Лента Мёбиуса

Глава длинная, писалась и вычитывалась мною долго, но всё равно возможны ошибки. Если найдете - сигнализируйте с помощью беты. PS. Если найдете какие-то невозможности в сюжетной части исторической тоже прошу намекнуть: перечитано куча книжек, но местами их авторы противоречат сами себе и не укладываются в голове. Франция. Ницца. - Значит, ты не в восторге от фильма, - невольно вздохнула Керолайн, и тут же услышала резкий оклик: - Брови. – Быстрый взгляд и чуть спокойнее: - Фильм красив, но он лишен сути. Брови были печалью – всё время хотелось их вскинуть. Да и в целом – вампир или нет, но кто бы мог подумать, что восседать часами на скамье под деревом такая тяжелая работа? Невольно вспомнилось её подростковое и потому неумное представление о нагих натурщицах: обустройства, поиск света и выверенность поз, постоянная проверка соотношений - до секса ли там? Решив, что ему нужны закатные, нежно-розовые блики, Клаус усадил Керолайн на террасе. Первое время он работал так сосредоточенно, постоянно размахивая длинной кистью перед собственным носом, щурил один глаз и выверял пропорции, что Керолайн ощущала себя не живой привлекательной женщиной, а скорее уже геометрическим телом на трех осях. Но ей нравилось смотреть как работает Клаус. Пускай пальцы и губы его были давно уже изляпаны красками, острый взгляд на мгновение впивался в натуру и после, быстро переходя на гладь холста, рассматривал нужные мазки и хотя пока был лишь силуэт и черты лица не могли похвастаться проработанностью, Керолайн понимала, что видит труд. Который нравится исполнителю и требует сосредоточенности. Легкая неловкость витала над всем, и все же где-то спустя часа полтора они начали обмениваться междометиями, а спустя два с половиной разговаривать: вниманию художника тоже требовалась передышка. - А между прочим, мы смотрели «Унесенные ветром» как раз, когда ты оманьячил Стефана в Мистик Фоллз. – Сказала Керолайн, чуть прищурилась, но вспомнив, что ей грозит приступ недовольства, а в этой деятельности Клаус оказался тираном как и во всех остальных, поспешно вытаращилась: - Дай угадаю – героиня твоего романа Мелани. - Разве что актриса в фильме, - сказал Клаус. – Оливия очень уж хороша собой для Мелани, а героиня: когда женщина растрачивает жизнь на того, кто её не стоит, она такая же дура, как и та, что не видит удачи перед своим носом. - Ты определенно видел в жизни кое-какое дерьмо. – Резюмировала блондинка. - Я не люблю, когда смысл подменивается романтикой. В книге смысла больше, и он состоит не в любовных метаниях. Лучше спроси Стефана о том времени. - Ну да, ну да. С тобой нужно обсуждать «сестру Керри» или «Финансиста». Только я ненавижу Драйзера и ему подобных. - Немецкие или ирландские романисты? - Это те, у которых предложение на пол страницы? - Я о «Кентервильском привидении» … Ему удалось вызвать на её губах улыбку, но вместе с тем и вопрос: - Клаус, а почему ты в Ницце? – Без малейшей агрессии, но утвердительно: - Не из-за портрета же и меня Стефаном и Еленой в доме порадовать. Клаус криво улыбнулся – за хорошее настроение Керолайн всегда приходилось заплатить. - Я жду, когда прибудет Бонни? – Короткий взгляд и он принялся вытирать кисти. - А ты как думаешь? - Твои дела в Новом Орлеане, и Бонни куда быстрее добралась бы туда, а здесь ничего интересного для тебя я не знаю. Кроме Фарида и Кетрин. - Ты права – они и есть мой интерес. Больше он ничего не сказал, а Форбс не спрашивала, задумчиво разглядывая пейзаж перед собой. Капля пота потекла по изгибу позвоночник - сидеть в историческом платье было жарко, некомфортно. И как женщины раньше носили такие одежды… С другой стороны, где Ницца и где Скандинавия! Чужое платье и чужое время. И эта мысль неожиданно так громко и отчетливо прозвучала в голове, что на мгновение Керолайн показалось – она высказана вслух. Но нет, Клаус спокойно собирал кисти, тихо шуршали море и листва. - Клаус… - по его действиям поняв, что на сегодня сеанс завершен, она встала и оправила подол. – Я могу думать о важности твоего наследника, но… Когда наступит момент, я бы хотела сражаться. - На моей стороне? - На нашей. – Форбс не понимала, отчего он удивлен и пояснила: - Твоя сторона теперь совпадает с моей собственной. А ещё со стороной Елены и Стефана. Я не хочу сидеть в Ницце. На мгновение он смотрел пристально, словно взвешивая «за» и «против», но потом по-мальчишески заразительно улыбнулся. - Когда придёт время, ты будешь на передовой. Это всё, чем я тебя расстроил? - Мне не очень приятно это говорить, но ты меня мало расстраиваешь. Несмотря ни на что. – Ресницы девушки на мгновение опустились, но она вновь умело скрыла владевшую ею печаль, которую последние дни без всякого стеснения изливала на Стефана и Елену. - Однако это платье… Это платье… - Что с платьем? – обеспокоенно поинтересовался Клаус, увидев смену настроения. - Не знаю. - У Керолайн засосало под ложечкой, и она умолкла, не понимая, откуда взялось накатывавшее отчаяние. Она тосковала по матери, но это глухая тоска… При чем тут одежда? Осторожно провела по рукаву от запястья к локтю, сминая бежевую ткань и беспокойно переступила. – Идиотски звучит, потому что его шили по моим меркам, и все-таки меня не оставляет чувство, что это чужое платье. Нужно его снять. - Я могу тебе предложить помощь в нелёгком деле. – Клаус подмигнул, и девушка невольно залюбовалась золотисто-серыми глазами. И ямочками на щеках. Позволила себе это – нужно успокоиться, отпустить неприятную ситуацию. Созерцание Клауса, знакомая легкость в голове и уже затапливает ощущение счастья, которое овладевало, когда она глядела в лицо Великого и Ужасного. И с привычным практицизмом резюмировала – гормоны захлестывали. Может, Клаус выпускает какие-то феромоны? Хрен же проверишь этих оборотней… - Неужели? - Платье расшнуровывать - нудное занятие, поверь мне. - Я не сомневаюсь в твоем опыте по части таких платьев, но что-то мне подсказывает, что тебе стоит намылить шею. - Неблагодарная. - Чистоплотная. – При виде его вытянувшегося от обиды лица, она протянула руку и пальцем проведя по шее, повертела им перед носом гибрида. - Не хочу оказаться в синей краске. И тебе помыться советую… Краус фыркнул, глядя в пустоту, в которой остался висеть лишь запах Керолайн. Хотела она того или нет, а женская природа брала своё – Керолайн начинала флиртовать с ним. Никогда не могла удержаться, вот и сейчас… Но он её отлично понимал, может даже больше, чем она себя, так как сам был таким же – очарованным совершенно неподходящей ему девчонкой с небесно-голубыми глазами. США. Новый Орлеан. Нельзя сказать, чтобы в поместье Сальваторе последние полторы сотни лет царили пуританские нравы, но хоть какая-то согласованность в действия жильцов прослеживалась и это был домашний очаг, родовое гнездо. Вместительный штаб Первородных в Новом Орлеане таким гнездом не был, функционировал сам по себе, и отнюдь не всегда можно было понять, чем будут заняты его многочисленные жильцы в ближайшие пару суток. В подвалах по-прежнему допрашивали и пытали пленников, уцелевших после захвата города Первородными, в саду проходили тренировки паллиев-снайперов перед поездкой на полигон и тренировкой в уже естественных условиях со спарринг-партнерами, в кабинете трое Первородных – Барби-Клаус и Элайджа в осязаемом виде, Клаус из Ниццы по защищенному каналу связи, - проводили совещание по вопросу лаборатории, - а в гостиной бесхозная после отъезда Кола Ида уже пятый час подряд смотрела какой-то сериал про студентов и объедалась китайской лапшой с приправами, смердящими так мощно, что помещение старались обходить стороной. Местонахождение исследовательской лаборатории Марселя Первородные все же вычислили, но афишировать информацию пока не собирались. Общее желание присвоить разработки и производство, одновременно оставив их в максимальной тайне от шпионов Эстер или, если Марсель позаботился и предпринял достаточные меры безопасности, до поры скрыть и саму возможность существования такого производства, делало невозможным штурм. А спокойно идти в место, где создавались препараты способные не только стать смертельными для родоначальников линий, но и, если исходить из опыта Элайджи с кинжалом Катерины, каким-то образом воздействовать на разум обычных вампиров под внушением, без огневой поддержки Первородные считали невозможным. К тому же подземный бункер мог быть заминирован на случай вторжения чужаков – как ни стремились провести операцию по захвату Нового Орлеана в предельно сжатые сроки, но современные технологии позволяли среагировать быстрее и оставалось надеяться, что либо Марсель был чересчур самонадеян и верил, будто Клаус не сможет захватить Новый Орлеан за час, или, и это было больше похоже на Жерара, планировал выторговать себе прощение и иные блага, и потому не был заинтересован в уничтожении центра вообще. Деймон поначалу не мог понять, зачем его пригласили в оранжерею, служившую Первородным конференц-залом, но потом догадался: мнения его спрашивать, конечно, не планировали, но так как в будущей игре с Эстер предполагалось, что он доверенное лицо Марселя, то и знания о наработках, устройстве команды самопровозглашенного короля Нового Орлеана и подразделений, к ней относящихся, хотя бы в общих чертах должны были быть в его голове. У Первородных не было ни времени, ни желания читать часовые лекции, поэтому они и таскали его за собой: сиди в сторонке, наматывай на ус. Да и риск предательства минимален – пока в руках у Клауса оставались Елена со Стефаном, Сальваторе-старший был послушной марионеткой. Поэтому он устроился на диване чуть в стороне от стола переговоров и запоминал, а когда наступал перерыв – Клаус куда-то пропадал, а Элайджа и Ребекка оставались его ждать, Деймон выходил во двор. Он никогда не был плох в стрельбе, но если бы и был – занятие хоть как-то развеивало окружающую скуку и отвлекало от постных физиономий Первородных: старший брат Клауса и Барби-Клаус, когда дело доходило до организации чего-либо, оказывались выдающимися занудами. В очередной раз погоняв адреналин, Сальваторе морщась – даже ему вонь казалась впечатляющей, спорящей с сюрстрёммингом, - пересек гостиную. Звук, представлявший из себя нечто среднее между ревом медвежонка и криками чаек, заставил мужчину замедлить шаг. Смеявшаяся какой-то абракадабре, сказанной индусом из сериала, Ида перевернулась на живот и одновременно закинула ноги на диван, демонстрируя очень хорошую растяжку и голую заднюю поверхность ног. На ней были надеты футболка размера на три больше её собственного, микрошорты, из которых вываливалось на обозрение ползадницы, и полосатые гетры до колена. Для закрепления образа сумасшедшей Харли Квин не хватало только дикого макияжа и хвостиков, но намеки на краску на лице отсутствовали и волосы заплетены в длинную, толщиной в мужскую руку косу, наподобие тех, что носили скромные немецкие гимназистки конца девятнадцатого и начала двадцатого веков. Если Кол имел отношения с этой «сестренкой», то у Деймона складывались не самые благоприятные предположения по части его вкусов. Хотя, учитывая семнадцати-летний возраст самого Кола... Как её представили в доме (Деймон отлично помнил, что младший Майклсон использован «Анна»), Илаида была совершенно необходима под рукой в качестве возможного антидота, пока Первородные пребывали в городе, где из-за любого угла могли выстрелить концентратом аналогом Белого Дуба. Вела она себя с нахальством и беспардонностью невоспитанного подростка, и потому остальные жильцы кроме проникнувшегося после спасения к девчонке Элайджи её присутствие совершенно игнорировали. Но еще раз окинув внимательным взглядом голые бедра, Сальваторе решил, что необходимо познакомиться поближе. - Спортом занимаешься? - А ты алкоголизмом, - ответствовала брюнетка, кивнув на бокал в руках мужчины. - Прицел сбиваю, - улыбка на губах Сальваторе стала поистине широкой, - классные ноги, Анна… были бы, будь ты взрослее. - Спасибо. И руки убери, - выдернув щиколотку из беспардонных пальцев, она извернулась и вытянула ноги перед собой. Сухо констатировала: – Кол прав, ты и впрямь себя бессмертным считаешь. - Иногда риск стоит своей цены, - Деймон склонился к уху девушки. - Хотя с твоей сестрицей мы в итоге общего языка не нашли, но вот как знатока ног она меня никогда не дискредитировала. - Кхм… - раздраженная вторжением в личное пространство Анна чуть отодвинулась, неприязненно разглядывая Сальваторе. - По-моему, Ребекка чересчур быстро формирует мнение о шапочных знакомых. - Ребекка? У тебя родинки, - за колено распрямив ногу девушки и подняв её вверх, Деймон провел по задней стороне бедра – три темных пятнышка треугольником и одно чуть в стороне образовывали подобие стрелки. – Когда у тебя общие родинки с женщиной, которую оттрахала половина мужского населения этого дома включая Элайджу, нужно быть осторожнее в выборе шорт. Первородный не в курсе? - Нет, - ответ звучал равнодушно, но по тому, как её рука в первую секунду непроизвольно дернулась к шортам, Деймон вдруг понял – Анна до сих пор и не подозревала, что у её сестры те же отметинки. - Только это? – Девушка больше не делала попыток избавиться от явно дискомфортного прикосновения его пальцев, но демонстративно вернулась к просмотру сериала. - Не только. В профиль вы похожи, хотя у тебя поизящнее нос, а глаза и волосы значительно темнее. Но вот фигура, походка одинаковые, просто пятая точка не успела оформиться на момент обращения. – Утративший неуместную ухмылку Сальваторе смотрел теперь очень внимательно, пальцы держали её колено жестко, и Анна почувствовала, что за маской паяца скрывается проницательный мужчина, крайне быстро складывающий два и два. Была ли она удивлена? Скорее нет, чем да, но его догадливость являлась нежелательным оборотом дел. По крайней мере, определенный уровень догадливости был нежелателен. - Почему же не дочь? – Анна чуть цокнула языком. – В дневниках Кетрин упоминается дочь. А я могу быть именно ею. - Сначала я так и решил. Но теперь-то знаю, что детей Кетрин никогда не имела и попала к Первородным столь же девственной, какой была на свой день рождения. А вот согласно дневникам: одной из представительниц семьи Петровых, убитых Клаусом, была погодка Кетрин - четырнадцатилетняя Анна. Вероятно, что сестра была черноглазая и черноволосая, как и все южанки. Девушка прожевала очередной чипс и задумчиво облизала губы. Вздохнула, мимолетно заглядывая в опустевшую пачку, и спросила почти печально: - Я могу тебя убить? - Нет. Я сначала беспокоился о первой реакции, но после ответа на вопрос о профиле и фигуре... – Деймон убрал руку с ноги брюнетки, и сел рядом на пол, облокотившись о спинку дивана и разглядывая крайне пунктуального Шелдона на экране. - Если бы намеревалась, то уже сделала это. Я идиот, конечно, но не настолько, чтобы сразу же выложить тебе свою догадку, не поделившись ею с братом. По крайней мере, ты меня таким идиотом не считаешь. - Раскрытие моей личности ничего принципиально не изменит, - так и не переключая внимание с «Теории большого взрыва»* на собеседника, Анна распаковала очередной туб «Принглс». - Кроме обнародования трёх моментов: тебя обратила в Первородную не Эстер, а Кол. И Кол, оказывается, умеет создавать Первородных не хуже своей матушки и даже без двойника под рукой. Либо он умеет создавать двойников, для использования их в деле создания Первородных по старой схеме Эстер. И ещё ты можешь много интересного рассказать о происхождении Кетрин Пирс: если судить по информации от Керолайн у Первородных с этим масса проблем. - Но это все равно не принципиально. Никак не поможет Первородным выиграть в войне. - Но создаст тебе лишние неудобства. – Пауза. Хруст чипсов. - Они тебе нужны? - Нет. Вообще не нужны, если честно. – Пауза. Хруст чипсов. – Что попросишь за молчание? - Веди себя приличнее – я своим сердцем дорожу. - Не очень-то, судя по историям с Кетрин, предпочитающей Первородного, и Елены, полагающей то же самое относительно твоего младшенького. И даже Керолайн… Полегче, окей? – она отцепила его ладонь от своей шеи, но никаких ответных агрессивных действия не предпринимала. Кисло призналась: – Кол в учителях не всегда полезен. При нем я веду себя хорошо, но в его отсутствие бываю бестактна. - Тут еще на гены наложилось. Гены у тебя так себе, - позаимствовав стопку картофельной продукции в тщетной надежде, что это перебьет какофонию запахов от пищи, сообщил Сальваторе. - Нет уж. Гены у меня… - Анна неожиданно мило улыбнулась и заносчиво сообщила: – мне запрещено ругаться, но у меня охуенные гены. Просто охуенные – иного слова и не подберешь. - Ну-ну. Так что по части приличий? - Давай подумаем: я как Первородная всяко сильнее. Плюс ценный ресурс для остальных Первородных. Но ты прав: я не хочу сидеть, препарируемая в лабораториях, или чтобы меня допрашивали, и все прочее. И Кола увидеть с кинжалом в груди тоже не хочу. Потому что я Кола люблю. – Непонимающий, к чему ему эти неуместные признания Деймон окинул девчонку косым взглядом от макушки до кончиков пальцев ног в несуразных носках. По правде говоря, в диалоге Анна не была похожа на Кетрин Пирс – та улыбалась и дразнила в самых серьезных ситуациях, а глаза её сестры сохраняли задумчивость вне зависимости от того, насколько весело звучал голос и широко улыбались губы: - У нас один-один, но со слишком разными ставками. В моем случае на кону дискомфорт, а в твоем – твоя жизнь. - У нас разное отношение к понятию – допустимые потери. Поэтому все же один-один. Повисла продолжительная пауза, Анна поёрзала по ковру и, наконец, сказала: - Назови твои условия, и я подумаю, готова ли их принять. - Ты не пытаешься угрожать Елене, мне и Стефану отделением сердца или головы от остальных мышц тела. Я не вспоминаю о дневниках и родинках. - Я даже продемонстрирую добрую волю, и обещаю защищать твою ненаглядную Гилберт в случае угрозы. – Анна протянула ладонь для рукопожатия. - До горячей войны, по крайней мере. А там видно будет. - Согласен. В качестве доброй воли – я не буду общаться на твою тему с Кетрин и сообщать ей, что ты вьешься вокруг Элайджи как муха над вареньем. – Рукопожатие было крепким для такой малявки – пусть Первородная, но в обычной жизни вампиры демонстрировали и обычную силу, и это значило, что перед обращением девочка много занимала спортом. А вот кожа ладоней была тонкой и изнеженной, не хуже, чем у леди из его века. Откуда такие у крестьянки? Деймон вгляделся в лицо девушки попристальнее. Отсутствие реакции на его последнюю фразу – само по себе огромная реакция. Анна шпионила за Элайджей по указанию Кола? Логичнее всего. - Ладно, нужно же узнать, что там решили твои псевдородичи. Одним движением он поднялся, вытер пальцы влажной салфеткой и скрылся в глубине дома. Спустя несколько минут Анна выключила телевизор. Сняв накидку с дивана, тщательно обмотала ей бедра и закрепила на талии. Очень аккуратно закрыла коробочку с чипсами. И потом ещё долго сидела, подтянув к себе колени и невесело разглядывая темный прямоугольник огромного экрана. Вернувшийся же в кабинет Сальваторе мог спокойно выпить бокал бурбона и подумать над заключенным пактом о ненападении, потому что Первородные так ничего и не решили. Они значительно разошлись в мнениях, каким образом за ними следит Эстер и в качестве своей службы безопасности. Логика была проста: не следить она не могла, а ни одного шпиона пока поймано не было и даже намека на таковых не прослеживалось. Или крыса была внутри, или отсутствовала. Клаус настаивал: его гибриды не то, что помыслить о предательстве – землю рыть готовы в прямом и переносном смыслах, в желании вычислить чужих, Элайджа гибридам в искренности усилий не отказывал, но высказывал сильные сомнения по части их интеллектуальной развитости и как следствие успешности оных усилий, а Ребекка привычно стравливала пар время от времени. Наконец, Сальваторе не выдержал: - Я бы обратился дамы и господа, не будь ваше происхождение ещё более сомнительно, чем моё: у меня хоть мать была из потомственных аристократов, - Деймон хмыкнул при изумлении от такой наглости на лицах младших Первородных и продолжил: - Поэтому, как скажет наша милая Барби и по совместительству благоверная Клауса: дорогие клыкозаврики, прошу минуту внимания! Самое глупое, что могла бы сделать Эстер - отправить сюда в качестве шпионов вампиров, ведьм или ещё кого-то из разумных. Повсюду рыщут ваши люди, зачищая район от посторонних, а ваша мать не давала повода подозревать её в глупости. – Клаус издал какой-то непонятный звук нетерпения, но Элайджа жестом велел Деймону продолжать, а Бекс вообще не имела привычки демонстрировать снобизм: - Вероятнее всего, Эстер использует биокамеры. - Что ты имеешь ввиду? – Ребекка была единственной, кто не понял сразу, о чем речь. - При приезде в Мистик Фоллз я следил за Еленой с помощью ворона. Что мешает Эстер просто использовать птиц? Высоко летают, зоркие и никакого отличия от остальных, если не следить за поведением пристально. Ничего Эстер не мешало использовать птиц. Несколько сконфуженные столь простым вариантом и тем, что он не пришел им в голову раньше, Первородные погрузились в продолжительное молчание – каждый обдумывал вновь поставленную задачу и методы её решения. - Если говорить начистоту, отложив в сторону нашу общую страстную «любовь» к Сальваторе, - короткий взгляд на Клауса, Ребекка сочла нужным уточнить, - старшему, то Деймон прав. Ведьме всегда проще всего воздействовать на животных. А врановые - особенные птицы, так как если ворона что-то утащит в клюве, то это не будет выглядеть подозрительно. - И мы вряд ли избавимся от таких шпионов Эстер, - Элайджа откинулся в кресле, задумчиво разглядывая Сальваторе. Но не стал говорить при нем о том, что вспомнил сейчас и сопоставил – в день бала, когда созывали вампиров линий, птицы напали на Катерину. И в тот же день, была найдена со слов проверившего украшение Фарида, совершенно безопасная, но от того не менее редкая и старинная монетка. Это стоило принять во внимание, обсуждая сны с Клаусом, но позже… Сейчас важна лаборатория. – Точнее это возможно, но потребует столько времени и ресурсов… Игра не стоит свеч, особенно если учитывать, что Эстер может к этому моменту уже знать о местонахождении лаборатории, или найти её сама. Тогда лучше все эти ресурсы направить на охрану и оборудование новых и исследовательского центра, и производства. Главное все же не они, а мозг, создавший огромное количество наркотиков для вампиров. Или возможно: руководитель этих мозгов. Элайджа знал, о чем говорил - к своему изумлению помимо концентрата, многие вампиры Марселя оказались зависимы от неизвестного препарата. Он действовал как биологическая добавка, выглядел как порошок и никак не угнетал функции организмов вампиров в силу того, что те постоянно восстанавливались. Но стоило сделать перерыв, и вампир впадал в безумие. Именно поэтому большинство пленных вампиров Марселя были ему преданы и быстро становились бесполезны и не могли дать новой информации. И, очевидно, что это была только одна из многих наработок. - Думаю, мы сможем обойтись малой кровью. Все-таки не любите вы Новый Орлеан, дорогие родственнички. Особенно ты, Элайджа, – Клаус довольно хмыкнул, явно что-то замышляя. – Иначе бы знали о том, что природа нам благоволит. - В каком смысле? – Когда здесь была Катерина? Ребекка и Элайджа переглянулись, не очень понимая какое отношение имеет находящаяся в Ницце Петрова к шпионам Эстер. Памятуя о явно негативном отношении старшего брата к задействованию его любовницы в любых операциях и стремясь упредить ненужный сейчас семейный конфликт, блондинка зачастила на опережение: - Кетрин, конечно, сотрудничала с Марселем и посещала город, но это было несколько лет назад и… - Он не об этой Катерине, - вновь перебил её Сальваторе и, закинув ноги на низенький столик, устроился в кресле. - У нас конец лета на календаре – в Луизиане сезон всяких торнадо с ураганами. - Наконец-то, - раздалось в наушнике, и Деймон усмехнулся, когда Бекс высказала общую мысль: - Я хоть и вампир, но ещё бы чуть-чуть и рехнулась. - Я бы не был так уверен, что тут уместно «еще чуть-чуть» вместо «уже давно». - Заткнись, - но сказано было беззлобно. Пожалуй, за эту бытовую беззлобность Сальваторе и считал Барби-Клаус самым нормальным представителем Первородной семейки. Семейная мстительность, конечно, оставалась при ней, но если бы и она отсутствовала – ангел, а не женщина… Все же Первородные разработали план, с реализацией которого решили не затягивать и не ждать прилета Клауса в Штаты. Операция подразделялась на три этапа. Первый был по сути подготовительным и самым муторным с точки зрения количества задействованных лиц, внушения местным чиновникам и военным. Шпионов Эстер нужно было максимально отделить от самых обычных птах, никому не служивших и облюбовавших Новый Орлеан исключительно по собственным птичьим инстинктам. Сначала над городом пролетели самолеты, встревожившие лишь самых пугливых – привыкшие к гремящему круглосуточно городу птицы не очень-то стремились менять свое местообитание из-за подобной чепухи. Но спустя полчаса заработали сирены и тогда, гонимые непрекращающимся потоком звука, ошалевшие пернатые принялись улетать. Издававшие ужасающую какофонию учебные сирены работали в пяти точках города, но человеческое население отнеслось с пониманием – пока здесь были живы воспоминания о самом разрушительном урагане в истории США с последующими грабежами и насилием, главенствовало единодушное мнение, что можно и потерпеть эти учения, пару часов посидев с закрытыми окнами. Первый этап переходил во второй почти мгновенно с умолканием сирен: оцепление прилегавших территорий, среди которых была и территория лаборатории, а после проникновение в бункер уже без излишних шумовых и визуальных эффектов. Пока Элайджа, чью одежду украшали датчики на случай, если он наткнется на засаду и получит пучок инъекций в лоб, должен был аккуратно осмотреть бункер, задачей отряда Ребекки было проверять и отстреливать всех птиц, особенно пристальное внимание уделяя врановым, а ведьмовского круга – покрывать территорию заклинаниями, сводящими животных с ума. На данную минуту, все шло гладко – она не выбивались из графика и в минуту. - Ладно, рассредоточились: у нас не так уж много времени. На всякий случай: после меня командование принимает Деймон. Что? Последний вопрос Ребекки относился к Сальваторе, с которым они быстро поднимались на четырнадцатый этаж. - Пытаюсь понять – с чего такая честь, и не намек ли это, что в случае чего надо будет сложить голову? – Хмыкнул Деймон. - Я мечтаю окончить свои дни, как положено в американской мечте: дом в пригороде, сад с вековыми деревьями и куча безутешных родственников у гроба. Никак не в этом гадюшнике. Пейзаж внизу расстилался и вправду депрессивный - и это здание, и соседние выгорели сверху донизу из-за каких-то лишенных амулетов и потому послуживших источниками огня вампиров. Остались лишь бетонные сваи и перегородки между этажами: в пожарах стены из дешевого винилового сайдинга обращались в лужицы кипящей пластмассы. Да и в целом перед Ребеккой и Деймоном простиралось типичное гетто, проблемы которого усугублялись многоэтажной застройкой и большой скученностью бывшего населения: сейчас это были сплошные свалки, испорченные тротуары, брошенные и покореженные автомобили и над всем стояла вонь бензина и уже застарелой, щедро политой дождём гари. Последнее все-таки было нестандартно, потому что обычно здесь веяли тошнотворно-сладкие ароматы травки, но после зачистки Первородных стоило порадоваться и наличию остовов. Как Марсель умудрялся раньше упаковать это место в изящную оболочку столицы вампиров для Ребекки оставалось загадкой, но видимо, организаторские способности были ему всё же даны уникальные. - Не намек. – Блондинка рассмеялась, устраиваясь с винтовкой: она вполне доверяла лично отобранным ведьмам и отряду гибридов, однако лишнее сито и контроль никогда не помешают. – Просто твоя дальнейшая безопасность при переговорах зависит от успеха нашей опера… – на полуслове Бекс замолчала и остановилась, прислушиваясь к словам брата в наушнике. - Деймон, оттяни людей на себя, и дальше всё как договаривались. А я пойду в лабораторию. Кажется, никто не планирует нас убивать, но всё же… - Она вновь недоговорила и чуть прищурившись, посмотрела в синие глаза Сальваторе. Вручила ему свою винтовку. - Хорошая штука. – Блондинка медлила, приоткрыла рот сказать предостережение, но не успела – Сальваторе закатил глаза: - Барби, я помню, что жизнь моего брата висит на той же нитке, что жизнь твоего. Только мой будет поближе к мясорубке. Иди, а я пока повеселюсь. Кстати, - навел ей на лоб оружие, - как ты относишься к бинди**? - Следи за небом, идиот. - Вы сильно задержались. Наверху снова взрывают? - задавший этот вопрос Родригес сидел на обычном пластиковом стуле, какие часто используют в торговых центрах у стоек информации, чуть расставив ноги, обутые в домашние кроксы. На щеках его отросла темная щетина, прическа тоже не отличалась изысканностью, но вот халат был чист и идеален до скрипа: кипенно-белый и выглаженный, а руки с аккуратными короткострижеными ногтями. Среднего роста, очень худой, он внешне смотрелся совсем не опасным, и одновременно явно чувствовал себя комфортно в пределах лаборатории. – Я не владею информацией, происходящей наверху – практически все датчики или не уцелели, или оказались перемещены и не дают общей картины. - Видимо, во время пожара повредились. Гости вели себя крайне сдержанно, без доли нетерпения и тем более агрессии. Войдя, представились и после знакомства с готовностью сели в предложенные кресла. Оружия на виду не держали, хотя это никого из присутствующих не вводило в заблуждение: зона доступа - чересчур широкое понятие для мгновенно перемещающихся существ. Однако Натан не выказывал и по этому поводу никакого беспокойства. - Не хотите выпить? - Родригес взял со стола графин, наполнил три пластиковые кружки и протянул пришедшим. Девушка приняла предложенный напиток и сделала вид, что сглотнула, но по факту лишь смочила внешнюю сторону губ. – Я пока на диете. - Первородный улыбнулся. - Инсанис*** может стать слишком сильным средством для слабого желудка, да еще после вашего концентрата. - Подстрелили? – С интересом осведомился у него мужчина, прихлёбывая травяной чай. - Увы. - Хм… И вы живы. Простите, а вы точно Первородный? - уточнил Натан и увидев подтверждающий кивок, пробормотал: - Очень жаль… Но, конечно, не удивительно, никакого экспериментального образца не было. Жаль. Столько времени напрасно! - Вы знаете, я не могу сказать, что мне очень жаль, - Элайджа усмехнулся, но в определенном плане Натан его почти расположил к себе, - однако могу успокоить. Я самый настоящий Первородный и ваш концентрат Белого Дуба работает превосходно. Меня просто вылечили. - Как быстро? - Едва ли не в последний момент. - Хм, а вот это уже очень удачный итог… С вас обязательно нужно снять описание. – Ещё один глоток. - Не поймите неправильно, лично к вам я неприязни не имею, но Первородные пачками по миру не бегают, и у меня не было ни одного экспериментального образца. Поэтому, в определенном смысле я рад, что такой образец не только появился, но и может предоставить подробную информацию об ощущениях во время каждого этапа воздействия. - Я готов вам надиктовать мемуары «Один день из жизни…», но давайте сначала поговорим о вашей работе в ином плане. Как мы поняли исследования ведутся не первый год и довольно обширны? - Если быть точным, то чуть больше семи лет. - Видите ли, Натан, - мягко произнесла Ребекка и бросила предупреждающий взгляд на брата, чтобы тот не перебивал: - Мы очень заинтересованы в ваших мм… возможностях. - Изучив лицо собеседника, обдумав оставленное послание, девушка была почти уверена в положительном ответе по части сотрудничества со стороны руководителя лаборатории, но посчитала необходимым демонстративно объявить собеседнику, что они будут строить отношения с ним с чистого листа, без оглядки на Марселя. И что с их стороны угрозы нет. – Мы знаем: эти возможности очень велики – наблюдали воздействие, но с чего начать… Мы не профессионалы в химии. - Зависит от того, что вам нужно. - Нам нужно всё, - просто ответила Бекс. И сделала большой глоток чая. - Тогда лучше начать с начала. Жерар сам на меня вышел, когда я был, скажем так, в сложной жизненной ситуации. - Натан на несколько мгновений задумался, разглядывая совершенно непохожих внешне брата и сестру Первородных. - Предложил работу. Поначалу я не слишком заинтересовался: наркотики хотя и прибыльная вещь, но явно не были амбицией всей моей жизни. Но когда он сообщил, что ему нужен не очередной способ очистки крэка, а исследовательская деятельность – я стал на него работать на постоянной основе. И скажу прямо - он был отличным куратором. - Но вы не разделяете идей Марселя, раз написали записку. - Я не готов умереть ради него или его идей, как та девочка, – без прикрас сообщил Родригес. - Нас связывают деньги и внушение. - Раз мы тут, то внушения вы сумели избежать. Вас не проверяли на вербену? – спросил Элайджа. – Сложно поверить в такую неосмотрительность Жерара. - Я химик, – пожал плечами Натан и указал на футляр на краю стола. - Вкалываю себе синтезированный препарат раз в сутки. Действие то же, а вот вкус вампирам незнакомый. Повисла тишина. Просияв улыбкой, Первородная вдруг протянула руку и спросила: - Вы позволите? - Бекс! – раздался резкий оклик. - Элайджа, - открыв футляр и взяв шприц, Ребекка улыбнулась. Чуть кивнула занервничавшему брату, говоря взглядом: спокойнее, помощники с таким потенциалом на дороге не валяются, а вслух произнесла: - Он не девочка-подросток. Пожалуйста, Натан, не могли бы вы дать мне материал? Коротко кивнув, Родригес отошел к шкафу и вернулся с пластырем, скальпелем и низким бюксом****, в который выпустил немного своей крови. А тем временем жидкость без цвета и запаха уже поступила в вену Первородной, но уже при уколе было понятно: не будет ни тупой боли, ни жжения. И не будет гангрены, которая потом заместится новыми тканями. Отложив шприц и взяв бюкс, Ребекка лизнула кровь. Тщательно распробовала: вербены и вправду не было. Встав, подошла к стулу Родригеса и склонилась к его лицу, внушая: - Скажите-ка «ку-ка-ре-ку». - Возможно завтра, Ребекка, если вам это будет в радость. Рассмеявшись в ответ, Бекс чуть хлопнула в ладоши, возвращаясь на своё место. Средство работало на человеке, сработает и на ней, и на остальных вампирах и гибридах, и организм не отторгнет его как вербену. Приучение по методу Кетрин хорошо, но у них очень много молодняка и слишком мало времени. А это… - Да вы же чертов гений, Натан! – И откинувшись на спинку своего кресла, Бекс посетовала: - Где вы были столетие назад? Элайджа заметил про себя, что кажется, у сестры получилось расположить к себе Родригеса: амбициозный ученый в нем истосковался по восторженности - в умении без наигранности выразить эмоцию Бекс не было равных. А бесстрашие и готовность к экспериментам импонировала натуре медика. Но к заметке можно будет вернуться позже, когда выяснят, почему он по сей день не вампир. Как и к вопросу – на кой черт сестра всю эту непосредственность выкладывает перед, пусть и невероятно талантливым, но всего лишь человеком? На посторонний взгляд простоватый на лицо и тощий Родригес был явно не её типажом мужчины, чтобы подозревать в сексуальной симпатии. Тем временем, вновь взявшийся за свой чай, Натан ответил: – Принял бы за комплимент, но не только моя заслуга: мне существенно помогли. Рассказали, о том, что именно вербена позволяет избавиться от внушения и, уже имея готовый натуральный антидот, я сделал синтетический аналог. А это уже не Бог весть какая парфюмерия*****. - Но почему вы рассказали об этом нам? Вряд ли рассчитывали, что мы внушаем хуже Марселя, – поинтересовался Элайджа не скрывая иронии. - Потому что от вас мне не сбежать, - вздохнул мужчина. – Моя помощница рассказала подробно, чего ожидать, если Марсель попадется Клаусу. И посоветовала продаться вам подороже. Есть вещи, которые обнуляют эмоции, и былая саркастическая улыбка угасла на губах Первородного: - Помощница? Но он уже и без имени знал точный ответ. - Её представили, как Пуру******, но это изначально был псевдоним и предполагаю, что настоящее имя это перевод Катарина. По крайней мере, испанский её был без малейшего акцента. Была ли она человеком Марселя – трудно сказать: с одной стороны её подпустили к лаборатории, с другой... Учитывая то, что рассказала о внушении – а я догадывался о нем по провалам в памяти, но не имел никаких точных данных до того как Жерар попросил об экспериментах над ней, - то скорее с Марселем она была временно. Несколько лет назад мы прилично продвинулись в разработках, на тот момент уже был создан и концентрат коры Белого Дуба, и как вы выразились, инсанис, однако всегда есть и куча побочных направлений. - Привычка со времен учебы, научной карьеры, но Родригес был отличным рассказчиком: говорил обстоятельно, по существу, словно читал лекцию или доклад: – Видите ли, у вампиров всегда нестабильный гормональный фон – если они боятся или не хотят что-то делать, то результаты могут сильно отличаться от нормы. Почти все вампиры, которых мне давал в качестве образцов Марсель или боялись, или имели недостатки при жизни: возраст обращения, сопутствующие заболевания или зависимости. У Пуры для вампира были почти идеальные гормональные показатели: молода, здорова, очевидно, что перед смертью она хорошо питалась и была сексуально удовлетворена. Но помимо прочего её кровь очищала организм очень быстро. Когда вы вкалываете наркотик вампиру все равно происходит разбалансировка: те или иные вещества задерживаются в органах, даже если усиленно поить его свежей кровью. Её же кровь можно было назвать почти константой: ты вводишь препарат, он оказывает влияние, вы записываете показатели, она выпивает свежую кровь и через десять-пятнадцать минут перед вами чистый пациент. На ней я перепробовал в течение месяца такое количество препаратов, которое не мог и за год. Очень интересная девушка, жаль её. - Почему? - Почему интересная? – Натан улыбнулся. – Большинство имеющих уникальные показатели организма считают это своей врожденной заслугой. Не биологически или генетически обоснованной мутацией и закономерностью, а мм… назовем это избранностью. Как будто с неба свалилось. Она же была уверена, что любая уникальная черта имеет или создателя, или кукловода, который использует «избранного» вслепую как экспериментальный образец, или мутация. И что таких «избранных» при желании и исследованиях можно наштамповать сколько захочется. Мне импонировал этот подход, я предложил ей остаться в качестве подопытной и разработчика одновременно. - Нет. Почему вам её жаль? - Потому что вы её убили, - он взглянул неожиданно проницательно на Первородного. - Она загорелась идеей, но сказала, что есть какое-то незавершенное дело и больше не вернулась. Перед этим рассказала о том, кто вы такие и что не стоит плевать против ветра, если меня не планируют убить. Это сделал кто-то из вас или тот, третий? - Это сделал я. - Совершенно напрасно, - недовольно и чуть назидательно химик сообщил: – Неразумно. Если не сознание, то как минимум тело и кровь имели ценность для науки и общества. Раздался короткий смешок. Ребекка, перескакивая на новую тему, спросила: - Насколько я знаю о делах рук Кетрин перед её гибелью, вас интересовала и возможность обойти внушение? - Да. Марселю это было необходимо для борьбы с Клаусом, – переключившись, Натан оживился и повеселел: - вербена в теле вампира может предупредить новое внушение, но не способна снять прежнее. В случае Клауса, которого невозможно сдержать с помощь кинжала и обнулить внушенное ранее, это становилось жизненно важным - Марселю много чего навнушали. Но я был неуспешен. - Если именно этим и накачалась Катерина перед тем, как порадовать меня своим умением обращаться с холодным оружием, то успехи у вас были. - Как посмотреть. Только кратковременное действие, основанное на замедлении реакций при потере сил и энергии. Галоперидол******* для вампиров. – Натан едва ли не пожаловался Первородным: – Знаете больных при Альцгеймере, которым вбили в голову фразу с адресом, и они ей повторяют как заведенные? Это совсем не то, что нужно, потому что лицо совершающее действие годно на пару конвейерных операций – в остальном даже не живой труп, а просто овощ. - Живой труп в наших реалиях специфическое понятие, и всё… - Элайджа не закончил фразы: раздалась вибрация телефона Ребекки, а потом тихое сообщение сестры: - Клаус вылетел. Блондинка смотрела напряжено: видимо, в сообщении было что-то, о чем она не хотела говорить при Родригесе. Элайджей намек был понят: - Тогда нам стоит пока отложить дальнейший разговор, чтобы не повторяться. Последний вопрос на сегодня: что вы подразумевали под «сложной жизненной ситуацией»? Мы не жаждем вызывать вас на откровенность или копаться в чужом белье, но это вопрос безопасности. Обрисуйте в общих чертах. - Я чуть не оказался в тюрьме за покупку тяжелых наркотиков. В итоге суд присяжных по части обвинений оправдал, по части назначил условный срок: в научном сообществе это была красная карточка. - С вашими способностями вы заинтересовались покупкой наркотиков? - Семейные обстоятельства – покупал для сестры. - Рак? – уточнила Бекс. - Да. Если бы знал я о вампирах раньше, - вырвалось у Натана. Поджал губы, недовольный тем, что позволил себе столь яркое проявление эмоций. - Это бы вам не помогло, - твердо сказала Первородная. - Кровь вампира лечит раны, ожоги, но не может излечить болезни. Невеста Клауса потеряла мать из-за рака крови. - Зависит от формы рака, но с нынешними методиками и техникой… - уже успокоившийся Родригес побарабанил пальцами по столу. – Смотрите, если вы напоите человека кровью, то да, действие крови лишь ограничится временем, когда кровь выветрится, а раковые клетки вновь размножатся. Потому что вы не удалили их источник – опухоль. Но удаляя опухоль обычным путем, вы можете смело наносить урон здоровью человека несовместимый с жизнью, но такой, чтобы он продержался какое-нибудь время. А после вколоть ему кровь. И тогда очень высока вероятность, что кровь вампира вытащит этого человека с того света. На этот раз взгляд, которым обменялись Ребекка и Элайджа, Натан не заметил – он был подобен косой вспышке, только белки глаз блеснули. Элайджа сказал медленно: - Подведем промежуточный итог? Вы работали на Марселя. Мы бы хотели, чтобы вы работали на нас. – Он помолчал. – Скажу искренне - мы совершенно не имели информации на ваш счет на сегодняшний день. Учитывая работу на Марселя вряд ли вас волнует мир во всем мире, но все же сообщу – мы не планируем ничего монструозного по части населения Земного шара. - Вы правы - меня не волнует мир во всем мире. - Отлично. Возможности у вас будут. – Элайджа поднялся с места, и подойдя к стулу Бекс, уточнил: – Почему не обратились в вампира, Натан? - Не сейчас. - Жизнь человека не вечна, и вы не боитесь, что просто можете не успеть? - Я имел в виду именно «не сейчас», а не отказ вообще, - сказал Родригес и, предупреждая вопрос, пояснил: - Меня интересуют эксперименты. Некоторые удобнее, быстрее проводить на себе. Плюс человеку всегда проще понять человека – это вопрос психологии. Вампиром стать я всегда успею, когда пойму, что не справляюсь – попрошу об обращении. - Вы не чересчур уверены в себе? В том, что и через пять лет будете представлять ценность как рабочая единица? – спросила Бекс, вставая: - Все стараются ковать железо, пока оно горячо. - Видите ли, вы обо мне и вправду мало знаете. – Задумчиво разглядывая блики на её светлых волосах, сказал Натан. - Я всегда хотел заниматься наукой, быть основателем и заведующим огромной лаборатории - и цель, и желание, но в итоге получилось, что все легальные ворота к этому месту в жизни в мире людей для меня оказались закрыты. Но в мире вампиров я могу добиться всего. Я не сторонник аскезы, но именно пока я смогу что-то делать на выбранном поприще, я буду и сам для себя ценен. - Вы никого не любите, - не вопрос, а вывод. - Верно. Я никого не люблю и ничем особо не дорожу. Если не смогу работать – жизнь потеряет интерес и ценность не только для вас, но и в первую очередь для меня самого. К тому же вы слишком сильнее меня, чтобы я мог выпросить у вас что-то, чего вы не планируете мне дать. В зале стало так тихо, что можно было бы услышать писк комара или жужжание мошки – но ни мошек, ни комаров тут не было, и тишина стала давить: даже вампиру тяжело слушать стук собственной крови в ушах. - Вы или долго думали, или схватываете на лету, но в любом случае главное лишь то, что вы правы. – Бекс улыбнулась. – И вы понравитесь Клаусу. - Он прибудет сюда через часов двенадцать, и вы проведете нам небольшую экскурсию: расскажете о производстве и разработках, которые велись, - сказал Элайджа. - У вас есть дом в пределах штата? - Есть, но я давно там не был, - быстрая улыбка. – Обстоятельства не способствовали. - Я отвезу вас самостоятельно. Дальше попрошу вас переселиться в наш дом-штаб. А потом… - Элайджа улыбнулся. – У вас будет лаборатория, о которой вы мечтаете. - Здесь? - Нет. По части готовых наработок: вы не будете знать, в какой стране находитесь. Как и люди из вашей команды. – Пауза. – Разумеется не навсегда: не больше полугода. Потом, когда наладите производство, мы вернём вас назад или сюда. - Вы не заинтересованы в массовости производства. - Нет. То, что нам нужно, мы сделаем сами. То есть лаборатория будет неизвестно где для всех, кроме Первородных – сколько их там по словам Кетрин? – пятеро? Или в союзниках только трое? В любом случае, Натану пришлась по душе подобная организация безопасности: в иных случаях предпочтительнее не знать, где и для каких целей ты разрабатываешь препараты. - Мне нужно закрыть лабораторию. – Оглядев помещение, Родригес пошел к раковине – нужно было сначала помыть от крови бюкс и утилизировать шприцы. – Убраться, взять с собой запас синтетической вербены… Это потребует минут десять-пятнадцать – я тут жил довольно продолжительный срок. - Конечно, я вас подожду во дворе дома. Оба Первородных проследовали вверх. На улице стояла тишина. Отправив в рот сразу две пластинки жевательной резинки – раздражал запах гари, - блондинка обошла подстреленный труп вороны. - Бекс? - А он ведь не врал. – Ребекка выдула пузырь из жвачки. Пузырь лопнул, наполняя воздух приторным ароматом. – Когда говорил, что жизнь для него ценна, пока он может развиваться. Я бы это почувствовала. Ты тоже понял? - Нет. Ждал твоей реакции. - Я думаю, нам в кои-то веки повезло встретить здесь нечто мм… интересное. - Почему не полезное? – поинтересовался Элайджа, пока они методично убивали гибридов-свидетелей. Ведьмами разбрасываться было нельзя, поэтому их просто планировалось посадить под замок на пару недель, до конца консервации и уничтожения следов лаборатории в Новом Орлеане. - Пока что вряд ли. Факт создания концентрата Белого Дуба нам ни хрена не полезен, он лишь показывает возможности его мозга. Но что нечто интересное – безусловно. Что ты думаешь? - Я не знаю зачем он тебе, но вы будете смотреться – он ниже тебя ростом и даже не красавец. Она остановилась, выдула ещё один розовый пузырь, подождала пока тот лопнет и рассудительно сообщила: - Сплетни среди вампиров, будут, конечно, огонь, но война притушит. – Увидев, что Элайджа вымыв руки, тщательно их вытер и нажал кнопку гарнитуры, поинтересовалась: – Кому звонишь? - Пропущенный от Фарида. – Элайджа кивнул на её руки, не удержался: - Ты, кстати, Клауса тоже как-нибудь подготовь – нельзя нам лишаться таких мозгов. В ответ на поддразнивание Бекс расхохоталась и подставила ладони под струю воды из бутылки. Франция. Ницца. Едва ли не подорвавшись с места после сообщения о найденной Первородными лаборатории – теперь можно было воздействовать на Марселя и переходить к реализации плана по внедрению Деймона в команду Эстер, - Клаус покинул Ниццу на следующее же утро, а их прощание ограничилось поцелуем в щечку на ступенях террасы. Керолайн все никак не могла понять – её влекло, так почему же ни он, ни она не переходили на новую ступень близости? Ведь всего лишь десять лет назад для неё не было ничего проще – познакомиться, выпить по паре коктейлей и пуститься в сексуальное приключение. Да и сейчас… В этом плане и сейчас она не испытывала бы сложностей окажись на месте Клауса любой другой мужчина. А тут можно было и поцелуи пересчитать по пальцам, и это несмотря на то, что у неё горели губы, тянулись руки, она демонстрировала часто неуместные, учитывая смерть Лиз, эмоции… И в последний момент не позволяла себе этого шага вперед. И Клаус не мог не понимать её желаний – часто она ловила его косые, едва ли не сочувствующие взгляды на себе. При прикосновении к её коже его пальцы невольно задерживались дольше необходимого, ноздри расширялись, ловя запах и тоже… ничего. Портрет он рисовал как заведенный, но так и ни разу не показал, что выходит в итоге. В тот же день, почти одновременно с отъездом Клауса в доме вновь объявилась Кетрин. Настроение у Пирс было развеселое, а интерес к книгам в библиотеке, а если точнее к дневникам - неиссякаем. В этом они с Керолайн нашли общее: сказав, что любое участие в боевых операциях очевидно требует подготовки и физической, и теоретической, Клаус оставил для Керолайн преподавателя-гибрида, с которым девушка должна была заниматься каждое утро по три-четыре часа, и список литературы, которой необходимо воспользоваться. Не склонная корпеть над печатным и тем более рукописным словом, переводя в час по чайной ложке, блондинка умаялась, потребляя массу ненужной ей информации, которую было почти невозможно отфильтровать от полезной. Поэтому предложение столь же досадовавшей на скорость изучения Кетрин перевести библиотеку в электронный формат было встречено с живым энтузиазмом. Чтобы найти и нанять специалистов по ИТ, закупить оборудование в срок меньше суток, распределить обязанности гибридов, выполнявших функции неквалифицированной рабочей силы - в общем организовать конвейер по превращению манускриптов и фолиантов в цифровую базу данных, Керолайн потребовались пара суток. Когда утром третьего дня экран после заданного в поиске запроса отсортировал и выдал необходимые для изучения книги, в которых оказались все возможные отсылки к одной из восточных боевых техник из списка, оставленного Клаусом, Керолайн с размаху села на диван и широко разулыбалась. Она ощущала себя страшно довольной решенной задачей, в ладу со всем миром, включая в канву этого мира даже Кетрин Пирс, что сидела в соседнем кресле за столом и вперившись в экран, выписывала информацию в тетрадь. Изредка переговариваясь - Кетрин умела совсем мало, а вот знала очень много по части истории боевых искусств, которые были в чести у Первородных, - комментируя погоду за окном, нравы семейства Майклсонов и Ко, и время от времени выдавая нечленораздельные междометия, они провели время до ленча, вдвоем перекусили и вновь принялись за работу. К четырем после полудня Керолайн, наконец, поняла, что её голова вскипает от обилия вновь утрамбованных туда знаний. Скосила взгляд на Кетрин – та сидела, уставившись в экран, но судя по насупленным бровям и взгляду в одну точку, ее скорость усвоения информации тоже сильно упала, и брюнетка заставляла себя читать едва ли не силком. - Вообще история развития этой техники странная. Я бы сказала, противоречивая, - сказала в пространство блондинка. – Долгие годы в связи с закрытостью Японии, оставалась уделом лишь самих японцев, потом наступила «эпоха мейдзи»******* и в страну отправилась эта девушка Джулия Сольди. Она достигла огромных успехов для женщины того времени, вне зависимости вампиром была или нет, потому что если японцы-мужчины принимали европейскую культуру, то женщина должна была оставаться хранительницей традиций и на мужские занятия не претендовать. Интересно ещё кое-что - стоило Джулии вернуться в Европу с желанием основать школу и поделиться знаниями, как японцы, поделившиеся умениями с чужестранкой, её и убили. – Керолайн нахмурилась. - И Виолетту тоже. Нужно просмотреть их биографии подробнее. - Пустая трата времени, - подняла голову от записей Кетрин. И Кэролайн поняла, что Пирс рада поводу отвлечься: - Ничего интересного там не будет. Вообще не советую слишком увлекаться биографиями тех вампиров, что умерли: уже из-за самого факта смерти они не стоят внимания в девяносто девяти случаях из ста. - Ошибаешься, - авторитетно заявила блондинка. - Клаус мне говорил, что в отличие от некоторых Первородные обращали исключительно полезных им вампиров. Знания и способности которых… Что ты смеешься? - Нет, ничего, – Кетрин внезапно залилась таким звонким хохотом, и так долго не могла успокоиться, что Керолайн пришлось подождать. – Всё-таки с тобой очень весело союзничать. - То есть ты хочешь сказать, что она была не так уж и хороша в технике боя? - Керолайн пожевала нижнюю губу и осторожно предположила: - Обращена лишь из-за влюблённости? - Ты говоришь о Первородных, откуда у них возьмется влюблённость, - возвела очи горе брюнетка, сортируя отобранные книги. – Ерунда всё. Джулия была весьма средним бойцом и виртуозна лишь в расписывании пульки за столом. - Что она делала? - Кхм… - Кетрин прищурилась, но в её глазах по-прежнему плясали веселые черти. – Пулька - игра вроде покера. Есть ведущие смертные и ведомые вампиры. У ведомых чье лицо выдало эмоции, тот и проиграл, а у ведущих наоборот, кто спровоцировал на эти эмоции лучше, тот выиграл в награду бессмертие. Грин-карта******** в мире вампиров. Но поскольку она была не слишком умна – а согласись выбор специализации из тех, в которых могут убить всегда не самый умный, то ранняя смерть тоже не удивительна. - А откуда ты знаешь об уме Джулии? – подозрительно сощурилась блондинка, сложив руки на груди. - Ты же уже догадалась, милая Керолайн, – раздался за окном веселый голос. Жизнерадостная физиономия Кола появилась в оконном проеме следом. – Она знала Джулию, потому что оная Джулия ею и была отправлена в лапы Первородных. Катерина, конечно, дико бесилась, но жажда иметь постоянных шпионов рядом с Элайджей и Клаусом была сильнее. Пригласите на огонёк? - Нет, - отрезала Кетрин. – Звони Клаусу, Керолайн. Может, он нас убить планирует. - Какая жалость… - перемахнув через подоконник, парень оглядел стоящих руки в боки девушек. – Какая жалость, что я уже приглашен, но убивать никого не планирую. Такая возможность пропадает. - Что тебе здесь надо? – их выражения лиц стоило ранжировать, как тот барометр из «Трое в лодке…», соответствующий надписям от «лютый холод» до «великая сушь»: неприязнь брюнетки можно было ложками есть, блондинка была скорее удивлена, чем сердита, а Кол прямо-таки лучился благожелательностью ко всему на свете включая коньяк Клауса, неблагоразумно позабытый гибридом на журнальном столике. – Кроме составления личных биографий. - Не говори, что ты не посвятила Керолайн в нюансы подачи заявки на грин-карту. – Увидев явный вопрос в лице Форбс, Кол заломил брови: – Ой, нехорошо иметь тайны от почти родни, Катерина. Не по совести это. - Если ты такой совестливый, тогда, может, ты меня и посвятишь, - предложила Форбс. - Всегда пожалуйста. – Решив, что коньяк Клауса можно пить и из стакана, Кол вольготно устроился на пуфе. – По играм у нас, конечно, Катерина профи, но я тоже люблю поразвлечься. Напомни, о какой игре речь была? - Пулька. - Пулька… Древняя и очень веселая командная игра. И очень честная, да, Китти-Кет? Есть две команды, в каждую берется девица посимпатичнее и десяток вампиров мужского пола повыносливей. Вампиров сажают за два стола в кружок, а девушек со связанными руками – нужно блюсти чистоту эксперимента, - соответственно под столы. В итоге, та которая успела порадовать всех вампиров по разу первой и не расплескать зря, выигрывает. На следующий день девушек меняют командами. По итогам двух дней, показавшая суммарно лучшее время выигрывала грин-карту в постель Первородного и обращение. В силу честности получаемого результата, это был один из любимых конкурсов Элайджи, а вот Клаус больше предпочитает бильярд. Но там все не так объективно и вариантов для мухлежа масса. Берется девица с теми же характеристиками и кладётся уже на стол, а её ноги… - Ты идиот? – вздохнула брюнетка. - Зачем ты ей это рассказываешь? - Ну, должна же она знать, чем славились Джулия, Виктория и, кажется, Виолетта и, почему они не зажились на белом свете? А ещё несколько Марий, Александр, Елизавет и… ну да ладно, – устроившись в кресле и закинув ноги на стол, Кол приятно улыбнулся растерянной и красной от смущения Керолайн. – Понимаешь, Джулия была и вправду хороша, но после пробного срока они стремились претендовать на постоянное гражданство и вот... – кивок в сторону брюнетки. – Поэтому, когда тебе наскучит Клаусито и запланируешь позариться на деверя, то милая Керолайн, выбирай меня: человека от природы стыдливого, скромных запросов и без фан-клуба в фарватере. - Что-то я сильно сомневаюсь в твоей стыдливости, - сухо сказала Форбс и вскинула бровь в немом вопросе, адресованном Петровой. Та фыркнула. - Я их убила, потому что они могли на меня донести. Кого там трахал мой Первородный, мне абсолютно наплевать. - Учитывая, что в период жизнеописания Джулии твой Первородный был Клаус, Китти-Кет, и логичнее было устранять шпионок, подосланных ему, а не Элайдже. – Кол подмигнул Форбс. - Что-то тут не клеится. Вернувшаяся к просматриванию экрана Кетрин не удостоила это заявление реакции большей, нежели очередное пожатие плечами, а вот Керолайн присела на стол и разглядывала Первородного крайне внимательно. Как ни странно, несмотря на неприятное чувство, которое вызывала его «просветительская» деятельность - она не была ханжой, просто осознавать бесконечную очередь из профессиональных шлюх перед собой морально трудно, как и то, что живешь и трудишься под одной крышей с профессиональной убийцей, - но злости в Форбс не было. Вообще в отличие от Кетрин, Первородных, Сальваторе и всех остальных, с первой же встречи она не испытывал к Колу никаких отголосков негативных эмоций, вероятнее всего, потому что, если не считать языка как помело, он пока и не давал повода для ненависти. Не насиловал её, не провоцировал на обращение Тайлера, не убивал друзей и знакомых… Странно, когда люди всем этим позанимавшиеся сполна вдруг начинали вещать о том, как опасен младший отпрыск Майклсонов. Притом инстинкт говорил блондинке, что если бояться ей Кола не нужно, то вести себя с ним стоит построже и не давать распоясываться. - Зачем ты здесь, Кол? - поинтересовалась Керолайн вполне мирно, но непривычно для себя сурово. - Если позадирать нас, то не стоит – мы заняты. Если дискредитировать остальных Первородных в моих глазах, и Клауса в частности – вряд ли получится, убийство Дженны хуже любой даже самой отвратительной оргии. А если для дела, то, как видишь, и с Кетрин общий язык мы нашли, поэтому тебя тоже гнать не буду. Но занимайся своими делами. С изумлением наблюдавшая Кетрин аж языком прищелкнула от волевых ноток в мультяшном голосе Форбс. - Я для дела. – Ответ Майклсона был так же спокоен. И Керолайн отметила - когда Кол сбрасывал маску, его лицо становилось необычайно привлекательным, как и у всех детей Эстер. Но это как раз неудивительно: от апельсинки рождались апельсинки. Форбс едва не фыркнула: пожалуй, школьница-Керолайн в былые дни бы и залипла на красавчика. Эти мысли невольно смягчили выражение её лица, и к Колу вернулся прежний задор: – Мне нужно почитать информацию о Первородных, поэтому пока планируй расписание общежития, солнышко. - Хорошо. Я сообщу Клаусу о том, что ты тут и скажу приготовить для тебя комнату. – Керолайн почла за лучшее улыбнуться, словно и не изображала из себя учительницу младшей школы пару минут назад. - Чувствуй себя комфортно. - Спасибо. – Он чуть прищурил светло-серые глаза, кивнул. И внимательно наблюдавшая, Кетрин моргнула в недоумении: тон диалога сыграл ли роль, но на мгновение ей почудилась на месте Керолайн Эстер. Звучно захлопнув крышку компьютера, Петрова фыркнула: по всему выходило, что как там ни злись Элайджа, а у Клауса нездоровые наклонности по части матери и сестры. Хотя какое ей дело? Отбросив глупые мысли, брюнетка подхватила лаптоп подмышку: - Барби, я, пожалуй, пойду домой. Позаимствую, а завтра принесу обратно. - Но как же… - брюнетки уже и след простыл - только штора окна, в которое так беспардонно влез Первородный, покачивалась от ветерка. Керолайн с сомнением оглядела опустевшую библиотеку, беспорядок на столе, оставленный Петровой, потом посмотрела на Кола и констатировала: - Кажется, мы будем ужинать только вдвоем. - А ты будешь ужинать? – с иронией поинтересовался парень. - Разве не планируешь избегать меня, сидеть в своей комнатке как мышь и тихо злиться, какого хрена я здесь очутился? - Долгое взаимодействие с твоим семейством приучило смиренно относиться к нарушенным планам. Во-первых, люблю сытно покушать, и нервная обстановка только усиливает аппетит. А во-вторых, - она притворно скорбно вздохнула, – у меня тяга к людям опасных внутренних данных. И чем они опаснее, тем сильнее тяга. - Ты о братце? - Я о Елене. Откинув голову, Кол рассмеялся, и Керолайн вновь невольно залюбовалась им. В нем не было ничего от Клауса и как и от той мужской притягательности, от которой у неё каждый раз шел мороз по коже при виде Первородного гибрида, но ей действительно нравилось и его лицо, и улыбка. - Я тоже люблю поесть. – Объявил Первородный. - А ещё у меня семейная любовь к блондинкам. - Следуйте за мной. Надеюсь, вы не возражаете, что я распорядился обустроить здесь лабораторию? - Не возражаю. – Она спустилась вслед по абсолютно пустой лестнице, миновала коридор, облицованный светлой плиткой. Подумала о том, что подобный цвет и размер плитки самый предпочтительный – наличие малейшей пылинки становится очевидным. У входа огляделась – с силами и возможностями вампиров, конечно, ничего удивительного в возведении лаборатории за пару дней не было, но все же организационная четкость впечатляла. - Давно уже не понимаю, почему вы тянете с рассказом, как именно поможете. Или вы не планируете? - Рассказывать вам все подряд я не планирую. – Немного рассеянно пробормотал Фарид, прикладывая палец к сканеру. Дверь бесшумно распахнулась. – Наденьте. - Кетрин поспешила выполнить указание: убрала под шапочку кудри, натянула перчатки и облачилась в белых халат. - Скорее меня интересует, как вы планировали без чьей-либо помощи стать Первородной? Я сразу понял, что вы догадались об основной сложности. Технически Первородные никогда не умирали, и потому Первородным можно сделать любого живого человека, проведя его через ритуал Эстер, но ваше тело уже испорчено обращением в вампира. Я прав насчет хода мысли? Коротко кивнув, Петрова молча прошла в комнату и огляделась. На секционном железном столе с бороздками, предназначенными для сбора крови, спала девушка, облаченная в больничную сорочку. В первое мгновение, Петрова решила, что это и есть её будущее тело и испытала раздражение – унижало переселение в более красивую оболочку, но потом принюхавшись поняла – вампир. Всего лишь опытный образец: учитывая точеные черты лица и полное равнодушие Фарида к дальнейшей судьбе подопытной, одна из тех представительниц мяса для секса, о которых буквально утром рассказала Керолайн. Вспомнила о заданном вопросе. - Я планировала использовать живое тело Татьи, захватив её душу. Так же как Клаус использовал тело Аларика в своё время. - Вам бы этого никто не позволил. Улыбка Кетрин стала мимолетно-уклончивой. - Но это полностью решает вопрос с сочетанием моих мозгов и тела двойника, годного к зачатию. - Это не решает вопрос крови, - вздохнул араб. Кетрин уже освоилась в его обществе, и пристальный взгляд не заставлял в ней ничего дрогнуть, лишь наталкивался на ответную пустоту в глазах. – Затяните жгут и поработайте кулаком. - Приехал Кол. – Она не до конца понимала манипуляции – для вампира сдача крови не была проблемой вообще - достаточно было сделать надрез ножом, но послушалась. - Поэтому вы прибежали домой? - Раскрыв шкафчик, мужчина взял несколько пробирок с реагентами и коробочку для взятия крови. - Вы уже не его союзница какой были прежде? - Я не его противница. Как и прежде. – Она помолчала, глядя как он берет у нее образец крови из вены. – Но присутствие Первородного меня тревожит. - Дайте другую руку, - из другой руки он взял кровь именно простым надрезом. - Именно этого Первородного? - Да. - Тогда мы проведём эксперимент над Мелиссой здесь и уедем. - В Новый Орлеан? – Полуутвердительно поинтересовалась Кетрин, покидая кресло. – Вполне вероятно, что он последует за нами. - Тогда мы будем знать, что его присутствие рядом не совпадение и предпримем меры безопасности. - Мы можем предпринять их превентивно. – Петрова остановилась, глядя в лицо спящей женщины: Мелисса и вправду была очень хороша собою – вечно-юная копия Орнеллы Мутти*********. Она могла понять свою тягу к Первородному, и даже почему тянуло Керолайн к Клаусу, но – и этот вопрос всплывал в мозгу с очередной, возможно, что уже в тысячный раз, - что же сам Клаус нашел в девочке из Мистик Фоллз, кроме спящего гена волчонка? Неужто всё в тупой восторженности Барби? Или лежащая на столе протеже Элайджи? Оба Первородных были падки на круглые щеки и нежные черты, хотя и на разный фенотип, но у Элайджи был хотя был практическое обоснование в итоге предпочитать её, Катерину всем остальным женщинам – вкусная кровь и очень развитая способность выживать, полезная в деле выращивания его потомства, а вот Керолайн… Впрочем, Клаус - художник, ко всему со сдвигом по фазе, а на фоне той же Марии-Терезы Вальтер********** Керолайн могла считаться диво какой хорошенькой… - Вы не хотите получить ответ на ваш вопрос? – все это время Фарид наблюдал за ней с легкой улыбкой. Неуместная улыбка: Кетрин чувствовала себя глупо. Кивнула, показывая, что жаждет услышать его планы. – Поскольку ваше тело мертво и мертво уже давно, то мы не располагаем большим количеством возможностей. Очевидно, что исходя из истории Эстер и Татьи дух может находиться вне тела длительный период, может менять тела, но есть уже обозначенная проблема: ни Клаус, ни Эстер, ни Татья никогда не умирали. - Сильвия умирала. По вашим словам, она теперь вновь жива и здорова. - В другом теле, - с легкой грустью сообщил Фарид, выходя в уже знакомую комнату и снимая лабораторный халат. - Отделив дух от тела, очень легко можно предоставить вам другое и даже не беспокоиться об остальном. Не проблема подобрать вам достойную оболочку, а после превратить эту оболочку в тело Первородного вампира. Да даже ваша идея с Татьей – если сообщить Клаусу, что иного выхода нет, то ради жизни Элайджи он пойдет на это. Я вообще удивлен, что он был в Ницце и не заявился к вам с предложением о подмене в обход Элайджи. Или… - Фарид вспомнил двусмысленную улыбку Катерины, когда он сказал, что никто не позволит ей использовать тело Татьи, и утвердительно сказал: - Заявился. Это просто решается, если бы не вопрос вашей крови. Кровь уникальна и потому Элайдже нужны вы, в вашем собственном теле. - И что вы планируете? - Попробовать на примере Мелиссы: внедрить её дух в умирающее тело человека, а тем временем попробовать превратить её тело вампира в обычное умирающее тело. - Полагаете тело превращается в пепел из-за духа вампира? - Под влиянием. Молодой вампир, когда его убивают с помощь кола, умирает так же, как старый, хотя предпосылок к этому нет никаких. Если бы тело рассыпалось в прах исключительно от возраста, согласно обычным физическим процессам, то оставались бы кости, а в случае молодого вампира гниющая плоть. Сильвия много лет назад высказала предположение, что проблема как раз в том, что дух вампира пытается остаться в теле и вызывает его распад. - И если мы вытащим дух из тела, то избежим момента противоборства, - мягко продолжила за мужчину Петрова. - Тело останется готовое и свежее. Или, если смерть наступила от ран в современных условиях совместимых с жизнью при помощи аппаратов, то тело можно превратить в человеческое. Органы все на месте и в целом работоспособны. - Вы интересовались этим? - Интересовалась. – В ходе разговора Кетрин избавилась от шапочки и халата. - У меня ничего не получилось. Тела рассыпались в прах. - Потому что у вас не было крови Первородного для переходного результата. Это одна из составляющих, привязывающих дух вампира к человеческому телу. Сегодня было ветрено. Дверь бесшумно захлопнулась и потонула в дёрне. Кетрин обернулась, инспектируя. Вход в лабораторию был совершенно не виден со стороны. Так аккуратно снятая трава? У вампиров большие возможности, это правда, но создать достойную с точки маскировки лабораторию за пару дней… Кто просчитал её выбор дома? Если Элайджа – ничего страшного, если Фарид – она знала о его осведомленности на свой счет, и все же порой это превосходило любые представления. На минуту Петрова напряженно замерла, но приказала себе расслабиться и с улыбкой обернулась. Фарид изучал её реакции крайне внимательно. И она поняла, что нужно атаковать его же оружием. Около пруда лежало расстеленное утром одеяло и брюнетка устроилась на нем, приглашая мужчину присоединиться. Согласно кивнув, Фарид сказал: - Я потерпел оглушительную неудачу, пытаясь разобраться, почему ваша кровь оказывает такое сильное действие на Элайджу. Вы не двойник, и все равно она притягивает его инстинкты как магнит железо, поэтому убить ваше тело и потерять его ресурс до того, как выяснится природа явления опасно и нелогично. Непозволительно. - Правильно ли я понимаю, что исходя из ваших слов, фиаско не только относительно моей крови как частности, но относительно загадки моего происхождения? – Кетрин в который раз подумала, что Фарид неплохой собеседник. Как звучит его полное имя? Отчего-то ей никогда не встречалось данных – хотя это был один из самых влиятельных людей в обойме Первородных. – Вы, кстати, не вернули мою монету. - Верно. – Он похлопал себя по нагрудному карману и вытащил знакомую Петровой бархотку. – Возьмите. Она не несет никаких следов магических сил или воздействий. – Чуть иронично: - просто старинная золотая побрякушка. В нашем мире ничего не бывает «просто», - подумала Кетрин, но не произнесла - роль капитана Очевидности не привлекала, - не спеша застегнула и ощутила странное успокоение от наличия украшения на шее. Что Катерина Петрова, что Кетрин Пирс любили ювелирные изделия на уровне инстинкта как сороки любят блестяшки, но в данном случае женщина и сама удивилась в сколь короткий срок привязалась к вещице. - А есть ли вообще какое-то продвижение по снам? Я имею в виду, подтверждение теории о стороннем вмешательстве. - Нет. – Острый взгляд Фарида отметил, как пальцы Петровой продолжают играть монетой на шее. - Чем вы занимались всё это время, Кетрин? Последнюю неделю вы отсутствуете в доме больше восьми часов ежедневно и почти переселились к Керолайн. - Историей. Ко всему читала разработки вампиров пятнадцатого столетия. Очень интересно. – В голосе Петровой появилась легкая насмешка, она оставила в покое украшение и обхватила колени ладонями: – Некоторые вещи, я уже знала. Например, если человек обращается взрослой, сложившейся личностью, то усиливаются не только черты характера, но и тренированные до этого способности. Условно скажем, если он постоянно тренировал память, то его память вампиром станет феноменальной. Так же и внимательность, физические ловкость и сила, аналитика… Но если раньше меня интересовало это скорее как прикладная наука по отбору паллиев Первородных, то теперь я озадачилась мыслью: если обращается ученый - его страсть к исследованиям может стать основой жизни. Дневники в этом хорошее подспорье. - Я никогда не вел дневники. - Верно, но многие сталкивавшиеся с вами вели. И если оцифровать огромную библиотеку Клауса, что консервативные Первородные и не подумали или не успели сделать, а вы по неизвестной мне причине не захотели, то можно сопоставить и проанализировать многие источники одновременно. Одна такая история по кусочкам меня здорово заинтриговала. – Кетрин тщательно расправила подол платья и нараспев начала рассказывать: - Однажды Первородный обратил ученого из тех, кто много времени посвящал естественным наукам. Изначальной задачей было избавиться от Белого Дуба, потому что, будучи почти подростками слабо образованными несмотря на maman-ведьму, Майклсоны не придумали ничего более умного, как сжечь опасное для себя дерево и дать деру на другой континент. Потом они сообразили, что тот дуб мог быть и вероятнее всего был лишь одним из представителей многочисленного вида, и возникла жуткая необходимость в высококлассном ботанике. В одной из экспедиций Элайджа благодаря счастливой случайности, а может… - эффектная пауза, насмешливый взгляд на Фарида, голосок брюнетки наполнился елейными нотками: - я бы на вашем месте порасспросила Клауса чуть подробнее. Гибель всей семьи лучшего знатока растений в Кордове и экспедиция его старшего братца, который имеет упорную склонность спасать всяких страдающих и тем более полезных ему невинных, попадающихся ему на пути в тех же краях… Бывают же такие удачные совпадения, да? - Лучше продолжайте свой рассказ. – Ничто не вздрогнуло в холодном взгляде араба, и с недовольством Кетрин поняла, что этот выстрел вхолостую - он отлично знает, кто организовал убийство его семьи. - Так Элайджа случайно, а Клаус с помощью стараний заполучили невероятно способного ученого, открывшего глаза Первородных на то, что почти любая дубовая палка-копалка с Североамериканского континента для них смертельна. С той поры леса Северной Америки были обречены, и потому сегодня на востоке вместо буков и дубов растут клены***********, а сундуки Первородных обогатились очередной тысячей рубиновых сеток для волос. Ну и Франция, Нидерланды и Испания проиграли историческую борьбу за колонии – не знаю уж почему, но Первородные предпочитали Великобританию. - Столько пафоса. Неужели вам жаль дубов и индейцев? – неожиданно спросил Фарид. - Индейцев? Ни в коем случае, они были те еще «гуманисты», – Кетрин хмыкнула. – Дубы жалко – красивые же растения… Но я порой думаю, если Барби или Елена прозреют, на чьих руках кровь миллионов людей, как они воспримут такой поворот романа? Подозреваю, что шагнут из окна прямиком на солнцепек. - В этом случае вы разделите судьбу Белого дуба, милая девочка. - Поэтому они и не знают, но если я неожиданно умру, то мм… - она улыбнулась, демонстрируя задорные ямочки, - вы поняли, дорогой дядюшка? - Я вас понял, - Фарид расплылся в ответной не менее жизнерадостной улыбке. - Подружить магию и технику – задача, недоступная простым смертным, но ученый исходил из того, что законы едины для всего существующего. Волшебство и магия подчиняются общему закону. Нужно закон просто узнать, и задача эта больше всего его занимала. Ученый придумал многое помимо истребления несчастного дуба – научил Первородных вести потомственные линии колдунов и ведьм, рассказал, какие из линий стоит уничтожить совсем, какие оставить, но разбавить или заставить деградировать, как правильно посчитать оборотней, способствовать их размножению и... И вновь я полагаю, что как так случилось, что ресурсы из Африки буквально выкачивались, а ирландцы тысячами гибли на кораблях, Керолайн тоже знать не стоит. - Ну не преувеличивайте. Люди всегда и сами справлялись достаточно хорошо с изничтожением друг друга. – Фарид задумчиво улыбнулся. - Им нужна была бы качественная древесина, золото, земля и рабы вне зависимости от наличия или отсутствия Первородных в этом мире. И Керолайн достаточно умна, чтобы это понять. - Справлялись, но деньги в случае неудач нужной стороне кто-то давал и счастливые случайности тоже просчитывал. Но всё-таки нас интересует период, пока Колумб ещё не совал нос к индейцам, а Ост-Индийская компания не ограбила полмира. Во время путешествия по Востоку Первородные отбили у мавров рыженькую девочку. У ученого помимо ученика-Первородного появилась ученица: сначала её задачей было готовить, убирать и штопать рубашки, но девочка росла, развивался и её мозг. И оказалось, что она очень склонна к техническим наукам, а ученый хоть и был ученым, но именно в практической части опытов и механизаторских талантах был совсем не так хорош, как в теории. Тут же подспорье само шло в руки. Время для смертных скоро и нужно было решать: обращать подобранную девушку, ставшую помимо всего прочего редкой красавицей, в вампира или дать ей возможность познать обычную жизнь, радости семейного быта и материнства. Ученик и учитель не сомневались на этот счет: нашли молодого мужчину высоких моральных качеств, включающих привычку мыться несколько раз в неделю, деньги и связи в высоких домах Рима, и выдали девушку замуж. Но вот незадача: по пути к суженому она заболела. Черная оспа или чума – не помню точно, как и постоянно всплывающие вопросы, насколько эта болезнь была случайной, но выхода у её «домашних» не оставалось: девушку быстро обратили, и дали титул донны Ребурн. К тому времени ученика ученый уже полюбил как сына, а вот ученицу… - Смешок разнесся над заводью пруда. - Возможно, он её тоже полюбил как дочь. Её работам уделялось едва ли не вдвое больше времени, чем работам ученика и ерунда, что раньше ученый считал, будто неженское это дело - просиживать дни и ночи напролет над рукописями в библиотеках и лабораторными животными. К тому же, разве не отличная они были пара с его учеником-Первородным: оба красивые, волевые, идеально воспитанные и умеющие держать лицо? Да и ученик демонстрировал определенную благосклонность: с энтузиазмом вел дискусы с ровней себе и пользовался этой красотой удовольствия тела для. Но только незадача: донну Ребурн убили – из-за крестьянской девчонки, которая очень сильно приревновала ученика. И чем больше я читала, тем чаще у меня возникал вопрос: а только ли как дочь любили ученицу? – певучий голос Кетрин стал твердым: - Если в моем теле с привлекательной для Элайджи задницей, и еще более привлекательной кровью окажется душечка-Сильвия, то даже не сомневайтесь, Фарид – она умрет вновь и окончательно. Я убью любовь всей вашей жизни и с того света, а Керолайн и Елена займут сторону Эстер. - Вы мне угрожаете? – хмыкнул араб. - Не рано ли? - Не рано. – Она помолчала. – К тому же я угрожаю вынужденно, потому что хочу честной игры. А верить вам на слово… Не могу. И не только из-за Сильвии. - И какой же приз? - Хочу выжить и получить своего Первородного в личное пользование. - Вы находите это возможным? – взгляд как на дурочку. - Разве не вы прикладывали такие усилия, чтобы убедить меня в моих желаниях? – Кетрин не стала скрывать искреннее удивление. – Я не умею делиться. Или получу для себя, или уничтожу вас всех. - Я пытался убедить вас в том, что вы любите. Это немного иное. - Да уж, исходя из истории с Ребурн, мы очень по-разному трактуем любовь. Я хочу жить с ним, а не чтобы Элайджа жил мирно и счастливо в кругу семьи с какой-нибудь другой женщиной, когда я благополучно сдохну. Но угрожаю я или нет, надеюсь, сейчас наши интересы все равно совпадают. – Они сидели какое-то время в тишине. Фарид не думал спорить – интересы и вправду совпадали, но у него вдруг возникло смутное предчувствие несчастья и это все растущее отвращение к собеседнице... Хотелось избавиться от эмоций – всегда лучше свежая голова, но он не мог. В её словах всегда было что-то гадкое и противоестественное. Что именно араб не понимал, но собственная реакция обеспокоила: очень уж мало явлений может вызвать чувство омерзения у тысячелетнего вампира, а отдельный человек или нечеловек – тем более. Эгоизм и низменность устремлений ведь абсолютно нормальны и не новы... Кетрин между тем продолжала скучным голосом: - Я дам вам информацию. Я не единственная, кто видит эти сны. - Я знаю о Клаусе. - Я о Керолайн. – Она прикусила губу и неожиданно серьезно, понизив тембр сообщила: – Все же я полагаю, Фарид, вы ошибаетесь. Это происки Эстер. И Элайджа не видит снов лишь потому, что его инстинкты и подсознание скованы и задавлены из-за ритуала матери. - Вам приснилось что-то снова? - Мне приснился мужчина, подаривший мне монету. В честь моей помолвки. Он был совершенно седым, а я была… - Задумчивый взгляд. - Не больше семи лет отроду. - И Империя? Имперские одежды? - Да. И сад вокруг каменного дома с кустами дамасских роз. – Они долго молча слушали пение птиц, разглядывая шапки сливочно-белых цветов. - Хорошо бы транслировать это вам. Как это сделать без Первородного? - Никак. – Фарид поднялся. - Мы поедем в Новый Орлеан. Кетрин вежливо кивнула, обхватила ладонями колени. Фарид обернулся – она выглядела невероятно довольной, на детском личике расцвела улыбка. Если раньше какие-то иллюзии и были, что Кетрин прячется за маской от того, что жизнь была к ней часто несправедлива, то сейчас они испарились – это была так и не ставшая взрослой женщина-ребенок, которая пойдет на все, чтобы получить желаемое. Напрасно он тогда рассказал, почему Элайджа не приедет. Она не позвала Первородного, а просто нашла способ и вынудить других притащить её к Элайдже. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе? Но там наверняка есть ещё какая-то цель, гораздо более практическая, чем просто увидеть Первородного. Какую информацию она планирует получить от встречи? Фарид вздохнул и потер переносицу. - Она скорее хочет карты вверх лицом. А я бы хотел обезопасить от Петровой положение Ребурн. - Сильвия в безопасности, поверь мне, - мягко сообщил Элайджа, оглядывая огромную комнату с ворохом документации. Жерар не доверял цифре и все проходившие у Родригеса исследования имели вполне осязаемые копии. – А Катерина… Наш план попробовать отдать тело Катерины Сильвии и проверить насколько моя зависимость от её крови коррелирует со всем остальным, предсказуем и для... Моя ненаглядная, если ты меня слышишь, могу сразу сказать, что ты можешь не беспокоиться – идеи заменить тебя по-настоящему я никогда не имел, максимум – провести эксперимент по части того привлекает ли меня лишь твое великолепное тело или божественно-прекрасная душа. Фарид закашлялся от неожиданности и подступившего смеха, но взяв себя в руки, скосил взгляд на дверь черного входа – Катерина осталась сидеть на одеяле. - Ты полагаешь она меня слушает? - Практически уверен. – Элайджа вздохнул. - Ты чем-то заинтересовал Катерину очень сильно, что-то связанное с Сильвией, раз она потребовала сетки и её голову. Раскопала мемуары? - Больше – они оцифровали библиотеку. – Фарид не удержался от улыбки – представил сколь цветистой тирадой разразится Клаус, давший мисс Форбс список литературы единственно для того, чтобы надолго посадить её безопасной тиши и не выглядеть при этом тираном. - Ты её тоже прослушиваешь? - Нет, но я дал разрешение ходить, где ей вздумается в пределах определенных территорий. – Голос Первородного вновь зазвучал ехидно и громко: – А Катерина ведь из тех, кто соберёт батарейку из гвоздей и овощей************, если потребуется, да? - Мы едем в Новый Орлеан. – Скупо сообщил Фарид, которому порядком надоела эта конференция. – Избежать поездки вряд ли получится. - Она тебя вынудила? – в голосе Первородного слышались взаимоисключающие бодрость и недовольство. - Вынудили обстоятельства, но я уже не знаю, когда и насколько обстоятельства являются совпадением, а не планами. Мне нужно, чтобы Первородный её допросил, и за этим я явно обращусь не к Колу. - Она всё-таки тебя вынудила, - констатировал Элайджа. – Я не могу приехать, поэтому вези. Когда ожидать? - Вероятнее всего, через дня три-четыре. – Вздох. - Я не очень-то справляюсь, верно? - Тебе и не нужно. Даже Клаус пришел к мысли, что это существо - моя зона ответственности. И да – пусть возьмет вечернее платье, у нас будет ужин с одним её давним знакомым. - До встречи тогда. - До встречи. Кетрин с досадой сорвала микронаушник и сжала в кулаке. Существо… Зона ответственности… Когда он превращался в снисходительного ублюдка, то ей с трудом удавалось не выказывать гнева. Хотя… с какой стати необходимо сдерживаться? Да и перед кем? Дверь распахнулась и показался Фарид. - После окончания эксперимента над Мелиссой и моего разговора с мисс Форбс, мы едем в Новый Орлеан. Элайджа просил вас собраться вечерне. Забавляясь, вскинул бровь: поджимавшая губы девчонка и не пыталась выглядеть надменно и равнодушно. Но и совсем не походила на самодовольную лицедейку, закатывающую глазки полчаса назад. Процедив сквозь зубы: - Я слышала, - она пронеслась мимо и взлетела по лестнице. Если бы не эгоизм и мерзкий нрав Кетрин, он бы испытал к ней даже определенную форму сочувствия, но сейчас Фарид лишь улыбнулся: видимо, Элайджа точно знал, как вывести «это существо» из душевного равновесия. И Петровой это очень полезно. -_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_- Уткнувшись лбом в высокий матрас, Кетрин оперлась на локти. Издала глухой стон – отголосок разливавшегося по телу удовольствия, но сил встать на ноги искать уже не стала. Одна ладонь Первородного осторожно скользнула по её животу, поддерживая на коленях и не давая распластаться по полу. Через мгновение любовники уже разместились на кровати. - Устала? Кетрин отбросила с лица кудри и внимательно вгляделась в лицо Элайджи. Ей и вправду хотелось немного полежать спокойно, но он планировал поговорить, и этот план как нельзя лучше соответствовал её целям. - Немного, но… - увидев стрелку на так и не снятом в спешке чулке, стянула сначала один, потом другой. - Насколько я понимаю, тебе что-то очень нужно от меня. – Усадив её поудобнее, Элайджа, не удержавшись, чуть сжал ягодицы женщины, но тут же скользнул ладонями по изгибу её спины вверх. – Что именно и как с этим связана моя удовлетворённость? Слова прозвучали нелестные, и все же судя по его виду он был вполне доволен происходящим: черные глаза блестели, в лице стало больше красок. Хотя самый быстрый оргазм Кетрин обычно получала, когда партнер находился сзади, с Элайджей она предпочитала позу наездницы любой другой: слишком ей нравилось наблюдать, как его взгляд постепенно лишается самоконтроля и осознавать свою власть над этим мужчиной хотя бы в сексе. Но сегодня нарочно постаралась не видеть его лица. Расслабив спину и плечи, и буквально повиснув на ладони Элайджи, она довольно улыбнулась: - Ты не поверишь, но я и вправду здесь именно за этим. – Вялый кивок за спину, на прикроватный коврик, где несколько минут назад достигла разрядки. - Верю. Только это не отменяет вопрос - зачем? - Из-за моей крови. – Невольный полусмешок, полустон – если правая ладонь Первородного, поддерживающая спину Кетрин служила дополнительной точкой опоры, то пальцы левой недвусмысленно играли с её грудью, не давая сосредоточиться на задаче. - Мне хотелось проверить… Ты можешь не мешать? - Могу, но тогда стоит прекратить смущать мой взгляд: вижу слишком много ценного и руки хватают сами собой. - Я думала склонность к клептомании – моя привилегия. Как и мелочная мстительность, - игриво склонившись к нему и опираясь на локти, Катерина вопреки позе вполне серьезно сообщила: – Я кое-что заметила. Это насчет моей крови и мм… - в раздумьях прищурилась, пока Элайджа почел за лучшее обмотать её тело простыней. - Тела? Секса? Не очень понимаю, как все это охарактеризовать, но после того, как ты получаешь разрядку, ты становишься гораздо более довольным. Расслабленным. Твой взгляд очень… - зачарованно уставившись в темные глаза, она осеклась. Элайджа не смотрел ни твердо как это было обычно, ни дико, когда над ним брал верх вампир, ни пристально как в момент внушения. Он смотрел спокойно и чуть устало, но это была умиротворяющая усталость. Под этим взглядом, ей хотелось прижаться к его боку и… Отдохнуть, пожаловаться, поговорить… То есть верное слово - раскиснуть? Кетрин тряхнула головой, прогоняя морок. Уверенно констатировала: - очень сильно отличается. Я теперь помню обоих, но не могу сказать абсолютно, что знаю, кто ты из них сейчас. Понимаешь, о чем я? - Любой мужчина становится гораздо более довольным и расслабленным после секса, – невозмутимо сказал Первородный. - И мне бы хотелось понять, это происходит именно со мной или с остальными женщинами ты тоже меняешься. Насколько на это влияет вкус моей крови. – Она помолчала, глядя как выражение его лица становится все более замкнутым. – Ты говорил, что та часть тебя, которую заперла Эстер, во время секса высвобождается. Я подозреваю, что не только во время, просто он, то есть ты, то есть… Да твою ж мать! - Моя мать, конечно, не лучшая из женщин, - согласно улыбнулся Элайджа. - Я уже понял, что речь о моем вампире. - Да. И вот когда ты, то есть он, то есть… - она окончательно разозлилась и рявкнула: - вампир, твой вампир не раздираем ненавистью после получения оргазма, а откат происходит постепенно, без того резкого переключения сознания, как в момент, когда тебя кусает оборотень… – К концу так и не доведенной до логического конца фразы голос снова стал мягким и ласковым, Катерина легла, поставив подбородок на грудь мужчины и глядя исподлобья снизу вверх. - Поэтому ты всегда доволен мной в постели – разрядка гасит лишнюю энергию конфликта, а быть собой настоящим легче, чем лишь частью себя. Плюс ты не так рационален. - Да уж… - Смеешься надо мной? - Не совсем над тобой. – Первородный то ли весело, то ли задумчиво сообщил: - Большинство гомо сапиенс сапиенс, ложась в постель, руководствуются куда менее практическими причинами. Как минимум женщины считают нужным изображать менее практические причины. - Я же не говорю, что вообще не рада нашему сексу, - пояснила брюнетка и охнула: мгновенно перевернувшись, Первородный со знакомой каждому вампиру бывавшему под внушением требовательностью уточнил: - Что же ты сейчас чувствуешь? – У Катерины от страха образовалась пустота где-то в животе. Она поняла, что именно из нее сейчас все вытянут. - Твое главное чувство сейчас. - Я на своем месте. – Замолчала, растерянно моргая и обхватывая его торс бедрами. Её подсознание вдруг решило, что жизненно-важный вопрос не стоит того же внимания, как лежание с Элайджей в одной постели? Подобный бред удивил саму Петрову, но внушение не обманешь. С растущим изумлением она констатировала: – Как деталь паззла на большой картинке. - А твои мысли? - Я говорю бессмыслицу. Разум сопротивляется тебе и всему вокруг, но у него не очень получается, - тихо пробормотала женщина. Глаза Элайджи блестели весельем. - Знаешь, что я чувствую, когда я рядом с тобой? - Нет. – Она сглотнула, уже после своего ответа догадавшись, что дальше скажет Первородный. Это промедление стоило ей краткой вспышки боли. - Что я там, где мне и положено быть. А о чем думаю? - Да. – Вновь глоток ставшего сухим воздуха. - Эта ситуация глупа. Тебе давно стоит меня или убить, или отослать. Выпалив это, Катерина свернулась в клубок и уткнулась ему в шею носом в попытке прервать допрос. Она лежала тихо, зажмурившись и почти не дыша, пока не почувствовала рот Элайджи. Он целовал очень медленно, щекоча венерину дугу, дуя на уголки и расслабляя мышцы её судорожно сведенных в нитку губ. Кетрин пришла на ум пружина, которую сначала сжали в тиски, а теперь отпускают и так боятся деформировать при разжатии, что простейшую операцию проводят невозможно долго. Какая глупость – сжатие само по себе портит пружинку, резкое уменьшение силы лишь доламывает уже испорченное. Не видя смысла сопротивляться, Петрова быстро сдалась - сначала расслабилась, а после немного приоткрыла рот. - Пожалуйста, посмотри на меня. – Карие глаза распахнулись, в немом укоре встречая взгляд черных. - С этим нам ничего не поделать. Мне необходимо внушать тебе. Спокойным тоном: - Потому что ты Первородный? - Потому что я должен заботиться о своей семье. – Поцелуй в нос, Элайджа смотрел пристально, без малейшего сомнения о том, что поступает нечестно. Честно он и не планировал, а Кетрин от него не ждала. - Я хочу продолжать. – Горечь все-таки прорвалась: - Только теперь смотри мне в глаза. - Хорошо. – Стянув с неё простынь и пошире раздвинув ей колени, Элайджа чуть отстранился. – Не спеши, нужно тебя подготовить. Женщина сердито скривилась и впилась ногтями ему в плечи: сейчас ей нужен был не безболезненный секс, а быть... Не совсем одной хотя бы физически? Кажется, по её виду Элайджа это понял, потому что больше не стал медлить и через мгновение Кетрин почувствовала его в себе. Почти стыдясь порыва, пробормотала: - Иногда устаешь от того, что всё не может стать мгновенно хорошо. И хочется поторопиться, чтобы стало. Он в ответ молчал, больше не двигаясь и задумчиво глядя в расширившиеся зрачки. - Прямо сейчас мне хорошо. – Катерина придвинулась и положила ладони мужчины себе на ягодицы, игнорируя реакцию и вправду совсем неготового к глубокому проникновению тела – из-за способностей вампира к быстрому восстановлению облегчала дискомфорт только смазка. Которой из-за неотпускавшего нервного напряжения пока было слишком мало. – Пожалуйста? - Мне хорошо, когда я вижу твое улыбающееся лицо, Катерина. Улыбайся мне. Она старательно сияюще улыбалась, не позволяя чертам кривиться в ответ на болезненность первых толчков, пока с губ не сорвался первый вздох удовольствия. В этот раз, когда они с ним двигались нос к носу, и чувствуя поцелуи в такт толчкам разлетавшиеся по щекам, губам, подбородку и слыша слова, о том, какая она драгоценная и желанная, Катерина испытала не просто удовлетворение от разрядки – знакомое сильное наслаждение окатило сладким сиропом, смывая горькую пилюлю раз за разом наносимой обиды. Она лежала, чувствуя отяжелевшие мышцы и в очередной раз поймала себя на мысли о глупом диалоге с Фаридом – нет, Элайджа никогда не бывал таким, каким она его хотела бы видеть в своих фантазиях… Но с другой стороны, он был тем, с кем можно решить проблемы. Начни она разговор, который планировала, например, со Стефаном и его реакция… Кетрин резко села – при всей своей фантазии она не находила способа адекватно вести нормальные диалоги в постели ни с кем из Сальваторе, - и посмотрела на мужчину. Элайджа не стал повторять вопрос после нового раунда и облегчать её положение, но молчанием давал понять, что ждет реплики. - Я сама не показатель в нашем взаимодействии. В силу обстоятельств начала моей сексуальной жизни и того, что ты мой хозяин в линии, но ты совсем другое дело. По части твоего альтер-эго вопросы остаются открытыми. Сейчас уровень твоего довольства жизнью? - Девять из десяти: на единицу думаю, почему бы мне не сойтись с более славной девушкой. - Первородный сел рядом, прижав женщину к себе спиной. Посмотрел искоса на её профиль и уже совершенно серьёзно продолжил: - Вообще, твоя идея хороша. Вполне возможно, что моё расположение к тебе, желание сделать ребенка и нежелание убить явную и по сути ненужную помеху основано как раз на том, что ты служишь аналогом антидепрессанта для той части сознания, которую контролирует ритуал Эстер. И если эту часть вытащить на поверхность аккуратно, то можно получить в моем лице более боеспособную единицу при этом не впадающую в режим зверя. Но это ставит слишком много вопросов, которые сейчас нет времени выяснять. - Как сильно влияет моя кровь? - Каталитически, но не основополагающе, - некоторые нотки в его голосе, заставили её насторожиться. – Дай своё запястье. Женщина ощутила короткий укол, но Элайджа не стал пить кровь – только попробовал, слизав пару капель. Проверка на наличие вербены? Припозднился он… Вербены в ней не было. Или?.. - Да, лишь каталитически в момент секса. Сейчас никак не влияет. – Тот факт, что он укусил её не ради желания потестировать на вербену, неожиданно обрадовал. – А другая любовница? - Я вряд ли получу то же удовольствие. – Увидев на лице Катерины усмешку, он задумчиво покачал головой. – Это физиология, не имеющая под собой подоплёки из осознанного желания быть верным. Ты просто единственная в своем роде. - То есть ты настаиваешь, что наша ситуация из разряда: я единственная женщина на планете и особого выбора нет? Можно, конечно, пойти к другому виду и трахнуть овцу или козу, но…– Она ослепительно улыбнулась, откинув голову ему на плечо и давая себе возможность видеть его лицо. И не забывая очень тщательно скрывать обиду: свою привязанность к ней он из раза в раз объяснял лишь биологическими факторами. - Я придерживаюсь мнения, что овцы безопаснее. – Тщетно пытаясь подавить рвущийся смех, сообщил Элайджа. - Причины твоей предпочтительности придется искать, роясь в моих мозгах, когда я в диком состоянии. - Ты против? - Нет. Проблема в том, что я не планирую позволять себе срывов. Но если ты прознаешь, что я валяюсь под забором укушенный оборотнями и рискнешь приблизиться, даю карт-бланш. Вся добытая информация – твоя. - Теперь передо мной дилемма. Я побаиваюсь тебя укушенного оборотнями, но мне хочется разобраться… Женщина вскочила с постели и уставилась на потолок. В следующее мгновение её вырвало. За окном раздавался звон металла и повинуясь мимолетному желанию прохлады и воздуха она распахнула резные ставни. По коже прошел озноб – ледяной ветер мгновенно проник под нижнюю тонкую рубашку. Внизу, во дворе Элайджа тренировал своих воинов под присмотром черноглазого старика-военачальника. Сегодня второй день недели… Элайджа? Сон ведь можно назвать кошмаром, если в нем и грустно до слез, и так же хорошо, но все незнакомое? Единственное запомнившееся точно - непонятная одежда на ногах, странная постель – тоже широкая, но совсем не похожая на их с Элайджей супружеское ложе, привезенное им в общий дом. И в Элайдже была какая-то странность… Абсолютно точно была, но какая? Разум словно издевался, не давая выхватить детали сна и заставляя мысли течь вокруг реального мира. Вот и постель: тяжелое и крепкое, украшенное великолепной резьбой по дереву ложе. Широкое. С хорошей периной. До недавнего времени хотя Катерина и знала, что свекровь считает будто она очень требовательна и капризна раз заставляет мужа постоянно исполнять прихоти, но не могла понять: что дурного хотеть постель и отдельную нормальную спальню – помещений ведь было достаточно? Тем более, что в итоге довольны были они оба. Вообще поначалу все складывалось очень счастливо. Петрова улыбнулась в пространство, вспомнив как вдвоем с Элайджей впервые выехала обследовать земли вокруг надела: необходимость разрешить спор по поводу межи и познакомить с крестьянами, работающими на их земле. Та поездка многое для неё изменила. Стоял теплый для этих мест солнечный денек. У Катерины к прогулке появилась обновка: верхнее тонкой шерсти платье. Ярко-зеленое, оно по образу местных сарафанов было щедро расшито золотистым и травяного оттенка янтарем, но все же с отличием - для дополнительного тепла платье снабдили широкими рукавами до локтя, подхваченными янтарными же фибулами на предплечьях, и отделанными по краю широкими полосами темного беличьего меха. В отличие от прежних нарядов, в которых Катерина до этого толком не могла никуда выезжать, в такой одежде удобно было сидеть на лошади и по уверениям Элайджи ей очень шло сочетание зелено-золотой гаммы и мехов почти сливавшихся по цвету с покрытыми тонким покрывалом косами. Именно это платье стало отправной точкой, неожиданно примирившей с бытом новой жизни: в Империи почти не носили зеленого, точнее там отчего-то не продавали тканей сочного изумрудного или травяного оттенков, а зеленый значил грязно-зеленый с желтоватыми пятнами - краски получали с помощью растений и одежда эта была до того невзрачна, что годилась разве что крестьянам и паломникам. Поначалу почти оскорбившаяся, когда Элайджа сказал, что любит зеленый цвет и попросил пошить жене таких платьев, но к счастью всё же смолчавшая по этому поводу Катерина теперь не могла забыть о том, что было и на севере что-то пусть в малом, но более удачное, чем оставшееся дома. И конечно, раньше само понятие выезда в мир для ромейки значило совсем иное – никаких скачек по полям и лесам и уж тем более общения с людьми низших сословий, если они не слуги, не предполагалось. На дворе дома их с сестрой или подругами всегда ждали паланкин или повозка, запряженная мулами в прекрасной сбруе, а дальше церковь: одно из немногих мест, где проходила общественная жизнь аристократок. Если не считать посещения семейств близких друзей, именно церкви и монастыри вмещали в себя всё её взаимодействие с окружающим миром до роковой поездки навстречу Александру: от абсолютного молчания во время Литургии, когда женщине нельзя было, не то что спрашивать или говорить, но и лишний раз громко вздыхать, до места благотворительности, литературных кружков и сплетен за вышиванием престольных покровов. Катерина поездками больше тяготилась, хотя с детских лет научилась демонстрировать чужим показные кротость, смирение и мастерски лицемерить, так как мать велела твердо усвоить: женщина не могла и надеяться на хорошую партию, если бы прознали о её непоседливости или своеволии по отношению к мужчине её круга. Елена к поездкам в церкви относилась куда более терпимо и, умудряясь оставаться себе на уме, одновременно получала дополнительные преференции, а в замужестве повела себя столь ловко, что получила разрешение Стефана и одобрение священника в желании выучиться на медсестру и работать наравне с мужчинами. Смирение – благодетель, и в случае сестры Катерины видела, как это давало очевидные плоды. Поэтому неудивительно, что сама по себе поездка с мужем стала для Катерины приключением и событием: Элайджа сказал, что ей нужно не только знать своих крестьян, но и в будущем полагается участвовать в разрешении подобных тяжб, когда его не будет дома. После решения спора, суть которого по словам Элайджи не стоила и выеденного яйца, они заехали довольно далеко в глушь. Когда достигли берега живописного озера, Катерине захотелось посмотреть на рыбу – она никогда раньше не видела, чтобы рыбки жили в столь холодной воде и так много: серебристые спинки прыгали по прозрачной глади целыми косяками, кружили, огибали препятствия и казалось, что они сами по себе – поток. Муж показал, как правильно нужно кидать заостренную палку, чтобы ловить такую рыбу. У нее выходило не очень удачно, и невольно Катерина вспомнила обладавшую метким и сильным броском Василису. Запечалилась: написать подруге она могла, но вот увидеться… Будь Василиса мужчиной хотя бы небольшой шанс оставался, что однажды она приедет на Север, но как женщина она раньше или позже выйдет замуж, родит детей и тогда вряд ли им будет суждено встретиться вновь. Да и с сестрой тоже. Видя, что жена ни с того ни с сего стала грустна, Элайджа спросил о причине - Катерина не стала скрывать. Тогда он рассказал, что каждый конец лета они отправляются по Восточному торговому пути продать товар и закупиться всем необходимым для зимовки, и как будет первая же возможность, то он постарается взять её с собой. В благодарность ромейка не нашла ничего лучшего, как поцеловать. А потом они сидели на бревне и целовались так долго, что Катерина совсем позабыла о стыдливости: среди бела дня позволила расплести ей косы и приспустить платье с плеч. Наверное, потому что воины вокруг палатки во время путешествия и присутствие людей в доме всегда её смущали, заставляя сдерживаться, а тут они с Элайджей были совершенно одни, то ей казалось естественным все, что они делали. Но когда потянула за собой целовавшего её шею и грудь мужа, он рассмеялся и сказал, что ей нельзя ложиться на землю. И усадил сверху. Недоумевающе распахнув глаза, разомлевшая Катерина улыбалась ему, нежаркому солнцу, пению птиц, но искренне не понимала, как у них может что-то получиться таким образом. Оказалось, может и она быстро научилась. Более того именно тогда почувствовала не просто приятное тепло от того, как Элайджа двигался в её теле, но и накатывавшую и затмевающую сознание эйфорию. Когда все закончилось, он её обнимал, долго на нее смотрел из-под ресниц и о чем-то расспрашивал. Катерина сейчас не могла и вспомнить, что именно наболтала ему в полудреме – что-то о василевсе Юстиниане*************, прописавшем в поучении греховность чувственных удовольствий, о недостойных супругов позы, которые вообще наказывались законом, и что подобное обнажение перед мужчиной, включая мужа удел развратниц и проституток. Он только рассмеялся в ответ, сказал что в Писании ничего подобного нет, в его стране законы другие и с тех старательно доводил её до этой вершины и в постели – неудивительно, что все фыркали тому, насколько довольным было её лицо, когда женщина уходила в спальную вечером. Стеснение от того, что все знают, чем они занимаются Катерину к тому времени покинуло окончательно – какая разница, если мужчины служили Элайдже, а женщины… Некоторые глядевшие вслед женщины и пальца бы не пожалели за возможность очутиться на её месте. Образ Империи как единственно достойного и даже лучшего из существующих миров не рухнул, но получил мощнейший удар. Поначалу испугавшейся деревянного дома ромейке со временем понравилось там многое: то, как подробно ей рассказывали о ведении хозяйства, все вокруг старались объяснить новые для неё понятия и мужчины не требовали от неё кротости речей и опущенных глаз в диалоге. А еще после той первой поездки, была возможность уже самой лишь в сопровождении всадника и то необходимого за тем, чтобы она не заблудилась в незнакомых землях – Ребекка, Эстер и многие женщины выезжали самостоятельно, - объезжать земли, беседовать с крестьянами, рыбаками и охотниками. И свободно делить стол с супругом и его людьми. Она освоила разговорный язык и начала учиться рунам – большое достижение, так как далеко не все местные были к тому способны, но Эстер, мать Элайджи и ими владела, и греческим, и он решил, что и его жене будет это полезно. Выпал никогда не виданный раньше первый снег. Катерина хорошо помнила тот день: поняв, что скоро стемнеет и выглянув из окна читальни, она увидела кружащие в воздухе белые мушки. Высунулась во двор по пояс и ловила снежинки пальцами, смотрела как они превращаются в капельки, а пальцы краснеют и деревенеют на ветру, пока не пришел Элайджа. Он попробовал губами холодные пальцы и увел вниз – сидеть у огня и отогреваться чашей с медом. Потом они долго занимались любовью, а наутро муж велел служанке Катерины одеть хозяйку по-зимнему. Когда после утренней трапезы она вышла из дома – все на свете было покрыто белым, тяжелым и мокрым снегом. Из него можно было лепить словно из теста, и любой след оставался до тех пор пока его не заносило: в тот день они с Элайджей вместо того, чтобы тренироваться писать на восковых табличках чертили греческие буквы и руны прямо на снегу длинными палочками, сделанными и камыша. Расшитая шубка из серебряно-черного меха, рукавички и опушенный таким же мехом платок вправду помогли – Катерина не мерзла на улице, только кончик носа и щеки иногда, а одеваться во много одежд – часто забегавшая в дом старшего брата в надежде на новые вести от Николауса Ребекка каждый раз этому сокрушалась, - привыкла еще дома: их с Еленой по праздникам часто наряжали словно луковицы. Когда ударил мороз, снег застыл и стал скрипуче-искрящимся. Дети стали кататься на большой замерзшей шкуре с откоса и смотреть на это со стороны было так весело, что позабыв о своем положении Катерина побежала играть с ними. И к своему удивлению увидела среди веселящихся Ребекку и многих совозрастных ей подростков. А еще были ледяные глыбы, которые запасали в глубоких погребах на весну, и снова мокрый снег, и сани… Отмахивавшийся от вежливых намеков родителей: странно для замужней женщины так сильно любить игры, и напоминавший, что его жена будет помладше Бекс, Элайджа подарил ей резные сани и маленькую, величиной с ладонь кошечку, рассказав, что до принятия христианства в его народе коты считались священными животными, везущими колесницу главной богини Фрейи по небесам. Катерина была счастлива почти как дома, когда лазала по деревьям и стенам и даром, что северные зимние ночи длинны - лишь изредка её одолевала тоска по оставленному в Империи. Но насколько зима была красива, настолько же и жестока. Хотя Катерина любила играть в детские игры, она всегда была наблюдательна и способна оценить, насколько умна пусть и неблаговолившая к ней свекровь. Именно Эстер заведовала расчётами: начиная с запасов еды и заканчивая количеством закупаемых дров и лечебных трав. Контролировала как быстро продукты расходуются и следила, чтобы купцы и управляющие не обсчитывали и не обворовывали. Поняла ромейка и почему у викингов котенок, особенно женского пола, и вправду ценный дар, а Эстер никогда не жалеет этим животным хорошего куска рыбы – именно кошки спасали годовые запасы зерна от прожорливых и потому опасных северной зимой крыс и мышей. И то, что все дети Майкла и Эстер не просто выжили, кроме двух – самой старшей и самого младшего, погибшего не по болезни, а задранного волками - но и были рослыми, хорошо сложенными, с гладкой кожей и белыми зубами требовало от их матери больших знаний равных знахарским в сочетании с каждодневной заботой. Мало иметь храброго и родовитого хозяина огромного дома и земель, каким был Майкл, у викингов сама возможность выжить и сохранить здоровье в период, когда неоткуда взять краюхи хлеба, если ты не позаботился об этом загодя, ложилась на плечи хозяйки. Разве удивительно, что когда Эстер с тяжелой связкой ключей на поясе шла по дому, приветствуя людей, те здоровались и обращались к ней с огромным почтением, а когда сидела на пиру рядом с Майклом, то чаши в её честь поднимались не реже, чем в честь хозяина дома? Видя как к Элайдже, о доме которого, пока он отсутствовал тоже позаботилась Эстер, идут просители, люди прежде свободные, но не рассчитавшие верно или не сохранившие запасов и едва ли не умирающие от холода и голода, и потому закладывающие и дом, и семью в обмен на кусок хлеба, Катерина крепко запомнила свою первую северную зиму и поклялась, что однажды люди Элайджи будут относиться к ней с тем же уважением, с которым относились к свекрови. Все у них было хорошо, пока по весне Элайджа не отправился в первый после их женитьбы поход: тогда через несколько дней после его отъезда, сидя утром за книгой и лениво играя подарком мужа - крупным квадратным изумрудом, украшавшим её прическу и спускавшимся на лоб, ромейка отчетливо осознала, какую цену может заплатить за все свои богатства. Остаться в чужой стране вдовой… От одной мысли о возможной гибели Элайджи в походе Катерину охватил дикий ужас, она пыталась прекратить об этом думать, но без толку: чем больше старалась, тем страшнее картины мелькали перед мысленным взором. Она почти перестала спать и не могла нормально есть: рожденная уже отошедшим от дел отцом, Петрова не имела ни малейшего представления, каково это - ждать вестей от ушедшего сражаться мужчины. Её к подобным страхам никогда и не готовили: ранние браки заключаемые на бумаге часто не несли в себе сильной привязанности, и многие девушки, достаточно богатые и сообразительные, чтобы понимать какие огромные возможности откроются, если они станут вдовами, ничуть не беспокоились о судьбах мужей. Вот и она об Александре думала подобным образом – умер, траур бы год поносила… Все люди смертны, но в том мире даже с потерей супруга оставалась семья и близкие люди. Мужа легко отыскать нового. Теперь Катерина же не представляла, что найдет себе кого-то еще в этом народе – викинги ей по-прежнему казались чуднЫми и неизвестными, их образ мыслей и быт хотя и были разумны, но не располагали взращённую в роскоши женской половины ромейку. Одно дело Элайджа, очень рассудительный и спокойный – он выделялся и среди своего народа, а совсем другое... Совсем другое иные мужчины. Пытаясь найти выход, Катерина начала учиться с утроенной энергией: вообразила, что если сумеет достойно распорядиться доходами и знакомствами в Империи, то Элайдже вовсе не придется воевать. Когда она высказала свои мысли управляющему, обучавшему ее ведению хозяйства, тот посмотрел с улыбкой и в первый раз промолчал. Но услышав эти же речи снова сжалился над чужестранкой и объяснил: викинги торговали со многими землями, нанимались на службу, но в их народе веками считалось недостойным мужчине отказываться от сражения. В отличие от многих ромейских сановников при дворе, предводитель должен был выказывать доблесть и биться плечом к плечу со своими воинами, иначе его власть и уважение скоро приходили в упадок, как бы богат он ни был. Это стало первым сильным ударом для Катерины: торговля могла приносить денег едва ли не больше, чем военная добыча, но разве ей этим удержать дома мужа, желавшего себе не доли купца, а ярла? Тем более так сложилась судьба, что несмотря на наличие старшего сына, Финна, оказавшегося в немилости у отца из-за мягкого характера и женитьбы на совсем уж безродной девушке и странных слухах о происхождении Николауса, именно Элайдже Майкл планировал передать власть. С тех пор пробуждавшаяся весной природа потеряла свою привлекательность, и Катерина жила в ожидании: днем она насколько возможно загружала себя хлопотами по дому и изучением окружающего мира, но, когда спускалась ночь все страхи оживали и множились. Часами женщина лежала без сна и молилась, пока не выбивалась из сил. Теперь она поняла, зачем люди молятся так много. Осознание беременности немного примирило с действительностью: ответственность её приободрила, но последующая болезнь и потерянный ребенок свели все на нет. Напрасно свекровь стала ласковей, приходила помогать и как-то рассказала, что и сама потеряла первенца-девочку и что это часто происходит с женщинами в юности, она не понимала, что погоревавшая по ребенку, но кое-как принявшая его смерть, ромейка мучилась совсем не тем. Порой в голове у Катерины возникали совсем уж дикие и какие-то нехристианские мысли: отчего человеку нельзя сделаться бессмертным? Почему она должна так бояться потерять мужа? Это же нечестно. Несправедливо. Как так вышло? Ветхозаветные пророки жили очень долго. Иногда Катерине снились кошмары, которые не запоминались: в них она почти всегда была несчастна, одета в черное вместо привычного зеленого или красного, а когда рядом находился Элайджа, ощущение скорой беды ходило по пятам… Вот и сейчас – стоявшая у окна женщина помнила, что было в её сне и что-то радостное, но с каждым крохотным промежутком времени воспоминания стирались, а вместо них приходило понимание: в этой радости было место обиде. Но что же снилось? Осторожно обхватив тонкий крестик, устроившийся в ложбинке между грудей, Катерина пробежала пальцами вверх, к горлу и потрогала монету – одна из немногих вещей, которую она взяла с собой в новую жизнь из дома. Раньше тонкая кружевная полоска ткани, на которой висела монетка плотно охватывала шею, теперь же провисала, лишний раз напоминая, что эта и без того не сама полная шея сильно исхудала. Итак уже пришлось отказаться от любых браслетов и перстней из-за истончившихся запястий и пальцев, теперь ещё и это... Наверняка лицо побледнело, а значит, и зеленое лишь подчеркнет болезненность в глазах мужа. Катерина осторожно выпутала из кудрей золотую цепь с изумрудом и развернувшись спиной к окну, отстегнула сияющий драгоценный камень. Заменила подвес на монету, вернула украшение на место. Монета непривычно царапала лоб, но не должна была отбрасывать сине-зеленых бликов. Коротко глянув в отполированную пластину, Катерина пощипала себя за щеки и зябко поежилась, вновь обращая внимание на окно. Ненавидела начало недели: следуя заведенному порядку, Элайджа подолгу тренировался сам и тренировал воинов отряда в эти дни, и некуда было спрятаться от звона мечей. Лишнее напоминание, что скоро она вновь окажется совсем одна посреди его здоровенного дома, требующего ежечасного внимания и усилий. Недоуменно моргнув – мужа внизу не было, он закончил учебный бой, пока она занималась с подвесками, Катерина высунулась из окна, пытаясь понять, что же его отвлекло. Но раздумывать долго не пришлось: на лестнице раздались знакомые чеканные шаги. Вдруг выпав из задумчивого оцепенения, вызванного дурным сновидением, женщина заметалась взглядом по половицам с остатками рвоты. - Нет. Не заходи пока. Но было поздно, Элайджа уже появился в дверях, на ходу стаскивая перчатки. - Ты думаешь, что творишь? Катерина, ты и так слаба после… - он споткнулся на слове, увидев пол, и тон из гневного стал ровным, - болезни. – Но быстро обойдя лужу, Элайджа подхватил меховое одеяло и набросил женщине на плечи. - Весеннее солнце холодное, и тебе нужно одеваться, даже выглядывая на улицу. - Извини. – Катерину охватил стыд от собственной беспомощности. А стыд всегда порождал раздражение: – Я не виновата, что в этих землях такая погода, что нужно выверять каждый шаг. - Не виновата. Но это необходимость, ты же помнишь, как было осенью… – Элайджа вдруг уставился ей на лоб, бросил короткий взгляд на валявшийся на столе изумруд. Велел служанке: – «Галлия, убери здесь!» - и, схватив жену под локоть, вышел из спальни. - Куда мы идем? – Она едва поспевала за ним, путаясь в одеяле. – Мех - это хорошо, но голова не покрыта и я не одета, могут же увидеть ваши вои… Оказавшись подхваченной на руки вместе с одеялом, Катерина спрятала лицо у Элайджи на плече. Неприличная ситуация, но насколько она знала, здесь муж с женой даже и с беспорядком в одежде не воспринимались как что-то оскорбительное. В былые дни ей даже доставляла удовольствие подобная вольность нравов: не нужно было ежесекундно контролировать любой взгляд или жест. Когда женщина раскрыла глаза, то сразу повеселела, поняв, куда он её принес – в их комнату-библиотеку, выделенную под книги. Из-за её приданого их количество возросло и потребовалось отдельное место со шкафом для хранения. К тому же она взялась научить Элайджу чтению и письму по-гречески, когда у него было время: умение крайне полезное, если планируются торговые предприятия на Восточном пути, и поскольку он обладал отличными способностями это занятие доставляло им немало хороших минут. - Ты хотел побеседовать? - Да. – И снова он будто прожигал её лоб, нечитаемым сердитым взглядом. - Мне уже очевидно, что ты здесь несчастна. Как оправишься еще немного, отправимся на юг. В Империю. Я направлю письмо Склирам. - Зачем письмо так рано? – От новости лицо женщины оживилось: и залегшие тени, и вид утопленницы, который испугал его по возвращении, словно отступили: карие глаза засияли золотыми искрами, на щечке появилась знакомая ямочка, лицо раскраснелось. Элайджа застыл как громом пораженный, глядя на это почти мгновенное преображение. А между тем от волны захлестнувшей радости, не замечая его состояния, Катерина быстро говорила: - Нас всегда разместят в родительском доме с почестями. Даже не сомневайся. Что-то не так, муж мой? - Последний вопрос был вызван тем, что он запустил пальцы в волосы и уронил перчатку. Быстро подхватив, Катерина едва ли не в прыжке подала вещь. – Держи же. - Ты не поняла. – Элайджа сглотнул и медленно, почти по слогам произнес: - Ты возвращаешься к себе домой навсегда. И лучше, если твоя жизнь будет хорошо устроена. Я хочу быть спокоен. – Видимо, увидев в её лице растерянность или ярость, он упреждая вопросы сообщил: - Я не смогу вернуть тебе девственность, но обещаю, что верну твое приданное и отдам все то, что стало твоим за время пребывания здесь. Единственное пожелание – книги, две по архитектуре и целебным травам задержу на какое-то время. Хочу, чтобы приехавшие с тобой монахи сняли копии, и мы понимали, что нам нужно закупать в Империи и в Халифате, чего не растет здесь. И монахи тоже останутся. - Каким обра… Каким образом ты планируешь меня «хорошо устроить»? – Катерина не сразу опомнилась от унижения, выдержала паузу, но наконец, смогла вскинуть голову. – Может быть я не совершенна как христианка и не лучшая жена, но я точно знаю, что грешно мужу отказываться от данной ему перед Господом жены, а жене от мужа. Тем более я не смогу заключить нового брака без расторжения прошлого. И ты тоже. А развод, - Её щеки, лоб, шею и даже видневшиеся из-под рубашки голые руки до локтя пятнала алая краска стыда, - учитывая то, что брак был совершен, подразумевает позор либо для тебя, либо для меня. Губы викинга насмешливо дернулись в ответ на взъерошенный вид и тираду, словно он хотел сказать что-то нелицеприятное и откровенное, как часто бывало в начале их знакомства, но вдруг передумал и устало сообщил: - Официального развода не будет. Брак был недобровольный со стороны невесты, под давлением обстоятельств, поэтому мы будем настаивать на его недействительности. Учитывая обоюдное согласие по этому вопросу – проблем у нас не возникнет. Думаю, твой зять-законник поможет сделать расставание наиболее безболезненным для нас обоих. – Повисло долгое тягостное молчание, наконец, прерванное его нетерпеливым: - Что скажешь? Но Катерина не знала, что сказать. Бороться с его решением было инстинктивным желанием, но она не пошла у него на поводу. Против кого и чего нужно бороться? Элайджа во всем прав. Пройдет пару месяцев – и он снова уйдет в очередной поход, а она останется ждать и трястись от страха. Империя во всем прекраснее северного края, который на самом деле и хорош-то был только наличием в нем Элайджи, большей свободы, снега зимой и огромных кристально-чистых озер. У неё добрые взаимоотношения с людьми, но кому можно и вправду довериться в этом доме? Здесь пока нет ни друзей, ни родных. Появятся ли – неизвестно. Там же она была любима многими: Константин и Агния мертвы, но есть обожающие её кормилица, старые слуги, Елена с Василисой и братья Склиры, отец Клеофонт – все они будут на её стороне, если случится какое-то горе. О её отце и матери, по-христиански живших в мире и согласии, к тому же жертвователях храмам и больницам, горожане могли сказать только доброе, и это отношение невольно переходило и на неё. И Элайджа обещает вернуть ей приданое – редкое благородство. Конечно, взамен он попросит о поддержании прежних знакомств, что позволят ему и его семье многие годы вести торговые договора на куда более выгодных, чем обычные, условиях и в долгосрочной перспективе это принесет ему даже больший прибыток, но ведь нет и ничего проще, чем ограбить, отравить или сослать в монастырь под благовидным предлогом надоевшую супругу? Можно даже придумать, чем она будет заниматься: можно продать изумруды, открыть гостиницу для все тех же купцов-северян – теперь, когда она знает их язык и привычки, эти знания можно обратить в золото. Она лишилась почти всех земель, но и обязательств перед Александром больше нет. Там не будет Элайджи, но он никогда не принадлежал и не согласится принадлежать ей одной. - Я думаю, это хорошая мысль. Но я ведь могу… - она замолчала, невольно погладив живот. Элайджа её жест понял правильно. - Мы не будем жить вместе. Вряд ли Деймон будет в восторге, если ты приедешь к нему на сносях. - Деймон? – Он её планирует передать из рук в руки? Петрова вспыхнула диким гневом. - Не нужно подобным образом устраивать мою судьбу. Я сама её устрою. Катерина резко позвонила в колокольчик – позвать служанку. Та прибежала мгновенно, словно стояла под дверью в ожидании. - Одеваться, моя госпожа? - Одеваться, - глухо сообщила Катерина, вглядываясь в спокойное лицо мужа и покрепче сжимая одеяло у горла. Снова мазнула взглядом по счастливому лицу блондинки: все эти крутящиеся у Элайджи под носом местные девки с мохнатыми ногами************** только и ждут момента, когда она сойдет с арены. – Подготовьте моё старое зимнее платье. - Старое, моя госпожа? - В котором я сюда приехала. И живее, нечего тут на меня глазеть. Девчонку как ветром сдуло. Элайджа ещё раз посмотрел на руки, шею и лоб супруги, в центре которого сияло единственное украшение - римская монета, рассыпавшиеся по спине и плечам длинные кудри, от шеи и ниже почти сливавшиеся с темно-каштановым мехом одеяла. Он очень хорошо помнил, как увидел эти чудесные волосы впервые. Круглое личико и большие радужки глаз раньше вводили в заблуждение, а сейчас, когда она стояла в качестве рабыни, лишенная объемных одежд, все вернулось на свои места - тело, облепленное мокрой туникой, совсем не было детским. Юным, без отметин материнства, но не детским, а весьма развитым. - Сколько тебе лет? - Двенадцать. - Я ведь могу дополнительно наказать за ложь. Поверь, с тебя хватит и того, что ты получишь за прежнюю. Мгновение она пыталась побороть охвативший животный страх. Оценивающе морщила лоб, после он услышал тихое: - Недавно пятнадцать. - Почему ты до сих пор не замужем? - Я обручена. Родители помолвили нас с Александром, но умерли, а он ну… - быстрый взгляд и викинг понял, что есть какие-то сложности, - он долго был на войне. Конец фразы прозвучал с тихой злобой, однако пятнадцать вполне могло быть правдой – Элайджа обошёл вокруг девушки. Из-за высокого роста, брюнетка казалась худоватой по части запястий и щиколоток, с некрупной грудью, но широкие бедра и очень круглые, высоко посаженные ягодицы говорили, что она вполне готова к вынашиванию детей. Невезучая: побегом добилась, что вместо выкупа за пленницу, он получил и рабыню, и золото. Ещё один оценивающий взгляд на зад и лицо: замечательно красивую рабыню и много золота. В других случаях он не стал бы такую красивую кожу портить кнутом и предпочел бы использовать её как наложницу подольше, но есть то, что по долгу нельзя прощать. - Я наследница своих родителей. – Голос был неожиданно низкий, и Элайджа едва мог переводить, что она говорит, но перепуганная происходившим обозрением Катерина не понимала, что сейчас лучше бы ей молчать и не раздражать мужчину: - Этот глава города… Захарий - никто и ничто, за меня ему на спине орла василевса*************** вырежут. А тебя, а тебе... Пройдет несколько дней и приедет Александр, мой опекун и будущий муж, и ты пожалеешь. Он знатен и имеет большие знакомства. Ты не должен ко мне прикасаться. Ты очень пожалеешь об этом! - Не пожалею. – Тут ей снова не повезло: Майклсон уже был в предвкушении ощущения, как её лоно будет растягиваться под давлением плоти, и потому оставался совершенно равнодушен и к посулам, и к угрозам. Да и к чему ему ждать несколько дней этого Александра? – Раздевайся. – Она не повиновалась. - Иначе придется испортить твою рубашку. Другой не будет. – Это сработало. Но его изрядно раздражало, как ромейка, возясь с завязками на плечах, вскидывала голову: надменно, высоко, да ещё при этом брезгливо поджимая губы и глядя в пространство, в то время как дурно ведущая себя рабыня должна смотреть исключительно под ноги. И, - припомнив то, как девушка его дурачила, пользуясь проявленной снисходительностью к ребенку, а после сбежала, - в её случае стоять на коленях. Он даже возьмет её, поставив на колени, чтобы она правильно усвоила своё место в новом мире и не вынашивала кровожадных идей относительно господина. Но учитывая, как сильно ромейка его боялась, может все не так плохо и вероятнее всего причиной демонстративной непокорности был не столько строптивый нрав, сколько большой греческий узел из волос, оттягивавший её шею назад. Викинг резко дернул за ленту, которая держала в узле её волосы и рвано выдохнул. Темные волосы в его дотошном по части физической красоты народе считались неудачей: он сам только из-за правильных черт лица, отношения к себе уважаемого родом отца и умения обращаться с оружием, которое всегда красит любого мужчину, считался красивым и был обласкан вниманием, однако для женщины обладание черными волосами стало бы большим горем. Но то как мягкие, пышные кудри Катерины струились по обнаженной спине и послушно изгибаясь у талии укрывали её почти до колен, перечеркивало все прошлые представления. Это существо безусловно было самым прекрасным из всех, которые когда-либо видели его глаза: второе такое можно было встретить разве во сне. Элайджа затаив дыхание смотрел на девушку, так и не посмевшую обнажиться ниже пояса и намертво вцепившуюся в свою рубашку, и не испытывал никакого желания воевать или наказывать в эту минуту. Недоверчиво провел ладонью по шелковой коже живота к груди, и подхватил несколько мягких прядей волос. Намотал на пальцы - отливавший багрянцем локон свернулся в завиток на ладони, а потом неожиданно спружинил и плотным браслетом сел на его запястье… И ещё был запах. Розового масла. - Ты отрежешь прямо сейчас? - Она стояла, хватая воздух и забыв прикрывать маленький по-детски пухлый рот. Длинные ресницы отбрасывали тени, на щеках напоминавшие крылья бабочки, а в темных глаза отражался свет факела в треножнике. - Отрежу? – Мягко спросил викинг, непонимающе разглядывая бесконечно милое ему лицо. – Волосы. Я знаю, что вы п-презираете темные волосы. Счит-таете их раб-бскими. – Греческий пучок был ни при чем – она и сейчас тряслась так, что передние зубы стучали, но стояла по-прежнему высоко задрав нос. Наверное, её просто и не научили иначе. – Сначала отрезают волосы****************, потом насилуют, н-наказывают кн-нутом и… одевают ош-шейник. Все верно. Так всегда и бывает. Как придавленный Элайджа смотрел перед собой, а перед глазами одна за другой вставали картины, как эта девочка проходит все этапы жизни обычные для беглой рабыни. Да, после кнута она уже никогда не будет задирать ни носа, ни подбородка – после него никто не задирает; и смеяться над случайной неловкостью своего господина, хохоча звонко и недостойно ромейки, не будет; и волос этих тоже не будет – рабыням волос не положено. Кожа утратит запах роз – полуголодное существование и тяжелый труд, не до излишеств. Её, Катерины, вообще больше не будет в этом мире: останется лишь изуродованная тень с забитым взглядом и клеймом на теле. О клейме-то она и позабыла. Или не знала. И, наконец, ей дадут новое имя – коротенькое, но звучное, чтобы было удобно отдавать приказы. Скорее всего переиначат греческую Катерину на скандинавский манер в Кати или Тринэ. Это правильно. Естественно и правильно. Таков удел рабов и неважно, кем они были в прошлой жизни. Из-за её побега был нападение, пусть и в итоге победа, но погибли воины… Её своеволие стоило жизней. Таков закон. Катерина стояла очень ровно, крепко зажмурившись и, видимо, ожидая, что он прямо сейчас возьмет меч и начнет отрубать её черные кудри, чтобы они не смущали его взгляда во время изнасилования. Она никогда не видела, как насилуют военную добычу, и не знала, что делают это не разбирая ни по цвету волос, ни по форме грудей. Да и откуда ей. Скоро узнает. «Это же будет правильно. Так правильно поступить. Правильно, правильно…» Элайджа вздрогнул всем телом и очнулся. В глотке не хватало воздуха. - Нет. – Он смотрел на прядь живой змейкой оплетавшую запястье и ладонь. Осторожно покрыл груди брюнетки тканью её рубашки. – Нет. Я никогда не отрежу твои волосы. Я оставлю тебя Катериной. - Я уже говорил - тебе не стоит одеваться так весной. - Элайджа коротко кивнул. - В доме тепло, но ведь не на улице. - Я воспользуюсь накидкой, если замерзну, - вежливо ответила женщина. Он вышел, Катерина спрятала лицо в ладонях. Вот к чему был этот дурной сон. Аннулирование брака, конечно, было самым правильным выходом в сложившихся обстоятельствах, но ничуть не смягчало обиды и унижения от того, что она не смогла стать хорошей женой Элайдже. Никогда ей не поклонятся так, как Эстер, разве что вспомнят с усмешкой о чужестранке в неуместно холодном для северных земель золотом платье, годном лишь изредка и на летнюю пору. О том, что помимо раненой гордости, где-то то ли в груди, то ли в животе растет куда более опасное жгучее чувство, и оно то самое, из-за которого она не могла спать спокойно ни одной ночи, пока Элайджа был в походе, женщина не допускала мысли. Истинная дочь своего народа, подчинившего половину Европы, Катерина отчетливо знала, что сможет выдержать, а что лучше спрятать туда, где никто не найдет - даже если этим «никто» является она сама. - Элайджа, куда ты? – Покинувший место тренировки и недоумевающий Фарид быстро шел навстречу Майклсону. – Тебя ждут уже достаточно долго. Или нам закончить тренировку? Приостановившись, молодой мужчина взглянул на дядьку так удивленно, что в первый момент Фарид решил, будто тот вообще позабыл об оставленных занятиях. - Нет, не стоит заканчивать. – Элайджа моргнул. – Я сейчас буду. Зайду в голубятню и вернусь. Срочная почта. - Не обидишься, если спрошу, почему такая срочность? Случилось что-то важное? - Не обижусь. Послание гонцу, который сопровождает купцов по Восточному пути. Необходимо передать через них письмо семье Катерины. – Заходя в домик, где держали почтовых голубей Элайджа отстегнул меч, положил на стол и тяжело опустился на ближайшую лавку. Сказал ровно: – Я планирую разойтись с женой. – И тут же скривился, едва ли не выплюнул: - Пусть уже получит свободу и возвращается в свою смердящую как труп Империю. - Понятно. – Фарид сел рядом. Но вопреки своим словам ничего не понимал: он знал будущего наследника Микаэля с тех пор, когда тот только учился владеть мечом и подобные противоречивые поступки, подрывающие авторитет не только его лично, но и семьи в целом, в период, когда христианское учение требовало укрепления и консолидации земель под рукой правителя, которому служил Микаэль, были совсем Элайдже несвойственны. – Ты не выглядишь счастливым. Если решение продиктовано гневом на женщину, то не лучше подождать, пока гнев уйдет, и уже тогда совершить действие? - Гневом? Нет во мне на нее гнева… - досадливо поморщился Элайджа, этим и демонстрируя что гнев в наличии. - Но выходит, ты защищаешь мой брак, Фарид? Единственный тогда проголосовавшмий против? – Насмешливо вскинутые брови Майклсона были чересчур выразительны и для него необычны, чтобы быть искренним выражением удивления: - Именно ты потребовал оставить её в качестве общего имущества отряда. Что изменилось? - Когда ты отказался от своей доли и приказал отдать тебе взамен рабыню, на вид слишком слабую и очевидно неумелую даже на роль наложницы, не говоря уж о каком-то ином труде, то едва ли не стал посмешищем для всего отряда. – Не привыкший, чтобы за его счет отыгрывали плохое настроение, Фарид не поддался на выпад, голос звучал предельно рассудительно и строго: - Сто из ста захваченных высокородных девушек в страхе перед насилием сообщают о своей высокой ценности для семьи, но никто и никогда не отдавал за них кучу золота. Потому что никто ещё не получал такого выкупа. Мы оба знаем, что приданое - сочетание случайности, влиятельного зятя твоей жены, не пошедшего на очевидно выгодный для него сговор с её женихом, и выдающейся хитрости. Но с твоей стороны и в тот момент времени это была только прихоть, безрассудная и потому недопустимая для того, кто планирует править. Способная подорвать авторитет. Именно поэтому я голосовал против. - Но я все равно имел право на эту прихоть, - процедил Элайджа. - Я заработал его. Фарид сдержал улыбку – вот уж кто сын своего отца, - и успокаивающе подняв руку и немного смягчив тон, согласился: - Заработал. Решение было принято, сынок, и пусть оно было не самым разумным в твоей жизни, но ты сделал все, чтобы обладать своей ромейкой. – Повисла долгая пауза. – Так почему ты её возвращаешь? Она, безусловно, некрасива... - Очень красива. - Хорошо. Но о её красоте точно никогда не помянут в сагах, но все же это хорошо сложенная женщина и, что важнее, хорошая хозяйка, сумевшая не только выучить наш язык, но и быстро расположить твоих воинов и слуг. Не родителей и Николауса, но Николаус уже который месяц путешествует по Империи, а родители смирятся с браком, как только она родит первенца. Насколько я понял со слов Йохельма, пока мы были в походе Катерина сумела договориться о закупке на осень овощей по хорошей цене, и провела полный пересчет запасов и инструментов на лето и в замке, и среди твоих крестьян. И не забывай, она подданная Империи и от её имени ты сможешь торговать с минимальными пошлинами. Не говоря уже о приданом, которое попросят назад, если брак признают недействительным. - В умениях Катерины организовать и считать я не сомневаюсь с момента осады. А приданое… - Элайджа стиснул в кулаке кожаные перчатки. Всегда улыбчивый и спокойный он вдруг показался Фариду сильно уставшим: морщинки напряжения залегли между бровями и в уголках губ. Голос наполнился горечью, но звучал рассудительно: – Я так сильно желаю, чтобы Катерина простой девушкой из кельтов или франков. Или любого из племен, чьи женщины никогда не видели греческих полисов, не мечтают о куполах Святой Софии. И не знают греческих книг с рассказами о великих людях и рассуждениях о природе вещей. Я бы тогда возвысился, возвысил её и за это она меня полюбила. Катерина не рождена сидеть в гинекее****************, и я думал, что если буду ласков, она заинтересуется миром, который даст ей свободу. – Элайджа надолго замолчал. Потом вдруг коротко выругался, но продолжал с прежним спокойствием: – Ты говоришь про гнев, но я об этом думаю... Давно думаю, с момента возвращения из похода: она выбежала тогда навстречу и была такая легкая по весу, сейчас лишь чуть поправилась. Клаус, мать, отец – все правы. Нельзя было её везти сюда. Она здесь умрет, живя в доме, который никогда не полюбит. Она плачет во сне и материны отвары шиповника и можжевельник восстанавливают силы, но не делают счастливее. Я и став ярлом не смогу отстроить ей тут Второй Рим. Лучше радоваться дочерям моего народа, которым хватит одной каменной церкви с деревянным домом. «Вот только будешь ли ты им вправду радоваться…» Но Фарид этого не сказал. Ужаснувшийся обнажившимся переживаниям своего столь выдержанного воспитанника мужчина лишь крепко стиснул его плечо. Выросший в ином народе, южном, Фарид не только из саг, но и по опыту знал, что северяне бывают порой излишне робки в семейной жизни и привязаны к своим своевольным женам, что прощают им очень многое, даже недопустимое, как Майкл простил Эстер измену, но Элайджа никогда не позволял думать о себе в подобных категориях. Как о человеке справедливом и милосердном, добросердечном к наложницам - да, но не нежного сердца или чувствительном. После смерти первой жены погоревал о ней не больше положенного, и уж точно ему не приходило в голову испытывать ужас перед её вероятной гибелью от тоски по дому: человек смертен, тысячи людей умирали по независящих от них и гораздо более существенным причинам. - Я думаю, ты сильно ошибаешься. Катерина не выглядела несчастной, пока ты не уехал. Её недугу есть разумные объяснения. Ей тут тяжело одной без родичей и подруг, монахи не в счет – учение церкви ей близко как имперской христианке, но и не более того. Как бы она ни отличалась на первый взгляд, но она дочь своего народа, у которого слово "каинотомия"***************** - ругательство, а Империя - синоним царства Божия. Наверняка она очень боится непостоянства окружающего мира. Подожди. И посоветуйся с отцом. - Чего ждать? – Пройдя в комнату с птицами, Майклсон подхватил одну и осторожно привязал к лапке сообщение с просьбой явиться. – Разве что поры, пока окончательно зачахнет. Отец посоветует именно это – ведь тогда и приданое останется при мне, и не будет сплетен из-за расторжения брака. - А что говорит твоя жена? – Поспешил ухватиться за предлог другой стороны Фарид – в конце концов, не может женщина выходить из спальни такой довольной, так хохотать и одновременно легко отказываться от брака ради мифических каменных стен Константинополя. – Рада она возвращению домой? - У неё лицо сияет ярче её монеты, стоит только заикнуться об Империи! И уже поспешила избавиться от всех моих драгоценностей и нашей одежды… - Птица взмыла в воздух. Элайджа посмотрел ей вслед, чуть щурясь на весеннее солнце, и Фарид с возрастающим удивлением отметил, что недавние переживания, искажавшие черты, совершенно исчезли. Перед ним стоял прежний всегда спокойный и рассудительный Элайджа сын Микаэля, только сейчас старшему мужчине казалось, что он совершенно не знал своего воспитанника. – Пора. Мы вправду сильно задержались с тренировкой – не дело нарушать распорядок. _____________________________________________________________________________ "Теория большого взрыва"* - сериал про студентов бинди** - точка между бровями, принятая у индианок инсанис*** - название, которые сами Первородные придумали для препарата, без которого вампиры впадали в безумие, та и переводится с латинского "безумие" бюкс**** - разновидность лабораторной посуды ***** - намек на то, что современный парфюм делается на искусственных компонентах ******Катерина - с греч. вечно чистая, сходное значение и у лат. Pure, Натан использоет испаноязычный аналог имени галоперидол****** - мед препарат, применяемый в психиатрии эпоха Мейдзи******* - период в истории Японии с 23 октября 1868 года по 30 июля 1912 года. Эта эпоха представляет собой первую половину Японской империи, в течение которой Япония от самоизоляции и феодального общества перешла к построению индустриального национального государства, испытывающего значительное влияние западных научных, политических, правовых и т.д. идей. грин-карта******** — идентификационная карта, подтверждающая наличие вида на жительство у человека, не являющегося гражданином США, и дающая возможность на трудоустройство в США. Орнелла Мутти********* - итальянская актриса Мария-Тереза Вальтер********* - французская любовница и натурщица Пабло Пикассо ***********с момента открытия до двадцатого века в США проходила массовая вырубка лесов ценных пород, полностью изменившая естественный ландшафт континента ************ аналог поделки из говна и палок, но не представляю из уст Элайджи подобную лексику Юстиниане************* - Юстиниан I Великий, выпустил новеллу и создал чиновничью должность (что самому ему не помешало жениться на блуднице, попросив дядю по матери Юстина I подправить закон "О браке" времен Константина I Великого, прямо запрещающий подобные браки для сенаторов) местные девки с мохнатыми ногами************** - имперские жительницы с самого раннего возраста практиковали эпиляцию, включая интимную. Волосы удаляли выщипыванием, бритьем или с помощью свечи. Скандинавы подобным не занимались. орла василевса*************** - двуглавый орел, государственный герб Римской (Восточной) Империи с 330г., до этого официальный личный символ Константина I Великого, перенесшего столицу в Константинополь. отрезают волосы**************** - в Скандинавии рабы и мужского и женского пола не могли носить длинных волос гинекее**************** - женская половина дома в Римской Империи каинотомия***************** - нововведение