Лента Мёбиуса

Франция. Ницца. - Что с ней? – Кетрин глядела на брюнетку со все возрастающим ужасом. Она, конечно, знала, что люди подвергшиеся в молодости долговременной летаргии после того, как очнулись, достигали реального биологического возраста в течение года или двух, но не за полтора дня. - Полагаю, что организм наверстывает упущенное. Разрушается, - коротко сообщил Фарид. Подойдя к находящейся в прострации Мелиссе, он влил в неё кровь вампира и быстро свернул шею. Кетрин опустилась на стул и покорно сидела в безмолвии – раньше у неё не выпадало шансов играть в гляделки с вечностью из-за бесконечной беготни от Клауса, но сейчас ждать становилось привычкой. Она вообще за последние сутки старалась не задавать вопросов. Мелисса не очнулась ни через час, ни через полтора, вскоре стало очевидно – она умерла навсегда. Фарид вздохнул и упаковал тело в прозрачный мешок. - Что дальше? – спросила Кетрин и уточнила: - Кроме очевидного, что между возвращением моей души в тело и обращением в Первородную должно пройти минимум времени. - Нужен ещё один эксперимент. – Араб уронил голову на руки, но и без этой позы его лицо выражало крайнюю степень измученности. – Я устал, но нам нужен ещё один эксперимент до поездки в Штаты: попробуем сделать иначе – вернув к жизни тело вампира, перенесем душу в другое тело и посмотрим на выживаемость. - Ты готов рискнуть мной. - А ты готова? В мозгу Кетрин словно лампочка включилась. Она побежала прочь из лаборатории, мгновением пересекла сад и распахнула дверь черного входа. - Где ты? – голос стал низким, как бывало всегда, когда она боялась. - Фарид тебя пригласил. - Тренирую вестибулярный аппарат. – Кол обнаружился в гостиной, сидящим в кресле качалке. – В какой момент ты поняла? Когда он вернул к жизни тело вампира? - Нет. Элайджа бы никогда не подверг мою жизнь опасности, не будучи уверенным в исходе эксперимента. А Фарид готов на это. К тому же он знает обо мне слишком много для человека Элайджи или Клауса. Я скрывалась от них и Ребекки, но не слишком обращала внимание на тебя. – Осторожно: - Тебе нужна Первородная? Я? - Нужна. - Есть удачный опыт? – Она сглотнула, тщетно пытаясь почерпнуть мужество из умозаключений о том, что Кол никогда не пытался её убить. - Нет. - Почему ты не создавал Первородных раньше? - И братец вправду считает тебя умненькой, Китти-Кет? – уточнил Кол и недвусмысленно хмыкнул. - Потому что изначально в моем распоряжении не было ни Татьи, ни Елены, а когда они появились, то я оказался в компании с кинжалом. - То есть Клаус был достаточно предусмотрителен, и ты не мог добраться до Татьи, - не оскорбившаяся намеком на собственную глупость Кетрин продолжила говорить в прежней манере: лучше знать точно хотя бы ложь, чем основываясь на собственных умозаключениях свернуть на совершенно неверную дорожку. В конце концов, Кола она не хотела поразить талантами: - Ставка была на Фарида, человека Элайджи – и это разумно в той мере, что убивались два зайца – из-за его задач араб остался бы жив почти при любых раскладах. Наш Гибрид до мании преследования подозрителен и не доверяет никому кроме себя. Поэтому ты не мог добраться до гробов матери и Татьи? - Начинаешь любить Клаусито? - Все с большей страстью, - улыбнувшись, Петрова устроилась на диванчике наискосок от Первородного. - Похоже на недоброе влияние Элайджи. – Скорее на доброе Керолайн, - Перевела тему: - Выходит, все эти годы Фарид на тебя шпионил? - Я бы не характеризовал наше сотрудничество столь вульгарно, - Кол сидел, закинув ноги в армейских ботинках на стеклянный журнальный столик: мерзкая привычка, совершенно недопустимая в её доме, но Кетрин, разумеется, попридержала язычок. - Он вполне самостоятелен, мне просто нужно было, чтобы он присматривал за братьями. - Поскольку кинжал снимает внушение, то Фариду внушал не ты, а та девчонка, о которой рассказывал Элайджа. Как там её… Ида и впрямь Первородная. – Помолчав, Кетрин спросила: - Что тебя заставляет думать, что эксперимент с превращением меня в Первородную будет удачен? - Ничего. – Улыбка слетела с губ Кола, и вместе с её отсутствием, как и все Первородные он утратил мальчишеское очарование. Впрочем, в одиннадцатом веке семнадцать лет - не возраст дитя. – Я лишь могу надеяться, что он будет удачен, и ты выживешь. - Ты очень заинтересован в моем выживании, - с иронией протянула Петрова. - Гораздо больше, чем ты можешь себе представить, - заверил её Кол, почесав кончик брови. - Гарантий дать не могу, но и оставить все как есть и позволить упокоиться за компанию с Элайджей в стиле наложниц древних скандинавов - тоже. Ты не двойник, Катерина, не станешь им, как ни пытайся, и у нас нет выбора, кроме как провести над тобой эксперимент. И медлить возможности нет. - Эстер планирует переходить к открытому противостоянию. Но кто я? - Что? Кажется, впервые за время диалога она спросила нечто непредсказуемое. - Я хочу узнать, кто я такая, - сказала Кетрин. – Возможно, ты знаешь, откуда я. Кто моя семья? - С чего бы? – искренне фыркнув, Кол встал из кресла: - Девчонка-болгарка, предположительно, сбежавшая откуда-то наложница. Я склонен разделять соображения Бекс на этот счет: ты не знала ни труда, ни голода. В общем, можешь удовлетвориться пониманием, что ты чья-то малолетняя содержанка, подцепившая на крючок моего старшего брата. - Я была девственница. - Ну, значит, просто ленивая дура. - И ты не узнавал. Тебя вообще не интересует моё прошлое. - Только будущее. – Пожав плечами, Первородный жизнерадостно сообщил: - Будем лепить колобка из подсобных материалов. - А если я откажусь? - Кетрин, ты тут случайно не видела моего красного колпака? С белым бамбоном. - Тебе не дано театрального дарования. – Скривилась Кетрин. - И нет, ты не похож на Санта Клауса. - А я уж решил, что похож, – и в ответ на поджатые губы, парень утвердительно кивнул: - Будет необходимо – я тебя распотрошу по органу, поэтому просто тихонько радуйся, что мне нужна функционирующая Петрова. Сходи лучше за Фаридом. - Ты можешь меня распотрошить хоть сейчас, но Фарид устал, – сказала Петрова, не сделав попытки сдвинуться с места. - Ему нужен отдых. - Что-то пошло не так с Мелиссой? - Она состарилась. Меньше чем за сутки превратилась в древнюю старуху и умерла. В вампира не обратилась. - Мы не будем ждать сутки, потому что, voila... – в руке Первородного появился пакет. – Кровушка нашей дорогой Елены при мне. Ты останешься милым пятнадцатилетним цыпленочком к нашей общей семейной радости. - Если выживу. - Выживешь. Ты лучше расскажи мне, как догадалась, что стать Первородной для тебя достаточно, чтобы забеременеть. - Не так уж и велика тайна, - Кетрин нервно побарабанила пальцами по ручке кресла и уже рассудительно продолжила: - Элайджа сказал, что для каждого из магических существ нужна пара. Ведовской крови Ребекки ведьмак, Клаусу - ген волчонка в избраннице, и только ты с Элайджей и Финн остаетесь неохваченными. Сначала я решила, что вампиры тоже магические существа, но потом поняла ошибку – Первородные не мертвецы в классическом понимании. Они тащат за собой линии и, похоже, что каким-то образом заставляют души мертвых последователей оставаться в том или ином теле, но сами никогда не умирали. В человеческих сказках Первородные скорее прообразы некромантов. И они ближе к обычным людям, чем например, ведьмы, хоть те кипятком писайся. Поэтому обычная женщина-вампир Элайдже не подойдёт, подойдет живой двойник. Но Первородные – тоже магические существа, заданных характеристик, если ведьмы удачно спариваются с ведьмами, оборотни с оборотнями, то почему это не должно работать на Первородных? В целом Ребекка могла бы забеременеть от кого-то из вас троих, более того, это помогло бы объединиться линиям, потому что потомок будет тащить обе, но другой вопрос, что тебе это не нужно, Финн – весьма далек от идей семьи, а Элайджа… Кетрин передёрнула плечами и услышала жизнерадостное: - Элайджа дрожит над будущим одного возможного ребенка настолько, что готов лечь в гроб при шансе обеспечить этому потомку невесёлое существование. - Да, - она вскинула брови, - как единственный более ли менее нормальный среди вас, Элайджа не согласится рожать десяток потенциальных уродцев в надежде, что один из них окажется генетически здоровым. - К тому же в мире ничего не происходит случайно – Татья была тогда, она есть и сейчас. Есть синтезированное вещество – аналог Белого Дуба. – Голос раздался со стороны сада. Фарид тяжело опустился в кресло напротив Кола. - Что касается тебя, Кол, твоя пара Ида? - Нет. Не в том смысле, о котором думает Кетрин. Мы с ней скорее существа мм… сходного вида. - Я должен был догадаться о внушении раньше по тому, как споро начали идти мои исследования. – Согласно кивнув в ответ на предложенный кофе, Фарид распрямил спину. - Если не секрет, как ты узнал о ритуале превращения в Первородного? - В отличие от нашего трио я сохранял неплохие отношения с отцом достаточно длительное время. - Ты не на стороне Эстер, – предположил араб. - И не на стороне Клауса. - Верно. Что-то вроде арбитра. - Лжешь – стороне Эстер не нужна я или Элайджа, она планирует убить всех. Я предполагаю кое-что о нем, Фарид. – Кетрин улыбнулась уже привычной противной улыбочкой, манерной и хищной. – Майкл ничего не знал о создании Первородных, Эстер бы ему не рассказала. Она использовала мужа, уважала, но не любила. И это не Майклсон. Ты какой-то чужой Первородным ведьмак, возможно, та ведьма, что их создала или её родственник в теле, принадлежавшем когда-то Колу. Поэтому тебя не принимает Клаус: он, может, и не милейшей души существо, но не идиот, и инстинкт стаи там прокачан на редкость. - Ты ошибаешься в своих предположениях на глубину Марианской впадины, котенок. – Кол хмыкнул. – Хотя я начинаю догадываться, почему Элайджа считает тебя довольно умненькой. - Керолайн здорова? – резко спросил араб. - Конечно. Бодра, весела и сейчас готовит рагу на этой кухне. - Плюс бессмертия – мы выживем после её стряпни, - сообщила Кетрин и уточнила: - Зачем ты её сюда притащил? - Я не тащил. Она хотела расспросить о Бонни её родственницу, и я не нашел причин отказать такой лапушке как Керолайн. - Ведьма, которая будет проводить ритуал… - Твоя старая знакомая Люси. Ты же не против? – Кислое выражение лица Петровой резко контрастировало с довольным Первородного. – Вот и славно. Можешь поболтать о своём девичье… хотя, нет, очень давно женском на кухне, пока мы с Фаридом все обсудим и подготовим. Новый Орлеан. США. - Нет. – Элайджа потер переносицу. – Внедрять Деймона через Сейдж – не лучший из выходов. В этом случае даже успешно проникнув в крепость, он всегда будет под самым сильным подозрением, и толку принесет… Немного. - Какой же ты зануда… Ребекка энергично кивнула, соглашаясь с характеристикой. Ей совершенно не хотелось прозябать в Новом Орлеане. Однако тут же и нахмурилась: в словах младшего брата не было упрека, наоборот скорее удовольствие? Ему нравилось спорить с Элайджей ради спора, а это значит… - Ты вообще-то прав, - подтверждая её мысль, сообщил Первородный Гибрид. - Деймон не будет просить Сейдж о встрече с матерью. – Клаус чуть улыбнулся, и Элайджа насторожился так же, как сестра - столь шальной была его улыбка. - Обойдемся без лишних телодвижений. Мы сильно ослабили «Валькирию», но ровно настолько, чтобы не вызвать подозрений. Мать клюнет на крючок, ведь ей кровь из носу нужен расходный материал. Деймона мы поместим туда, его захватят в плен, ну и… Пусть плывет свободно по течению, пока не придется продемонстрировать верность, если не хочет, чтобы у Марселя появилась компаньонка по камере. - То есть ты еще до операции в Новом Орлеане планировал использовать Сальваторе? - Ну, не ради наличия собутыльника у историка или желания позлить Петрову мы их мариновали столько лет в Мистик Фоллз. - А если мать не поверит? Да и дата может плавать. - Может. - Не стал отрицать Гибрид. - Но мы постараемся обойтись пехотой. Кажется, к тебе приезжает Катерина? - Приезжает. Прослушиваешь телефон? - У меня свои каналы есть. – Клаус мельком взглянул на часы. – Ты ведь наверняка планируешь посвятить налаживанию отношений с ней пару дней. И вновь Ребекка вскинулась при последних словах, – не в привычках Клауса было думать об отношениях у родственников. Братец невинно развел руками: - Да, я нынче такой радушный. - Мать не поверит в то, что в разгар войны мы занимаемся всем этим. - Поверит. А тебя, Бекс, мы командируем с Деймоном на «Валькирию». - Навестишь Францию? – Ребекка прищурилась. - Мне может сильно не понравится то, что там побывал Кол. – Вздохнул Клаус. - Больше скажу, как желание братца проломить пару постелей в компании Катерины, так и мое недовольство – это предельно искренние чувства, в которые Эстер поверит обязательно. Франция. Ницца. Две большие чаши, объединявшие стихии, стояли перед ними: в одной шипели угли, которым с помощью воздуха предстояло вспыхнуть огнём, в другой грязная жижа, символизировавшая воду и землю. Ведьма чуть поодаль: предстояло вернуть к жизни давно умершее тело. - Пей. - Что это? – в кубке была не кровь, напиток больше всего напоминал обычный травяной чай. - Снотворное. В состоянии сна душе легче покинуть тело. - Бред. Действенней и быстрее всего свернуть мне шею. - Ты мазохистка? – огрызнулся Кол. С удивлением Катерина поняла, что он страшно нервничает, поэтому ответила миролюбиво: - Я просто хочу остаться живой, и вполне готова потерпеть временные неудобства. Ладно, давай чай. По плану Кола Первородной ей предстояло стать именно в Новом Орлеане, он отказывался провести ритуал на месте, хотя по мнению Петровой такими вещами разумнее заниматься в тиши французской провинции, а не под боком Клауса и Элайджи на руинах самопровозглашенного королевства. Пока они исследовали возможности тела вампира. Точнее способы разлучить тело с духом. Опустившись на камень, Катерина сквозь дымку сонливости вслушивалась в заклинания, произносимые Люси и наблюдала, как из запястий вытекает её густая кровь вампира. Темнота, до этого вспыхивавшая мошками-искрами алых углей, окончательно заволокла мир. - Возвращайся. - Клаус? Я… - она тщетно пыталась разобраться в происходящем, но воспоминания о том, что было истирались и становились чужими. - Ты не Клаус. Но ты очень похож на него… Почему ты мне мешаешь? - Возвращайся. - Нет. Я хочу освободиться. - Не можешь. - Не вижу здесь ничего… - Люди вообще мало видят. Не видят магнитное поле, время, электричество… Ничего включая материю, только концентрацию комочков энергии и придумывают планетарные модели. – Окружающее не требовало и не уговаривало, просто появлялось. - Пока есть твои якоря, и ты не сможешь сбежать. - Не видят магнитное поле? - Сознание Кетрин вдруг ощутило, что эта мысль оказала на окружавшее пространство эффект, сконцентрировала его. Мысль - предвестник боли. Не физической, у пустоты боли нет, но Кетрин пришла в волнение. – Я не хочу. Я хочу… Она вдруг представила себя со стороны, безжизненно лежащей на алтаре, и то, как замотала головой с ужасом понимая, что воспринимает себя человеком, а не пространством. Конкретным человеком, способным испытывать ужас. Дальше пришли воспоминания, Кетрин заплакала и закричала несуществующими железами и связками. - Что с ней? – Фарид вскочил на ноги, наблюдая за мертвыми телами, но не смея приблизиться. Он нашел себя на поляне. Угли давно прогорели, даже жижа грязи тяжело загустела, кудрявая трава оказалась уже холодно-влажная от упавшей росы, небо розовело дымкой – видимо, день предстоял ветреный. Как долго они здесь? Ответа не было. Как и никакого контроля над собой или воспоминаниями, в голове остались пустота и ощущение приближающегося несчастья. - Ничего, - грубовато бросил Кол, опираясь на колени и ладони. - За всё нужно платить. Нужно поторопиться, иначе она слишком задержится рядом с якорем. - Она будет жива? - Китти-Кет жива, Фарид. Кол перевалился и тяжело сел прямо на землю, ссутулившись. Он крайне устал, - вдруг понял Фарид. Опустошен. Зазвонил телефон. Не сразу, спустя пару минут очень настойчивой трели, Майклсон взял трубку. Фарид вслушался: голос, совсем лишенный мучительных надрывов и страстей иных версий, выводил «Those were the days» в невинной манере Мэри Хопкин. - Скоро увидишь. Обещаю. Как ты себя чувствуешь? - Прекрасно, - высокий девичий голос зазвенел. – Она же знает, что ты ей не враг, да? - Даже ради тебя я не смогу уберечь её от неё самой. Девушка неожиданно сильно рассердилась на этот ответ, сказала грубость, и почти сразу трубка отключилась. - Это Ида? Почему для неё так важно встретиться с Катериной?.. – Греческое ли имя тому виной, воспоминание ли о внешности, но Фарида осенило, и огромная разрозненная картина начинает собираться в единое целое в его уме. - И твое имя, оно тоже… Я все думал, как глупо решили Майкл и Эстер. - Можно думать, что угодно, - Фарид даже сквозь потрясение рассудочно отметил, что к Колу вернулось отличное расположение духа. - Я не тиран, как некоторые. Но ты никогда не сообщишь никому своих умозаключений насчет Иды. И меня. Позади раздался слабый стон. В кои-то веки не подслушивавшая чужих разговоров Кетрин лежала, рассматривая из-под ресниц окружающее, но не вставала. Ей казалось, что это тело не принадлежит ей и странное отчаяние охватывало при мысли о необходимости приводить члены в движение. Она решила остаться рассматривать серо-туманное небо – самый приятный из пейзажей, когда сквозь леность пробился голос Кола. - Ну что, ты теперь Первородная. Как мечтала. Ни сама Кетрин, ни Фарид, замерший словно соляной столб, сразу не смогли сообразить смысла сказанного. «Что?!» - Только не обольщайся зря, Первородную нынче несложно прикончить. Вставай. «Не хочу. Вставать. И быть Первородной. Иди к черту…» Словно вторя её мыслям, Кол и впрямь отступил куда-то в сторону. А когда появился вновь, то поле зрения загородило дуло. Непонятное оружие напоминавшее и изящную работу старых мастеров и обычный самопал из тех, чьи составные запчасти можно найти в мусорном бачке. - Не будь такой ленивой, Китти-Кет. – Раздался щелчок. - Вставай, иначе я выстрелю. «Плевать». Она расслабилась, вжимаясь в землю и пытаясь вернуться в обнимавшее безликое и пульсирующее тепло. - Это не Белый Дуб, а яд оборотня. – Раздражающе твердым тоном врача, давно постигшего все глубины профдеформации: - Ты будешь двигаться, потому что твоё тело начнет выворачивать наизнанку, а мышцы непроизвольно сокращаться. Только что обращенная, ты уже через час будешь блевать и мочиться под себя. - Без обычных ужимок серые задумчивые глаза Майклсона глядели так прозрачно и пристально, что Кетрин уже почувствовала, как волоски на её теле становятся дыбом. - Очень долгая боль, и ведет она к одному итогу – тебе придется овладеть собственным телом. Ты упустила возможность. - Мы не проводили… Новый Орлеан… Ты сам сказал, - Кетрин скосила взгляд на лицо Фарида в поиске подтверждения, но тот выглядел не менее потерянным и угнетенным. Или даже более? Рядом, где-то в траве, судя по запаху давно остыл труп ведьмы Люси. Губами можно было почти не шевелить, поэтому Петрова тянула время, разговаривая. – Почему… не помню ритуала? – Как же тяжело двигать этими ёбаными губами! Болезненная мысль, что она может остаться лежать здесь. ЧуднАя, ведь Петрову в принципе никогда не привлекала статичность. - Если Первородная, то мне нельзя внушить. Так не бывает. Я все буду помнить. - Элайджа тоже не помнит Татью. С чего бы, если Первородные помнят все? – Кол протянул ей ладонь. Сделав усилие, она схватила пальцы. – Ну и умница. Еще вспомнишь. Вставай и собирайся. Тебе скоро станут необходимы алкоголь, наркотики и секс, да еще в бОльших количествах, иначе Элайджа тебя не признает и шкуру спустит с Фарида. - С чего бы такая забота о нем? – она откашлялась, понимая что гортань дерет как наждачкой – пересохло. - Не хочу лишаться единственно приличного человека в своем окружении. Идите собирать вещи, через пару часов самолет. Новый Орлеан. США. - Анна опасна? - Не думаю. По крайней мере не для нас. - Не для нас сейчас, - поднял брови Стефан. – Но за нами есть Первородные, для которых она может быть опасна. - А я бы на твоем месте своего Первородного боялся больше, чем Анны. – Деймон, схватил ключи со столика и бросил брату. Губы искривились в знакомой ухмылке. – Твоя очередь заботиться о малышке, пока я не вернусь. Кивнув, Стефан промолчал в ответ – слишком ясно было, что речь совсем не о «Шевроле». - Деймон, ты обязательно вернешься. – Елена стояла у окна, судорожно вцепившись в раму, глаза скользили по расстилавшемуся небу. – К нам обоим. - Ну, это смотря как оно там у Эстер, может у неё там своё казино с блэкджеком и веселыми дамами, подамся в крупье… - Деймон! - Вот ваши постные физиономии и заставляют меня искать сомнительных должностей, Стефан. Хотя, нет, оставайтесь собой, – он еще более скептически оглядел их лица, - так обществу легче поверить, что вы невинные жертвы режима Гибрида и Ко, а не их собутыльники. - Ну, хватит. – Сначала хотевшая поцеловать лишь в щеку, Елена вдруг обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала. – Тебе есть куда возвращаться, Деймон. Понял меня? - Понял. – Она отступила, а Деймон немного растерянно оглянулся на Стефана. Привычка шутить в эту минуту его покинула. - Пока? - Пока. – Младший Сальваторе протянул руку. - Я больше всего на свете хочу съездить тебе по морде, но подожду до следующей встречи. Елена рассмеялась, утирая слезы. Даже став вампиром, Елена все равно не могла привыкнуть к безумной скорости перемещения – мгновение назад Деймон стоял рядом, а сейчас внизу садился во внедорожник, который должен был отвезти его и Ребекку в аэропорт. - Стефан, мы ведь родственные души, верно? – голос наблюдавшей за отъездом Деймона Гилберт охрип. – Жизнь же не исчерпывается романтикой. - Верно. – Он поджал губы, стараясь сдержать слезы. – Это правда? - От той девочки из Мистик-Фоллз уже ничего не осталось, Стефан. А та, что выросла, выросла и сохранила себя только благодаря тебе… Я сейчас поняла, что буду ждать Деймона. Прости. - Я тебя понял, Елена. - Останешься, - быстрый взгляд, - или?.. - Останусь. – Обняв её, он тоже уставился на подъездную аллею. - Нам нужно решить, что мы будем делать, не высовываясь. Иначе так и рехнуться можно… *** - Что это? – он принюхался. – Ты вампир, но пахнешь иначе. - Элайджа… Лицо Первородного промелькнуло выражение гнева, сменившееся непониманием. - Ты преодолела внушение не изменять кровь? И вести себя прилично, как положено Татье? - Преодолела. Потому что я теперь такой вампир… - покачнувшись на высоких шпильках, Кетрин хихикнула. - Очень особый вампир. Теперь ты… Придется или стать очень плохим или… Очень хорошо попросить. Ой, что ты делаешь? Ты же не про… - Вправду пьяная, - взгляд Элайджи стал предельно задумчивым. Обхватив Петрову за талию, он подпихнул её к Густаву. – Проверь её на наркотики, а после отнеси в номер той гостиницы, где я обычно останавливаюсь. Чтобы к вечеру была готова. – Я хочу повеселиться, - бутылку из рук она все же выпустила. - Мы и идем веселиться, - заверил её Густав. – Просто в другое место. - А как же эм… - поискала взглядом высокого светловолосого мужчину, - мальчик? - Мальчик будет попозже, - успокоил сомнения Элайджа. – Мальчику нужно отлить. - Хорошо. Хотя… - Пьяно улыбнувшись, Кетрин оглядела Первородного и затормозила. - Можно и без мальчика. По прилете в Новый Орлеан, Катерина просто отправила встречающих её в аэропорту вампиров восвояси и не явилась домой. Повторное требование ничего не дало, а хлопот было и без его обнаглевшей пары достаточно – провожали Ребекку и Деймона, во Францию улетал Клаус, нужно было присматривать за переносом лаборатории Родригеса и контролировать все телодвижения на «Валькирии», пока Клаус с Бекс находились в самолетах. Время шло, свободная минута выдалась лишь к вечеру и нельзя сказать, чтобы ситуация порадовала: очень пьяная и Катерина в объятиях какого-то новобранца-вампира демонстрировала непреодолимую тягу к веселью, логичным завершением которого, по мнению её спутника, предполагалось оказаться в горизонтали между её ног. Хотя Фарид тоже не появился в доме, как мог бы, но тут Элайджа не сомневался во влиянии Кола – брат внушил. Насколько Кол внушил Катерине – вопрос оставался открыт, но это её не извиняло: она должна была оповестить телефонным звонком хозяина своей линии. Обернувшись к остальным стоявшим безмолвно, пока Катерина и Густав покидали место действа, Элайджа недовольно поджал губы, и «мальчик» почувствовал, что готов отлить, не сходя с места. - Ты был приглашен на бал, когда я представил Татью как свою спутницу? – Всё-таки вдруг бедолагу Катерина обратила не отходя далеко. - Я… - внушение не позволило солгать. – Да. - Какое имя у этой девушки? Что только что ушла? - Кетрин. Этот ответ все решил. - Фарид, как думаешь, оставить его с Кетрин, раз они так симпатизируют друг другу? От облегчения у Клайва подкашивались ноги. - Спаси... Не удостоив его слов вниманием Элайджа с явной досадой оглядел обшлага рукавов. Поняв, что без разрешения подал голос, парень замер. Фарид ничего не говорил, лишь по лицу прошла гримаса раздражения. Первородный вздохнул. - К Кетрин, так к Кетрин. Пальцы начали одно за другим разрывать сухожилия и мышцы, и, глядя в стекленеющие ужасом и смертью синие глаза, Первородный благожелательно улыбнулся: - Раз Кетрин умерла, - тело шлепнулось на пол, - соединим же два любящих сердца. - Я думал, только у Клауса с Ребеккой страсть к бессмысленным эффектам, - сухо проронил араб. - Нет, это от матери - все любим немного побыть Морфеусом*. – Внимательный взгляд на Фарида. – Особенно, когда мне нужно выпустить пар. Кажется, я просил приглядывать за Катериной? - Ты же и сказал, что её поведение не мои проблемы, – кивок на голову, – может, выбросишь уже? - Отправить ей - полюбуется делом рук своих? - Ты ищешь раскаяния в Кетрин? – мужчина усмехнулся. – Скорее уж удовольствие от твоей ревности затмит любые сожаления. - Это не ревность, я сам разрешил Катерине иметь самцов в неограниченных количествах. Но в Ницце, а не в Новом Орлеане, где мы только-только взяли контроль над городом, и не с вампирами, для которых она должна быть хозяйкой. Нужно приучать её к ответственности. – Снова холодный взгляд вперился в Фарида. – Или не только ее? - Сомневаешься? - Сомневаюсь. Катерина, конечно, любит развлечься, - Первородный всё-таки скривился, - но не настолько. - Насчет этого я не в курсе, хотя догадываюсь о её договоренностях с Колом. А вот остальное расскажу. Кровь и ледяной душ довольно быстро отрезвили организм – часы показывали всего лишь восемь вечера, а с ясной головой вернулось осознание двусмысленности и опасности текущего положения. Да, они с Фаридом действовали под контролем Кола, но это не отменяло того, что контроль Кола соответствовал планам самой Кетрин. Ко всему неприятное открытие: можно стать Первородной, но привычка осознавать себя слабее въедается в подсознание куда сильнее, да и контроль над производством концентрата Белого Дуба делал невозможным лишь внушение, но не её смерть. С другой стороны, Элайджа нечасто демонстрировал эмоции из разряда придушить, наорать и прочих «прелестей», до которых был охочь Клаус, он предпочитал убивать размеренно и спокойно, а раз до сих пор не сделал ей смертельной инъекции, то вряд ли планирует. C этими мыслями войдя в спальню из ванной комнаты, женщина быстро обмотала волосы полотенцем и обернулась в сторону кресла в поисках подготовленного заранее халата. - Ты решила покуролесить по клубам, или это сопутствующая деятельность, на которую сподвиг Кол? Номер, очевидно, принадлежал Первородному, но Кетрин думала, что он предпочтет подождать её в гостиной. Однако даже и предполагаемого раздражения в голосе Элайджи не звучало, скорее насмешка. - Иногда мне хочется развлекаться. Снять стресс. Как наслаждающемуся обществом Ребурн – я слышала, что бывшая маркиза приехала в Новый Орлеан, - надеюсь на твоё понимание. - Не к чему ревновать, - на губах Элайджа появился намек на улыбку. Самодовольную. – Сильвия тебя не заменяет. - Я об отсутствии у нас конфликтов. Ничего не имею против твоих любовниц. Тебе и по статусу, и для удобства положено. Воодушевления продемонстрированной Петровой тягой к компромиссам Первородный, однако, не выказал: - Ты осознаешь, что он должен был смотреть на тебя только снизу вверх? - Относительно молод, но бодр, - она растопырила пальцы, привычно начав загибать их по одному, - и вынослив. Он ни на кого бы не успел посмотреть - явно пушечное мясо для войны. Да и неужели ты вправду думаешь, что ему бы обломилось? И вообще какая разница? - В каком смысле, «какая разница»? - холод в голосе сменился подозрением: - Ты приехала сюда объявить мне о решении нашей задачки, или ещё что-то? - Я приехала, потому что не хочу влезать в войну с Эстер и тем более мешать кому-то. Не хотелось бы приумножать недоговоренности сейчас, когда изменился мой магический статус. – Она села на постели, прикрывая грудь полотенцем, и Элайджа сдвинул брови в недоумении: учитывая отсутствие стыдливости, это был непроизвольный защитный жест, видимо, Катерина испытывала страх. Следующие её слова подтвердили: – Не хочу умирать. Я стала Первородной, потому что боюсь попасть на очередной алтарь ради выживания твоей семьи и потому что мне нужно было избавиться от связки с твоей жизнью. Только поэтому. Теперь, когда я не связана с тобой и фактически свободна от… Не в его привычках было перебивать собеседников вообще, а уж тем более эту собеседницу, но Элайджа не стал тратить время на выслушивание глупостей: - Ты вправду веришь, что теперь свободна? - Ты изначально не хотел ребенка, - ответила Катерина. Вкрадчивый тон Первородного, сопровождаемый чересчур пристальным взглядом её не обманывал. – Речь шла о том, чтобы мне выжить? Я буду паинькой, тихо отсижусь на каком-нибудь острове до конца конфликта с Эстер, да и Клаус… Учитывая, как сильно он меня недолюбливает, то тоже будет рад распрощаться. - А я буду радоваться жизни с Сильвией, чтобы вовремя отправиться к папочке? Идеально? - Идеально. Но если тебе недостаточно Сильвии… - Она протянула полотенце с груди. - Нужно только попросить. - Если мне захочется, то я спокойно могу найти любовницу и без Сильвии, перед которой я очень виноват. Но ты невнимательно слушала. Я не хотел ребенка, о котором не может позаботиться его мать. Или есть какие-то возражения по поводу его наличия у тебя? - Я вампир, за мной гонялся Клаус, и, разумеется, я никогда не думала ни о каких детях, - еще недавно Кетрин казалось, что она совершенно готова к диалогу, готова повернуть ситуацию так, чтобы выторговать кучу преференций на ровном месте, но сейчас чувствовала, что играют на её нервах. Никак не наоборот. Но то, что он испытывал чувство вины перед какой-то там Сильвией... Пообещав себе отыграться позже, Петрова сообщила относительно ровно: - Я сама по себе. - Иметь с этим дело не такая уж и легкая задача, - неожиданно легко согласился Элайджа. - Стоит поговорить о Франции. - Да. Кетрин выдерживала паузу долго: успела надеть халат, не забывая в процессе покрасоваться прелестями фигуры, скорее уж по привычке, чем из какого-то расчета, подсушить волосы полотенцем. На Элайджу впечатления не произвело – а когда производило? – но ей уверенности в себе прибавило. Очевидно, что вопрос о Франции предполагал его скорый отъезд в последнюю встречу, когда он бросил её в саду, но решила она говорить сразу же о другой Франции, куда более важной для взаимодействия. Семнадцатого столетия. Повторила задумчиво: - Да. Я вампир, Элайджа. Пусть с человеческими эмоциями, и они обеспечили меня страхом перед тобой той ночью, но я всё равно знаю, что такое инстинкт. Насколько он сильнее в нас по сравнению с людьми. – Короткий смешок. – Если тебе станет спокойнее, то сам факт, что Первородный из многих женщин-вампиров захотел спариться именно со мной, меня более чем устраивал. Это пугало и унижало человека, но поднимало на иерархической лестнице вампира. А я вампир. - Но меня-то интересует человек. Который по какой-то причине очень не хочет рожать мне ребенка. И эти причины мне пока неясны. - Знаешь, это ведь очень странно. У тебя не было обязательств и причин обращаться со мной нежнее, чем обращались с женщинами большинство мужчин тех лет, и все равно тебя это так сильно тревожит... Поэтому ты сбежал в Ницце? Выслушивать подобную трактовку своего поведения тысячелетнему Первородному было трудно, но Элайджа недаром считался самым благородным из семьи, когда дело касалось диалога и признания ошибок: - Поэтому. Что странного? - Мы уже говорили. Что в том, за что я тебя и вправду виню, ты не видишь никакой вины. – Кетрин смотрела внимательно, и в этот раз Первородный промолчал, наклоном головы подтверждая её слова и давая понять, что и вправду не видит в их поведении ничего предосудительного. – В любом случае, вопрос о поведении твоего альтер-эго закроем, он меня не пугает. - Что до твоей семьи? - Мне наплевать на них, когда мы трахаемся. – В прищуренных глазах мужчины мелькнуло раздражение в ответ на намеренную грубость, но Кетрин слишком тревожило ощущать застенчивость, и она пыталась найти точку опоры в вульгарности фраз. - Фарид сказал мне это, и он оказался прав. Воспоминания о родителях и сестре есть, они ранят, но... Этого именно тебе не объяснить. Есть сегодняшний день, и в этом сегодняшнем дне ненависть мне не поможет. Да я её и не испытываю. - Что же ты испытываешь? - Скорее обиду. Но меня одновременно устраивает то, что для твоего вампира я пара, а для человека женщина, от которой ты хочешь ребенка. Утешает самолюбие то, что ты тоже зависим. – Хотелось насмешливо, а получилось с горечью: - И кстати, за моим обращением стоит ведь Кол, а не Фарид. Выходит, твой младший брат всегда знал секрет создания Первородных. - Но раньше он не имел доступа к Белому Дубу и крови двойника. - Ты не очень-то нервничаешь, - заметила Кетрин, глядя как Элайджа, отыскав галстук, неторопливо завязывает на нем узел. – То есть давно знаешь, что Кол внушал Фариду. - Знаю. Но Кол был заколот кинжалом, и я полагал, что его внушение перестало действовать. - Поэтому нужно радоваться пушечному мясу, а не всяким Первородным девицам из рук братцев. - По части Белого Дуба: производство заморожено, партии посчитаны, все уничтожено. - Кроме документов и Родригеса - мозга проекта? Татья сегодня же будет уничтожена как человек? – Учет её крови и крови Елены мы ведем вплоть до грамма. - Видимо, учет не только её крови, но и своим словам, - в ответ на недоумевающий взгляд, ядовито протянула: - Я из раза в раз получаю куцую фразу в ответ. Если, конечно, речь не о душечке-Сильвии, которую ты даже через пятьсот лет вытащил с той стороны, потому что «очень виноват». - Катерина, ну, почему ты такая… Тот, кто сказал тебе, что ты не ревнивая – нагло врал. – С преувеличенно тяжелым вздохом Элайджа пояснил: - Если бы Кол хотел создавать Первородных, они уже бегали по миру пачками. Поэтому я спокоен. - Выходит, ты знал, что у него получится? - Тебя, точнее твою душу страховал Фарид. - Он твой слуга, шпионящий на Кола и после этого шпионящий на тебя. Двойной агент? - Или тройной. И Фарид не слуга. В любом случае, ты бы выжила. Само очарование. Последние слова относились к тому, что Катерина скорчила ему «милую» гримаску. - Я одного не могу понять – у тебя есть агенты, - раздраженно: - Кол даже Первородную настрогал ради такого дела, и у недяглого Финна наличествовала Сейдж… Кто занимается Клаусом? Его команда? Ну, не Марсель это точно. - Я сам задаюсь этим вопросом довольно давно, - улыбнулся в ответ на её недовольство Первородный. - С другой стороны: Клаус склонен к паранойе, к тому же ему никогда не угрожал кинжал. - Клаус знает все и обо всем. Майкл бегал по свету, выслеживая. У него должен быть кто-то с большИм объемом знаний о мире и всегда держащий нос по ветру. Он ведь знал о том, что я это я, когда Стефан убил Майкла. Мы даже поболтали за пивом. Откуда? - Есть у Клауса шпионы или их нет – сейчас не вопрос первой очереди. Ты таким образом пытаешь уйти от первоначальной темы диалога? - Нет! – Закусив губу, подумала, и нехотя согласилась: - Ладно, возвращаясь к нашему вопросу: я не против родить, но вовсе необязательно, что я вообще смогу забеременеть. Может, ещё человеком я была бесплодна и тогда вся эта Первороднообращённость роли не играет. Если ты не настрогал ублюдков, и для тебя возможно. Сколько тебе лет, кстати? - Двадцать четыре. - А выглядишь на все тридцать, - не преминула порадовать брюнетка, но цели не достигла. – Почему ты не был женат в таком возрасте? Татью так долго обхаживал? - О тебе, любовь моя, грезил. Ублюдков у меня не было. - Девственность хранил или Эстер позаботилась о контрацепции? Волосы Кетрин трещали под резкими взмахами щетки. - Кхм... Возможно ты с такими не сталкивалась, но обычно зачатки мозгов у мужчин предполагают самоконтроль. Твои предположения о бесплодии не меняют того, что мы поймем друг друга - просто наш срок вместе будет меньше, как и твой выигрыш. – Первородный даже не пытался скрывать удивления, но ей было плевать. Она и сама понимала, что ведет себя глупо, но, видимо, тупость прицепилась к ней вместе с Первородным статусом. Или это похмелье и долгое воздержание виноваты? Но злило нынче абсолютно всё и равнодушие Элайджи больше всего: вообще-то она пусть и планировала стать Первородной в первую очередь ради себя самой, но обеспечила же ему возможность выжить. Его должны были интересовать подробности плана по воплощению этой возможности. Он должен был уговаривать её, улещивать и подбадривать, рассказывая, что хорошо бы завести даже и парочку детей. Или Элайджа намеренно не желал даже заглядывать в тот мир, который будет выстроен после войны? Или ему было вообще всё равно? – Фарид мне передал твою просьбу об украшениях. - Да, я их получила. – Она положила щетку на столик и уточнила. – А что-то не так? - Все отлично. Возьми в столе мм... подарок. Первый сверху. В верхнем ящике стола действительно лежала прямоугольная бархатная коробка. - Планируешь купить меня за бусы? - Возможно. – Не удержался от улыбки. - Вообще-то, зная тебя, это реализуемо. - Верно. Но бусы должны быть очень хороши. Коробка плюхнулась на столешницу нераскрытой. Кетрин злилась лишь сильнее. Не потому, что планировала шантажировать Элайджу возможным потомством, а потому что не понимала, где вообще ей взять нити влияния на него. Точнее понимала, каким образом нужно действовать, но это низводило её до уровня и вправду шлюхи. Кто бы из обиженных недотёп, что ни говорил, исходя из историй с оборотнями и прочими полезными любовниками вроде Мейсона, но, если не считать первых лет после обращения, своим телом она не торговала и спала с мужчинами исключительно ради собственного удовольствия. Любовники всегда были глупее её, вполне заменимы, и если уж попутно несли какую-то пользу для дела как тот же Мейсон – ну, вот зачем отказываться от удачи… В случае жизни с Элайджей же по всему выходило, что нужно обернуться рахат-лукумом и надеяться только раздвиганием ног, вкусной кровью и способностью выносить ребенка смягчить его сердце. Хитрых и жизнелюбивых женщин Элайджа не любил – его окружали интеллектуально развитые и сексуально-привлекательные клухи, жаждущие учиться нон-стоп, и готовые с постными минами с утра до вечера размышлять над философией Канта и судьбами бытия. Переиграть тоже почти невозможно, Майклсоны – гидра: покусишься на одного, другие вынесут приговор, и лучше уж оставаться под боком благоволившего ей Майклсона, чем иметь дело с остальными. - Кажется, я попросил посмотреть, - вывел из забывчивости голос мужчины. - Потребовал. Элайджа улыбнулся во все тридцать два. Но видимо, что-то прочитал в лице Кетрин, поэтому тон его приказа изменился до бархатно-вкрадчивого: - Посмотри хотя бы. – Взяв кофр, он вложил его в ладонь женщины. - Пожалуйста? Петрова откинула влажное полотенце в сторону и решительным шагом пересекла комнату по направлению к зеркалу. Что за детский сад она творит?! На что обижается? Тьфу, дура! Убивать Элайджа её не собирался, это самое важное, а значит, и нечего дрожать как желе. Да и… Со щелчком брюнетка открыла коробку. Не бусы, но лежавшие на светлом бархате серьги заставили её чуть прищуриться, а линию рта невольно смягчиться. Ассиметричные, воздушной тонкой работы – левая каффа в виде басового ключа и правая длинная подвеска, повторявшая форму скрипичного, - были исполнены из титана, белого золота и синих и красных камней. Темные гранаты мерцали, строгостью сияния компенсируя большое количество цветов, а синие… Кобальтовая шпинель. Она потрогала кончиком длинного ногтя один камень. Покачнулся. В ушах будут играть и двигаться при каждом шаге. Замки, фиксирующиеся на мочках, были оформлены в виде инициалов: с внешней, видимой стороны её, с внутренней – Элайджи. - И как тебе «бусы»? От звука голоса над ухом и легкого прикосновения к плечу мышцы живота напряглись, а грудь повысила чувствительность. Кетрин такие реакции собственного тела вновь не порадовали. - Континент можно купить, а не просто чью-то матку. Кто их сделал? - Очень хороший мастер. - Сколько они стоили? - Довольно дорого. - Насколько? - Куда больше, чем годовой доход средневекового замка, истраченный на сетку любовницы Папы Римского. - Он и это доложил? – Фарид работает не только на Кола, но и на меня. И со мной он гораздо искреннее. Женщина закрепила каффу, отвешивая себе мысленную затрещину: могла бы и сама догадаться, что Элайдже достаточно было спросить Фарида не причинит ли внушение Кола вреда подопечным, включая её, Катерину, и отпустить ситуацию. Крошечные искорки камней плавно заструились по желобкам, и только две крупные темные точки бриллиантов оставались статичными. Все именно как она любила: броско, ярко и одновременно с большим вкусом. - Мне действительно интересно, на что ты их обменял. – Интуиция протестовала против подарка. - Явно не за деньги. - Не за деньги. Катерина, не глупи. Я не Сальваторе. - Который из? - Любой. Она завинтила вторую серьгу. Подняла волосы вверх, чтобы были видны уши и шея. Волна невольной радости, которую Петрова теперь не сочла нужным скрывать, теплом разлилась по телу: уж она-то понимала не просто в драгоценностях, но и в уровне ювелирного мастерства. Стоявший позади Элайджа смотрел из зеркального отражения столь же откровенно любуясь женщиной, но было в его глазах что-то еще. И это «что-то» было такой природы… Петрова быстро обернулась. Ничего – Элайджа лишь слегка улыбался. От наслаждения у женщины чуть вылезли клыки – хотелось укусить Первородного. Скрипичный и басовый ключ – Катерина вспомнила, что Элайджа играет на фортепиано. Она никогда не была тому свидетелем, и все же слухами земля полнится. И одновременно ехидный голосок подсознания поинтересовался – а стоило ли становиться Первородной, чтобы вот так добровольно принять клеймо? И тем более дуться на то, что приветствие после разлуки было не самым радушным? И вообще чувствовать себя слабее Первородного? Эта мысль вырвала из кокона умиротворенного созерцания, заставила сердце сбиться с ритма, резко опустить руки и вновь обернуться к наблюдавшему за ней мужчине. - Я смогу их снять сама? - Нет. - Глаза брюнетки нервно заблестели, по коже пробежал озноб, и Первородный поспешил успокоить: – Они никак не воздействуют на тебя, твою волю или тело, но снять ты их не сможешь. Даже если вырвешь из мочек, наденешь вновь. - Зачем они нужны? - Мне нравится знать, что ты их носишь. Считай, капризом. – Элайджа погладил её чуть влажные волосы. Его пальцы легли на плечи Кетрин, и она с иррациональным чувством беспомощности разглядывала отражения в зеркале. – В отличие от тех изумрудов, мои инициалы на тебе никому не видны, о них будем знать только мы с тобой. У меня тоже есть чувство собственности – будь снисходительна, м? – Короткий поцелуй в макушку. – Они ведь тебе нравятся, да, Катерина? Её имя в его устах её убаюкивало, и Элайджа это знал. Петрова только вздохнула – вот так и превращают самостоятельных женщин в тряпки. - Слишком красивые, раз я нацепила без сопротивления, - тихо и утвердительно: - Да и ты не капризен. Это отчасти наказание за плохое поведение? - Это не наказание, - в голосе появились жесткие нотки. – Скорее считай исправлением моего давнего греха перед тобой. - Никогда не дари женщинам одинаковых сеток. Я и вправду не против Ребурн или… кого-то еще, но мне придется повышать свой статус в том числе за их счет, если ребенок все же получится. Это необходимо нам обоим. У меня вопрос: как Первородная… Я же равная тебе по силе теперь. – Элайджа смотрел с легкой иронией, и Катерина уже неуверенно уточнила, повернувшись к нему лицом: - Физически. - Ты планируешь устроить драку? - А ты сомневаешься в своих силах? - Не хочу тебя расстраивать. Ну хорошо. – Ладони мужчины без передавливания, но крепко обхватили её запястья, а лицо стало серьезным. - Попробуй вырваться. Она попробовала. И снова попробовала, выкручивая запястья почти до вывихнутых суставов. Пробовала брыкаться, использовала вес своего тела и нанесла несколько чувствительных ударов – Элайджа поморщился, - но и только. - Но почему? – Катерина и вправду расстроилась: такие усилия и вновь аутсайдер. Это было нечестно. Несправедливо. – Сила Первородных не должна зависеть от времени, прошедшего с обращения. Я же тоже Первородная. - Похоже, что совсем юная на момент обращения. – Ослабив хватку, Элайджа пояснил: - Силы и способности вампира преумножаются, Катерина, и сильно зависят от начальных возможностей. Трижды два шесть, а трижды три девять, а трижды десять тридцать, если мы будем увеличивать второй множитель на шаг, пропасть между первым только сильнее возрастет. Ты даже по сравнению с Ребеккой слабее, так что говорить обо мне или моих братьях, которые старше и держали в руке меч. Но, вероятно, твоя выносливость будет высокой – бегала ты очень быстро и долго даже в тех тяжелых платьях. – Он прищурился, глядя как понурила голову Катерина. – Это разве было так важно? Она молчала. Люди целуются по-разному – одаривают друг друга легким поцелуем в губы в приветствии, на прощание чмокают в щёчку, парочки во множестве сидят и «лижутся» на скамейках и парапетах, попутно поедая сладкую вату с попкорном, не говоря уже об откровенно-страстных поцелуях… Она сама целовалась множество раз в общественных местах, с тех пор как это перестало быть скандальным с середины прошлого века, но представить себя и Элайджу целующимися при встрече или в парке Петрова не могла. Поцелуи Элайджи всегда оставались чересчур интимны, и никак не предназначены для демонстрации. А ещё в них не было ни юмора, ни иронии, ни веселья, которые были так предпочтительны в её остальных любовниках: поцелуев с Элайджей было мало, а те что были слишком дорого ей обходились, чтобы насмешничать. Ушли те дни, когда Катерину и впрямь можно было заставить хохотать от счастья любым отрезом бархата или шелка, но ласки возбуждали в ней тот же восторг, что подарки, которыми он её осыпал полтысячелетия назад. Она любила быть обласканной, и Элайджа давно об этом догадался, поэтому не торопился: стоило им встретиться кончиками губ, как тело Катерины стала податливым. Горечь перед предстоящим, если не растопилась страстью, то отошла на второй план, сменившись желанием прижаться к источнику удовольствия. Согласно улыбнувшись его замечанию, что пора собираться на ужин, она вопросительно приподняла брови: Элайджа смотрел со странным выражением лица, его пальцы продолжали перебирать её волосы и массировать затылок, и вряд ли это значило, что от нее ожидается суета. Но теперь раздражение от необходимости использовать тело в качестве орудия улучшения собственных условий жизни не мешало планам: выбирали ей любовника, конечно, её желаниями не интересуюсь, но когда любовник такой… Издав тихий гортанный вздох удовольствия, Катерина едва ли не промурлыкала вопросительно: - Мой лорд? - Серьги не наказание, поняла? Долгий поцелуй в лоб. Элайджа подхватил её на руки и устроился в кресле. Их хватило лишь на нескольких минут: недавно обращенная Первородная и без того была гранатой с уже выдернутой чекой, а Элайдже слишком долго было не до секса, чтобы сдерживаться теперь. Мало, но думать стало полегче, и именно этим он занялся, поглаживая поясницу обмякшей девушки. Катерине будет позволено остаться Первородной, но одновременно она должна чувствовать, нет – ясно осознавать, что сторона есть только одна. Приподняв подбородок избранницы двумя пальцами, мужчина полюбовался на её личико в обрамлении сияющих камней: как ни смешно в их случае, но два месяца в разлуке короткий и большой срок одновременно. Клаус настаивал - Катерина не должна знать, что в случае союзничества с матерью и итоговой победы Эстер серьги её убьют: в них были встроены иглы с кровью Элайджи. Изначально расчёт шел всего лишь на вампира, которого Эстер может каким-то образом «отцепить» от хозяйской линии, и его нужно было связать с Первородным вновь. Поэтому в силу произошедших изменений статуса Петровой серьги в течение мгновения свяжут их с Катериной тем же способом, которым мать скрепила кровь Первородных после бала в Мистик Фоллз. Брачный обряд принятия в род обычно лишь для престижа имеет внешние проявления и соответствующий антураж, требует какого-то согласия жертвы, на деле ничего этого не нужно - достаточно было заразить Катерину своей кровью, вколов несколько капель той, над которой было прочитано заклинание. Столь красивое украшение Элайджа заказал потому, что Катерина не раздражалась бы очень сильно обязательству его носить, а способ – что как не «укус» лучше подходит для вампиров? Увидев вопросительно поднятые брови Катерины Первородный сдержал усмешку: пусть он никогда не был благороден настолько, чтобы дать ей свободу, но сами серьги тоже были компромиссом между интересами семьи и сохранностью головы Петровой – наверное, это то в чем он поднаторел как никто за годы практики, - иглы активизируются только в случае её предательства, а не его смерти, как настаивал брат. - Ты пришел смотреть мой сон. – Тихо уточнила Катерина. - Или пригласишь Фарида? - Зависит от того, насколько много событий сон показывает. - Совсем не много. Вот только… - она не договорила и опустила голову в глубокой задумчивости, но не прошло и минуты как очень спокойно произнесла: - Не думаю, что эти сны имеют особое значение. Кол что-то знает, и это значит он уверен в вашей победе. Иначе зачем делать меня Первородной? Элайджа кивнул и снова уставился в карие глаза, под игрой света вспыхивавшие янтарными каплями в ночном костре. «Ничего не проси…» Можно убедить весь мир вокруг включая себя, что чувство долга и воля неизменны, но правда была в том, что его спасало от потакания желаниям Катерины лишь её абсолютное неумение подластиться и попросить. Она всегда самовлюблённо упорствовала в желании быть ровней Первородным и шла по жизни гренадерским шагом. Доводами рассудка ей не победить его никогда. Только захлестнувшая горечь удержала от смеха, когда Катерина не подвела и как всегда чертовски логично сказала в ответ на свой же вопрос: - Совершенно незачем. К тому же я заметила, что твой младший брат явно благоволит Керолайн. Его протеже Ида – тоже Первородная, а Эстер хочет уничтожить всех Первородных. У него есть сведения, что Эстер будет штурмовать ваши базы в течение пары дней, но всё не закончится, Элайджа. – Внезапно улыбнувшись Катерина поцеловала мужчину в губы. – А теперь - мой сон? Распахнула глаза и замерла, вскинув руку. Сначала хотела прикоснуться к шее, но в последний момент, повинуясь порыву, скользнула пальцами по лицу, невесом погладила гладко выбритую скулу. - Моя госпожа, вы ведете себя дурно. Так не подобает вести себя обрученной. - Ничуть не дурно, Леда. – Отправив в рот последнюю ложку лакомства, девочка начала выскребать остатки из мисочки уже пальцами. – Дурно оставлять пищу недоеденной. А ещё дурно демонстрировать миру отсутствие смирения и жаловаться на сестру. Последние слова относились к девочке напротив, чьи свежевымытые волосы кормилица осторожно расчесывала скользким гребнем слоновой кости. Свежевымытыми волосы Елены стали по той причине, что Катерина дернула сестру за косу перемазанными в липкую сладость руками. Поездка в церковь сорвалась: неудивительно, что Елена теперь сидела заплаканная и дулась как мышь на крупу. - Кормилица, а она всегда ведет себя как свинья. – Голосок Елены стал плаксиво-тоненьким: - Я совсем не удивлена, что отец никак не подпишет её контракт. Кто же захочет взять её в жены? - Отец отлично подпишет мой контракт. Он скоро вернётся. Но нотки сомнения все же проскользнули в голосе. Контракт Елены был уже готов, её планировали породнить с семейством Склиров, а вот договоренность насчет Катерины задерживалась. Когда волосы Елены были расчесаны, заплетены в красивые косы, короной сложенные на голове, а солнце стало клониться к закату на дорожке показался Константин. Служанки и девочки мгновенно вскочили в приветствии. - Отец, пожалуйста скажите? – Нетерпеливо и грубо спросила Катерина. - Всё удалось? - Да. Теперь ты, моя дорогая, помолвленная девушка. Глаза Катерины засияли от радости. Ей уже объяснили, какое помолвка прекрасное время, когда по-прежнему живёшь дома, но можно гулять и веселиться куда больше, а дальше ждет только хорошее. К тому же считалось, что теперь она очень ценная фигура не только для родителей, но и для всех вокруг. Подарки опять же на все праздники обязательны… Девочка в предвкушении аж подпрыгнула, мисочка стоявшая на столе покатилась по гранитным ступеням и разбилась. Но отец никак не отреагировал, и только теперь Катерина увидела, что он кажется… грустным? - Вы не рады помолвке? – Она вдруг испугалась, что рассказы няньки не оправдаются. - А какой он мой муж? Достаточно красивый? Добрый? - Красивый и прекрасно воспитанный. – Присев на плетеную лежанку и поблагодарив подавшую воды служанку, мужчина заверил: - Я нашел тебе замечательного мужа. - Спасибо. А я говорила, - Катерина заносчиво посмотрела на нюню-сестрицу. – Говорила, что уж у меня проблем с контрактом не случится. И все же улыбавшийся дочери Константин не мог сказать, что совершенно разделяет радость этих переменам: дети озарили их с Агнией жизни поздно, и даже думать о расставании было жаль. Однако и тянуть с помолвкой не стоило: легко могут пойти слухи, что Катерина больна, недостаточно обеспечена приданым или скверного нрава. А вот уже с браком можно и потянуть, Александр планировал военную карьеру и вряд ли приедет за женой сразу после двенадцатилетия. Да и помолвка – не замужество. - Кстати, поскольку ты отныне обрученная госпожа, мы с матерью решили сделать тебе подарок. Муж тоже пришлет ларец с дарами, но я надеюсь ты не забудешь родительских. - Да! Точнее, большое спасибо, не забуду, отец. Спасибо, а что это? - Глаза малышки округлились при виде украшения: крупной золотой монеты, подвешенной на мягкой тканевой веревке, чтобы ребенку не натерло шею. – Она не похожа на наши? Жизнь улучшалась на глазах - надежды кормилицы оправдывались. - Это монета, за которую покупают, или… - Не просто золотая монета, а семейная реликвия и оберег. Это монета из тех лет, когда я участвовал в битве против очень злого тирана. Их сделали совсем немного и три достались мне. У Елены тоже такая есть. – Внимательно слушавшая Катерина замерла, перебросив толстую косу вперед, чтобы ему было удобно закреплять. - Пусть она всегда будет с тобой, душа моя. - Красиво. – Взглянув на сестру напротив, девочка показала язык. Сестренка отвернулась и, устроившись на стульчике, принялась за вышивание. Присев на кушетку рядом с отцом, постоянно трогая монету, Катерина попросила: – Расскажите мне об этом тиране, отец. И о битве. Там ведь и императрица была, что она делала? - Была, конечно. Только, Катерина, помолвленная девушка и вести себя должна соответственно положению. Особенно по отношению к сестре. - Никто ничего не узнает, обещаю. – Взгляд из-под ресниц. – Если, конечно, слуги и Елена болтать не будут. Но тут уж будет не моя вина… Константин только вздохнул: он-то имел ввиду совсем не притворство. Поцеловав одну дочку в макушку, спросил вторую: - Елена, а ты не хочешь послушать? Чем ты так занята: вижу, что это очень красиво, но что это – не пойму? - Хочу. – Ревниво глянув на сестру, Елена тут же очутилась рядом с плетеным лежаком, быстро оттеснила зазевавшуюся Катерину, и протянула работу. – Целебные растения, чтобы было как в книге. Удивленный мужчина принялся рассматривать протянутую вышивку: Елена была отрадой души и матери, и отца, любила травы и сейчас вышивала гербарий. Золото, а не ребенок! Элайджа вдруг ощутимо вздрогнул и застыл. - Понятно. Уже пора собираться. Ей понятно не было: минуту назад расслабленный мужчина практически излучал холод. Спасибо что с колен не скинул. Уязвленная таким поведением после пусть скорой, но близости Катерина все же удержала лицо. Встала, кивнула на часы и направилась к шкафу: - Я взяла вечернее платье, как ты велел. И к счастью, оно синее и подойдет к серьгам. - Сколько времени тебе потребуется? Сейчас уже девять. Кетрин поправила волосы и прищёлкнула языком: Элайджа не был раздражен, он был зол. Но вероятнее всего эта злость была не на её счет. Чем его смогло так рассердить крайне невинное сновидение? Как ни перебирала воспоминания, в них не было дурного – не за перемазанные сладким сиропом волосы Елены он же оскорбился. - Не больше часа. - Хорошо. **** Петрова ошибалась, решив, что причиной гнева Элайджи было не её поведение. Выйдя за дверь, он схватил свежую рубашку, перебирая в памяти мелочи из её сновидения и чувствуя, как в сердце поднимается ни с чем не сравнимая злоба. И это состояние слабо успокаивалось по прошествии отмерянного ей на сборы времени. - Готова? - Да. Косой взгляд на низкий, до талии, вырез на спине, акцентирующий внимание на круглых ягодицах и сухое замечание: - Можно было бы и поскромнее. - Думаю, общество оценит меня лучше милорда. Элайджа кивком велел следовать за собой. Когда они спустились в подземный гараж, то вместо ожидаемого Петровой такси, оказался личный автомобиль Элайджи. - Поведешь? - Д-да. Спасибо. - Не хочу пропустить бесплатный акробатический трюк, - он взглядом окинул её туфли на шестидюймовых шпильках. – Креольский ресторан. - Как я понимаю Французский квартал? – вновь ослепительно улыбнулась Петрова. - Мы ужинаем отдельно, я настрою навигатор. Едва ли не бегом Кетрин обогнула автомобиль и устроилась на водительском сиденье. Не сказать, что она была каким-то особенным поклонником автомобильной езды, даже скорее наоборот предпочитала расслабленно созерцать проносящиеся пейзажи, однако прошло уже больше года с тех пор, как последний раз выпадал шанс побывать в роли водителя. Поэтому ощущение тяжелого руля под ладонями заставило на мгновение замереть от приятного чувства контроля. Она не понимала, почему Элайджа бесится. Пытаясь скрыть радость, Кетрин насмешливо заметила: – А как же кредо не нарушать закон? Ты не пристёгиваешься. - Оно неизменно только, когда мне не во вред. - Чем же так невыносим ремень безопасности в глазах всемогущего Первородного? - Мнет рубашку. - Страшное преступление. - Кетрин совершила чересчур сложный маневр, выезжая с парковки, но ей этого хотелось. - Всё-таки в одном наши вкусы совпадают: я тоже люблю «англичанина». - Вкусы совпадают точно не в одном, - взгляд Элайджи скользнул по профилю собеседницы, и остановился на губах, которые она поджала, пытаясь сдержать смех. В ряде вопросов Элайджа ничем не отличался от остальных мужчин – созерцание красивой любовницы улучшало его настроение, а сегодня Катерина явно пошла на компромисс и постаралась выглядеть так как нравилось ему: убранные под сетку свои кудри вместо голливудских локонов, хоть и яркий, но легкий макияж вместо изумлявших даже его, повидавшего белила восемнадцатого столетия, густых слоев бежево-серой массы. Катерина не подозревала о том, как велика её власть над ним, и обычно Первородного это понимание радовало: стоит потерпеть болезненную «прививку», и никто не использует его слабость. Но сегодня в сочетании со сном, её эмоциональная тупость и упрямство заставили кровь закипеть в жилах: увиденное окончательно утвердило в мыслях, что помимо внушения снов, кто-то беззастенчиво пользуется его разумом, эти сны создавая. Потому что маленькая Катерина была его собственностью. В силу отсутствия у неё воспоминаний, настолько полной, что это доставляло Элайдже извращенное удовольствие. Так же как взрослая Катерина, стоящая на ступенях дома. Катерина, расчесывающаяся волосы на ночь. Стонущая под ним от удовольствия в постели. Кинжал с пеплом Белого Дуба не причинял иной боли кроме пускай и мучительной, но кратковременной в момент нанесения удара или удаления оружия из тела. В остальном это была бесчувственность сродни неспособности к движению у полностью парализованных людей, когда функционирует лишь мозг. Ко всему Клаус никогда не лишал себя общества старшего брата и сестры надолго: двадцатый век, проведённый Ребеккой в гробу был столь продолжительным сроком, что утвердил Элайджу в ложной мысли будто брат вовсе избавился от семьи. Ребекка утверждала, что кинжал дает сон без сновидений, но не для всех: в случае Элайджи период сна был недолог, несколько месяцев, дальше разум возвращался и со временем Первородный привык использовать годы в гробу как возможность обдумать происходившее, составить план действий и проверок, рассортировать воспоминания и знакомства - закрепить в памяти ценные и отправить на дальнюю полку ненужные. Но если с текущими вопросами бывало покончено, а кинжал оставался в груди, то к рациональному миру начал примешиваться мир игр. Уже произошедшие события моделировались по-разному, тасовались как карты в колоде и приходили к финалам желанным или нет, но отличным от реальных. Катерина не могла не стать действующим лицом таких игр: его поманили как осла морковкой, заставили хорошо потрудиться умственно и эмоционально, чтобы обеспечить уверенность в получении приза, но по итогу оставили в дураках. Пусть всегда оставались мечты нереализуемые даже для Первородного Элайджи – объединение семьи, смягчение нрава Клауса, но к этой сфере нереализуемого никогда не относилось обладание приглянувшимся женским телом. Оттого он невольно раз за разом проживал фантазийные ситуации, и, если сначала они примитивно ограничивались удовлетворением похоти в сочетании с насилием в наказание за обман, то постепенно вселенная, в которой жила и действовала Катерина расширялась. Образы, которых он никогда не видел, но которые, исходя из воспоминаний о её пребывании в замке, могли бы существовать, и которые он воспроизводил в попытках не смазать воспоминаний о её внешнем облике - до изобретения фотографии, максимум на что можно было рассчитывать, пара портретов-зарисовок стилизованных под манеру академической живописи, лишь зливших отсутствием реализма, - оформились в его голове и начинали жить отдельной жизнью. Столетия спустя Элайджа помнил сотни оттенков улыбок и выражений глаз, знал, как Катерина держит ложку в пальцах или лежит в ванне. Он знал, какой она могла бы стать если бы выжила и выросла в женщину, как ей предназначалось зельем. Было место и для представлений о детстве, убившее садистское удовлетворение от подчинения жертвы. Конечно, его малышка-Катерина не могла носить греческого костюма из сна, на ней была рубашка с традиционным для Балкан ярким фартуком поверх, а привычка вплетать разноцветные яркие нитки в две косички объединяла многие народы, но повадки, манера морщить круглый носик и кривляться – все ещё детское, не отягощенное рамками приличий и привычками притворства, были единственно такими, какими они представали в его фантазиях. И теперь необходимо поделиться мечтами, которые он привык считать безраздельно своими, с Фаридом, братом и Бог знает кем ещё? Ярость накатила такой волной, что в первое мгновение ему захотелось вырвать сердце сидящей на коленях женщине, избавив себя от её личности. Он это почти сделал, но остановило рациональное: Катерина могла бы родить ему дочь. Похожую на неё, о которой можно было бы заботиться, баловать и которая бы любила его просто потому, что он был её отец. Он не слишком ладил с детьми, не испытывал умиления и трепета, но для дочки от Катерины мог бы стать идеальным отцом. - Что ты ела в твоем сне? Или не знаешь? - Варенье ро… - Кетрин на мгновение запнулась, поняв смысл ответа на вопрос, но предпочла тронуться с места и продолжить едва ли не безразлично: – Розовое варенье, Элайджа. Я съела целую плошку розового варенья. Учитывая, что это турецкое лакомство – наша ведьмочка здорово прокололась с временными рамками. - Притормози немного на выезде. Я хочу передать тебе одно воспоминание. Послушавшись, Катерина замедлила ход автомобиля. Ладонь Первородного легла ей на сгиб руки. - Отдай мне. - Эту? - Да! В ней не было ничего особенного – даже красивой не назвать, про таких можно сказать, подвернулась под руку, но видев странный, нездорово-хищный блеск в глазах Элайджи и резкость в голосе, Клаус кивком распорядился: - Веста, ступай к моему брату. Постарайся порадовать его. Рыжеволосая женщина послушно соскользнула с колен гибрида, и став на колени перед Элайджей вопросительно подняла на него тускло-водянисто голубые глаза. Потянулась к его паху, но в ответ Первородный внушил заснуть и не чувствовать боли. Положив безвольную женщину на столик, приставил к запястью нож. Спустя недолгое время Клаус смотрел с возрастающим изумлением на тело с отметинами-надрезами на всех крупных венах и артериях: когда брат закончил, в трупе крови почти не оставалось. Для обычного вампира - ничего особенного, вот только Элайджа не был обычным: он отличался самоконтролем и почти никогда не убивал тех, кто давал ему кровь в пищу. Наоборот, эти люди хорошо питались, в силу брезгливости хозяина жили в чистоте, а после того, как их кровь приедалась еще и получали достаточные отступные за свои услуги. Или же вырвался… Словно очнувшись ото сна, Элайджа с недоумением посмотрел на брата. Потом на тело обескровленной девушки. И Клаус понял, что вампир за дверью не вырвался на волю, все это проделала разумная ипостась. По лицу старшего Майклсона пробежала тень досады. - Мне тоже жаль, что ты увлекся и действо не может быть повторено, - верно истолковав эмоции Первородного хмыкнул Гибрид. Элайджа шутки не поддержал. - Нужно было остановить меня. Её кровь крайне ценная. Кто она? Кровь… она с каким-то запахом или вкусом. – Первородный помолчал. – Я точно никогда не пробовал ничего похожего. - Веста - одна из наложниц арабов, как ты понимаешь по цвету волос, откуда-то с севера. Тебе понравились её духи, - Клаус принюхался, - розовое масло. Тебе всегда нравился розовый запах. - Не духи. Это её естество. Нужно узнать нет ли сестер или родственников, может быть… - Нет. - Голос пришел со стороны, и обернувшись братья увидели Фарида. - Клаус прав, это не запах девушки, Элайджа. Так пахнет десерт, который варят по всей Империи уже не первое тысячелетие. Может девушка и северянка, но захватили её во время набега на Империю. Ты даже читал об этом рецепте в «Апикусе». Розовые лепестки и очень слабый мёд. - То есть я смогу получить сколько угодно такой крови? - Да. Накормив этим вареньем любого человека или вампира можно добиться нужного оттенка запаха. Но если тебе понравилось это… - Фарид кивнул на труп девушки: он никогда не одобрял заканчивающихся таким образом трапез, что немало забавляло Николауса, - то вероятнее, нужна женщина. У них пот определённой плотности. - Можно я свое мнение оставлю при себе? - она вновь нажала на газ. Элайджа отметил про себя, что воспоминание странным образом подействовало Катерине на нервы, но поскольку не мог угадать причины, уточнил: - «Апикус»** – единственная поварская книга римлян, а точнее греков времен Империи, дошедшая до наших дней. Там и вправду есть рецепт. - С тех пор твои любовницы питались этим? Её этот вопрос раздражал всегда, но учитывая происходящее во сне, Первородный предпочитал расставить точки над «i»: - Верно. Ты из сна похожа на самою себя? - Что ты имеешь ввиду? Я не помню себя в детстве. - Я не о воспоминаниях. По ощущениям. Ты говорила, что прежде не соотносила себя из снов и себя настоящую. А здесь? - Скорее не хотела соотносить. – Она усмехнулась: - Знаешь, не очень-то приятно признавать, что во сне ты глупа как пробка. Но выходит, над снами поработал не только отличный историк, но и психолог. Полагаю, если бы меня растили в любящей семье, я могла оказаться именно такой противной девицей. - Будь я твоим отцом, обожал бы такую дочку. - Наклонности Клауса по воздуху не передаются? Однако вместо прежнего привычного раздражения, Элайджа улыбнулся: - Любой мужчина, который симпатизирует женщине так же, как я к тебе, будет невольно распространять это чувство и на ребенка, из которого она выросла. - С чего бы? - С точки понимания инстинкта размножения секс итогом предполагает получение потомства с генами, похожими на партнершу, о котором у людей положено заботиться минимум лет десять. - Ты знаешь, я умею говорить гадости, но ты… Редко, но метко, - однако обиды в голосе её не было. - Ты не ответила на вопрос. - Сложно сказать… Мы обсуждаем только воображаемое, а не действительное. Я вполне могла быть угрюмой пронырой, которую поколачивали все кому не лень, – до конца маршрута осталось меньше километра, о чем ей сообщил бесстрастный голос навигатора. - Ты, кстати, здорово разозлился, когда увидел сон и на какой-то момент я думала, что ты причинишь мне вред. - Сожалею. - Уровень сожаления позволяет поинтересоваться – мы ужинаем с Родригесом? – В ответ на приподнятую бровь. – Мы в Новом Орлеане, где помимо Натана я пересекалась только с Жераром и Атенвудом. Атенвуд далече, и я сильно сомневаюсь, чтобы ты выгуливал меня в подобном виде ради Марселя. Ну, или своего братца. - Я выгуливаю тебя не ради Клауса или Марселя. А с Родригесом ты увидишься, но завтра. - Тогда ради кого такие роскошества? - Ради меня. Оценивать всё это, - кивок на ультракороткое платье, - буду именно я. И повисла пауза. Въехав на парковку, Катерина заглушила мотор и положила руки на руль, разглядывая ночной город и явно не горя желанием спешить. Обогнув автомобиль, Элайджа распахнул дверцу и разглядывал её профиль, едва ли не кожей ощущая, как его спутница облачается в броню равнодушия. - Послушай… - Сначала отправить меня на все четыре стороны, потом всячески унижать и держать в качестве поломойки, в итоге запереть в Ницце. Это вполне нормально для наших взаимоотношений. Понятно. Но вот теперь… вынудить чувствовать себя комфортно, терпеть моё хамство в гостинице? Уже мерзко. Зачем это тебе? – Петрова вышла из автомобиля и подала ключи. - Я должна быть рада выходу в свет? - Знал бы, что ты так любишь свою роль горничной, навещал почаще и униформу укоротил, – не удержался Первородный. - Дело не в этом. Катерина, нам нужно научиться разговаривать. – Ключи он взял, но пальцы мягко обхватили запястье женщины. - Я знаю очень много о твоих способностях прятаться, а о тебе, том, что ты сегодняшняя любишь и чем увлекаешься, почти ничего. - Разве не способности выживать и вовремя плюнуть ядом определяют мою ценность? Зачем тебе желания и увлечения? - Потому что я хочу быть с тобой в мире, что бы его не определяло, - он выглядел как человек, чье терпение подвергается жестоким испытаниям. - Катерина… Нельзя бесконечно переходить от ненависти к страсти и обратно. У нас не сложился быт в Ницце, и в Швейцарии тоже, но ведь мы когда-то неплохо находили общий язык. - Это было слишком давно. Даже если я осталась частично собой, в одну реку дважды не зайдешь. – Ты можешь в любой момент вернуться домой, но, может быть, - кивок на залитые светом окна, - все же пойдем? - Неожиданно выпустив её вспотевшую ладонь, Первородный отступил на шаг. – Если убрать все вампирские заморочки, я ведь тебе нравился, а вот быть мясом для секса тебе не нравится совсем. Мне тоже не нравится, когда женщина в моей постели хочет меня телом, но не разумом. - Из-за твоего альтер-эго? – Она вгляделась в его лицо, силясь отыскать неискренность. – Это ведь причина. Я… Пойдем. Следовало признать, что Элайджа совершенно прав – ей нравилось бывать в людных местах, нравилось то, что она красива и прекрасно собрана и её рука лежит на рукаве мужчины, на котором любая вменяемая женщина задержит взгляд, нравилась хорошая кухня... И Кетрин решила отпустить ситуацию. В конце концов, Элайджа умел устроить так, что рядом с ним было хорошо здесь и сейчас. Хотя странное это определение «хорошо», противоречивое и одновременно пугающее своей предсказуемостью. - Уже улыбаешься? Чему? - Тому, что все живое от амебы до высших приматов инстинктивно стремится к тому, где ему лучше. - Жалеешь, что человек не так примитивен? - Жалею. Здесь здорово, вроде все удовлетворяет моим представлениям о подходящем кроме, – она вовремя прикусила язык, садясь на отставленный официантом стул и плавно продолжила: - освещения. Я люблю полумрак больше ровного света. Но Элайджу не провела гладкостью слов. - Я не съем за честность, Катерина. Здесь все здорово кроме меня, верно? – Он устроился напротив. - Разве не проще найти полного сироту, который посвятит тебе жизнь и будет сдувать пылинки? - Мудрее же, согласись. - Нет. Я придерживаюсь того, что описанный тобой принцип действует и на человека. Он стремится туда, где ему лучше. Просто его критерии «лучшего» вариативнее. Кетрин могла бы сказать колкость, вертевшуюся на языке, но не стала: Элайджа не был самодовольным. Он правда верил в… А во что? В то, что нормально испытывать удовольствие рядом с мужчиной, впитавшем идиотские нравы скандинавов десятого века включая приверженность родовому строю? Бессмысленно. У неё было достаточно выбрать на планшете блюда для заказа, а после она решила, что стоит говорить, как есть: - У меня нет увлечений, Элайджа. Без своих забегов я не слишком интересна и ничему не уделяла достаточного внимания или времени. Возможно, поэтому меня так бесит твоя сильно развитая Ребурн. - Интересно. Я ни разу не встречал женщину, с такой скоростью впитывавшей знания о мире. Тебе не нравилось учиться? - Это всегда было вынужденно. Мне сразу основное блюдо, пожалуйста, - Катерина откинулась на спинку стула и, подождав пока официант оставит аперитив и удалится, пояснила: – Просто не хотелось быть аутсайдером на фоне остальных. На самом деле, я из тех, кого сейчас называют пустышками или прожигательницами жизни. Меня радовали приемы в замке, глазение по сторонам, светское общество, рыцарские романы, менять наряды, украшения и танцы. Возможно, нравилось читать книги вроде «Записок о гражданской войне» Цезаря из-за приключений, но ничего философского или требующего сильного сопереживания. Шекспир не заставляет меня плакать, а де Сад вздрагивать. Ради продвижения по социальной лестнице я, конечно, готова была хорошенько потрудиться и из кожи вон лезла, чтобы завладеть вниманием мужчины, которого посчитала важной добычей, но не знаю, что бы я делала в семье герцога… - Поймав потяжелевший, но при этом веселый взгляд Элайджи, Катерина понимающе хмыкнула: - Настолько не похожу на дочь герцога? - Не в этом дело. Просто ты мало знаешь о себе. То же самое бы ты делала. - Без цели возвыситься? Вряд ли. - Аппетит приходит во время еды и к тому же... Ладно, но ведь, кажется, ты всегда любила танцевать? Ты что-то сделала удивившее меня, когда я не пригласил тебя на танец, открывавший бал… - Он сдвинул брови, но в итоге едва ли не смущенно признал: - совершенно не помню, что именно, но помню, как удивился демонстрации нелестных сторон характера. - Там важнее был не танец, а что ты бодрым кабанчиком носился вокруг Ребурн. Но танцевать я и впрямь люблю, - оставив бокал, она поставила локти на стол и облокотившись подбородком о переплетенные пальцы, чуть удивленно заключила: - По крайней мере, я выучила все танцы, которые были популярны с конца пятнадцатого века. Видел бы ты, какие я коленца выделывала, пока сидела под замком в Мистик Фоллз. - Я правильно понимаю, что бедный учитель истории получал массу штрафов за нарушение тишины? - Пачками. В молчании они разглядывали друг друга какое-то время, вслушиваясь в звуки: музыкант, игравший на рояле, был профессионален и способен интерпретациями создавать настроение. Звучала стандартная для джаза мелодия - тягуче-напевная с редкими нотами игривости, но ничто не выбивалось из единой канвы повествования, не заставляло отвлекаться на ошибку. Музыка погружала в чувственную полудрему, терпкой сладостью обволакивая пространство и смягчая привычную резкость их общения. Откинувшись на спинку, Петрова из-под ресниц изучала собеседника: он был очень привлекателен внешне, но привлекательных мужчин у неё было много, и даже сексуальное влечение не редкость, когда живешь полтысячелетия. И все же у Элайджи была отличительная черта - он умел разглядывать собеседника со спокойным интересом, и, если нравилось увиденное, буквально гладил взглядом. А её, Катерину больше никто взглядами не гладил: мужчины смотрели на неё жадно, возбужденно, с восторгом, но всегда в жажде немедленного обладания. Лишь однажды ею любовался Стефан, но и тот смотрел не на неё, а на девушку, которую она придумала, отрезав внушением все излишнее и мешающееся. Это вообще было нормой жизни Кетрин – влюблённые смертные о ней забывали, а те, кого она обращала вроде Деймона не могли забыть, но ждали лишь образ. Элайджа же умел радоваться Катерине Петровой, и потому для нее не было красивее глаз, чем те черные, что разглядывали её сейчас: сознание затапливала звенящая радостью иллюзия, что здесь-то её сильно хотели, давно ждали, и о ней всегда помнили. Официант принес её стейк и закуски Элайджи. Катерина скользнула взглядом по пальцам сидящего напротив мужчины, взявшего приборы. - А чем занимался ты, кроме вытаскивания пятой точки братца из моральных ям? - в ответ на приподнятую бровь, Катерина пояснила: - Серьги напомнили мне сегодня о том, что ты играешь. Не представляю себе тебя с гитарой, нужно что-то монументальное и насыщенное звуком, но не такое заунывное как виолончель. Фортепиано? - Фортепиано мне подходит, - мягко согласился Элайджа. И снова они замерли, уставившись друг на друга. - Не в яблочко, – прищелкнув пальцами, она минуту помедлила и, наконец, сообщила: - Я поняла. А фортепиано побочный вариант органа? С легким удивлением разглядывая то, как она сморщила носик, и неожиданному тону диалога, Первородный осторожно уточнил: - Тебе не нравится звучание органа? - Мне не нравится, когда мои осведомители дают неверные сведения. – Она отправила в рот кусок мяса, прожевала, сделала глоток вина и фыркнула в ответ на его немой вопрос: - Ты не представляешь, с какими идиотами, или еще хуже идиотками приходилось иметь дело: меня постоянно уверяли, что ты не любишь джаз, что любишь кофе и потому купил кофейные плантации, или что у тебя дом в Индии. Ты и Индия – просто смешно. - Смешно. – Согласно кивнул Первородный, пристально разглядывая изогнутые кончики вилки. Судя по сдвинутым бровям и отсутствию попыток спрятать эмоции за привычной маской спокойствия, он тщательно обдумывал какую-то неожиданно пришедшую в голову мысль. – Я не люблю кофе. И я не люблю Индию. Ты очень внимательна, Катерина. И снова пауза, когда она не знала, что ответить, чтобы не спугнуть тон разговора. - У меня всегда были свои источники. Отслеживание ваших привычек и перемещений было очень важным для безопасности, но постоянно приходилось трудиться самой. Тяжело найти людей, которые способны сделать верные выводы, невозможно тяжело.… - и вдруг Катерина вспомнила диалог с Колом о своих барышнях-шпионках, почувствовала, что свернула на опасную дорогу, смешалась. Вновь глотнула вина и схватила кусочек перца. Краем глаза взглянула на Первородного и с удивлением поняла, что Элайджа совершенно отрешен. Осторожно коснулась его руки, привлекая внимание. Майклсон перехватил её ладонь, нежно погладил пальцы, лаская тонкую кожу запястья, потянул на себя. И все это он проделывал почти бессознательно, разглядывая пространство. Со вздохом перебравшись к нему на колени, Кетрин почти философски восприняла скользнувшую за вырез на спине ладонь Элайджи, мгновенно принявшуюся играть с её левой грудью. Было похоже, что он её так и трахнет мимоходом. – Это, наверное, очень интересно? - Очень, – неожиданно подтвердил Майклсон и рефлекторно сжал пальцы на соске. Раздался негодующий писк. Элайджа очнулся. Удивленно посмотрел на Катерину, свою руку. Лицо его мгновенно отразило раскаяние: - Катерина … Прости. Я задумался. – Ну, что ты… Это же прямо идеальное свидание, когда мужчина ведёт беседу тихо сам с собою. Но ты можешь реабилитироваться, если объяснишь предмет мыслей. - Кхм… не думаю, что оно того стоит. - Это прямой путь самому с собой вести не только беседу, - возвращаясь на место и поправляя платье, вздохнула Кетрин. – Впрочем, все в твоих руках. - Плохой путь, - констатировал Элайджа. - Да уж хуже некуда. - Давай так, я обещаю, что, когда обдумаю свою мысль и приду к какому-то определенному выводу, расскажу тебе все как на духу. Взамен ты сбиваешь меня с плохого пути. Идёт? - Как будто у меня есть выбор. - А Фарид прав - ты истинный хорек. - Мне не нравится. – Секундное раздумье. - И совсем ни капельки не подходит. - Почему же? По-моему, ты очень похожа на лесного английского хорька – блестящие темные глазки, прекрасный коричневый мех. – Элайджа улыбнулся, глядя на брюнетку. – Изящный, игривый, жутко хитрый и все ему приглянувшееся тащит в свою норку. - Ну… если так… - Катерина решила, что не стоит ей быть нынче злой. - Но при ближайшем взаимодействии, оказывается, что ужиться с подобной активной прелестью способен только большой любитель. Если обидеть, больно кусается, а после начинает дико во… кхм… мстить начинает. - Просто он умный и догадывается, что обладание красивой шкуркой повышает риски этой шкурки лишиться, – фыркнула Катерина. - Я даже не знаю, что заставляет такого взрослого мужчину, дразнить девушку на полтысячелетия младше. - Примерно то же, что заставляет девушку на полтысячелетия младше ему об этом напоминать. Тебя, злило, что, изучая наши личности, слабости и привязанности так подробно, свою ты вынуждена была стирать и создавать максимально серой? - Не знаю. – Глядя, как он аккуратно приступает к креветкам, Катерина пожала плечами. Но вспомнив о цели сегодняшнего ужина, решила не врать: – Да. Я всегда чувствовала себя вторым сортом. - Если тебя удовлетворит – Первородные тоже порой чувствуют себя… мм… - Вторым сортом? Не выдумывай. - Уязвимыми, - сказал Элайджа. – Согласись, ведь с другой стороны - странно, что твои привычки знает женщина, убегающая от тебя пол тысячелетия, а подчиненным линии они не так очевидны. - Крестьяне моего времени знали о том, что ласточки летают низко перед дождем, но они ничего не знали о влажности как причине. – Катерина крепко стиснула бокал, голос стал низким: - Я думаю над твоими словами, но, Элайджа, как мы можем нормально взаимодействовать, если я боюсь ошибиться? - Ты никогда не ошибаешься, иначе бы я тебя давно убил. Кетрин поперхнулась: ничего не скажешь, мило до дрожи. - Недостаточно не ошибаться. - Ты можешь спрашивать, я постараюсь ответить. В пределах разумного, конечно. - Слишком много придется спрашивать. Хотя полагаю, моё непонимание разных вещей всё же одной природы. – Кетрин внимательно глядела на собеседника. – Смотри. С одной стороны ты образец элегантности, с другой я во многом вульгарна. - Достаточно красива, чтобы позволить себе вульгарность. Лучше так, чем ратовать за кеды, драные джинсы и водить «Камаро» или «Мустанг». - Но это не объясняет того, что тебе это нравится, начиная со времени, когда я ходила и вправду как шлюха: простоволосая и с декольте, и заканчивая сегодняшним днем. - Хочешь убедить меня, что это тебя и вправду интересует? Не ходи кругами, говори уже как есть, я… - бархатным голосом, - несильно кусаюсь. На мгновение она надулась, но после продолжила: - Тревор и Роуз. Ты пощадил Роуз, но уничтожил Тревора. Разумно, и одновременно в случае Елены и Деймона - Сальваторе остался живее всех живых. Хотя он продемонстрировал неповиновение старшему вампиру, свернул шею Колу, убил твоего ведьмака и вообще желательно было бы дать понять компании из Мистик Фоллз, с кем положено союзничать. - Как же я люблю твой незлобивый нрав по отношению к бывшим, Катерина. – Боишься? - Нет. Эти бывшие окончательно бывшие, а я мм… периодический. - Убийственный взгляд и пальцы, смявшие угол салфетки, когда ткань пошла волнами, явно намекали, что вместо ткани Петрова предпочла бы сжать чью-то шею, - Элайджа усмехнулся, понимая, что в его случае вовсе не шея имеется ввиду, а иной парный орган. - Молчу я, молчу. - Я перед тобой не ради молчания тут распинаюсь. Я не понимаю, по какой причине я сначала драю полы и стираю занавески до кровавых мозолей, а потом: – она кивнула на окружающее пространство: - у меня объявляются рестораны, розовые сады в Ницце и сиськодержатели стоимостью в тысячу евро. Уж будь добр, объясни преображение своего поведения и заодно, когда мне стоит ждать головы с плеч. Потому что на фоне твой психопат-братец по отношению к Керолайн выглядит крайне уравновешенным и незлобивым пареньком. - Керолайн в него не втыкала кинжалов, не агитировала общественность их втыкать и побывав предполагаемой жертвой на алтаре, а так же будучи укушенной, послушно пошла танцевать вальс, вместо того чтобы давать турне по миру. Катерина… - свойственная её натуре энергия в злобе вырывалась из-под маски томности, и Катерина становилась чудесно-хорошенькой: с угольно-блестящими глазами, розовощекая, напряженная как тетива. Элайдже даже жаль стало, что он планировал говорить серьезно: - Пять столетий разницы между нами, вот что играет основную роль. Ты слишком ближе к этому времени, чем я. Крестовые походы, Возрождение и большая жестокость сегодняшнего дня ближе твоему времени. - Жестокость? Насколько я знаю, викинги тоже не семечки щелкали. Убивали, грабили и насиловали аж дым из ушей шел. - Верно. Но не подводили под это идей о мире во всем мире. – Элайджа задумчиво посмотрел на бокал. - Грабили и порабощали, чтобы жить и благоденствовать самим и оставить деньги близким, а не потому, что имели некую высшую цель и освобождали Гроб Господень или искореняли ересь. Поверь мне, ни один викинг не испытывал к своему противнику и толики того презрения, что католик к гугеноту, хотя причины были одни и те же и вполне материальные. Захваченный для выкупа заложник оставался таким же человеком, с которым можно было посидеть у костра или есть из одной миски. Ему бы легко перерезали горло или надели рабский ошейник на шею в случае отсутствия выкупа или талантов, да и считали чужаком, но его не расчеловечивали до животного лишь потому, что он был франком или кельтом. - А потом пришло христианство, когда убивать просто ради обогащения стало неприлично. - Верно. Вообще хорошее это слово «неприлично». И люди принялись искать благородные обоснования своей жажде иметь лучшие земли и отбирать чужие ценности. Чтобы всё выглядело прилично. Когда ушло время христианства, то начались поиски новой идеи, и она отлично нашлась в двадцатом веке. А сейчас… - Идея развивается, - Катерина внимательно вгляделась в черные глаза: - Но тебя эти идеи уже никогда не коснутся, да? Тревор умер не потому, что ослушался и подорвал ваш авторитет, но и потому что он предал всех своих включая влюбленную в него Розу. Деймон никогда своим не был. Он тот, кто у костра. Может стать союзником, а может и умереть. - Верно. - Но он меня предал или же я его, уже не понять, и я не убила их. Поэтому мы с тобой разные? - Насчет вульгарности – я тоже понял, о чем ты, но не буду искать благородные обоснования своим желаниям и моральные ориентиры. Мне просто что-то нравится вроде использования ножа или стрелок на брюках, но это что-то не делает меня похожим на мальчиков Уодхэма***. - Зато судьбе угодно было сделать меня похожей на Татью, – с иронией уточнила Катерина, но в этой иронии не было яда. Ей хотелось спросить его, как он видит будущее их маленького мира, растворенного в огромном мире людей, но разговором о ребенке утром Элайджа все же дал понять, что не планирует обсуждать этого до конца войны. Поэтому она заговорила о более шкурных вопросах. – Смирись и не отсвечивай? - Смирись или плати цену за отсутствие смирения. За все нужно платить, Катерина, - тон Элайджи стал жестче: не мужчина говорил с любовницей, а Первородный… с кем? Подчиненной? Так она больше не подчиненный его линии вампир. – Я заплатил за тебя дважды: зельем и линией Кола, и оба раза получил кинжал под ребра. Разве ты не должна отвечать за свои поступки? - Даже если и так, неужели ты думаешь, что стирка занавесок что-то изменит? - Не изменит, но и убивать тебя я пока не хочу. - Пока? А когда ты меня убьёшь? - Когда ты посягнешь на жизнь моей семьи. – Элайджа усмехнулся при виде её окаменевшего лица. – Не стоит переживаний, Катерина. За такое я убил бы и Клауса, как ты помнишь. - Поэтому ты не занял сторону Майкла. И ты планируешь убить Эстер. – Катерина опустила ресницы. Быстро: - Ты меня убьешь, если это будет необходимо для выживания остальной семьи? Например, как единственное средство победы в войне с Эстер? - Ты знаешь, что да. - Себя понятно, а Кола? – но тут же исправилась: – Клауса? Никого не предававшего и не топившего в море Клауса, если станет выбор? Пауза. После короткое: - Не знаю. – Катерина открыла глаза, Элайджа не выдержал её взгляда – перевел свой на бокал. Сквозь зубы: - Если выживут все остальные, то вероятнее всего, и его убью. - И о каком доверии может идти речь? - С моей стороны, точно ни о каком. - И с моей. – с горечью задала вопрос Петрова. – Если я доверюсь тебе, то кто мне даст гарантии, что через неделю или год ты вдруг не решишь, что впереди маячит некая командная цель, в которую я под боком не вписываюсь, или просто стану не нужна, или Клаус решит, что на меня стоит снова поохотиться, потому что ему… ну, вот захотелось? Или если завтра Барби благополучно сдохнет? И что тогда, Элайджа? Прощай, Катерина, дальше сама-сама? Я больше не хочу быть жертвой, поэтому ты и получил тот кинжал. - Я предполагаю на твой счет не жертвенность и не рабство. Ты станешь по статусу скорее уж женой. - Так же как ваша сестра – собственностью Майклсонов. - Я тебя не звал, ты тогда пришла сама, зная, что станешь просто собственностью. Безо всякого замужества и уважения. - Я рассчитывала на иное. - Я не виноват, что твои надежды сделать английского лорда послушным телком, попутно угробив Николауса, не оправдались. - Я всего лишь надеялась на его смерть. Но когда поняла, что надежды не оправдываются, решила плюнуть на все. Была бы злобной тварью, могла бы и отравить. - Могла бы. - Только мое предложение не включало алтарь Клауса. - Алтарь моего брата не играл никакой роли в наших отношениях. Выпив зелье, ты бы тихо заснула к вечеру, а утром проснулась свежерумяная и с прекрасным аппетитом. Ты даже не двойник, а на людях я проверил это зелье вдоль и поперек. Аргументировать было нечем. Точнее можно было спорить о свободе и равенстве до последнего: но какой смысл? Не по закону любви и заботы – так ведь никто и не обещал ей любви, наоборот тогда в пятнадцатом веке, Элайджа предельно ясно дал понять, что имеют значение только взаимные чувства долга и похоть – именно в таком порядке, и не более, - а по человеческому закону их времени он был прав во всем. Почему она не родилась соседкой романтичных мальчиков Сальваторе, черти их возьми? А того лучше в прекрасном веке Гилберт и Барби? Но Кетрин нашла в себе достаточно самолюбия, чтобы сказать спокойно: - Приходится признать, что с твоей точки зрения причины, по которым ты гонял меня столько лет… они и вправду… Ты прав. Ничего у нас не могло получиться и не получится. Мне нужен какой-нибудь сменяемый дурак вроде Деймона, пока не надоест, а тебе девица, которая согласиться быть десятым номером в очереди срочных дел семейства и тоже вовремя сдохнет. А тебя я уже никогда не полюблю, даже не сомневайся. Она одним глотком допила вино, кислотой прогоняя горечь во рту, и кляня себя за больше похожее на детскую угрозу и все испортившее последнее предложение. На заднем фоне играла музыка, едва слышалась работа на кухне, но и только. Оглянувшись, Петров вдруг поняла, что они сидят одни во всем ресторане. К полуночи. Встав и отложив салфетку, Элайджа обогнул столик и подал ей руку. - Катерина. - Что? – она ожидала какой-нибудь отповеди или насмешки, и совершенно не поняла этих слов. Протянула обе ладони. - Ничего. – Странно посмотрев на неё, он улыбнулся. - Мы всегда можем вернуться к описанной тобой компании чуть позже, а пока я, пожалуй, готов признать, что тебе очень не повезло встретиться с моим братом. Даже сильнее, чем не повезло Фариду. - Тебе тоже не повезло, что этот идиот и психопат твой младший брат. - Возможно, что идиот только я сам. Под круговыми поглаживаниями её ладоней, Кетрин аж сглотнула от удовольствия. И немедленно, тот же голосок, что сегодня мурлыкал о том, что не так уж и дурно ей быть вместе с Элайджей, пусть мнения её сегодняшней и не спрашивали, включился вновь. Если никогда не терять головы и не забывать, как изменчива незыблемость его намерений, ничего плохого не случится. Портить вечер и предстоящую ночь хотелось меньше всего. - Пойдем потанцуем. – Улыбнувшись, Катерина взглянула из-под ресниц. – Мне нужно немного успокоиться, с этими обращениями нервы ни к черту, а по крайне мере, танцую я хорошо. - Пойдем. Что ты любишь из танцев? – тут же откликнулся Первородный. - Любой можно выбрать? - Что-то мне подсказывает, что в средневековый ритм эти музыканты не смогут, - улыбнулся Элайджа. - В пределах способностей оркестра. - А твоих? Надеюсь, тысячелетия тебе было достаточно натренироваться, - она прикусила губу. - Думаю, твой черед удачно угадывать. - Я не такой сообразительный, как некоторые. - Ты можешь предположить. Например, румба, - напустив на себя томный вид, Катерина закусила нижнюю губу. – Очень чувственный танец, мне подходит. - Есть подвох? - Какой там подвох. Но надолго её не хватило: прошло полторы минуты и закрыв лицо ладонями, Петрова остановилась. Глухой смех, скорее напоминал рыдания. - Хватит. - Так плохо? – Элайджа поиграл бровями. - Просто… неописуемо, – отняв руки от алеющих щек, Катерина покачала головой. – Просто… Я не знаю, этот танец странный, как и все ему подобные. Все-таки я родилась в христианской Европе и латиноамериканские страсти… Нам с тобой не идет. Не люблю я румбу. По мне, если хочешь трахаться, это и надо делать, а не сублимировать и изобретать. Танец это про то, что должно быть весело. - Я был обманут в лучших чувствах? И, судя по тому, что наблюдалось днем, не только я? - Ради неизгладимых воспоминаний - всю жизнь мечтала увидеть тебя виляющим бёдрами со спины. Ты можешь продолжать угадывать, кстати. - Да? Тогда вместе с румбой мы отметаем танго, вальс и самбу. - Почему это? - Танго по той же причине, что и румбу, вальс скучный, самба слишком непарная. Хорош пасодобль, но полагаю тебе не улыбается быть бычком, а роль загонщика я не отдам. В общем, нужно что-то сродни вальсу и танго одновременно и не слишком быстрое, но и не слишком медленное. - Слишком много «не». - Веселое. Мазурка хороша только в большой компании, поэтому пусть будет милонга. Что-то не так? – последние слова относились к тому, что она отступила на шаг и разорвала зрительный контакт. - Ой, ты угадал. – Быстрый взгляд и тихий голос, когда она подняла глаза, то они сияли на лице. - Милонга мне нравится больше всех остальных танцев. Она засмеялась, на этот раз не придушенно, а звонко, не контролируя звучность и мелодичность смеха. Элайджа стоял и смотрел замерев, разрываясь между желанием схватить её с совершенно определенной низменной целью и страхом спугнуть этот писклявый и режущий любой музыкальный слух смех, отдающийся в ушах. Но Катерина все в этот раз сделала за него, запрокинув лицо она быстро чмокнула в губы и повисла на шее. - Слушай, я, конечно, собиралась танцевать, но если выбирать… Секс тоже может быть веселым. - Прямолинейно. Но смешок Катерину не обманул, она уже заметила молнией вспыхнувший огонек в глазах. И поняла, что угадала. - Представь, - её пальцы принялись играть галстуком, голос приобрел тянущиеся патокой нотки, - как идеально может сидеть в седле выносливая Первородная. Или точно не свалится носом в диван, потому что ноги её не держат, а еще… – Широко улыбнувшись при виде его окаменевшего лица, она подмигнула. – Но, но! Я девушка приличная. Нужно доехать до гостиницы. Предоставишь поездку? - Если девушка желает, то руль всегда к её услугам, - голос Элайджи охрип. - Предпочту пассажирское с шофером. Спустя минуту она, откинувшись на сиденье, рассматривала проносящиеся мимо улицы. - Кажется, ты избежал опасного варианта… - Катерина жизнерадостно тряхнула волосами, освобождая их от шпилек и сетки. - Гормональнонестабильная пятнадцатилетняя дуреха – страшная сила. Прибавь ещё сильно развитое чувство собственности и ошивающуюся вокруг Ре… Оу, это же мятные леденцы. Прекрасная вещь. – Выудив из бардачка коробку, она повертела в руках. – Как думаешь, лучше сразу два, по одному на щеку, да? Вывернув руль вовремя, чтобы не врезаться в ближайший автомобиль, Первородный выругался себе под нос и прибавил газу. - Язык прямо одеревенел, - с интересом разглядывая жилку на виске мужчины, жизнерадостно порадовалась Кетрин и поерзала на сидении. – И ляжки уже липкие. Полет шпилек и леденцов обратно в бардачок, ознаменовался визгом колес на повороте, а первый вздох с губ женщины - въездом на парковку. Машину Первородный закрыть не потрудился. Гнетущее напряжение в тишине лифта достигло апогея, когда тихий писк карты при открытии номера и глухой хлопок двери, отрезал их от внешнего мира. Кетрин, глядя как на мгновение закрывший глаза Элайджа тяжело дышит и над верхней губой выступил пот, подумала, что малость переусердствовала и придется демонстрировать растяжку лицевых мышц прямо на пороге. Она поспешила дернуть молнию платья, опускаясь на колени, но инициатива была прервана: - В спальню и на спину. - А где же «пожалуйста»? И зря я леденцы что ли… - очутившись на лопатках на постели с обнаженной грудью, Кетрин уже тише закончила: - Даже туфли не дашь снять? Все-таки он был джентльмен не только в глубине души: её туфли с глухим стуком шлепнулись на пол. - Это у меня «Prada», между прочим, - пробормотала женщина, завороженно наблюдая, как пальцы Элайджи скользят по её щиколоткам, разводя ноги широко в стороны. – Чулки, может, тоже снимем? В единственном экзе... Уговорил, жертвуем. – И вдруг изогнувшись и обхватив ногами его торс, бесшабашно улыбнулась. – Скучал? - Да, - Короткий поцелуй в лоб. - Поехали? Кетрин вытаращилась, глядя на то, как на лбу Элайджи проступает венка. Потом вдруг поняла. - Да. – Она улыбнулась в ответ. – Поехали. К утру Элайджа утвердился во мнении, что эту женщину крайне полезно время от времени оставлять поскучать в деревнях вроде Ниццы. Но в итоге после потери крови она устала, из активной любовницы превратившись в создание, с которым нужно было обращаться осторожно. Поэтому избавив Катерину от веса своего тела, Элайджа аккуратно переместился в бок и в полусне разглядывал её лицо: круглый носик, круглое маленькое ухо, округлость щеки, обрамлявшие колечки кудрей, рот не по нынешней крупнокалиберной моде, а таким как писали художники её времени - небольшой пухло-округлый. Сплошные плавные линии, с вкраплением острых штрихов, обрамленные сиянием драгоценностей. Последняя мысль немного отрезвила, выкинув из дурмана умиления в реальный мир - от действия серег нужно избавляться как можно скорее. Видимо, разглядывание Катерину сильно тревожило, потому что, неловко приподнявшись на локтях, она пробормотала: - …орфины. - Что? - Это все эндорфины. Когда их слишком много, она вызывают сонливость даже у Первородных. – Повернула голову. Провела пальцем, очерчивая контур губ мужчины. Короткий взгляд на подушку с отпечатками косметики. - Нужно умыться. И… В душ тоже нужно. И снова ткнулась носом в подушку. Пауза. Стало видно, как напряглись мышцы шеи – Катерина явно собиралась с силами. - Я помогу. В глубине души Первородный предпочел бы вдыхать запах её тела, да и размазавшаяся косметика её совсем не портила, но знал, что вопреки половине тысячелетия Катерину тревожит необходимость просыпаться с мужчиной, который видит, по её мнению, недостаточно красивой. Невелик каприз. Ещё правильнее было бы напоить её кровью, чтобы вернулись силы, но части его эгоистичного вампира, немного разбуженной удовольствием секса, нравилось видеть её нуждающейся в помощи и тут Элайджа решил уступить уже себе. Делом нескольких минут было собрать волосы под шапочку и под мощной струей душа пройтись по телу женщины губкой, смывая остатки пота и спермы. - Мне нравится, как ты говоришь моё имя, - раздался приглушенный голос, пока она, облокотившись о стеклянную стенку душевой кабинки, вяло возила по лицу салфеткой для снятия макияжа. – Катерина. - Душ её все же несильно, но расшевелил, потому что уронив салфетку Петрова чуть приподняла руки и улыбнулась совершенно ангельской улыбкой вытиравшемуся полотенцем Элайдже: - Но тебе можно даже называть меня этим… Который красивый зверек. Запястья её были худенькие, а пальцы несмотря горячую воду холодные, и мужчину настигло запоздалое раскаяние. - Держи, - завернув её в свой банный халат, чтобы быстрее согреть, Элайджа протянул запястье. Что-то пошло не так: Катерина не реагировала, хотя обычно сразу обнажала зубки при предложении крови и точно не разговаривала с ним бесхитростно. Вглядевшись, понял причину: глаза её смотрели не видя - зрачки на свет не реагировали. Она спала. - Когда теряется много крови, снижается давление. Есть такая методика допроса в дремоте. Ты знаешь, что именно поэтому приходят озарения в полусне –активность мозга кратковременно повышается… - Чёрт! Побудь тут. Пока он заменял постельное белье на свежее, сидевшая в кресле Катерина продолжала свою чепуху: - И эта активность говорит о накопленной усталости. Две стороны одной монеты. О монетах… Когда я проснулась в прошлый раз, меня сильно побили… Мальчишки кидались грязью с камнями и… Мне было так страшно. Хорошо, что я спрятала золото во рту… Элайджа вдруг замер, наконец, услышав её. Поразило не что она говорила, а на каком языке. Тихо, стараясь не спугнуть, он спросил на староскандиновском: - За что тебя били? - Из-за волос и одежды. Говорили, что я шлюха. Заставляли стирать и чистить котлы. - Ты не умела? Но Элайджа без вопросов знал, что она не умела ни стирать, ни чистить, ни готовить. Да даже пыль нормально протереть, если верить словам Татьи. Вспомнил кривую вышивку на плаще - пришедшая к ним в замок Катерина толком не умела и шить: занятие которым в обязательном порядке владели все женщины его времени от прачки до королевны. Умела она только торговаться, немного вести хозяйство и обладала красотой – достаточные знания лишь для работы в трактире, где её отыскал Тревор. Идиот. Надо было слушать Ребекку! - Нет. - А потом? - Я сбежала. - Куда? - Не знаю. - Откуда ты пришла? - Из дома. - А куда шла? - Домой. - Где твой дом? - Мм... Не помню. Но я решила, что люди дома должны были говорить и выглядеть так, как я. Я сначала их искала. Не нашла. Потому что нигде в её времени уже не говорили так, как она. Тем более в Болгарии. И во Франции с Англией ей, наверняка, тоже не посчастливилось, пока она не прочитала у него на ножнах фразу о враге. Голос становился все невнятнее, Катерина начинала погружаться в оцепенение, и Элайджа понял, что у него не много времени на формулировку вопросов. - А как ты говорила, малышка? Так как сейчас? - Нет. – Тень улыбки. – Я не помню. Я забыла. И сильно устала. - Пойдём спать. – Переложив на кровать, Первородный склонился над ней. И решил попытаться проверить ещё кое-что: – Кто я? - Элайджа. - Где твои родители? - Умерли. Логично, но никакой новой информации этот факт не давал. - Как их звали? - Они умерли. - Сколько тебе лет? Ты же меня хорошо понимаешь? - Да. И хочу спать. Мне очень холодно, – сообщила очутившаяся в постели женщина. - Ты должен меня пожалеть. Мои изумруды украли… Все. Катерина умела говорить и на среднегреческом - языке, которого тоже не было в мире после завоевания Османской империей Константинополя. Вот причина невероятной лёгкости обучению письменности – самое сложное для безграмотного взрослого человека, с чем никогда не сталкиваются люди современности: принцип и рунного письма, и звукового Катерина понимала и до прихода в Англию, просто это были другие языки. Да и можно научить крестьянку танцам, правильной речи и даже умению управлять людьми, но заносчивость, требовательность и умение держать лицо при посторонних - метка только аристократок. И не любых, очень избалованных. Крестьянок, не знающих, что такое голод и бессловесность перед прихотями сильными мира сего, в те годы не бывало. Если бы у него тогда хватило ума дать ей книгу, написанную по-гречески, а не просто довольствоваться ответом, что она не знает этого языка! - Я тебя очень жалею, – заверил Элайджа. Поцеловал в лоб для убедительности и лег рядом. Катерина беззастенчиво устроила голову на его груди. – Очень сильно. И хочу помочь. А какие изумруды украли? - Подарки. - Обязательно куплю новые. - Тиару из изумрудов и серьги. И браслеты. Две… нет, лучше четыре штуки. - Хорошо. Ты моя жена? - Очень странный вопрос. Ещё гребень. У меня украли мой красивый гребень и все чепцы для него. С жемчугом и золотой ниткой… - Куплю, не переживай. Сколько тебе лет? - И с серебряными нитками. И шпильки с цавори… - Катерина, Один, ответь сколько тебе лет? - Семнадцать. Кажется, перебивать не стоило. - Скажи мне, где ты взяла золото, которое спрятала? – Катерина не реагировала. Строже и требовательней: - Катерина? Ответь иначе не куплю гребень: где ты взяла деньги? Отвечай. - Не хочу. Мне теперь не нужен гребень. И чепцы, и шпиль… - Ты очень сердишь меня. - Это не будет работать. - Ответь мне. - Я могу сильно обидеться. От усталости он растерялся, чувствуя себя каким-то придурком. Но вдруг Элайдже расхотелось настаивать: она казалась сейчас слабой как мокрый воробей, да и угрожать смысла не было – в своем лунатизме Катерина его ни на йоту не боялась, а только начинала капризничать сильнее. И да, обидеться в реальности сна, выходит, достаточная угроза? Наверняка задавал неправильные вопросы - в отличии от Клауса он никогда не был хорош в импровизации. И вдруг догадался. Встав, подошел к её шкатулке, оставшейся на столике. - Не все твои сокровища украли. Катерина, слышишь меня? Посмотри, что осталось. Пришлось поднести к самому носу. - Монетка! – Увидев, что он медлит, Петрова пробормотала: – Но это твоя собственность. - Ты тоже моя собственность, поэтому вполне можешь носить мою вещь. - Правда. – В отличие от обсуждений в ресторане, сейчас этот факт её столь сильно порадовал, что впервые за диалог на бесчувственном лице промелькнула явная эмоция. – Скорее надевай. Элайджа застегнул замочек. Катерина чуть переместилась на кровати и положила голову ему на колени, глядя снизу вверх лишенными мыслей глазами с огромными зрачками. - Меня очень сильно напугали. И заставляли работать… И вши. Ты знаешь, как я боюсь вшей. Не злись на меня. - Я тебя больше не оставлю, - ответил мужчина. Осторожно: - Сколько ты шла? У нас есть дети? Но Катерина потрогала пальцами бархотку на шее, уже откровенно радостно улыбнулась и… отключилась. Прикоснувшись губами к переносице, Элайджа осторожно скользнул в сознание, безрезультатно: она спала мертвым сном, когда невозможно выудить ни воспоминаний, ни образов. К тому же по-прежнему холодные пальцы, и прохладный кончик носа… Решив не дожидаться утра, Элайджа принялся искать шприцы – они предназначались для тестирования разработок Родригеса, но сейчас должны были дать возможность согреть прямо во сне. Наполняя шприц своей кровью и вкалывая её женщине, Первородный не переставал раздумывать над услышанным. Если бы его этот диалог случился десять лет назад, он бы решил, что Катерина – это и есть Татья, пролежавшая где-то в гробу, а после выбравшаяся из него. Но в силу отсутствия способностей двойника и наличия в мире настоящей Татьи, ею Катерина точно быть не могла. С другой стороны, знание языков, наказание за хождение простоволосой – она явно родилась раньше тринадцатого столетия, когда чепцы стали обязательными и для незамужних девушек, а турки захватили Константинополь. Сестра-двойняшка Татьи, каким-то образом оставшаяся в Скандинавии? Тогда откуда древнегреческий? Нет, староскандинавскому-то он её и сам учил. Или Катерина – двойняшка кузины? У Анастасии могли остаться сестра или брат в Империи, у которых родилась девочка – кузины порой удивительно схожи, - и уже её кто-то вроде Майкла отыскал и запихнул в гроб. Чтобы, например, исключить возможность продолжения рода двойников. После она очнулась так же, как очнулась Эстер, но в процессе потеряла память. Или же он просто застал момент воздействия на её сознание Эстер и формирования этих странных снов? Вот этот вариант был самый реалистичный. Наверняка, проснувшись завтра Катерина расскажет, что ей приснилась эта встреча, жалобы семнадцатилетней девушки на украденные драгоценности... Только вокруг будет не обстановка гостиничного номера, а что-то из одиннадцатого века. В мире, где она живёт счастливо с Элайджей, никакого отношения к нему реальному не имеющему. На лицо Петровой вернулись прежние краски, и Элайджа внезапно понял, как сильно его манит возможность поспать в её компании. Спать ему было совсем не обязательно, он не обращался, не терял много крови. Нужно было бы созвониться с Клаусом, обсудить ситуацию на «Валькирии», но с другой стороны – если бы было что-то важное, брат бы уже позвонил. Или он может позвонить, если потребуется помощь – телефон на тумбочке, зарядка есть… Скользнув под простыню, Первородный притянул к себе Катерину и забрался пальцами под халат, в который была закутано её теперь теплое тело. Привычка все контролировать пока боролась, но ведь или Ребекка позвонит… Какое же это уютное тело. Ладони скользнули по спине женщины, прижимая её ближе. Или Фарид. Или… Да и что изменит его контроль?.. Вдруг Катерина приоткрыла один глаз, прокурорским взглядом оглядела пространство и замершего от неожиданности мужчину и тут же снова заснула, уронив голову на грудь. Элайджа резко выдохнул. Час на сон у него пока есть, а вот она будет спать до обеда. Крепость. Основной уровень. - Двух вернувшихся воронов недостаточно. – Прикрыв глаза, сказала Эстер Леонелю Симону. Обожженная кожа рук заживала медленно, но боль была необходимым условием нынешнего колдовства. Как и жертвоприношение. – Слишком мало. - Остальные уничтожены, но мы вполне можем собрать новых и обучить. Скорее проблема с силами – у них три линии плюс вампиры Кола, которых с помощью Элайджи забрал себе Клаус. А у нас очень небольшое количество старых, обращенных Сейдж, и ведьмы – смертные. Которых в активном возрасте всегда меньше и только самые сильные способны справиться со старыми вампирами. Они слишком проигрывали количеством воинов, но этого Леонель не стал говорить – итак очевидно. - На «Валькирии» сосредоточено большое количество вампиров из относительного молодняка. Если провести быструю операцию по захвату базы, то можно заполучить их себе и провести ритуал смены линии. - Финн, конечно, их проконтролирует, но опасно сосредотачивать их в крепости, Эстер. Это ружье, которое рано или поздно выстрелит. Да и… - Попытка будет успешной. Охрана сейчас ослаблена тем, что часть сил пришлось перебросить на зачистку и контроль над Новым Орлеаном. «Валькирия» скорее в статусе законсервированной территории. Он сомневался. Слишком похоже на ловушку. Но в голубых глазах Эстер не мелькало сомнений, лишь усталая досада: Леонель не мог быть хоть какой-то заменой Майклу, но теперь приходилось довольствоваться тем, что есть. - Просто сделай. А думать буду я. Вот с воронами нужно что-то решать… Какова важность этих птиц, Симон не понимал. Пускай отличные наблюдатели и разведчики, но какая разница в знании, сто тысяч у противника или пятьдесят если у тебя их всего одна? Впрочем, он знал и то, что Эстер имеет какой-то свой план - она великолепно изучила своих детей, и никто из находящихся в крепости не сомневался в успехе. Вампиры должны были покинуть этот мир. Новый Орлеан. США. Улыбающаяся Катерина, облаченная в мужскую рубашку и шорты, сидела на барной стойке, Элайджа стоял в шаге от нее с чашкой кофе в одной руке и, а другую положив на колено женщины и очень внимательно разглядывал её лицо. Предельно внимательно. Оба были одеты – Элайджа так и вовсе в летний пиджак, и похоже, что не планировали предаваться немедленной страсти, но хватило одного взгляда на то, как они не теряют визуального контакта в диалоге, чтобы сердце Фарида упало. Пока в переносном смысле, но он не мог быть абсолютно уверен, что по завершении разговора с Первородным это не случится в самом прямом. Если Кетрин и рассуждала о прелестях свободной жизни, то явно философски – на деле её лицо буквально источало довольство собой и миром, становясь от этого довольства еще щекастее и круглее. Ровно до того момента, как заметила постороннего, разумеется. - Доброе утро. - Для кого как. Я бы на твоем месте так не радовалась утру, - бросив косой взгляд, Петрова подхватила тарелку, стоявшую тут же на столе, и принялась уплетать за обе щеки, явно не планируя становиться добрее. - Катерина, - укоризненно произнес Элайджа, и отвернувшись, протянул руку арабу. – Доброе утро, Фарид. Не обращай внимания, она не в духе. - Он предатель, между прочим, – вскинула остренькие брови брюнетка. – Подневольный, но заслуживает наказание. - Ты тоже меня заранее не уведомила. - А я, точнее моя задница уже сполна ощутила тяжесть твоей руки. И не только руки. Первородный лицо сохранил, но кофе все же носом пошел. - Сомневаюсь, что моя пятая точка так же привлекательная для Элайджи. - Фарид со вздохом подал салфетку. - Поэтому вспомни о женской добродетели смирения в частности и несправедливости бытия в целом. Хмыкнув, Катерина спрыгнула со стойки и с тарелкой в руке прошествовала на террасу. - Я смотрю, вы крепко сдружились во Франции? – резюмировал Первородный. - Как нитка с иголкой. Элайджа усмехнулся и хотел было спросить, кто тут за неубиваемую иголку, а кто за растрачивающуюся нитку, но был прерван жестом: - Поговорим без лишних ушей? - Вот как? – Задумался на мгновение, кивнул, и они вышли на балкон. Соседнего номера на пару этажей ниже, где услышать было нельзя даже вампиру – шум города перекрывал все. Фарид решил, что смысла разводить политесы нет, коротко рубанул: - От неё стоит избавиться. - Ради этого стоило отправляться сюда? – усмехнулся Первородный. - Я знаю, куда отослать Катерину. В лабораторию и оставить там на всю войну. И Родригесу польза. Сегодня, кстати, мы ужинаем с нашим гением, думаю вам интересно будет пообщаться. - Ты меня не понял. Я имел ввиду, что стоит её убить. Вполне возможно оставить её тело и кровь неизменными, но плоха только сама Петрова. С ней что-то не так. Улыбка сошла с губ Первородного, плечи напряглись. Понимая, что от него ожидается четкое пояснение высказанного предложения, Фарид отступил на шаг. Проблема была в том, что четкого разъяснения у него не было, а о своей догадке он не мог рассказать, разве что подстроить события так, что другие догадаются сами. - Когда мы проводили ритуал по обращению её в Первородную, я тоже отключился. Я общался с духами, теми, что плавают в безвременье, твоим братом – ничего хорошего вас с ней не ждет. И еще… - То есть у тебя нет никаких данных о её предательстве? Мнение каких-то духов, которые могут хотеть просто подгадить со скуки или вообще быть враждебными вампирам? - Нет. Ничего больше нет. – Фарид уже и не рассчитывал на столь разумное убийство Катерины, ему нужно было породить сомнения в Первородном и не дать его мозгам улететь на Марс. – Она может быть, даже искренне на вашей стороне. И я не вижу причин ей не верить. Но события пойдут неправильным образом и все закончится плохо. Что тебе говорит сестра о Кетрин? - Ребекка о Катерине, - Первородный подчеркнул имя, показывая недовольство тем, что Петрову могут величать как-то иначе, - не говорит ничего. - Ребекка обладает даром. - Она считает её самозванкой, и… - нехотя признал: - она ей не нравится. Но убивать не предлагает. - Ребекка обладает интуицией, - усмехнулся Фарид, - не предлагает, потому что знает, что ты не убьешь. А я предложу. Я знаю, что вы плывете против течения, если не хуже. - Только не говори мне, что Катерина абсолютное зло. - Она нет. Она и Клаус в одной команде – да. - Я видел, как она осознавала свое обращение, Элайджа. Столько уверенности в том, что закон природы может быть сломан из-за одного «хочу». Не сомневаюсь, что твой брат был таким же. И ты будешь потакать им обоим? И эта девочка, Керолайн – неудачная кандидатура. Она подруга риппера, её идеалы не были сформированы в момент обращения и потому, еще немного времени, и она примет твоего брата с распростертыми объятиями. За что Кетрин тебе так нравится? - По-моему, я заслужил что-то приличное. - Лгунья, которая тебе не принадлежит «что-то приличное»? - Все лгут при определенных условиях. А если мне захочется питомца, заведу собачку. Да и какая разница, если я получаю то, что мне нужно и чего не могу найти в другом месте? И это не угрожает семье. Ты сам себе противоречишь, если в Катерине нет ничего особенного, то и опасности особенной в ней тоже нет. - Что ты планируешь с ней сделать? – В ответ на чуть приподнятую бровь. - Элайджа, я тебя слишком хорошо знаю. Найден способ вывести ситуацию только в одну сторону? - Мог бы не утруждаться. – По лицу Элайджи промелькнула тень, он извлек из внутреннего кармана пиджака футляр, игравший роль ножен. Очень тонкий и изящный, не чета прежним грубой ковки, этот кинжал больше напоминал скальпель хирурга. - Ты хочешь избавиться от неё. – Фарид смотрел на ученика долго и пристально. – Мне сложно поверить. Настолько неожиданно, что не вызывает удовлетворения. Откуда кинжал? - Сначала навестил Марселя в казематах, потом попросил Сильвию привезти. Элайджа отвернулся, глядя куда-то в пространство, и Фарид на какое-то мгновение не поверил своим глазам - у его ученика по-детски дрожали губы. И эти неловкие движения недотепы...Ирония жизни, - устало подумалось арабу: - Кетрин себя здорово подставила, через Марселя найдя выход на ведьм, способных создавать кинжалы. Теперь, когда Марсель оказался в руках у Майклсонов, а Катерина обратилась в Первородную под ударом была уже её голова. К счастью, Первородный все же взял себя в руки, вернул лицу спокойное выражение. - Скажешь причину своего плана? Элайджа всё смотрел и смотрел на город, сверкавший в красках утра. Огромный муравейник, многие годы являющийся неотъемлемой частью и одновременно бесконечно далекий от их мира. Именно город с его сложной организацией в его глазах всегда оставался признаком любого человеческого сообщества, поэтому в отличие от матери, считавшей вампиров лишь случайностью и ошибкой природы, и Клауса полагавшего, что вампиры – следующая, лучшая ступень эволюции, которая сама собой изменит расстановку сил как кроманьонцы вытеснившие неандертальцев, Элайджа всегда относил вампиров лишь к особой группе мира людей, но и не более того… Так же как ведьм и оборотней. И их взгляды на этот мир, который будет выстроен после исполнения пророчества, очень расходились... Мысли о глобальном здорово отвлекали от других: о кудрявой девушке в одном из гостиничных номеров и о том, что ему хотелось заказать для неё охапку цветов побольше и провести утро, встречая рассвет, а не подрываться с постели через час сна и добывать ненавистный кинжал. Понимая, что Фарид ожидает не соплей, а продолжения нормального диалога, взвесив за и против, Первородный подтвердил: - Правильно, что без удовлетворения. - Рассудительно. - Я не хочу рисковать её жизнью. - То есть ты знаешь, что риск есть? - Есть. – Скрестив руки на груди, Элайджа развернулся лицом к Фариду и стало очевидно, кто привил ему тягу к лаконично-деловому стилю одежды. – Только не тот, о котором ты думаешь. Клаус столетиями использовал Катерину, как своего шпиона. – Предупреждая вопрос: - Нет, она не знала об этом, и даже сейчас не догадывается. Видимо, прежнее внушение не отменилось с обращением. - Возможно, водит тебя за нос, а сама давно всё вспомнила? - Нет. Катерина вправду боится моего брата и полагает, что он её убьет и… Терпеть не может. – Скупая улыбка: - На деле ясно, что недолюбливает, но отнюдь не так сильно, как демонстрирует в мир. - Откуда ты узнал об этом и как давно? - Вчера догадался. Она была тестировщиком для Клауса в защите от Майкла, и тестировщик с мотивацией до небес. И одновременно следила за мной, даже когда мы были в ссоре с ним. И за Колом. - На эту догадку натолкнуло убийство Майкла руками Стефана? - В том числе, но скорее просто кусочек большой истории из многих отрывков. Знаешь, Стефан рассказал мне, что Катерина наблюдала за ним в Чикаго и так совпало, что там тогда оказались и Клаус с Ребеккой. А потом пришел мой отец. А ведь ты лучше всех осведомлен о чудесных «совпадениях» в жизни моего брата. - Как я помню, в Чикаго она оказалась из-за Сальваторе. - Она сейчас помнит, что следила за Стефаном, на самом деле наверняка должна была предупредить Николауса. Ну, и попутно братец развлекался, притравливая тоской по недоступному Сальваторе и ревностью к Ребекке. - То есть он поймал её уже давно? - Полагаю, еще в Болгарии. Те воспоминания о погибшей семье ложные, потому что Катерина если и имела семью, то к деревенским крестьянам она вряд ли имела отношение. Последней фразой Элайджа явно сообщал, что не планирует рассказывать все, что знает о Петровой, а Фарид не стал настаивать и мирно согласился: - Я говорил ей, что её привязанность к родной семье алогична, горе размыто: для такой деятельной и практичной девушки в нем присутствует что угодно, но не поступок. - Практичной Катерину я бы не назвал, но она упоминала о вашем разговоре. И добавила, что потеря родных не влияет на отношение ко мне. Полагаю, это досадует, но причин она и сама не знает. - Но как же лунный камень? Если Клаус поймал её еще в Болгарии, то должен был забрать его сразу же. - А какой прок владеть им, если нет живого двойника и ритуала? Ещё не дай Бог попадет в руки Майкла, охотящегося за тайниками самого Клауса. Он гораздо сохраннее у девчонки, которая почитает эту вещь как высочайшую ценность, и… – выдав витиеватую фразу на староскандинавском, которую нельзя было охарактеризовать как непечатную только в силу отсутствия печатного станка в те годы, он поджал губы и покачал головой, уставившись в пространство. Рассмеялся неожиданно искренне и весело. – Разумеется, Ник оставил её в живых. Ведь он увидел в её воспоминаниях того, кто ей помог бежать и предполагал, что рано или поздно отец свяжется с ней. Иметь шпиона в стане врага – идеальный вариант и очень в стиле брата. А потом, когда не выгорело и с Майклом Катерина не встретилась, она занималась другим. Преподнесла брату Елену на золотом блюде. Собрала триаду и лунный камень в одном месте. - Хочешь сказать, Петрова искала все эти годы двойника? - Видимо, Клаус допускал вероятность появления Елены. Да, похоже на идеальный сопутствующий главному квест, - криво улыбнулся Элайджа. – Брат уже откровенно ржал надо мной, когда рассказал, что Катерина опустошила запасы Аларика и завалила его квартиру заказанной по каталогам одеждой и коробками с туфлями, а Сальваторе в его ботах загадил всю прихожую комьями земли. Рабы не пляшут со скуки, не хлещут виски с горя и точно не принимают хамоватых гостей. Иногда, конечно, Николаус наверняка понимал, что всё выглядит совсем антиманьячно уже даже в глазах начинающей ловить мышей Катерины и остальным жителям Мистик Фоллз проще принять её за подельницу, чем за жертву, поэтому начинал эксперименты с тыканьем ножом для устрашения. Но это же… - чуть заметно передернул плечами. - Бред собачий это, а не наказание, - согласился Фарид. – Она куда больше страдала, когда стирала занавески в Альпах. - Не понимаю, почему был таким слепым. Из нас двоих мне положено анализировать факты, а не вестись на картинку истерики, даже если истерика великолепно срежиссирована и сыграна. - Ты и сам знаешь ответ на вопрос. Аналитические способности очень сбоят, когда дело касается собственных интересов. – Фарид вздохнул – Элайджа просто не смог взвесить трезво угрозу Клауса Катерине, потому что страх потери рос в голове. – Я ведь тоже поверил – Клаус мстительный, хотя... так относятся к сидящей в печенках родственнице, от которой и хорошо бы избавиться, но приходится терпеть. Выяснившееся как-то меняет твое отношение к брату? - Мне хочется ему сказать много «ласкового»… С другой стороны, я восхищен. – Помолчав, Элайджа отрицательно покачал головой. – Нет, ничего не меняет по отношению к брату. А вот к будущему Катерины - да. – Он взвесил в руке клинок. - Клаус никогда и не планировал её убивать, у него были десятки неосуществленных возможностей. Он использовал её способности, ум и заодно пытался наказать меня за неудачный выбор. Но гораздо важнее, что он планирует её использовать вновь. Как именно, пока не знаю. Он сыграл в темную, зачем-то обеспечив её верностью мне, но не учел все. В плане не было её обращения, а значит и того, что Первородную Катерину я могу отправить поспать до конца войны. Там где она будет совсем в безопасности, чем бы эта война не завершилась. - А если обращение было в плане, и Клаус просчитал действия Кола так же, как и ты? - Вряд ли. У Клауса та же слабость, что у меня по отношению к Катерине – не может спокойно в расчет, когда речь о Коле. - И всё же? – остро взглянул араб. - Если было, то наши интересы просто совпадут. Скальпель беззвучно вошел в кожаные ножны, наполненные пеплом, и вновь занял место во внутреннем кармане пиджака. ________________________________________________ Морфеус* - персонаж фильма "Матрица" Апикус** - имя, которым называли трех известных римских кулинара, первый из которых жил во время Республики; второй, Маркус Гавиус (или Габиус) - самый знаменитый в свое время - жил во время начала Империи, а третий, скорее всего никак не связанный с двумя предыдущими, жил в IV-V веке, но является автором единственной дожившей до сих пор римской кулинарной книги.