If I die young

- Ты можешь просто развернуться и уйти? - его голос немного дрожал, но он старался не показывать своего смятения. Я не отвечал, медленно отходя к двери. Слёзы обжигали скулы, стекая ровными дорожками по исхудавшему лицу. - Уйду, как только скажешь мне, что передумал, - я не сдавался. Было непозволительной роскошью - уступить ему. Казалось, сражаться с ним невозможно. Иногда я был близок к тому, чтобы покинуть его, но каждый раз заставлял себя остаться. Все разговоры сводились к бестолковой словесной перепалке. - Луи, пожалуйста, исчезни, - он устремил на меня свой пронзительный изумрудный взгляд, и я почувствовал, как внутри что-то ломается. Под натиском его отчаяния моя нервная система дала трещину. - Гарри, я хочу остаться рядом с тобой, - нельзя сдаваться. - Проваливай к чёрту! - ваза с недавно купленными ярко-красными розами летела прямо в меня. Я чуть отклонился, и она с грохотом разбилась о стену, оклеенную бежевыми обоями. Вода стекала вниз, просачиваясь под плинтус, впитывалась в ковёр, пятнами темнея на светло-тёплых оттенках нашей комнаты. - Ты не можешь отказаться от меня. Зачем ты делаешь это? - Я просто не хочу, чтобы ты видел мою боль, Луи, - он резко разворачивается и быстрыми шагами направляется ко мне. Между нами сейчас не больше полуметра, между нашими душами - не больше бесконечности. Он молча озирается, будто кто-то ещё мог стать немым свидетелем его истерики. Шальной взгляд замирает на моём запястье, украшенном его подарком. - Сними это прямо при мне, - холодно процедил Гарри. - Ни за что на свете, - он схватил меня за запястье и начал торопливо развязывать узелки, которые сам старательно делал около года назад. Я попытался оттолкнуть его, но мне просто недоставало сил. Он до боли сжимал мою руку, и я был уверен, что завтра там будут еле видимые следы от его пальцев. Он понимает: развязать браслет у него не получится, поэтому он бросается к своему столу в поисках ножниц. - Гарри, я прошу тебя, малыш, прекрати этот цирк. Он не слушает меня и продолжает свои попытки. Он возвращается ко мне, так и не найдя необходимый предмет. - Чего ты хочешь, Луи? Что я должен сделать, чтобы ты ушёл? - он опустил руки, но в глазах всё еще стоял тот самый жуткий страх, который одолевал его во время приступов паники. - Поцелуй меня, - сказал я, хватая его за рубашку и притягивая к себе. Это всегда срабатывало: он верил мне на несколько секунд, а потом мне просто не нужно было уходить. - Хорошо, - он склоняется ко мне и дарит мягкий поцелуй. Его губы касаются моих и сразу же отстраняются. Длинные, чуть выгоревшие на солнце реснички дрожат, лёгкое дыхание становится моим собственным. Тихая печаль течёт по моим артериям, разделяя место с кислородом. Я весь горю рядом с ним, горю от одной мысли, что завтра уже не смогу касаться его тела. Голову просто разрывает от ненужных и пустых сожалений, но я не пытаюсь подавить их. - Ещё, - шепчу я, приподнимаясь перед ним на носочки. Он слушается и начинает целовать, углубляя нашу связь. Хочется кричать сквозь этот поцелуй, хочется просто разнести весь наш дом к чертям... Но я стою, отчаянно вжимаясь в него, боясь отпустить хоть на одну секунду. Гарри несмело обнимает меня за талию, проводит руками по спине и замирает где-то под лопатками. Мне становится тесно, я расцепляю его руки и тихонько толкаю к кровати, позади него. Мне не нужно разрешение, чтобы сейчас заняться с ним любовью. Он сам этого хочет. Гарри падает на постель и упирается руками мне в грудь, разрывая поцелуй. - Ты понимаешь, что это в последний раз? - спрашивает он, отводя взгляд. - Да. Я хочу, чтобы он запомнился мне, хочу помнить каждую клеточку тебя, - проговорил я, целуя его шею. Он не отвечает, просто прикрывает глаза, соглашаясь с моими словами. Он пытается снять свою майку, но я тут же останавливаю его: - Позволь мне, - проговариваю я, а Гарри покорно поднимает руки. Я припадаю губами к груди, хаотично целую, стараясь запомнить этот пряный запах, сохранить его в своей памяти на долгие годы. Он безразлично наблюдает за мной, и лишь изредка в зелёных глазах мелькает несмелое желание почувствовать меня так же, как я чувствую сейчас всего его. Я быстро скидываю с себя вещи и возвращаюсь на кровать, садясь между раздвинутыми ногами Гарри. Я аккуратно глажу его колени, целую сначала в шею, потом возвращаюсь к губам. Он сдаётся и скрещивает ноги на моей пояснице, сжимая меня до боли, а руки непроизвольно обхватывают шею. Я чувствовал, что мне никогда не будет достаточно близости с моим кудрявым мучителем, тем более сейчас. Его щеки стали стремительно краснеть, зацелованные губы опухли, и он выглядел, как смущенный ребёнок, совершивший какую-нибудь оплошность. - Я хочу тебя прямо сейчас, - шепчу я, отстраняясь на секунду. Я потянулся руками к резинке его домашних штанов, намереваясь их снять, но Гарри остановил меня. - Ты уверен? - я опешил от его вопроса. - Конечно. Ты не хочешь меня? - он улыбнулся какой-то странной улыбкой и снова отвёл взгляд. - Ты уверен, что так собираешь потратить свой последний раз? Прямо посреди глупой ссоры, этого беспорядка, мокрого пола, осколков стекла? - Не предвижу момента получше, - сказал я, убирая его руки со своего запястья. Он перестал сопротивляться и снова откинулся назад, предоставляя мне полную свободу действий. Я аккуратно стащил с него штаны и вернулся на своё место. Поцелуи, вздохи, тихий, бессвязный шёпот... Я мог провести так вечность, но желание настойчиво напоминало о себе. - Гарри, ты готов? - Да, - одними губами произносит он, задыхаясь от моих ласк. Я отстраняюсь, не глядя шарю рукой по тумбочке в поисках всего необходимого. Вязкий гель охлаждает пальцы... Но в очередной раз Гарри перехватывает моё запястье: - Давай сегодня без этого? - сказал он, пытаясь отвести мою ладонь от себя. - Почему? - Хочу, чтобы мне было больно, как в первый раз. - Я не должен причинять тебе вред, - прошептал я, направляя свои пальцы внутрь. - Пожалуйста, - и я сдался. Быстро смазываю себя, и аккуратно вхожу. Слёзы моментально наполняют его глаза и он буквально плачет подо мной, дрожит всем телом, доводя меня до исступления. - Я прекращу это, - ожидаю хоть какой-нибудь реакции на мои слова. - Нет, не останавливайся. Я хочу, чтобы ты оставался во мне. Дай мне привыкнуть, - я покорно замираю, слушая его тяжёлое дыхание. Я мелко целую шею, грудь, лицо, стараясь успокоить. - Двигайся, - я медленно толкаюсь, а он вскрикивает, зажимая рот вспотевшей ладонью. - Так не пойдёт, - я снова останавливаюсь и вытираю солёные капли, бегущие по его вискам и впитывающиеся в подушку. Полумесяцы ногтей впиваются в кожу на ладонях, оставляя ровные красные следы. - Продолжай, - он шумно выдыхает и старается расслабится, но ему это практически не удаётся. - Если ты остановишься сейчас, то можешь считать, что потратил свой последний раз. - Хорошо, - и я выхожу окончательно, затем сажусь на кровати. Гарри садится рядом, прижимаясь ко мне плечом; его кожа холодная и липкая от пота. Запах безысходного разочарования заполнил всю комнату, некогда казавшуюся мне островком нашей любви, а не смертельной тоски. - Прости меня, - сказал он, касаясь носом моей ключицы. - Я сделал тебя слишком несчастным. Волна умиротворения пробежала по телу и осела где-то в укромном уголке души. Сейчас он снова показался мне домашним, каким-то родным. Но это было всего лишь секундное помешательство. Привычная холодность снова овладела им, и он отстранился: - Ты свободен. - Гарри, спой мне на прощание, - я любил его хрипловатый голос, больше, чем музыку фортепиано, больше сладостного щебетания птиц. Это было тягучее, дурманящее ощущение, витающее внутри меня. - Какую песню? - Что у тебя внутри сейчас? - я положил руку ему на грудь, слегка надавливая, но вовремя останавливаюсь. Всё кончено. Он задумывается, но потом начинает тихо петь: - If I die young bury me in satin Lay me down on a bed of roses Sink me in the river at dawn Send me away with the words of a love song... Я зачарованно слушал, как его голос струится по комнате, просачивается в самые сокровенные уголки моего сознания. Сейчас я не верил его словам, даже не мог подумать о том, что это последнее, что я слышу из его уст. - Lord make me a rainbow, I'll shine down on my mother She'll know I'm safe with you when she stands under my colors, oh and Life ain't always what you think it ought to be, no Ain't even gray, but she buries her baby. Женская партия даётся ему сложно: голос иногда срывается, иногда опускается до шёпота. Но я считаю его версию самой прекрасной во всём мире. Внутри меня всё разрывает на куски, безжалостно терзает моё нутро. Я пребывал в тупом, немом исступлении, которое подтачивало каждый миллиметр моей уверенности, что ничего еще не кончено. - The sharp knife of a short life, well I've had just enough time If I die young bury me in satin Lay me down on a bed of roses Sink me in the river at dawn Send me away with the words of a love song... Его голос обрывается, и Гарри начинает рыдать. Это действительно истерика, из-за которой у нас не было нормального прощания. Я лишь успел бегло поцеловать его теперь уже горячий лоб, и он убежал в ванную комнату. Я слышал грохот бьющихся флаконов духов, слышал, как разбивается зеркало, как он плачет от боли, но уже не пытался его остановить. Я поднялся с нашей постели, оглядывая её в последний раз. Ещё полчаса назад эта ситуация казалась такой далёкой и нереальной. Теперь же суровая правда навалилась на меня с тяжестью бетонной плиты. Прощай, любовь. *** На следующий день мне позвонила его мать. Она билась в истерике, бешено мечась по квартире. Я не видел её, но мог вполне точно предположить, что она сейчас делает. Сначала я упал в обморок, а когда очнутся, ничего не мог сообразить. Помню лишь взволнованное лицо друга, машину скорой помощи, капельницы и что-то ещё. Я не видел среди них Гарри. Я знал, к чему всё идёт, но не воспринял его намёки серьезно. Он не шутил, и сейчас я могу ощутить это в полной мере. Передо мной стоит гроб. Шатаясь, хватая ртом воздух, я несмело шагаю к нему. Лицо искажается в немом отчаянном крике, огромный букет роз начинает выпадать из моих рук. Я купил все розы в цветочной лавке в этот день. Я не знал, сколько их всего, зачем я купил такое огромное количество. Я просто помнил его наставление. Гарри должен лежать на постели из роз и только. Мой страх становился всё ближе, и я практически чувствовал его кончиками пальцев. Время остановилось, давая мне всмотреться в его идеально красивое лицо. Кудри всё также обрамляли точёный анфас, ресницы были такими же длинными и пушистыми... Но мне так не хватало привычного изумрудного блеска, хотя бы слабого румянца на его ещё совсем детских щеках. Я склонился над ним и легко провёл по волосам: локоны были спутанными из-за запекшейся на них крови. Сейчас я почувствовал настоящую тоску где-то под сердцем, которая сворачивалась в тугой комок и давила на все внутренности. Захотелось выть, рвать на себе волосы, упасть перед ним и умолить о возвращении... Но я просто стоял, не в силах двинуться с места. Сзади меня обхватили чьи-то руки. Я не сопротивлялся, а лишь вдохнул аромат знакомого парфюма: это была его мама. Она, как и я, не была в траурном облачении: простые джинсы, футболка с забавным рисунком, которую Гарри подарил ей на прошлое Рождество. - Зачем столько цветов, Лу? - спросила она осипшим от рыдания голосом. - Он просил меня об этом, несколько дней назад, когда мы виделись в последний раз. - Ты знал, что он собирается это сделать, но не сказал мне? - её глаза округлились, и она зажала рукой рот. - Конечно нет. Он просто спел для меня песню, - я улыбнулся вспоминая голос, который уже никогда не услышу. - Что он говорил тебе? Я молчал несколько секунд, но потом тихо запел: - If I die young bury me in satin Lay me down on a bed of roses Sink me in the river at dawn Send me away with the words of a love song... Она плакала беззвучно, стараясь не нарушать мерного течения этой песни. Я исполнял её хуже, мой голос постоянно срывался. Непреодолимый ком стоял в моём горле и так и норовил задушить меня совсем. - Lord make me a rainbow, I'll shine down on my mother She'll know I'm safe with you when she stands under my colors, oh and Life ain't always what you think it ought to be, no Ain't even gray, but she buries her baby. Её рыдания стали невыносимо печальными, и она поспешила скрыться в соседней комнате, оставляя меня наедине с ним. Мой голос уже совсем сел, но я продолжал петь: - And I'll be wearing white when I come into your kingdom I'm as green as the ring on my little cold finger I've never known the lovin' of a man But it sure felt nice when he was holding my hand There's a boy here in town says he'll love me forever Who would have thought forever could be severed by The sharp knife of a short life, well I've had just enough time... Я подхожу ближе к гробу. Мои слёзы падают и разбиваются о белоснежную внутреннюю обивку. Я начинаю медленно отрывать бутоны от стеблей и укладываю их венком вокруг головы. Белые розы украшают его ещё яркую красоту ореолом нежности и чистоты. Тогда в комнате он не допел песню, не дотянул до тех самых нужных строк, которые теперь исполняю я: - A penny for my thoughts, oh no I'll sell them for a dollar They're worth so much more after I'm a goner And maybe then you'll hear the words I been singing Funny when you're dead how people start listening... Я продолжаю усеивать его постель свежими бутонами, продолжаю петь, не нарушая просьбы возлюбленного. Боль внутри растворяется, превращается в чёрную пустоту, которая сжирает меня, поглощая остатки выдержки. - If I die young bury me in satin Lay me down on a bed of roses Sink me in the river at dawn Send me away with the words of a love song. The ballad of a dove Go with peace and love Gather up your tears, keep them in your pocket Save them for a time when your really gonna need them... Песня обрывается, и я падаю не в силах сдержать слёз. Мама показывается из своего убежища и садится рядом со мной. Я раскрываю объятия и принимаю её, утыкаясь в плечо: - Я не смогу жить без него... Он был самым... - Ты знаешь, зачем он сделал это, - она похлопала меня по спине, стараясь успокоить нас двоих. - Голоса, - прошептал я, поправляя волосы и с шумом втягивая воздух. - Он слишком часто слышал их, Луи. - Он рассказывал мне о них, но я не думал, что он решится... - Гарри был шизофреником, милый, - она заплакала сильнее, не решаясь расцепить объятий. - Я любил его любым. Иногда мне казалось, что он вылечится, что мы почти у цели, но... каждый раз мы отступали на шаг назад, - я почти не мог дышать, заикался и проглатывал слова. - Это было лишь ощущение, дорогой, - ей становилось легче, я чувствовал, как она вся рассыпается среди нашей общей беды. - Я не смог уберечь его, - я бил кулаком по полу, сдирая кожу на костяшках пальцев. Мне было всё равно, и мама меня не останавливала. Я нуждался в этом. Она тихо отошла и остановилась у окна комнаты. Я же продолжал бездумно колотить по полу, выложенному камнем. В голове было много вопросов, которые никак не могли выстроится в одну чёткую последовательность. Я продолжал безумствовать, пока она не увела меня в другую комнату и не начала обрабатывать мои израненные руки. Я ничего не чувствовал: ни боли, ни слабости, ни отчаяния. Он забрал с собой всего меня, все мои ощущения... Всё, что раньше было для меня привычным и обыденным. Гарри просто разрушил меня, и уже ничто другое не сможет собрать меня из этих мелких частичек. Сколько я продержусь? Сколько продержится его мать? Я не знаю ответов. На улице уже появились первые признаки утра. Я говорил о том, что похороны должны быть на рассвете. Мама послушалась меня, не спрашивая почему именно. Не моргая я оглядывал утренний простор, покрытый дымкой таинственности. Солнце уже собиралось воскреснуть и проводить Гарри в последний путь. А я просто стоял в дверном проходе, не зная, что теперь буду делать и чем займусь завтра. Первые признаки света уже осенили небо и заставили меня пропеть последнюю строчку: - If I die young...