительно-пошлую улыбку. – Я считаю, что кто-то злоупотребляет гостеприимством. Я не терплю наглости и хамства, это ясно, Катерина? - Что я такого сказала? Согласись, Клаус и Кол никогда не были любителями аристократических цыплячьих костей. Если малышка Форбс и не Бог весть как умна, то что кровь с молоком - не отнять. - Если ты не будешь выглядеть, как подобает на вечере, приду я и внушу. - Занудство тебе не к лицу, – хмыкнула Кетрин – избавление от вековых скитаний выливалось истерикой: - Что же внушишь? Кетрин Пирс в качестве любовницы? - Ты слишком зациклена на похоти, на которую провоцируешь, - отстранённо констатировал Первородный. – Это не разумно. Для тебя. - Именно «для меня»? – передразнила его брюнетка. - Конечно, не все так уж слабы перед бессмысленным инстинктом размножения, но я - не все. Если вспомнить твоё прошлое… - Учитывая, как стоит вопрос, или, точнее, как ты его ставишь – нет, обычно я не внушаю своим женщинам, Катерина. - Но ты можешь попросить, а я, может быть… - она встала из кресла и подошла на полшага ближе, чем подразумевало общепринятое чувство почтения перед Первородными. В глазах блеснул озорной огонёк, - соглашусь. В обмен на объяснения, почему на самом деле меня отпустил Клаус. И почему ты так задержался? – на губах женщины расцвела самодовольная улыбка – как она и предполагала, рука Первородного легла ей на талию. - И почему сделал зелье? И на кой чёрт я тебе на этом празднике? - Удовлетворишь взамен моё любопытство? Ладонь Элайджи скользила вниз по изгибам тела Кетрин, но без пылкого энтузиазма. - Да. - Не высока цена. - Она всегда зависит от заинтересованности в сделке второй стороны, - мягкие губы Кетрин коснулись мочки уха мужчины. Петровой откровенно не нравилось, чем оборачивалось происходящее: словно она была годной, но отнюдь самой привлекательной шлюхой. - Моей заинтересованности. - Ты должна знать, что при обоюдной заинтересованности, - пальцы Первородного как-то неожиданно оказались под рубашкой между её бёдер, - равновесная цена не включает никаких преференций, кроме предмета этой заинтересованности. Рвано выдохнув от силы, с которой впечатал её в себя Элайджа, Кетрин возвела глаза к потолку - удовлетворённо хмыкнуть не получилось бы при всём желании, – губы оказались заняты. Даже если она в его глазах и шлюха, то именно та, по которой очень изголодались. Впрочем, его желание льстило ей недолго: Элайджа неожиданно отстранился и обошёл её со спины. - Что случилось? – непонимающе уставившись перед собой, Кетрин не стала оборачиваться и скрывать недоумение в севшем голосе – а какой смысл? Нервно вздрогнула – мужчина аккуратно стянул с неё рубашку. - Так лучше. – Предоставив ему решать, как и что у них случится, Кетрин терпеливо замерла. – Открой глаза, - мгновение спустя Элайджа усадил её сверху, сам откинувшись на спину на кровати, и теперь его взгляд жадно скользил по телу женщины. Менторским тоном, который он так хорошо умел принимать при случае, объявил: - Мне хочется тебя рассмотреть. И откровенно усмехнулся, почувствовав толчок в грудь и встретив жгучий гневный взгляд. Замер, разглядывая и не давая сбежать с кровати. Стремительная, яркая, свободолюбивая… «Эстет чёртов!» - Попроси братца – сводит на вернисаж. Язвительная и высокомерная, но… - Братец в этом случае, к сожалению, не равноценная замена. - Элайджа видел, что сильно её рассердил: ноздри заметно раздувались, словно учуяв что-то лакомое, губы и щёки окрасились злым румянцем, а движения её рук и осанка лишились так тщательно пестуемой манерности кокотки. - Ну же, не злись. Ты знаешь, как желанна. - С чего бы? – она перестала бороться и обиженно надула губы. - Если так стремиться с меня слезть, то и вправду «с чего бы»? Целуя шею и плечи тяжело дышащей от возмущения Катерины, Первородный не смог сдержать смешок, когда на смену мгновению колебаний пришли нетерпение её хищных рук, стиснувших его шею, податливость прижавшегося тела и тихий, фыркающий вздох – Элайджа никогда не понимал, чего ради эта женщина, обратившись, давила из себя тяжеловесную томность? Словно на резвую, прыткую серну взгромоздили лошадиное седло. Он не искал в ней невинной и неопытной девочки, ему нужно было то, что отличало Катерину от тысяч смертных или обращённых вампирами женщин – живость её юной страсти. Опьяняюще юной, вопреки полутысячелетию за спиной. Обретя вновь способность видеть и чувствовать, Майклсон мотнул головой, прогоняя морок. С удивлением ощущая себя обессиленным, он перевернулся на бок. Женщина рядом была совсем бледной и лежала как мёртвая. Сердце её не билось. Катерина и была мёртвая на следующие пять минут, крови в ней из-за произошедшего в подвале с вампиром не хватило восстановить сердце и позвоночник в последний раз. Но всё же. Умудриться вымотать его… Это было странно. Именно физиологически странна сама возможность таким образом дёрнуть выключатель сознания Первородного, и привести его в неконтролируемое состояние потребности. Впервые за много лет Элайджа позволил удовлетвориться вампиру, скованному намеренным расщеплением личности: провести языком по шее брюнетки, вбирая запах двойника, погрузить клыки в желанную плоть и, наконец, опрокинуться в мир слепого наслаждения. И вернуться к себе настоящему, тому, который не утратил самоконтроль, уничтожая всё живое вокруг. Но откуда это ощущение дежавю, когда удовольствие на пике сменяется расслабленностью после? Татья? Наверняка, она. Стоит разобраться, возможно, попробовать другого двойника для сравнения - он не оставлял без внимания подобных нюансов. Но сейчас… Какое ему дело до всего этого? Элайджа погладил тёмные кудри женщины и замер, с упоением разглядывая её лицо. Бесконечно милая – отключение вампира не порождало восковой неподвижности черт мертвого человека, - она ему нравилась столь сильно, что сейчас вызывала радость до головокружения. Первородный фыркнул, представив, какой неадекватно-довольной сейчас выглядит его улыбающаяся физиономия. Хотя это довольство естественно – как никак двойник. Почти всегда вампиры оказывались не способны сильно любить кого-то, кого узнали после обращения. Сами они поначалу обычно и не задумывались о таких вещах, чересчур уж эгоистичны и импульсивны по природе, много от инстинктов хищника на первых порах жизни, слишком сильно энергия бурлит в жилах, и часто требовалось с полсотни лет, а то и больше для осознания ужаса положения: после обращения прежние страсти и привязанности, не говоря уже о действительно любви, настолько возрастают и прошивают до глубин естества, что на их фоне новые симпатии не имеют шансов. До понимания этого проходил срок как раз достаточный, чтобы утратить любимых людей. «Почти все вампиры» относилось к ряду исключений, вполне подтверждающих правило вроде Деймона Сальваторе, но там Первородному причины были ясны как день – очарованный внешностью Катерины, мальчик придумал в своей голове образ вовсе не соответствующий реальной женщине, а судьба привела его к Гилберт, оказавшейся именно той, которую он полюбил полторы сотни лет назад. Такое случалось, и Первородные научились использовать слабость приближённых вампиров к тем, кого они любили будучи ещё смертными. Прочитывали воспоминания и сны, изучали вкусы и терпеливо искали среди вновь живущих не просто внешних двойников, но и подходивших по характеру и духу под тех, кто был утрачен. Одна из ряда привилегий для особых воинов, именовавшихся паллиями. И Майклсоны не считались со временем и усилиями, так как знали, что зависимость от пары привяжет обречённых на одинокую вечность существ сильнее любых клятв. Сам Элайджа, конечно, не любил Катерины, наверное, не любил и Татьи, но физически она была желаннее и краше всех остальных женщин вместе взятых как двойник. Единственное, что его смущало – в такой ситуации он должен был испытывать равное влечение и к Елене. Должен, и даже при первой встрече ощутил лёгкий трепет желания, но уже при второй всё исчезло и больше не возрождалось. Возможно, дело в том, что Татья была страстной как Катерина, или до обращения его привлекал именно такой типаж чувственности, по меркам его времён, граничащий с распутным? Из-за экспериментов матери по обузданию их животных инстинктов в начале их жизненного пути он совершенно не помнил характера Татьи и всего, что было с ней связано. И хорошо, что не помнил, а потому не зависел от прошлых страстей – не хватало ему ещё оказаться на месте сопляка-Сальваторе. Нахмурившись – последние мысли вызвали неприятное тянущее ощущение, Элайджа откинулся на подушку, заложив руки за голову. Как бы ни было, Катерина наголодалась, конечно, и рассержена на него, но произошедшее с Клаусом грозило всей линии и ей в том числе из-за Мистик-Фоллзских кретинов. Благо Бекка успела их вовремя рассадить по подвалам и внушить, а они с Клаусом доработали с бывшим учителем истории… Подтянувшись на локте к тумбочке, он подхватил нож и стакан с кровью из тех, которыми наполнялась ванна. Железом разжал зубы Катерины и начал вливать кровь. Она просыпалась очень медленно, только тело задрожало в остаточных всплесках, но сознание лишь едва откликалось даже на его зов - тоненький ментальный канал связывавший сознание Древних и двойника. Согласно звонку Кола, вампиры снова отбились от рук, и у них назревал конфликт в Штатах – вряд ли что-то серьёзное, видно, они давно не демонстрировали примеров показательных расправ, плюс у Клауса роман с какой-то светловолосой девочкой из Мистик-Фоллз, а самого Элайджу одолевали сомнения, как будет правильно поступить с женщиной, медленно просыпавшейся рядом. Он откинул завившиеся от пота кудряшки с её лба. Дай палец – откусит руку, что держать Катерину нужно на большом расстоянии от сокровенных семейных, а значит и его собственных мыслей и планов Майклсон не сомневался и полтысячелетия назад, когда та маленькая нахалка вместо того, чтобы тихо млеть от восторга, что на её непрезентабельную личность из болгарской провинции обратили внимание благородные лорды, совала нос куда не просят и пыталась построить весь замок, начиная со слуг и заканчивая «женихом» и "шурином". На нынешний день ничего не изменилось, только девочка подросла и научилась лицемерить с совершенством гениальной актрисы. И да, сполна распробовала вкус свободы – сидение под замком в английской глуши годами в ожидании внимания своего господина ей и раньше было не слишком по нраву, а теперь на добровольных началах точно не удовлетворит. Невесело хмыкнув от воспоминаний прошлых и обязательств сегодняшних, Элайджа бесшумно поднялся, натянул брюки, застегнул. Но, когда обернулся бросить взгляд на постель, на него мягко смотрела распахнувшая веки Катерина. Хотя, нет, по-прежнему самодовольно и игриво, словно молчаливо констатируя: «всё равно, получилось по-моему». - Реакция на кровь на твоём теле. – Тяжеловатый шлепок по заду, но после – долгий поцелуй. Не внушение, но под взглядом оказавшихся неожиданно близко глаз Первородного расширившиеся зрачки вампирши затопили радужку. – Веди себя правильно, и ты испытаешь много удовольствий. - А если неправильно, - поддразнивая протянула Кетрин, обхватывая его шею руками. - Ты их недополучишь. Да и... – теперь это уже было не что иное, как внушение: - у нас были мм… подобные сексуальные мероприятия после твоего обращения? - Нет, конечно. – Брюнетка, буквально висевшая на мужчине, растерянно опустила руки и сползла в постель. – Нет. - Катерина смотрела сейчас так удивлённо, что хотя Элайджа и доверял лишь отсутствию вербены в её крови, но почувствовал непонятную неловкость. Не перед ней - перед самим собой. Потрепал Петрову по колену. - Тогда спи. "То есть - не задавай вопросов". Послушно кивнув, она улыбнулась и услышала щелчок замка в двери. Очевидно, смерть в виде отделения от тела мышечного комка, именуемого сердцем, ей не грозила. Пробуждение в руках Элайджи было почти безболезненным, совсем не та косто- или мышцеломка, которая бывает после обычного насильственного вырубания сознания вампира. Это было приятно, так невероятно приятно, что Кетрин и вправду решила поступить согласно совету Первородного и расслабилась, утопив тело на подушках. После стольких лет погонь, после всего, что она помнила о времени, когда была человеком, вампирша давно поняла: если это не уронит её лица в мире вампиров, она не задумываясь окажется в постели Элайджи в предвкушении преференций. Но даже если предполагала, что им будет неплохо вдвоём, то, учитывая её отношение к сексу как приятному, всё же инструменту достижения целей и культивируемый годами страх перед всеми Первородными, Кетрин не ожидала от себя столь... Ладно, надо признать – они подошли друг другу в постели чересчур хорошо, чтобы это было естественно для первого раза, и прошлый опыт Элайджи с телом Татьи, или что-то ещё тому виной, а страх не выдержал и пары долгих поцелуев, и теперь помимо всего прочего ещё и предстояло бороться с притягательностью статуса постоянной любовницы Элайджи: она слишком хорошо знала Первородных и их приоритеты. Но главное - почти свободна. Свободна идти куда хочется, жить, как хочется, и выбирать мужчин только по своему вкусу… Не нужно больше скрываться от Клауса и довольствоваться объедками на скорую руку, вечно выдавая бомжпакет с химической приправой за высокую кухню. - Элайджа… - всё же она сумела подать голос, пусть и тихий, и дрожащий спросонья. – Мой лорд. – Распробовала на языке, засмеялась, взбивая подушку и с чувством самодовольства повторила: – О, ты о многом не знаешь, но иногда умеешь быть убедительным… Он ещё обязательно объяснит, почему она была нужна его ревнивому психопату-братцу только до тех пор, пока он, Элайджа, не оказался в гробу. И кто и зачем поратовал перед гибридом, чтобы он её отпустил погулять. И что значил этот странный вопрос в конце? Позже. А пока – нужно хорошенько отоспаться, после выкупаться и напиться крови всех типов, чтобы был в порядке её идеальный наряд, в котором она придёт на праздник. Кетрин беззвучно хихикнула, представив лицо Майклсона, когда он увидит, что она пришла на его, без сомнения, как всегда праведно-правильный вечер голой. США. Мистик Фоллз. - Это всё? – Девушка в ярко-розовом платье нервно повела плечами. Слова о том, что он будет её ждать спустя многие годы, и эта вечеринка двадцатых… Керолайн всегда знала, что она обычная, непримечательная блондинка из маленького городка, и титул «Мисс Мистик Фоллз» не менял этого, тем более не меняло обращение в вампира. Особенной была Елена, вызывавшая бурные страсти, интерес окружающих, даже пусть всё и оборачивалось желанием убить потомка Петровой. Особенной была Бонни – сильнейшая ведьма, наследница многих поколений, ценный экземпляр и звено иерархии мира сверхъестественных существ. Особенной была Кетрин, легендарная дамочка на каблуках, её искали полтысячелетия Древние, искали Сальваторе, из-за неё попрощались с головой многие и многие, включая саму Керолайн. Особенным был и Тайлер – первый гибрид Клауса... Много кто был особенным, а вот сама Керолайн - нет. В окружении бесконечных смертей, едва не умерев от укуса оборотня, Керолайн невольно стала задумываться, что случится, если её не станет? Ничего. Да ничего не изменится. Только вот мама по своей потерянной дочери будет горевать до конца жизни, по иронии или скорее уж циничности судьбы той жизни, которая в свою очередь никому не интересна кроме Керолайн. Остальные, даже Тайлер, не говоря уж о вечно занятой своими переживаниями Елене честно отплачут и успокоятся через неделю, другую. Как они толком не вспоминают о закопанной в лесу Викки, Мейсоне, этой девушке, подруге Стефана – Кер забыла её имя, бабушке Бонни и многих ещё. Её спасали, но всегда ради кого-то, а не неё самой – ради маминого расположения, ради Елены… Кроме Стефана, с ограничением, что на другой чаше весов не окажется Елена. И Клауса. Клаус же заставлял хотеть… Хотеть чего-то большего. Видеть будущее. Пусть не особенной женщиной, но счастливой, а не просто пешкой чьей-то блестящей и знаменитой истории. Но почему она, а не кто-то более подходящий в пару Первородному? Клаус… Девушка не поняла, что произнесла имя вслух. - Керолайн? Ты меня слушаешь? – голос вклинился в раздумья, и Кер вздрогнула, вспомнив, с кем она танцует, и к чьему плечу прижалась. - Да, - глаза блондинки похолодели. Она отстранилась. - Это совет. И совет хороший. - Какой? – недоуменно сдвинула брови девушка. - Ты опять всё прослушала? – фыркнул Древний. – Совет уехать. - Я. Не. Поеду. С тобой, - с расстановкой ответила Керолайн. Поджала губы, гневно глядя на Клауса. - Ты всё прослушала, - мягко усмехнувшись, констатировал гибрид. – Я говорил не про себя, а про твою мать. - Я уже предупреждала – не упоминай об отце. Теперь повторю. Не трогай мою мать, не такому как ты мне советовать о родных. Резко. Керолайн и сама не ожидала от себе подобной бессмысленной грубости. Но её неожиданно сильно задело собственное, нездорово-благодарное отношение к тому, что поддразнивание гибрида оставалась лёгким подтруниванием, не доходя до грани унизительной насмешки, часто заставлявшей ощутить себя недалёкой девицей неспособной вникнуть в высокие материи, как в случае с... Не только Деймоном или Кетрин, тут-то всё понятно, но и с ближайшими подругами. И многими другими из её окружения. Тем временем в глазах Клауса вспыхнула ярость, его рука больно сжала запястье блондинки. - И всё же я скажу. Уезжайте с ней. Уезжайте как можно быстрее из этого городка. - Здесь мои друзья и вся жизнь. - Здесь твоя смерть, Керолайн. Елена Гилберт приносит только слёзы и горе тем, кто с ней рядом, – жестко произнес Древний, останавливаясь. - Оглянись вокруг? Волчонок. Где его отец, дядька? Или где бабка твоей подруги, сестра этого блондинчика? - Ты неплохо изучил нас, - хрипло усмехнулась Керолайн, не понимая, откуда он узнал о её мыслях. - Вы мне забавны, любовь моя. Неужели ты думаешь, что я позволяю вам этот балаган, потому что не могу с ним справиться? – тяжёлый взгляд тысячелетнего существа прошивал её насквозь, Керолайн как-то выдерживала. – Но вернёмся к твоим делам. Я готов тебя ждать сотню лет у своей двери, но я не могу караулить каждый твой шаг. А шаг в ногу с Гилберт предполагает смерть. Если выбор падёт спасти тебя или Елену, как ты думаешь, кого предпочтут? - Этого не случится. - Я лишь из вежливости использовал «если» вместо «когда», - усмехнулся Клаус. - Рано или поздно этот день наступит для тебя. Или для твоей матери. Ты думаешь, твоя мать захочет стать вампиром или, как твой отец, предпочтёт смерть человеком? - Я не могу… - Да или нет? - Она предпочтёт остаться смертной, - прошептала Керолайн, в глазах заплескались слёзы. - Тогда подумай о том, как ценны эти дни, пока она ещё жива. У тебя вечность, любовь моя. Возьми даже своего волчонка, его мамашу, и сваливайте подальше от Гилберт, Пирс, моих братьев и Сальваторе. Пусть разбираются сами. - Бонни… - Нет. Бонни предпочла Елену миссис Беннет. Ваши дороги разошлись, когда Елена выбрала Сальваторе. - Она просто любит Стефана! Ты не знаешь, что такое любить и… - Оставь это. Она любит себя, - скривился Первородный. – Ты никогда не думала, что я могу запросто убить любого из её семьи? И даже, о мои усики и ушки, столь любимого ею, нашего дорогого Стефана, - он картинно прищёлкнул пальцами. – Дженна, Джереми, дядя Джон, милашка Изобель… Ах, я запамятовал - в живых-то только Джереми. Это временная ситуация, я полагаю… - Ты виноват в смерти остальных. - Пожалуйста, назови хоть одну объективную причину, почему я не должен был этого делать? - он улыбнулся. - Учитывая статус местного маньяка? - Постой, постой. То есть ты, - она обвиняюще ткнула пальцем мужчине в грудь, опять напрочь забыв о личном пространстве и намерении держаться подальше, - согласен насчёт общего мнения о нездоровой психики? Которое я, кстати, разделяю и ещё считаю тебя эм... самолюбивым, и уже потому не способным признать иной точки зрения кроме своей собстве... - Конечно, - поспешил прервать словесный поток возмущения столь очевидно выраженного Керолайн Древний: - Когда это играет мне на руку и не оправдывает Елены со товарищи, я всё признаю. Это было абсурдно. Просто абсурдно оставаться таким обаятельным, говоря о собственной нездоровой психике... Блондинка нахмурилась. А говорили ещё, что в Средневековье у всех людей были зубы сплошь плохие. Какие же это плохие? Вон белые, ровные... Керолайн попыталась вернуть из-за пагубного влияния гибрида разбегающиеся в разные (в основном ненужные и чересчур жизнерадостные) стороны мысли к привычным проблемам и печалям: - Мы убивали из-за нужды, а не ради власти. Разумеется, Клаус окончательно испортил скорбность момента своим неуместным смехом. - Кого это так нужно и необходимо было убивать, вместо того, чтобы запереть в подвале? Родственничков моей ведьмочки, копов, которых ты тогда загрызла, или, может, бедолагу Мейсона? Моего братца проткнули-то за что, если заключили сделку? Почему не убили Катерину сразу в гробнице, а она натворила бед похуже, чем Мейсон? - Керолайн молчала. - Ах да, я забыл, Сальваторе же её трахали. Остальных вы убили, потому что вампиры. Вы вампиры, Керолайн. Она упрямо выставила подбородок: - Я всё же постараюсь уговорить Бонни поехать с нами. – Сглотнула, и, глядя в её серые глаза, Клаус почувствовал, что его, как всегда бывало в её присутствии, наполняет радостное чувство. - Ты приняла решение? - Да. - Тогда позволь подстраховаться. Уезжайте со своей матерью из Мистик Фоллз, Керолайн. – Зрачок девушки сократился под внушением. Древний улыбнулся, поцеловал её несмотря на вампиризм похолодевшие пальцы. – Знаешь, вечер наверняка будет дурацкий как обычно, но до нынешнего момента он был просто отличным. Просто признай это. - Не признаю, - выдохнула Керолайн, и вдруг, не сильно вовремя опомнившись, возвестила: - Стоп... Это же я организовывала. Он дальше будет ещё лучше! - Определённо. До свидания. - Но… - Он уже исчез, белое пятно в разноцветной толпе. Хотел бы – услышал, значит не хотел. Керолайн нахмурилась – если уезжать, они не увидятся ближайшие… Много лет. И она так и не узнает, почему именно она привлекла его внимание? Видимо, не узнает. - Прощай. Тряхнув головой – ненормально же, что прощание с маньяком всея Мистик Фоллз её так расстроило, но как всегда беспечно выкинув мысль из головы, блондинка улыбнулась подхватившему её ладонь новому кавалеру. *** Вечером, усталая после событий дня, Керолайн медленно брела по дорожке к крыльцу родного дома. В очередной раз их праздник, вечеринку ради которой она старалась, почтила визитом смерть. Девушка была так подавлена, что не сразу заметила пакет у порога и, лишь зацепившись и едва не упав на высоких шпильках, обратила на него внимание. Внутри были две бархатные коробки и записка. В коробах браслеты - простые, тонкие как паутина нитки платины с крошечными подвесками с сапфиром, странно обточенные в форме буквы «О». Записка: «Эти браслеты для тебя и миссис Форбс дадут вам карт-бланш на появление в любом городе Старого Света и Азии, никто из старших вампиров не посмеет вас тронуть. Будь осторожна с теми, кто моложе ста лет – мы работаем над иерархией, но они могут не знать о собственном подчинении. Образование нынче ни к чёрту, учитывая уровень учителей истории». Керолайн закрыла глаза, невольно усмехнувшись последней фразе. Сердце ёкнуло – впервые в жизни кто-то кроме родителей заботился исключительно о ней, безо всяких "если". - Мама, мама… - распахнув дверь, она побежала в дом. Европа. Австрия. - Свободна, - отпустив служанку, Кетрин прищурилась и томно изогнулась перед зеркалом, рассматривая сложную причёску из локонов, украшенную одной лишь чёрной лилией. Вдела в уши пусеты из чёрных бриллиантов. И без того живые глаза дьявольски заблестели, и, набросив на плечи тёмный газ, она быстро прошла по коридору и ступила на лестницу. Чёрное платье с низким декольте фиксировало каждую линию, каждый изгиб упругого тела, и не способный припомнить наличие столь откровенной одежды в замке Элайджа не вдруг включил зрение вампира и издалека понял, что платье только нарисовано, и все прелести... Лилия на щёчке завершала образ, придавая жестокой тёмной красоте озорное очарование, которое почему-то никогда не удавалось сохранять долго другим обращённым в вампиров женщинам. Глаза девушки быстро ощупали фигуру хозяина вечера, и Кетрин вдруг улыбнулась забавному совпадению: он совершенно точно не мог знать, как она будет выглядеть, но был одет так же как и она в чёрное. Хотя... Он ведь всегда в этом веке, наверное, черном? Голоса смолкли, и Кетрин замерла на мгновение на верхней ступеньке, откровенно наслаждаясь произведённым эффектом и взглядами: восхищёнными, любопытствующими и… узнающими. Плавно спускаясь, Петрова сумела сдержать дрожь – половину присутствующих она знала лично, а те, кого не знала, очевидно, знали её. Кетрин обуяла ярость, впрочем, как и страх ничем себя не проявившая и, виляя обнажёнными бёдрами, женщина направилась прямиком к хозяину вечера. - Что здесь происходит, Элайджа? - Привожу в порядок свои дела, - рука вампира легла ей на шею, он крепко стиснул пальцами позвонок, и, поняв прозрачный намёк, Кетрин замерла, ослепительно улыбаясь. – Хотел потом, но ты сама испортила себе подобие праздника. Надень вместо браслета. В её ладони оказалась тонкая цепочка из белого металла с подвеской ассиметричного плетения. - А ты не объяснишь, почему они все?.. Я многих из них обратила. - Именно потому что именно чьей-то прекрасной персоне я обязан сворой ублюдков всех мастей в своём подчинении, - она видела, как брезгливо скривились его губы. - И не скажу, что рад перспективам. - Большинство были очень симпатичные люди. По-своему. - Таллии отбирающиеся по смазливости лиц или иным достоинствам? – издевательски-любезно уточнил Первородный. - Надо будет рассказать брату. Он до сих пор ломает голову о принципе подбора ему новых подданных. - Я с уважением отношусь к традиции, ведь основное достоинство – лояльность к тому, кто обращал? И некоторое чувство к обратившему? - усмехнулась Кетрин, стараясь не показать, как сильно нервничает. – Он не будет оскорблён, учитывая гуманистическую деятельность Барби. - Полагаю у неё больше достоинств, чем ты ожидаешь. - Я имела ввиду твою сестру, а не малышку Форбс. - Не стоит тянуть время. - Кетрин вздрогнула – холодный серебряный знак устроился между круглых грудей. – Надеюсь, мы всё выяснили? - Всё? Он на долю мгновения задержал взгляд на вершинках смотрящих вверх полушарий. - Зайдёшь ко мне в кабинет перед сном. Праздник и вправду не задался – даже убийственное очарование и похоть в глазах не оказывали привычного магического эффект. От неё отстранялись как от чумной, и причиной не мог быть наряд – об эксцентричности Кетрин Пирс ходили легенды, но все вампиры эксцентричны уже потому что стары. Они подходили, здоровались и спешили исчезнуть в толпе. Поэтому Кетрин ничего не оставалось в итоге, как стоять в сторонке и наблюдать за действиями Элайджи. - Я пришла. – Кожа уже не была покрыта краской, шёлковый халат довольно плотно облекал фигуру, а от прежней дивы остался только чёрный лак на ногтях вместо привычного бордового, лилия герба дома Валуа на щеке да взгляд с сумасшедшинкой. - Что ты хотел мне сказать? Я уже могу уехать? Он не объяснил причины сегодняшнего странного поведения, и Кетрин не собиралась облегчать задачу. Мяч не на её стороне. - Да. – Гнев кипел, но Элайджа не позволял ему выйти наружу. Не сегодня – после устроенного ею представления, даже напуганные вампиры подходили к нему с явно проступающими буграми на штанах, он готов был свернуть нескольким шеи, но не в его привычках было устраивать расправы на официальных приёмах, и Катерина, какой бы прелестной ни была – всего лишь эгоистичная женщина, - не должна их менять. - Ты свободна за исключением одной вещи. - Какой? – она вдруг почувствовала, что кожа под выданным ей кулоном вспотела. Ерунда – вампиры не потеют так просто… - Твоя кровь теперь принадлежит мне. Только мне. Это было не то, чего она подсознательно ожидала. И все равно Кетрин удивилась лёгкому уколу разочарования, который почувствовала. - То есть я не смогу… - Ни обращать, ни лечить, ни обмениваться ею с вампирами. Никаких экспериментов. – Он очутился рядом и поддел пальцем её подбородок, внушая: – Ты никому не можешь без моего разрешения давать свою кровь, Катерина. - Да. - Если тебя изнасилуют… Она недоверчиво фыркнула, Древний холодно усмехнулся: - При твоём образе жизни может произойти всё, что угодно. Сейчас ты свободна и не будешь прятаться от старших вампиров, как раньше, а они вполне могут захотеть попользоваться такой знаменитой плотью. Так что если тебя изнасилуют или возьмут кровь, ты должна сообщить мне. Il collare* не снимать. - Да. – И недоумевающе, тщательно сдерживая ярость, уточнила: - Il collare? - Это, - он чуть потянул за ворот халата обнажая ложбинку декольте и мимолётно коснулся серебряной подвески. – Даётся только самым ценным мм… существам волшебного мира, находящимся под нашим покровительством. - Дорогим рабам. Сотрудничающие с вами ведьмы и те, кого вы лично охраняете, носят другой. С буквой «О». - Если тебе это приятнее услышать, как я проговариваю это, то да, это выдаётся моим личным рабам. Он не просто защищает от солнца, но показывает всем старшим моей и остальных линий, а так же зависимым от них, что кр… ты принадлежишь мне и должна слушаться только меня. - Я же была в нижних подвалах и видела воспоминания пленников. Почему не обычное клеймо? – спросила Катерина, несмотря на горечь озвученного статуса жадно впитывая информацию, пока он был в столь благодушном настроении для диалога. Не каждый день можно так накоротке разговаривать с Первородным. И с трудом не отшатнулась: Элайджа нажал на металл, не касаясь её кожи, давя несильно, но впечатывая так, что остался след. Подвеска до крови поцарапала концами плетения. Стараясь погасить это непонятый ею гнев, женщина быстро переменила тему вопроса: - Каким будет урон в случае их ослушания? И моего? - Об их наказании тебе знать не стоит. А ты не сможешь ослушаться, Катерина. – Почти вкрадчиво: - И провоцировать преданных мне людей пожелать причинить тебе вред и стать отступниками тоже. - Но в тоже время я могу делать всё, что хочу? – Игнорируя его руку и догадку, она недоверчиво подняла брови: - В чём логика? - Я не собираюсь принуждать тебя больше необходимого, - напомнил Древний, отходя и присев на край стола. После начал терпеливо объяснять: - Катерина, ты двойник, и даже в бессмертном виде твоя кровь – идеал. По сути наркотик. Ты уже поняла, что вкус крови, которую выпивает вампир, и его собственный - не одно и то же. Ферменты и гормоны у него свои собственные как и многое остальное, давай не будем вдаваться в биохимию. – Стоявшая напротив Кетрин почувствовала себя просто маленькой вещицей с навешенным ценником. Ценником баснословной цены, но уязвимой. Села в ближайшее кресло и тут же пожалела: стало ещё более нервно. – Мы все созданы от крови двойника, и она самая вкусная и желанная. Уникальная, как состав воды для человека. Кроме Клауса, он - единственное исключение из-за его двойной природы. И Ребекки - по той же причине. При последних словах левая бровь Катерины в немом вопросе ушла вверх и вбок. Но Элайджа сделал вид, что не понял, и она не посмела озвучить, продолжая слушать. Слушать становилось крайне неприятно. - Ты никогда не взаимодействовала со старшими вампирами, потому что они подчинялись Семье, но если они узнают - начнётся настоящая гражданская война за обладание самой вкусной пищей. - Однако я обращала, и младшие вампиры не стали наркоманами. - Стали, просто не осознают своей зависимости, - задумчиво глядя на неё проговорил Элайджа. - Если человеку вколоть незнакомый наркотик, ломка будет, а вот понимания, что именно ему требуется, нет. В большинстве своём они так сильно вожделеют тебя не из-за любви или какого-то убийственного очарования, а лишь из-за подсознательного понимания их организмов больших возможностей получения твоей крови, когда ты рядом во время секса. Инстинкт, если хочешь. - Я обращала людей, - процедила Кетрин. - Но мы же говорим про вампиров. В случае людей, - он вдруг улыбнулся, - не нужно безумия. Для возникновения некоторого чувства у человека достаточно сочетания в женщине красоты, молодости и доступности. Вампиры же, заметь, в основном это мужчины, ради страсти к тебе рисковали жизнью, хотя за донесение могли получить любую из эскорта моего брата. Его девушки настолько вымуштрованы и разнообразны по типажам, что, учитывая природную неразборчивость и отсутствие подсознательного стимула к моногамии в виде болезней или социальных устоев вроде религиозности у вампиров, без своей крови ты была бы лишена шанса так долго скрываться. - Я не неразборчивая. Я вообще не… - уже аккуратнее, без эмоций: - не неразборчивая. Ты хочешь сказать, что я безнаказанно обращала вампиров из-за своей крови? - Безусловно. Те, кто практиковал такое самовольство до тебя и твоих эм… последователей, скоро предавали «предка», надеясь на наше снисхождение. Иногда получали. Остальные "потомки" вырезались. Ты же это знаешь не хуже меня. А твоя кровь поддерживала в обращённых тобой вампирах нужный уровень влюблённости и защищала от предательства. Из-за сильной физической привязанности - проблема тебя разыскать стала оче… И брюнетка не выдержала попрания венца, в который верила – пусть негромко и спокойно, но перебила: - Ты говоришь, что вся ценность секса со мной заключается в близости вен на шее, но среди моих любовников были и оборотни. - Но не каждый же первый поддавался. Суть не в умалении твоей привлекательности, но мужчин привлекают и очаровывают разные типажи, - не демонстрируя и толики раздражения пояснил Элайджа. - Одна женщина не может получить всех, Катерина. И ты знаешь исключение, доказывающее правило. И именно поэтому ты не можешь сейчас понять и принять мои слова. – Всё так же тихо, но уверенно: - Ему стало плевать на тебя сразу после обращения. - Нет. - Да. Если Деймон мог дать вытянуть из себя жилы, то Стефана не мучит твоя доступность или недоступность. И твоя смерть тоже вне привязки к наличию Елены в его жизни. - Почему? – голос Кетрин не дрогнул, но желание возражать ушло. - Потому что относительно пищи он – аномалия. Маньяк, которого привлекает лишь определённая кровь. Не твоя как вампира, не белок, и даже не Елены, а только разнообразие человеческой. Ответить ей было нечего. Какое-то время Кетрин с тщанием и упорством рассматривала свои ладони и пальцы. За окном тихонько поскрипывал лес, окружавший старинный замок, внизу на парадной лестнице переговаривались гости вечера и звучала скрипка. Зная насколько велико самолюбие сидящей перед ним женщины, и какой удар оно только что получило, Элайджа её не торопил и одновременно испытывал некое садистское наслаждение от ощущения ломки щитов, которыми Петрова прикрывала свои слабости. Наконец, она бесстрастно проговорила: - Ясно. Да, теперь мне понятнее и столь откровенный интерес твоего брата к Стефану. Но зачем ты так подробно это рассказываешь? – С каждым словом Кетрин чувствовала спокойнее, находя уверенность в здоровом цинизме: - Вряд ли, чтобы унизить. - Чтобы ты понимала значение и важность защитной функции il collare. Ты можешь либо стать мне равной, либо принадлежать как рабыня. - Он внимательно посмотрел на трепещущие в гневе ноздри брюнетки - единственный признак дурного настроения, затем чуть передернул плечами и негромко сказал: – Ты никогда не станешь мне ровней, Катерина. Если бы унижения этим вечером заменялись оплеухами, её щёки уже стали тёмно-бордовыми. - По крайней мере, я знаю, чего ждать, - сглотнув и понимая, что голос её звучит неадекватно-весело данной ситуации, и одно это выдает её униженность с головой, ответила Петрова. Ответила одновременно игнорируя лёгкую волну страха от того, что, отступив от стола, Элайджа начал неторопливо приближаться. - И у вещи нет ответственности за поступки. Ответственность только на владельце? - Да. До тех пор, пока она не убьёт равного своему хозяину. Не стоит так тщательно скрывать ярость, Катерина. Я чувствую... Твоё тело стало теплее. Это ожидаемо. – И снова его взгляд скользнул по словно намагниченной подвеске. – На самом деле, мне проще тебя убить. - Но ты этого не сделаешь. – Карие глаза распахнулись, неустанно следя за готовящейся к взмаху рукой Первородного. Полтысячелетия назад он был очень снисходителен к огромной массе вопросов, слетавших с уст деревенской девчонки… Сейчас Катерина вспомнила, что не раз читала в мемуарах вампиров будто старший из Древних братьев человек светский, но крайне не любит личных вопросов. И что выражение его неудовольствия стоит головы, лишь если ему лень добираться до сердца. До подвески на шее – взмах руки, от подвески до сердца – несколько дюймов плоти и пара рёбер. Расстояние невелико. Она забоялась умереть прямо сейчас, коленки дрожали, но что-то давно забытое вдруг взбунтовалось и не давало торговаться. – Я вам всё ещё нужна, иначе Клаус убил бы меня ещё в Мистик Фоллз. Точнее я нужна тебе. Элайджа вдруг нахмурился, пальцы вместо того, чтобы погрузиться в её грудь, легли на ручку двери. Прошёл мимо. Кетрин с трудом сдержалась и не прикрыла ресницами глаза от облегчения – он вовсе не собирался ей угрожать, просто направлялся к выходу из кабинета. Кивок – Кетрин встала с места. - Как я уже сказал, ты свободна. Кровь будешь давать, но редко, - пауза и вывод: - я не отношусь к гедонистам. - Но исходя из услышанного, ты её попробовал и хочешь, - брюнетка неосознанно провела ладонью по шее, следуя за ним из комнаты. – Остальные – нет. И зачем сообщать о мхм… покусившихся. - Попробовал, когда ты стала моей собственностью. - То ли она себя выдала, то ли просто слишком хорошо изучил - он раскусил её мысли прежде, чем Кетрин придумала, как использовать новую информацию в свою пользу. Предельно сухо: – И не думай - мне не пятнадцать лет, чтобы идти на поводу у своих «хочу». Вопрос в другом. Сейчас над тобой проведут обряд… Не бойся, ты всего лишь поменяешь создателя. - Клауса на тебя. Это принципиально? - Принципиально, - отрезал мужчина. Ничего, кроме как вновь подчиниться Кетрин не оставалось, и она поплелась за ним наверх. В её комнате уже ждала давешняя улыбчивая ведьма и распорядитель, приехавший вместе с Элайджей в замок. - Ложитесь на постель, Катерина, и выпейте. - Что это? - Зелье. Оно должно уменьшить боль. - Боль? - Взгляд на Элайджу. - Краткосрочная боль при обряде, - спокойно пояснил Первородный. – Не волнуйся, я не собираюсь тебя убивать или даже долго мучить. Секунда, и вспыхнули свечи, затопившие комнату пляшущим светом, зазвенел на низких нотах голос негритянки, но ничего не происходило. Брюнетка на постели заёрзала, недоуменно глядя на Первородного. И мозг пронзила первая игла боли. Такая сильная, что осознание пришло не сразу, а когда пришло, из горла женщины вырвался нечеловеческий крик. - Нет, нет… Прекрати это! – Выгнувшись дугой, Кетрин снова закричала, из носа и ушей пошла кровь. Дальше ничего связного уже не было, только скулёж и обломанные ногти, царапающие кованое изголовье. - Потерпи немного. Немного… Часы мерно тикали, отбивали свой такт, но ничего не прекращалось. Кровь из девушки уже не лилась, но она рвала на себе одежду и кожу с силой, заставлявшей Элайджу использовать всю мощь, чтобы удержать её руки на месте. - Катерина… - Тело Кетрин вновь изогнулось, на губах выступила кровавая пена. Но его поразили глаза полные дикой, инстинктивной боли. И одному Элайдже понятного немого упрёка. Он с бешенством уставился на ведьму. - Ты сказала, что это продлится недолго! Что с ней? - Заклинание перековывает не только её, но и остальную идущую от неё линию. - Обращённые ею крови имеют свои характеристики? Так двойник не то же самое, что обычный вампир. - Да. Большая зависимость… - голос мужчины изменился, ведьма увидела в нём Первородного и струхнула: - Видимо, двойник – нарушение связи, передаточное звено между вами и ими, милорд. Поэтому они мучают её. Ей не помочь, пока все не изменят их хозяина. Элайджа оцепенел. Поднявшись, засунул руки в карманы и, скривив рот, оглядел кровать. На ней, вперив взгляд в потолок, продолжала сипеть от разрывающей изнутри силы Катерина. - Можно запустить обратный процесс? - Нет. - Если я отдам приказ убить их всех, кто есть в доме? Её желание избавиться от сотен вампиров из линии Кетрин - беспредельщиков, для которых не было никаких рамок и правил в этом мире, могло обернуться катастрофой для неё лично, но ведьма решила пойти до конца. - Да. Это может помочь. Неопределённый ответ… А рядом билась в агонии и потом угасала жизнь, которую он пытался сохранить. Женщина, у которой, разумеется, не было выбора, но Элайджа сам пообещал, что она не испытает сильной боли и страха. Катерина ему не поверила. Снова не поверила. И он понял, что вот-вот проиграет главный в своей жизни… можно это противостояние назвать спором?.. нельзя, но пусть будет он… главный их заочный спор. Решение было принято, и ведьма с трудом удержала рвущуюся с губ улыбку, когда Первородный отчеканил: - Фарид… - К нему подошёл седоволосый мужчина, в котором чувствовалась восточная кровь – один из первых обращённых, когда-то оказавших услугу и объяснивших как читать арабскую письменность. – Сделай это. - Ты не прав. - Они отжили свой век, – в чёрных глазах не плеснулось никакого чувства. - Ради неё уничтожить столько сотен вампиров? Когда на носу война? Это всего лишь женщина. И у вас есть ещё одна. А, возможно, две таких. - С каких пор я должен повторять приказ? - И чуть мягче, как положено к тысячелетнему другу: - Они к тому же ублюдки. Невелика потеря. Идите. Коротким кивком велев ведьме покинуть комнату вместе с ним, Фарид вышел. Ещё пятнадцать минут ада на разорванных простынях, но смерть нескольких сотен гостей помогла. Она не могла даже выпить его кровь – обессилев, не могла сглотнуть, и Элайдже приходилось шприцем вкалывать напрямую. - Ты сильнее всех женщин, которых я знал. И большинства мужчин. Кетрин его не слышала, уже не двигалась и только иногда тихонько подвывала, вынося пытку. - Если и умрешь, то не сегодня. – Рывком склонившись к женщине и отбросив пустой шприц, Элайджа прошипел: - Ты не имела причины тогда сбежать. И ты выдержишь это, Катерина. Только попробуй... Я притащу тебя из ада, и Клаус тебе покажется добрым дядюшкой, если ты сейчас посмеешь сдохнуть. Ты должна выжить. Ты, сука, не оставишь меня с этим. Но как выдерживать, если каждый капилляр и каждая клетка взрываются от невозможной муки, умирают и возрождаются вновь, и так по кругу десятки раз в минуту? Клетки перекраивались ещё всего лишь несколько минут, боль утихла за пятнадцать, но пошевелилась Кетрин только через час. Элайджа держал её на коленях, отпаивал кровью и это пусть очень медленно, давало эффект. - Почему ты? - Она дёрнулась и впилась зубами в подставленное запястье. Потом пакет с кровью. Наконец, с усилием села и накинула халатик, в котором пришла. - Ладно Клаус, но ты… Элайджа замер – он никогда, ни при каких обстоятельствах не видел раньше слёз в этих глазах, но теперь они блестели влагой. Одна слеза скатилась и упала с кончика круглого носа. А ведь какая она была красавица и оживлённая на дурацком вечере. Сколько дерзости всегда. Пытаясь привязать к себе, чтобы быть уверенным, что сможет контролировать, он потерял. Даже если заставить быть с ним – потерял. Первородный вдруг ощутил опустошение, и как просыпаются внутренние драконы… Или точнее вампир, без прикрас и лоска цивилизации. И потому он стал обычно спокоен. - До этого не было прецедентов по смене создателя с большим количеством обращённых от обычных вампиров. Я не ожидал таких… сложностей. В любом случае, с этой минуты ты свободна и под защитой. Кетрин хрипло рассмеялась в ответ. - Я почти догадалась, когда ты рассказал о ней. – Подвеска красовалась на прежнем месте. – Теперь окончательно поняла. Ты ведь купил меня у брата, да? - Купил. - Я не буду спрашивать насколько дорого заплачено, вы все умеете торговаться так же хорошо, как наказывать. – Горький смешок. - И да, я выдержала. Ты выиграл. Семейное умение, видно. Он молча вышел из комнаты и стал за дверью, слушая её судорожное дыхание за стеной. Как Катерина достаёт из бара алкоголь и кашляя и захлёбываясь пьёт залпом. Принюхался – кажется, виски. Умеет ли? Видимо, нет, не права его кареокая красавица. Она должна жить, но этого ему мало… Давно холодное, закалённое видами тысяч смертей, пыток, изнасилований и любой грязи мёртвое сердце вдруг оказалось живым, и дрожало как у старого эпилептика. Пусть он и не мог любить её, но хорошо осознавал ценность того, что утекло сквозь пальцы. Хотя что ему может сделаться? Сколько раз за сегодня разорвалось сердце Катерины? Разве можно остаться с теми, кто причиняет боль? Прошло пятьсот лет, но ему по-прежнему хотелось, чтобы его полюбила именно Катерина. По крайней мере, теперь захотела бы остаться с ним – ради власти, ради интересной жизни, ради ненормального сексуального соответствия... Женщины увлекали, он многих вспоминал с нежностью, и всё равно проходило пару сотен лет – лица истирались, забывались. Пятьсот лет чересчур долгий срок… Элайджа только когда увидел Катерину, повергшей в столбняк яркой вспышкой вспомнил, что Татья, его давняя возлюбленная, должна быть как эта болгарка, но уже давно понимал, что соотносит и Елену, и девушку из своей юности со вторым двойником. Они могли быть внешне похожими или отличаться, но именно от Катерины. Были ли у Татьи такие же локоны как у неё или как у Гилберт прямые волосы? Какие брови – широкие и острые, как у Катерины или изящными дугами как у Елены, глаза тёмные, весёлые и игривые, или чуть светлее, нежные и мягкие как у последнего двойника? Любила Татья наряды и эпатаж, или ходила скромно одетой? Да это было и не важно, похожи ли их характеры на Катеринин, главное, что он был именно такой у Петровой. И оттого ему нравились темноволосые кудрявые девушки с по-девичьи мягкими лицами и округлыми бёдрами и, да, весёлым нравом, какими бывали либо смертные, либо совсем юные вампирши, а не статные красавицы аристократической внешности изысканные до кончиков ногтей, в которых превращались с возрастом все остальные представительницы его вида. Выбор Элайджа всегда оставался в пользу только одной, уже потому что она одна и сумела выжить. Не забылась как сонм былых любовниц. И теперь Катерина тихонько постанывала от шока из-за перенесённой боли и сейчас пила уже вторую бутылку алкоголя. Он заставил себя прекратить подслушивать и пошёл вниз. Допросы никогда не были его любимым занятием, но тут нужен был лишь звонок по телефону и некоторое время. Когда же позже, в самый глухой час ночи Первородный стоял в гостиной, никаких следов от праздника не было, как и от нескольких сотен гостей. Кроме человеческих слуг под внушением у подножия лестницы стояли лишь ведьма и Фарид. - Ты выполнила часть сделки. - Да, я выполнила свою часть. – Чернокожая женщина улыбнулась Первородному. – Я рада доказать преданность, милорд. - Ты выполнила часть своей части сделки. А ещё часть – нет. Я ведь спрашивал о последствиях… США. Мистик-Фоллз. - Всё же в порядке. Она жива, волчонок не может тебе солгать. - Стремительно ходивший из угла в угол брат не внушал благодушия, так как Бекс знала получше многих – нервный Клаус сулит много неприятных минут. - Она что-то почувствовала? - Нет. Собирает тряпки. Едут с матерью в Париж. - Ну, вот видишь, - Первородная с недоумением увидела, как по выразительному лицу брата при названии города мелькнула тень… горечи? - Вы всё предусмотрели. - Да, она в безопасности. – Выпив бокал виски, Древний гибрид раздражённо фыркнул: - Я не люблю когда что-то идёт не так. Из-за какой-то суки, у Керолайн могли быть неприятности. - Избавь, - Бекс позволила себе эффектно захлопнуть зеркальце. – Теперь когда ваши питомцы разделены, я не хочу излияний по части корма, попонок и смен конюшен. Мне и своих забот хватает. - И какие же это заботы на повестке, сестричка? Платье к выпускному или совращение старины Донована? - Как минимум, в моей повестке не задействованы ваши задницы. Я же постоянно участвую в экспериментах, относящихся не к нашему выживанию, а к вашим сексуальным игрищам. Сегодня был раунд «ведьмы не любят вампиров, противостояние 99.0». Какая новость! Что дальше? У моей сучки пропал аппетит – найдём отравителя? Господи, да я скоро такими темпами подружусь с Гилберт! - Лучше бы ты подружилась с Сальваторе, – прошипел гибрид. Обычно сестрица была более… покорной. Впрочем, поставить на чашу весов - если кто и вызывал у Ребекки антипатию большую чем Керолайн, то лишь Катерина. Сегодня же Первородной пришлось проводить эксперимент для успокоения нервов по части выживания обеих девушек сразу, к тому же задействуя бессменную мисс Беннет. – Это выгодно. - Ты убьёшь его, когда я попрошу, – уловив перемену в настроении брата, и почувствовав некую снисходительность к запросам, Ребекка капризно скривила рот: – Когда дело будет сделано. - Я убью его. Если это будет… - Клаус прикинул неминуемые проблемы с Керолайн, голос звучал теперь очень примирительно: - будет ещё нужно. - Нужно. Почему мне обязательно так унижаться? Всё можно сделать проще. Светлые брови мужчины сошлись в переносице, на лбу появилась вертикальная, несвойственная юности его черт морщинка, уголки губ опустились, и лицо утратило мальчишеское очарование. - Дважды инстинкт мне подсказал правильный выбор вопреки аналитике. Позже стало очевидно, что оба убийства вели к нашему уничтожению. Мне этого достаточно, сестра. – Ребекка почувствовала, как на плечо легла тяжёлая ладонь. - Потеря хотя бы одного из пяти приведёт к вашей итоговой гибели, - подтвердила Первородная. И опустила глаза – она была предана братьям, но и Майкл был её отцом. Пусть нелюбимым, однако не настолько жестокосердным, чтобы вовсе не заметить его хладнокровно-спланированного убийства. Но если она не испытывала ненависти к Николаусу, совершив выбор давно, то Сальваторе и болгарка… Эти ничтожества посмели поднять руку на Первородного, вмешаться во внутреннее дело семьи, и уже потому в глазах Ребекки должны были понести наказание. Пусть нелогично карать их за по сути спасение Клауса, блондинка-Первородная славилась импульсивностью привязанностей. И умением ненавидеть. Но двойник перешла в собственность старшего брата, и события сегодняшней ночи заставили Древнюю вампиршу сильно насторожиться. После звонка Элайджи, ей с Клаусом посредством одного из вампиров линии Древнего гибрида пришлось сначала обратить какого-то бедолагу из реанимации госпиталя в Мистик-Фоллз, заразить его ядом оборотня, излечить кровью Клауса и после наблюдать за сменой линии на линию Ребекки. Уломать провести ритуал Бонни Беннет, которую нельзя просто так запугивать и заставлять в силу невзъе*енно крутых предков, – тоже та ещё задачка... И если явные радость и успокоение Клауса относительно благополучия новообращённого вампира были досадны, но понятны – его выживание доказывало безопасность происходящего для жизни Керолайн, то тревога из-за смерти слуги - прямо указывала на заботу о здравии Кетрин. Вот уж о ком Клаус раньше пёкся меньше всех! Поэтому Бекс сильно сомневалась, что Петрова может быть в ближайшем необозримом уничтожена ради мести, наверняка у братьев на двойника-вампира далеко идущие планы, а вот Сальваторе… – Пообещай, что ты убьёшь его. Когда мы закончим. - Обещаю. – Усмехнувшись – мысли сестры никогда не были для него terra incognita**, - и оставив в покое её плечо, Николаус сел в кресло. – Выпей. – Налив ей в хрустальный бокал вина, он с интересом оглядел лежащие свитки. Они вернулись из больницы около часа назад, но Ребекка не только не поела и не приняла душа, не подправила даже растёкшуюся косметику – как была направилась в библиотеку просматривать манускрипты. Сестра бывала обычно капризна, но нежна и тихо-ленива, и такой несвойственный ей энтузиазм впечатлял и одновременно смущал ум Древнего гибрида. - Но всё же я не достаточно понимаю твоё мнение о второй дороге. Если не смерть, то что нас ждёт? Власть, счастье? Ты ничего не говоришь. Не отпивая, Ребекка уставилась в бокал. Вино мерцало рубиновыми бликами, бросая отблески на матово-белую кожу блондинки, играючи освещая её вторую сущность. - Потому что я не знаю. Второй путь туманный. Там нет тлена, но что это за жизнь, - пауза, она по-прежнему лишь смотрела на вино, не касалась хрустального стерженька, - я тебе не скажу. При всём желании не скажу. Возможно, мы получим власть над всем миром волшебных существ как и планировали. Но возможно, мать сумеет связать тебя и нас, запереть в гробах и утопить в океане. Или заточить в подземельях её Цитадели. - Мы боремся за жизнь, Бекс. - А если эта жизнь страшнее смерти? - Тогда я голосую за отправку нас в космос. - Куда? – удивлённо вскинула печальные серые глаза девушка. И в растерянности увидела, что брат по-мальчишески улыбается ей. - Видишь ли на зелёных человечков я как-то больше надеюсь, чем на Атлантиду или нефтяников. Люди больше увлечены виагрой и гаджетами, и последнее время не сильно-то чешутся по части исследований глубин в поисках сокровищ. Шансы найти гробы при таком подходе… В общем, я за инопланетян. - Ох, Ник… - отсмеявшись, она, наконец, отпила из бокала и укоризненно покачала головой: – Ты вечно как выдумаешь… - Жизнь лучше смерти. – Ей бы его уверенность… - Необратима только смерть. Да и то относительно, - усмехнувшись возвестил Клаус, вставая с места. - Наша maman сумеет договориться и с Дьяволом. - Когда я в последний раз спросила Элайджу, почему он так жаждет видеть представителя Преисподней у себя дома, получила ответ, что ему необходим толмач вести переговоры… - фыркнула Ребекка. Отчаяние и тоска вправду уже ушли, уголки пухлых как и у брата губ поднялись, в глазах засверкали смешинки. Но Клауса они не обманули. - Ты опять недовольна. - Нет. - Она убила Майкла. - Сначала она его освободила! - Учитывая, что наша мать весьма деятельна – после того, как она поднялась из гроба, освобождение Майкла было вопросом пары месяцев. - Ха! Кто украл твои гробы?! Элайджа… - Элайджа в настоящее время не зависит от её крови. Расщепление сделало нашего брата очень… разумным. - А я и не про его вампира. – Бекс вдруг яростно тряхнула волосами, с неожиданной страстью заговорив: – Он был увлечён женщиной с таким же лицом и телом, когда мы были людьми. Вот что важно. - Не настолько, насколько ты думаешь. Мы с ним не помним Татьи. – Клаус хмыкнул. – Самое смешное, что все кроме Кола, мы её совсем не помним, только образ. Я собирался жениться на той женщине, но для чего… - немного напряжённо он пробормотал: – Элайджа был наверняка влюблён, учитывая тягу к этим девкам, но я не чувствую, что мы ссорились из-за неё. Инстинкт говорит, что нет. Она совсем не мой типаж. И это мне до сих пор непонятно. - Если ему она нужна, пусть получает, - наконец, ворчливо подытожила Бекс. Но, когда Клаус уже выдохнул, неожиданно продолжила: - Вообще-то, они в вас последнее время слишком разгулялись. Инстинкты. - Возможно… Я совсем не в восторге от Катерины, - немой вопрос на свой счёт повисший в воздухе Клаус собирался оставить без ответа и беззастенчиво перевёл тему на отсутствующего брата: – Но в любом случае, я предполагаю, что именно от успешности твоих изысканий зависит достанется ли Элайдже наименее потасканная из двойников. - Я стараюсь, - надулась Первородная и уткнулась носом в книгу с рунами. – Но кто-то постоянно отвлекает. - О’кей. – Он прошёлся по комнате, поставил декантор на место. Девушка нетерпеливо вскинула голову: - Что ещё? - Один вопрос. Бекс, ты мм… не имела дел с Катериной? - Прости? – Иногда братец умел удивить – сотрудничать с врагом их семьи, за которым идёт охота. До такого бы она вряд ли опустилась. - Эм, нет, она не в моём вкусе. – Смешок: - А для благотворительности уже была чересчур опытна. А что? - Да так… Ничего. – Он вздохнул. - Знаешь никогда не думал, что скажу, но лучше бы это ты её трахнула. Посмотрим, Бекс, если у тебя всё получится – избавимся. Если ему кто и нравился, то это Татья... Европа. Австрия. - Ты убил слишком многих сегодня, - тихо обронил Фарид, подавая чистое полотенце. – В этой же жертве не было нужды. Она очень хорошая ведьма. - Именно потому, что очень хороша – есть нужда, - сказал Элайджа, аккуратно вытирая руки от крови и лицо. Поморщился - фонтанчик из аорты женщины оросил не только кожу, но и помятый за время возни с двойником до состояния тряпки костюм Первородного. – Эта очень хорошая ведьма предала мои интересы, когда хотела убить Катерину. - Даже если и хотела – исправилась. Двойник жив, а один раскаявшийся предатель обычно стоит пары новых последователей. - Она не исправилась. Она знала, что линия Клауса не позволит Катерине принадлежать мне из-за того, что у нас с братом разная кровь, и общей материнской недостаточно. Учитывая, что я уточнял безопасность перековки не только у неё, у нас назревает небольшой заговор относительно ведьминского шабаша. - А как же те трое, кого мы не ещё не нашли и не пригласили на этот вечер? – приподнял бровь мгновенно уловивший суть араб. – И почему девушка не просто жива, но и принадлежит тебе, если всё так плохо? - По части первого вопроса - можешь послать их родне открытку с соболезнованиями при случае. А вот почему Катерина не умерла, мой друг, вопрос открытый. – Первородный улыбнулся. – Предлагаю тебе тоже над ним поразмыслить, потому что у меня нет идей кроме той, что она двойник, а проверить теории на ещё одном мы пока не можем. Повесив полотенце на спинку стула, он неторопливо пошёл по лестнице в свою спальню. Равнодушие вернулось окончательно, Элайдже не было жаль окончившись путь вампиров – отжили своё с запасом, просто ещё одно дело окончено. Теперь нужно было отправляться в Новый Орлеан: Клаус, кажется, определился с центром своей гегемонии в Северной Америке. Закончилась почти тысячелетняя веха семейных скитаний – немного не так, как он полагал – Элайджа собирался оставить себе обращённых Катериной вампиров, а не убивать, в силу возраста они могли быть полезны минимум как расходный материал, но это было не так уж и принципиально… - Катерина? – выйдя из душа и пройдя в спальню, Первородный огляделся. Неожиданный визит. Шум воды дезориентировал, и он не понял, что девушка у него, а не в покоях по-соседству. - Удивлён? – Поставив бокал на место, она высокомерно вскинула брови и подошла. – Я не имею права гулять, где хочу? - Ты крайне пьяна, Катерина. - Я вампир, а мы бываем только легонько выпивши. – Вопреки своим словам она неловко упала на постель. - Вот скажи мне, Элайджа, почему женщин тянет на лицемерных подонков, которым на них самих наплевать? Мне пятьсот лет, и я до сих пор не могу этого понять. Вот Деймон, - она загнула палец, и кудряшки заскакали по плечам, - так любил, ну так любил, сто пятьдесят лет ждал. Или ещё был… как его… Вот, бл*дь, не помню. Кажется, его убил Деймон. Или Тревор… его убил ты, или эм… вот сегодня по залу бегал же, сиськи мои нравились ещё, тьфу, тоже не помню… и ни-че-го. - Я не знаю почему тебя тянет на подонков, - осторожно присев рядом, он, сдерживая довольную улыбку, заправил локон ей за ухо. - Уточняем – именно на лицемерных подонков. – Она прищурилась, обиженно поджав губки. - Таких с виду благородных… Вот сразу никогда не скажешь, что подонок. Общепринятых подонков почему-то наоборот тянет на меня, если не брать твоего братца. Но он же так… Ошибка природы, что с него взять. И в итоге… Почему бы не Джозеф? Я вспомнила, Джозеф. Был живёхонек все три акта в семидесятых восемнадцатого. И видишь, кровь моя ему очень нравилась, а крови этой – залейся… Очень гордая тем, что память не подводит, Кетрин уставилась на Первородного, явно ожидая похвалы. У того же улыбка слетела с уст, стоило вспомнить одного из нынешних гостей - высокого красавца северной внешности, благо теперь его сердце дымилось в одном из пакетов вместе с остальными, и встав с места, Элайджа лишь коротко рыкнул: - У меня нет ни малейшего желания обсуждать всех блондинчиков-статистов из твоей постели, Катерина. Что ты здесь делаешь? - Собираюсь получать удовольствие. – Брюнетка вытянула вперёд свою ладошку и помахала ею у него перед носом, едва не зацепив глаз, - я, конечно, могу и сама, но мои пальцы не сравнятся… - Так ты хочешь от меня секса? - А что надо мной вам только издеваться можно? За сегодня даже кунили… кунул… орального секса никто не сделал! Она было шмыгнула носом от жалости к несчастной себе, но именно в эту минуту организм вампира поборол пары алкоголя, и к Кетрин вернулась обычная сообразительность вместе с осознанием где и с кем она ведёт диалог. Элайджа не верил своим глазам: - Катерина, ты краснеешь. Если бы уши могли дымиться от стыда, то в комнате бы стоял устойчивый запах гари. - Не хотела беспокоить. Я, пожалуй, пойду, - Кетрин шустро встала с кровати. – Насколько я помню, свободный человек… вампир, то есть. - Свободный от наличия нижнего белья? Иди сюда. Кетрин не подошла, но замерла, логично осознавая простую истину, что с Первородным спорить - это не с Сальваторе упражняться в остроумии, весьма чревато. И убежать – не лучший выход из положения. Вообще не выход. - Видишь ли, у меня тоже есть типаж, который я предпочитаю, - стремительно перехватив её руку, Элайджа привлёк её к себе. - Что же это за типаж? - К твоему сожалению, он не имеет ничего общего с «цыплячьими костями». Но масть я и впрямь предпочитаю другую, чем братья. - О, да, - она нервно усмехнулась, старательно избегая смотреть ему в глаза. Не из смущения, скорее мандража, - твои «предпочтения» не так очевидно напоминают вашу мать и сестру. Элайджа невесомо провёл пальцем по нижней губе девушки, очертил уголки. Губы стало покалывать. Кетрин хотела нервно облизать, но вовремя остановилась, сообразив, что в этом случае его палец скользнёт ей в рот. - Ты знаешь, я очень ценю ум и проницательность. - Хорошие качества, - как-то вяло согласилась Катерина и решила, что лучший выход – закрыть глаза. - Ум характеризует способность не делать громких заявлений по части вещей, в которых не понимаешь. – Он чуть потянул женщину за кудри вниз. - И побольше демонстрировать то, что умеешь делать хорошо. Вопреки оскорбительному цинизму, откровенно звучавшему в голосе Первородного, Катерина с готовностью опустилась на колени, стягивая с него полотенце. Впилась ногтями в бедра, пожирая взглядом уже возбуждённый орган. - Под халатом ведь нет нижнего белья, - напомнила Кетрин и удовлетворённо констатировала: - Ты думал обо мне. - Почему ты так уверена, что всегда о тебе? Риторический вопрос или обычный? Кетрин была в этом не уверена. Но в другом точно. - А лучше меня никого в замке не было. - С таким самолюбием, поверь, нет не только в замке, - отбросив иронию и внимательно фиксируя взглядом каждое её движение, произнёс Первородный. Положил руки на плечи и потянул за отвороты халата. Широкие проймы легко соскользнули обнажая матовые плечи и грудь, живот там, где расходились полы развязанного пояса… Ткань повисла только на локтях. Вновь опустив ресницы, она даже не стала окончательно сбрасывать шёлк, довольно улыбнулась и почувствовав, как твёрдо легла на макушку ладонь, открыла рот. Манипулятивная сука. И шлюха. Эти эпитеты, звучащие так часто в её адрес, не оскорбляли, но в глубине души вызывали искреннее недоумение. Ещё девочкой впитав, что по закону женщина полностью зависима от воли своего господина в мире, где единственной защитой против силы была хитрость и умение подстраиваться, Кетрин не могла понять этих скулящих над судьбой представителей человеческого рода из галантного века, и экзальтированных из двадцатого. И ставить их мнение хоть во что-то. Мужчина подчиняет, а женщина будет счастлива только, если приручит того, кто способен подчинять себе остальных. Разве должно быть иначе? И разве может быть иначе? Как можно винить её за то, что она так хороша? А вот чёртова семейка Первородных разделяла её взгляды, несмотря на преследование, они были из другого мира, ещё более жестокого, но Кетрин знала – свои. Но боялась их и осознавала – пока не по зубам ей все братцы, не по зубам и сумасбродная сестричка. Но только для Элайджи… Было ещё в Элайдже… И это «ещё» заставляло её сердце биться часто до сих пор – тогда, много лет назад он видел в ней живое существо. Не куклу для его сексуальных прихотей, как остальные мужчины её века, или инкубатор по производству наследников нужных качеств, не ожившую мечту кавалера или страстную светскую даму как Сальваторе, а её самою. И она ему нравилась. Поэтому кроме уважения к силе, иногда в ней просыпалось желание очутиться рядом с Первородным. Конечно, нездоровое, противоестественное – разве может косуля стремиться в пасть к тигру? – но оно жило. И совсем иногда Катерина уступала этому желанию, не в реальности, конечно – Кетрин никогда бы не пошла на такое самоубийство и не позволила этого сделать девчонке пятнадцатого века, - только в своей голове и проекции мира, заводя красивые романы с мужчинами, мечтавшими о каких-то ещё возвышенных вещах. Они быстро разочаровывали, потому что были так далеки от её реальности, оскорблялись признав в ней манипулятора, но проходило лет двадцать, и Катерина снова начинала скучать по отношению к себе, как к… К кому? Она и сама уже не знала, кто она такая. Просто снова заводила мужчину необходимого типажа. И снова он оказывался моралистским придурком. Всё это промелькнуло в голове за мгновение, а после больше никаких мыслей в голове не осталось. Лишь спустя несколько минут донёсшийся тихий выдох сквозь сомкнутые губы, заставил её поднять глаза. Погрузив пальцы ей в волосы и перебирая пряди, Элайджа тяжело дышал, глядя на вниз из-под тяжёлых век, словно зная, о чём именно она думает. И снова ей почудилась насмешка, и она опустила взгляд. Кетрин почувствовала, как напряглись от волнения мышцы живота. Её живота. Азарт сменился нетерпением – вчера стонала, плакала она и теперь вновь возрождённой вампирше хотелось сполна расплатиться за услуги со своим новым создателем. Чтобы дрожал так же и умолял. Хотелось властвовать. Нет, не над Первородными вампирами, не над Клаусом и Ребеккой – к дьяволу их! – над Элайджей. Ей хотелось властвовать над этим мужчиной, когда-то давно... Она выкинула ненужные воспоминания из головы. И не хотелось думать, что сейчас будет не легче и её бёдра с внутренней стороны уже слишком липкие. Раскрасневшаяся Кетрин лежала на боку, тяжело дыша и явно ничего не соображая. Губы Элайджи дёрнулись в понимающей улыбке. «Обычная шлюха. Нет, не обычная. Прирождённая…» Его ладонь скользнула между ягодиц Кетрин – вся внутренняя поверхность бёдер была липкой от её смазки и вытекшей спермы, но стоило аккуратно прикоснуться к промежности, как лицо женщины вновь исказилось, и она вильнула бёдрами, переворачиваясь на живот. Взгляд Элайджи неотрывно скользил по мелко вздрагивавшему телу: снизу вверх по бёдрам, ягодицам, спине с чуть выступающими лопатками, остановился на красноватых плохо истирающихся синяках — их наличие у Катерины отозвалось в нем внезапно сильным недовольством самим собой, — на не проходящих из-за усталости пятнах засосов, задержался на месте, где кожа была столь тонкой, что виднелись очертания позвонков, и снова ушёл вниз. Ноздри затрепетали, втягивая запах брюнетки, выглядевшей беспомощным ничтожеством. И это ничтожество легко добиралось самых глубинных инстинктов Первородного, играло на них, и гнев за это лишь подстёгивал желание заставить наглую девку признать его волю. Теперь он вспомнил её тело до мельчайших подробностей, начиная с тонкой нитки шрама под подбородком и заканчивая кривым мизинцем на правой ноге, вспомнил, как каждый дюйм её плоти реагирует на прикосновение, и не собирался упустить момент: - Не против? Конечно же, нет. Ошалело глядевшая в пространство Катерина беззвучно шевельнула губами в ответ, не протестуя, и даже и не делая попытки привстать. Пришлось поднять за бёдра и мягким толчком в затылок поставить на локти, но ноги разъезжались от слабости и колени её не держали. И снова Первородный с цинизмом и презрением отметил про себя податливость женщины, и всё же не любоваться ею был способен только слепой или евнух. Сдерживаясь – сил в ней теперь было как в новообращённом вампире, Элайджа откинул повлажневшие и завившиеся от пота пряди её волос с шеи в бок, и тут же с силой подался вперёд, заставляя Катерину с задушенным хрипом выгнуть шею. - Отмени внушение. - Он отлично представлял, как распахнулись её глаза с удивительными, кукольно-большими кружками радужек. – Я не буду. - Нет. – Он посмотрел на тонкую золотую нитку пересекавшую шею и терявшуюся в массе кудрей, в которой где-то запуталась подвеска. Чувство превосходства, осознание своей власти, что достаточно пару рывков в её слабом теле, и эта предательница заверещит и начнёт корчиться под ним от боли так же сильно, как сейчас стонет от удовольствия, сменилось лишь пониманием хозяина положения. Хотя никакой боли Катерине он не хотел причинить, но держал крепко, лишая возможности отодвинуться: - Я же обещал, ты будешь получать удовольствие. Кетрин так не считала. Она любила быть лидером, и не видела в нынешней роли себя, но прошло совсем немного времени, и воля начала таять, как мороженое на солнце. - Нет. – Схватки за власть у неё не получилось, только последняя попытка бунта. – Я не чья-то вещь. - Ты моя вещь. – Он вдруг отклонился, Катерина отчаянно дёрнулась, поняв, что в который раз её оставили без кульминации. – Не моего отца. Моя собственная. Так, да? - Ненавижу. - Согласен, но… Предложение замерло неоконченным, так же как и его движение. Лёгкий шлёпок ожег ягодицу. Тело Кетрин начало трястись. Она судорожно пыталась отвлечься и начать думать о чём-то кроме желания получить разрядку. Не понимала, при чём тут отец. Она не знала никакого отца. Понятия не имела… Кто его отец? Майкл? Но при чём тут Майкл? Элайджа винил её за кровь, которую из неё пил Майкл? Элайджа не мог хотеть оказаться с ней в постели, это против его правил, значит, она победила… Тем более сказал, что «его». Вампиры не слишком щепетильны по части полигамии, значит, он сильно ревнует. Ревность со стороны Первородного - вещь крайне опасная… В таких случаях лучше уступать. Жизненно необходимо уступать. Разум пытался оправдать готовность сдаться, пока тело корчилось от боли неудовлетворения. Соли во рту стало больше. - Катерина, просто скажи, да. Помнишь, как нам было хорошо до этого? И поверь, будет не хуже. Всё. - Да, ты прав. Всего пара движений, отмена внушения не получать разрядки, и брюнетка вцепилась зубами в простынь, повизгивая и плавно двигаясь навстречу, и в итоге окончательно сдалась, начав снова шептать имя мужчины. Элайджа, сам едва найдя силы, чтобы сдержать кульминацию, отодвинул безостановочно бьющуюся в судорогах женщину от себя. Катерина тряпичной куклой откатилась в бок, со всхлипом уткнувшись лицом в подушку, поморщилась от вновь появившегося холодка рядом, распахнула слезящиеся глаза и инстинктивно протянула к обе руки в попытке обнять. Воля железная, пока он смотрел только на её спину и не видел этих осоловелых глаз, рассыпалась в прах. - Элайджа? – Чёрные зрачки Катерины влажно сверкали, плещущейся в них негой благодаря за доставленное удовольствие. Или предлагая? Упав в эти объятия, Элайджа погрузился в тёплое тело, покрывая поцелуями лицо женщины. Не было никакого контроля, не нужно лгать самому себе, он желал её до исступления, потери зрения и чувства пространства. Петрова выгнула шею в немом предложении, и он почувствовал, как рвутся из дёсен зубы, когда кровь – единственный его наркотик, - стала наполнять рот. Здесь и сейчас ожила мечта, терзавшая ещё полтысячелетия назад – вонзить клыки в шею Катерины, чувствуя, как её кровь насыщается гормонами удовольствия в момент очередной кульминации. Мечта, которой он никогда не позволял осуществиться до сегодняшнего дня. Только полчаса спустя, всё ещё находясь в кольце ног Катерины и слушая слабые вдохи усталости, пока у неё очень медленно заживала ранка от укуса, Элайджа начал оценивать происходящее разумом. И вправду, не имеет смысла и даже опасно лгать самому себе: он не считал её шлюхой, обязанной предоставлять ему тело. Вопреки всем нравам Средних веков не считал полтысячелетия назад, не считал сейчас, и потому не мог заставить спать с собой. Тема физического насилия над ней была закрыта. Катерина не останется здесь по доброй воле: страх перед возможностью быть использованной Первородными слишком силён в её сознании. Глупый страх, потому что всё равно никто не сможет им помешать, но о чём говорить, если она считала, будто он может захотеть заклеймить её кожу как коров или остальных подвластных вампиров и людей из низших предателей. Он, которого беспокоили и простые синячки на ее бёдрах, полученные из-за слишком крепкой хватки во время секса. Бесконечно самовлюблённая и деятельная, она не поняла, что при нынешних силах новообращённого вампира и таком количестве личных врагов, которых значительно прибавилось после вырезания пары сотен гостей сегодня вечером, она может нормально жить вдали от него только в качестве официальной рабыни. Правда и в том, что он сам всё испортил топтанием по её гордости и внушением страха перед его постелью. Или не испортил и поступил единственно верно? Во-первых, к чему ему сейчас такая одиозная спутница, во-вторых, он совершенно не собирался ей доверять. Челюсти мужчины невольно сжались: ничего не изменилось, оставалось то, что было всегда - его семья. Так же предстоит проверить Елену, точнее свою реакцию на неё, чтобы обезопасить при возможных каверзах со стороны матери. - Всё в порядке? – Она возвращала контроль над телом дольше, поэтому пришлось подождать ещё несколько минут в ожидании ответа. Кровь из графина с тумбочки. - Я отлично знаю ваше отношение ко мне, но я не предмет, - тихо пробормотала Катерина, поставив бокал на столик и с лёгким недоумением глядя, как Элайджа внимательно осматривает ее бедро, невесомо гладит кончиком пальца и довольно улыбается. Сознание пока не вернулось, чтобы должно прочувствовать всю оскорбительность случившегося, но обида успела прорваться сквозь дымку забытья. – И я не понимаю твоего гнева. Я не хотела давать пить мою кровь Майклу. Я не… - Забудь, - она вновь не поняла выражения его лица, попыталась сесть, но несмотря на полученную кровь доведённое до изнеможения тело не пожелало изобразить координированность движений. - Ты слишком хороша, чтобы остальное было важно. – Пауза, спокойное: - Ты по-прежнему свободна, просто, если не хочешь очутиться в моей постели, не приходи сюда в халате на голое тело. «…и можешь спать с кем хочешь. Кроме моей семьи». Он не стал озвучивать предложение, предпочитая просто промолчать. - Мне надо в душ. - Нет, я не хочу, отдыхай, - Элайджа обострившимся обонянием вдохнул смесь запахов из крови и секса, повисшую в комнате, не позволяя женщине встать. – Тебе ведь нравится. Сначала Кетрин удивилась его странной догадке, а потом поняла – она не могла не испытывать наслаждения, ощущая тяжёлое сочетание запахов выделений их организмов и влажных от пота простыней. Первородный и двойник, привязанный к этому Первородному обращением в вампира – круг замкнут, по иронии судьбы ближе, чем любые кровные родственники. Знал ли Элайджа об этом, когда менял иерархию линии? Наверняка, да. Нравилось ли ему происходящее? Она ожидала, что нет, и потому несмотря на пятисотлетнюю жизнь при нём немного сдерживала свои повадки, но в постели Элайджа не был похож на перфекциониста с выстиранными и отутюженными до скрипа рубашками. Его откровенно всё в ней устраивало как в любовнице, и чуть смущённо улыбнувшись и глядя в глаза мужчины, брюнетка прижалась щекой к плечу. Её неожиданно затопило приятное чувство соответствия, вызванное всё той же связью, и она забылась в полусне, но спустя какое-то время раздумья начали тревожить сквозь дрёму. Вяло, лишь на периферии сознания, но неотступно они трансформировались во вполне определённые вопросы: Учитывая обострённость восприятия ею Первородного, было ли решение лишать её возможности достичь оргазма так долго более жестоким, чем нож в колене в качестве «забавы» от Клауса? Лишённое каких-либо сил тело отвечало однозначно и утвердительно. Зачем это ему было нужно? Унизить её? Вряд ли - слишком нежны объятия сейчас. Являлись ли все эти нюансы для него лишь ещё одним приятным бонусом, при неизменности планов Элайджи на её счёт? Или насчёт её линии, к которой относится и Елена? Будет ли Елена её заменой в этой постели и в обществе вампиров по прошествии определённого времени? Вампиры всегда помнят о том, кто раб, а кто хозяин, и подвеска на её груди и даже сегодняшний бал не оставляли сомнений – ей не вписаться в структуру вампирского общества в высоком статусе, какой бы Первородные эту структуру не планировали. Неосознанно женщина сжала в ладони подвеску, чуть влажную от пота, и укол стряхнул сонливость. Её «свободная» роль в их мире – либо безотказная подстилка Элайджи, либо столь же безотказное тело и мозги, которое каким-то образом можно использовать для упрочивания положения Первородных. Елена же, которая вовремя покорилась воле Клауса и не устроила скандала с обращением несогласованных вампиров, вполне может выполнять функцию фараона и со временем, когда надоест быть с Сальваторе, тоже станет греть постель Элайджи… Да, сто процентов станет, Гилберт – идиотка, конечно, но не настолько, чтобы отказаться от Элайджи, который очень умеет соответствовать желаниям женщины, если этого хочет. А Элайджа хочет модель двойника, безотносительно имени и года выпуска. И это осознание вызвало привкус горечи и вывод: нужно ли ей держаться подальше от любого из Первородных, как бы хорошо ни было в данный момент в этой спальне сошедшей со страниц готического романа? Определённо, да. - Останься здесь ночевать. – Внимательные взгляды двух пар чёрных глаз скрестились, по своему истолковав замкнутое выражение её лица, Элайджа потянул за ладонь, осторожно заставив разжать пальцы, сжимавшие подвеску, поцеловал их и положил себе на плечо. – Это пожелание, не приказ. Что же, она была не против… Кетрин легла и молча принялась рассматривать потолок, как и положено в замках, в лучших покоях очень высокий и потому теряющийся где-то в полумраке. – Но после я свободна? - Да. Потом я сам всё устрою. А на утро, воспользовавшись тем, что Элайджа был занят и оставил её спать, Катерина незаметно уехала из замка, окончательно подтвердив предположения Первородного о природе их взаимодействий. Свобода от всего, конечно, в первую очередь от страха перед встречей с его братом, во-вторую от самого Элайджи, после произошедшего сегодня и по его мнению оставалась достойным выбором. Впрочем, он был бы удивлён, узнай, что сама девушка сомневалась. Однако впереди была вечность, а у неё несколько дел. И вопросов, которые Первородные оставили без ответа.