SS

Lana Del Rey - Summertime Sadness Сколько бы Сонёль ни просил, сколько бы ни рыдал по ночам в подушку и ни умолял родителей взять к себе Су, тот оставался в интернате. Мама с папой мило улыбались и так же мило-фальшиво тянули: - Сынок, Су слишком большой, чтобы брать его в приёмную семью. Тем более, он не такой, как мы. Будут проблемы. Потерпи, ему всего три года осталось там. Ничего плохого с ним не случится. Ну да. Не случится, потому что уже случилось. - Что же вы за твари. Сонёль каждый день на протяжении трёх лет жадно ругает каждого виновного в настоящем положении Мёнсу. Он сжимает кулак до белых костяшек, сжимает вместе с ним одеяло, сминая, сжимает сердце почти до остановки и сжимается сам, нервно трясясь от несправедливости и редких всхлипов из глотки. Сонёлю почти девятнадцать, а Мёнсу уже восемнадцать, когда младший со слезами на глазах бросается к другу, стоящему у собственной машины, и крепко обнимает - так, что внутри всё ломается. И не только рёбра. "Ёль, наконец это закончилось", - через забитый нос хриплым голосом. Сонёль везёт его в свою скромную квартирку, которую снимают ему родители, ведь "ты уже взрослый, мы будем тебе мешать, но работать ты не можешь, ты обязан учиться". Конечно. Если Сонёль станет юристом, как хотят родители, он будет безмерно счастлив, его будет ждать самая лучшая жизнь. Ага. Так и поверил Ёль всему. Снова туманный и дождливый июль. Кажется, что кто-то нехило накурил на улице и нечаянно пролил что-то сверху, потому что почти ничего не видно из-за серой дымки перед глазами и громкого ливня на голову. Сонёль носит очки в толстой роговой оправе, потому что посадил себе зрение, когда читал очередную статью в интернете об этих чёртовых интернатах. Он резко выворачивает руль, выезжая на другую улицу, а Мёнсу дёргается, крепче прижимая к груди чёрную заношенную сумку, где лежат все его вещи. - Сонёль. Голос у Мёнсу тихий-тихий. Кажется, что он долго молчал. - Ммм? Ёль отзывается не громче, поворачиваясь в сторону Су, но не отводя взгляда от дороги. - Я хочу стать врачом. Мёнсу говорит как-то по-детски уверенно и с таким энтузиазмом, что Ёль поначалу широко улыбается, а сердце его успокаивается, но в ту же секунду он понимает, что Су никогда не стать ни врачом, ни юристом, ни переводчиком, ни даже учителем. Господи, его даже в армию не возьмут, потому что в его медицинской карточке вполне разборчивым почерком написан диагноз. По сути, Мёнсу - дебил. - Врачом? Ёль переспрашивает с угашенным в душе счастьем, бегло подсматривая в зеркало, чтоб увидеть светящегося от осознавания того, что он свободен, Су. - Да. Врачом. Хочу людей лечить. Только хорошо лечить. - Хорошо? - Да. Не так, как нас с ребятами в психушке лечили. Пихали в рот таблетки, от которых кружилась голова, кололи всякие лекарства, от которых лежишь и не двигаешься. И ещё никогда не буду ставить уколы в пятку, потому что это больно и потом трудно ходить. - А от чего вас в психушке лечили? - Ну... В психушку отправляют в наказание за плохое поведение. - Ты себя плохо вёл? - Неа. Просто так захотелось воспитателям. Они всегда ни за что отправляют. Надеюсь, что я буду хорошим врачом. Из слов Су так и сочится уверенность вперемешку со светом, он так улыбается, когда говорит последнее, что Ёль невольно вжимается в сидение, крепче стискивая руль, и с невозможно огромным разочарованием во взгляде роняет: - Из тебя выйдет отличный врач. А сам думает о том, что всё-таки взрослые - звери. Но так и не говорит Мёнсу, что врачом тот никогда не станет. Говорить правду всегда сложно. Особенно за других. Особенно самым дорогим людям. Мёнсу так увлечённо роется в медицинском справочнике, когда Сонёль садится к нему за стол, и с полнейшей серьёзностью говорит: - Мёнсу, в этом году ты не сможешь поступить на врача. Мёнсу отрывает взгляд от книги, а Ёль, забравший его к себе жить, закусывает губу. - Ну. Ладно. Через год поступлю. - И через год не поступишь. - Почему? У Мёнсу в глазах живой интерес, а у Сонёля внутри всё мёртвое. - Тебя не возьмут. Быть врачом очень сложно. - Ёль, я это знаю. Но в своём классе я был самым умным. Я не думаю, что я такой дурак и не смогу сдать экзамен. - Су, у тебя нет образования. - Как нет? Я одиннадцать лет учился. Как ты. И Сонёль упирается лбом в стол, шипя и стискивая зубы. - Мёнсу. Как назывался твой интернат? - Это имеет значение? Мёнсу захлопывает книгу и с любопытством глазеет на Сонёля. - Имеет. - Обычный интернат. - Не обычный. - Как это? Сонёль поднимает глаза на Мёнсу. - Интернат для умственно отсталых детей. Мёнсу. Как бы это ни звучало, как бы мне не хотелось тебе это говорить, но у тебя нет будущего. Через неделю Мёнсу устраивается в продуктовый магазин продавцом и забывает о том, что в этой жизни для него найдётся кусочек - даже самый маленький и изорванный - добра. На дворе досмеивается своим лживым теплом август, когда Мёнсу привычно рыдает, сидя на бежевом маленьком диване, обнимая Сонёля. "Ты же старше. Ты должен заботиться о Мёнсу..." Говорят, что машины времени не существует. Хоть тут не врут. Мёнсу такой беспомощный, потому что ему до сих пор шесть, а не потому что какая-то скотина нажала на рычажок "в прошлое". Сонёлю кажется, что в его руках что-то хрупкое и светлое. Настолько невинное, что хочется верить в лучшее. И когда это заплаканное невинное говорит: "Я тебя люблю", потому что боится потерять его, Сонёль понимает, что Су ни капельки не вырос, наоборот - разучился выверять где хорошее, а где плохое. - И я тебя. Только у Сонёля под животом скручивается что-то в узел и внутри всё трепещет, а потом Мёнсу целует его по-детски в щёку. И Сонёль наконец понимает, что просто-напросто влюбился в Мёнсу по уши в тот момент, когда принцесса с другого берега плавно превратилась в его лучшего друга. Он никогда не заглядывался на других, в его крашеной голове никогда не возникало занимательных мыслей о девушках из параллели, потому перед глазами был Су, мучившийся на тот момент в интернате. Хотел Ёль или не хотел связывать свою скучную жизнь с ним, право выбора за ним в любом случае не оставалось. Ким Мёнсу - парень-лето из деревеньки - сделал самую страшную вещь в мире: он привязал к себе Сонёля. И сколько бы Ёль ни смотрел на Су, в его животе не бабочки, а то самое тепло, которым было прогрето поле-целый-мир, те самые счастливые воспоминания и надежда, что всё-таки сказка не в миллиардах километров от тебя, а прямо под носом. Сонёль удивлённо смотрит на Мёнсу, когда тот голый лежит на его кровати и развратно просит поцеловать, потому что ему так хочется. Су совсем не худой, не заморенный голодом. Как раз иначе - крепкий парень вырос. Ёль поцелуями проходится по его плечам, нависая над ним всем телом и аккуратно поглаживая бока. Мёнсу стонет под его прикосновениями, вертится в его руках, когда тот входит до упора и языком касается мочки уха. К началу сентября Мёнсу - по натуре неряха - схватывает простуду, и Сонёль его почти пинками под зад гонит по лужам, сжимающимися под солнцем, в больницу. Это чувство недоностальгии действует на Су, и тот после визита к педиатру ищет того самого специалиста по его болячке. Знаете, большинство выпускников таких интернатов совершенно здоровы. Кто-то ошибся и забыл, а они помнят, потому что эта самая ошибка - вся их жизнь. - Вы совершенно здоровы. Уж лучше б болел. Они с Сонёлем не знают - смеяться надо или плакать? Ведь здесь уже ничего не попишешь. Совсем. Время-то назад не воротишь. И Мёнсу никогда не стукнет снова семь. И не важно, что у него наивность прямо как у ребёнка. Просто теперь у него внутри кипит ненависть ко всему миру. Прямо в душе множится гнев на тех, кто так с ним поступил. Разве они не заслуживают смерти за то, что "убили" сотни талантливых людей своей беспечностью? Разве нет?