За стенами светлого будущего

Валя готова была бежать хоть на другой конец города, хоть переплывать один за другим океаны или пересекать пустыни ради того, чтобы однажды все-таки дойти до Саши, успеть отговорить ее покидать город и школу или — хотя бы — составить ей компанию в этом бегстве, но… Этого не потребовалось. Ничего из этого, даже бежать куда-то сломя голову оказалось совсем не обязательно, потому что Вале стоило только переступить порог комнаты, оставив за спиной Женю — и все свои планы на будущее, — как мир обрушился к ее ногам карточным домиком, стеклянными осколками и пеплом сожженных надежд. Всего мгновение назад она стояла у дверей своей комнаты в общежитие, а уже в следующий момент оказалась посреди залитой белым светом комнаты, из пустоты которой к ней неспешно приближалась темная фигура. Она не столько даже шла вперед, как обычно ходят люди, сколько материализовалась из света и пустоты и становилась все ближе, хотя совсем не шла. Еще мгновение — одно моргание — и фигура окончательно превратилась в Егора. Вздохнула и тяжело опустилась на проявившийся вдруг стул, такой же белый, как вся комнаты, и Валя не была уверена, что этого стула не было здесь еще минуту назад. Может быть, комната только на первый взгляд показалась ей пустой? — Присаживайся, — Егор махнул рукой на второй стул, появившийся прямо перед Валей, и тут Валя уже была абсолютно уверена: стул именно что появился, будто бы соткался из воздуха на том месте, где раньше была только пустота. — Магия? — с нервным смешком Валя села на стул и оглядела комнату: что еще может здесь появиться? — Скорее, технологии и небольшие зрительные галлюцинации. Ничего невозможного. — Где я? И как я сюда попала? — Объяснить это будет уже… сложнее. — А Саша? Где она? Егор только снова устало вздохнул и покачал головой. А потом вдруг как-то резко стал гораздо меньше и слабее, будто разом сбросив всю напускную уверенность. Забравшись с ногами на стул, Егор подтянул колени к груди и уткнулся в них лицом. Он был похож на сгорбленный комок боли и отчаяния и показался тем маленьким мальчиком, каким Валя видела его при их первой встречи. Будто бы и не было всех прошлых лет, будто бы они оба — до сих пор дети, как и прежде, раскачивающиеся на качелях на заднем дворе дома. А в доме — чужие и незнакомые взрослые, чей-то наигранный смех, слабые отзвуки голосов и звон бокалов. Стоило Вале об этом подумать, и она услышала — наяву ли?.. — скрежет ржавых цепей на качелях и запутавшийся в них ветер: вшурх-вшурх. И где-то далеко-далеко позади осталась и Саша, и взрослый Егор, и все то будущее-настоящее самой Вали, заточенное в вечно-серых стенах города. Вшурх. Ослепительно-белую комнату затопили серые стены. — Что это за место, Егор? Где мы? — Мы по-прежнему в городе, Валя. — Да, но… Где именно? — Мы внутри стен. — То есть, внутри, как… внутри? — Да. — А Саша? Где Саша? — Не в городе. — Я думала, я успею ее догнать. — Не успела. — Ага, не успела. Значит, она там осталась одна? Совсем-совсем одна? — Это был ее выбор. — А если я не хочу оставлять ее? — То это твой выбор, ты вправе выбирать. Валя всю жизнь жила с ощущением, что у нее нет выбора. Нет, не будет и не было изначально. Валя с детства думала, что вся ее жизнь, каждый ее шаг и каждое решение уже заранее известны и предрешены, что от ее выбора никогда и ничего не будет зависеть. Сам мир указал ей, кем быть, с кем быть и кого любить, предрешил каждую ее встречу. Валя хотела бы быть кем-то другим, хотела бы любить кого-то другого. Даже зная, что от ее выбора и ее желаний ничего не зависит, Валя все равно пыталась — пыталась стать кем-то, хотя и была рождена никем, пыталась любить кого-то, встреча с кем не была бы предрешена с самого ее рождения. Валя пыталась то не любить Сашу, то полюбить ее. Валя пыталась не отпускать Сашу, пыталась отговорить ее покидать город и делать что-то, что не было предрешено. Валя пыталась, пыталась, пыталась… Валя уже давно забыла о том, что пытаться — это тоже часть выбора. А теперь перед ней сидел Егор — знакомый с детства, любимый-любимый — и говорил, что она имеет право выбирать. — Но перед тем, как выбрать, ты должна узнать еще кое-что. Знаешь, до встречи с тобой я никогда не верил снам… А потом мне — тому мне, что когда-то действительно жил, — приснилась маленькая девочка, которая сказала, что однажды человечество ждет страшная-страшная болезнь. — Я боялась, что испугала тебя тогда… Егор по-прежнему не поднимал голову и не смотрел на Валю, и голос его звучал глухо и безжизненно — так, как никогда прежде не звучал голос Егора-из-снов. Валя не хотела об этом думать, но… В конце концов, Егор жил задолго до ее собственного рождения, много веков назад, и он просто не мог сейчас — в реальности, не во снах — сидеть напротив нее. Но он сидел. А Валя — совершенно точно — уже не спала. — Егор?.. — Да? — Кто ты? — Остаточная память, искусственный интеллект. — Почему ты выглядишь, как он? Почему ты помнишь меня? Почему ты здесь? Расскажи, я должна знать! — Я и так собирался. Егор, которого знала — которого в самом деле любила — Валя, умер уже очень давно. Он жил незадолго до катастрофы — или вируса, как его обычно называли учителя в Валиной школе, — и был тем единственным человеком, кто сумел предсказать катастрофу. Удивительным было то, что его услышали и ему поверили, несмотря на то, что в то время различные апокалипсисы и катастрофы предсказывали все, кому не лень. То ли дело было в природной убедительности Егора, то ли — что чуть более вероятно — в связях и деньгах его родителей. Но — уж точно — не в том, что в каждом своем сне он видел девочку из будущего, об этом он, к счастью, додумался никому и никогда не рассказывать. Иначе его наверняка сочли бы конченным безумцем, и спасения от вымирания человечество так и не нашло бы. — То есть, Егор создал лекарство от вируса? — Нет, но Егор… я… придумал, как спасти людей. Далеко не всех, конечно, но и малая часть — это уже победа. — Но ведь люди и так есть, они все живут в этом городе и… — Тебе никогда не казалось странным, что все человечество — все люди в мире — живут в пределах только одного-единственного города? Который, к тому же, совсем небольшой. — Ну, население, естественно, стало меньше после исчезновения мужского пола, но… — Валя, здесь живет ровно тысяча женщин. Всегда. Ровно. Тысяча. Когда рождается одна, другая непременно умирает. И так снова и снова, год за годом, век за веком. — Этого я не знала. — Этого никто в городе не знает. — Но ты знаешь. — Потому что я… Егор… его создал. Это было… уже слишком давно. Понимаешь, ресурсы города не безграничны, какие-то, конечно, самовосполняются, а какие-то, как кислород или вода, поступают из внешнего мира, но перед этим проходят полную очистку. Егор подсчитал, что имеющихся ресурсов хватит на поддержание жизни двух городов, но только если их численность будет не больше тысячи человек на город. Это было… тяжелое решение. «Тяжелое решение?» — Двух?.. — Вирус убивал не только мужчин, Валя, вирусам вообще пол по барабану. По крайней мере, в большинстве случаев. Поэтому Егором и лучшими учеными Земли было принято решение построить два города — для мужчин и для женщин, чтобы контролировать рождаемость и численность людей внутри стен. Эти города не должны были никак взаимодействовать с внешним миром или друг с другом до тех пор, пока угроза вымирания человечества не останется в прошлом. — Но как же тогда вода и воздух, о которых ты говорил? — Это мера последнего столетия, до этого города, и правда, сами обеспечивали себя кислородом и водой. Переработанными, конечно, и за столько лет уже мало похожими на настоящие. — Тогда что изменилось? — Вирус умер. — А вирусы вообще умирают? Этот, по крайней мере, умирал. Или маскировался настолько хорошо, что искусственный интеллект городов был не в силах его обнаружить за стенами. Ни следа не осталось. — Он появился ниоткуда и исчез — в никуда. Поэтому города понемногу начали взаимодействовать с внешним миром. — Это все, конечно, прекрасно, но… — Я говорил, что ты должна узнать правду перед тем, как что-либо выбрать. Егор оставил память после себя — искусственный интеллект, в котором сохранилось все то, что могло сохраниться от человека в компьютере. Ученый из Егора был так себе, и проект с городами был бы обречен на глобальный и всепланетный провал, если бы не помощь команды настоящих ученых, гениев в своей области. Зато Егор был талантливым — в чем-то даже гениальным — программистом, создавшим настоящий прорыв в области создания ИИ, в основу которого легли личностные качества и характеристики самого Егора. — Он назвал меня «Егором» и, по сути, я был Егором. Только так он мог быть спокоен за свой проект и знать, что его защищает он сам. Он прописал мне память о тебе, Валя. Он сказал, что ты — та, кому я могу верить. «Егор» был запрограммирован поддерживать жизнь и безопасность городов, а когда — если — вирус перестанет быть угрозой для последних людей на Земле, открыть для них врата во внешний мир. — Ты поэтому выпустил Сашу за стены? Потому что вируса больше нет? — Да. — Но почему ворота все еще закрыты? Ведь ты сам сказал, что вирус уже не опасен. — Вируса нет, но внешний мир по-прежнему опасен. Для человечества он всегда будет опасен. — И ты собираешься держать здесь людей… вечно?! — Это был бы наиболее приемлемый вариант, но… Егор бы этого не хотел. «Егор», искусственный интеллект, обремененный памятью, чувствами и внешностью Егора, разумеется, не был настоящим. Но он был первым в своем роде — и единственным. Веками он жил, раз за разом возвращаясь в воспоминания Егора, заново переживая его чувства и чувствуя его — или свою собственную? — боль. Компьютер, разумеется, никогда не смог бы стать человеком, но программа имитации личности, с которой началось сознание «Егора», очеловечивало искусственный интеллект. Все эти века «Егору» только и оставалось, что возвращаться в запрограммированных снах к встречам с Валей, любить — как не должен уметь компьютер, — Свету и ощущать что-то слишком похожее на тоску по своему умершему создателю. — Егор бы не хотел, чтобы люди оставались и дальше в стенах города. Но выпустить их — не то решение, которое я способен принять. Поэтому я все это время ждал твоего рождения, Валя. Ты — та, решению которой я могу верить. — Значит, когда ты говорил про то, что я вправе выбирать… — Ты вправе выбирать, и ты должна выбрать. Но не только за себя — за две тысячи человек, запертых в городах. Я должен открыть ворота? Или внешних мир слишком опасен для вашего вида? — Я не знаю… Откуда мне знать, я ведь никогда не была за стенами? — Этот выбор — только твой, Валя. Выбирай. Валя всю жизнь жила с пониманием того, что у нее нет выбора. Валя думала, что вся ее жизнь, каждый ее шаг и каждое решение предрешены с самого начала, что от ее выбора никогда и ничего не будет зависеть. Теперь же от ее выбора зависело многое — слишком многое, — и Валя не была уверена, что готова взять на себя ответственность за будущее всего человечества. Для нее все еще казалось невероятным то, что, оказывается, все, чему ее учили с раннего детства — ложь. Мужчины не вымерли, женщины — не единственные люди на Земле, а город — теперь уже два города — был создан для выживания человечества, был создан Егором. И теперь только ей — Вале — было принимать решение, тяжелое решение о том, как жить дальше. Да она и в своей-то жизни, со своим будущем разобраться не могла! Разве могла она выбирать за последних оставшихся людей?! Валя не могла выбрать. Для Вали это было слишком, чересчур, просто нереально и невозможно, но… — А Саша? Она… знает? — Я рассказал ей то же, что и тебе, когда она покидала стены. — Она знает, что я должна… выбрать? — Я рассказал ей то же, что и тебе. Но… Если бы Саша сомневалась, если бы Саша не верила в Валю или если бы Саша не была уверена, что Валя все сделает правильно, то разве она бы покинула город так просто? Разве тогда она оставила бы Валю здесь, одну, разбираться со всем этим и в одиночку принимать самое сложное решение в ее жизни? Если бы Саша не верила, что выбор Вали будет верным, то она бы ее покинула. И еще… Саша уже вышла за пределы города, и — в любом случае — бросить ее там одну Валя просто не могла. Валя не готова была нести ответственность за судьбу всего человечества, не готова была выбирать, и все же… «Выбирай! Это можешь сделать только ты!» И все же Саша в нее верила, а значит, Валя не могла не оправдать ее доверия. — Ты готова выбрать? «Выбирай, ну же!» — Да, готова. *** Валя стояла около распахнутых настежь ворот города. Вдалеке, на линии горизонта, виднелся второй город, из которого будто бы выбирались сотни муравьев — по крайней мере, так казалось издалека, но Валя знала (ей сказал об этом «Егор»… Егор), что эти муравьи — такие же люди, как те, что сейчас выходили за ворота за спиной Вали. Кто-то охал, кто-то плакал, кто-то смеялся, а кто-то так и оставался за пределами надежной защиты стен города, испуганно и во все глаза глядя на этот новый — огромный-огромный — и совершенно незнакомый внешний мир. Егор сказал, что первое время людям будет трудно приспособиться к изменившейся реальности, будет трудно заново осваивать этот мир, успевший зажить собственной жизнью без их участия. Еще сложнее будет снова начать разделять человечество на мужчин и женщин — и людям еще только предстоит начать взаимодействовать друг с другом так, как это было раньше. И все-таки Егор — а вместе с ним и Валя — был уверен, что оставшееся человечество ждет светлое будущее. Очень-очень трудное, но непременно светлое. Рядом с Валей стояла Саша и улыбалась, тоже наблюдая за выходящими из города людьми. Им всем еще нужно было познакомиться и с этим новым — и совершенно восхитительным — миром, и друг с другом. — Ты молодец, Валь. — Причем здесь я? Это Егор молодец, он же человечество сохранил. — Вот об Егоре я хотела бы узнать поподробнее… Почему ты никогда не рассказывала мне о нем? — Да как-то к слову не приходилось… — Да неужели? — Ну, должна же во мне быть какая-то загадка? — В тебе их и так с избытком! Сейчас, держа Сашу за руку, щурясь от бьющего в глаза яркого — такого непривычно яркого — солнца, и дыша полной грудью таким непривычно свежим воздухом, Валя думала, что ее выбор был единственно правильным. — Все ведь будет хорошо, да, Саш? — Конечно! А как иначе? Впереди их ждал целый новый мир, огромный-огромный, и восхитительно-прекрасный. И сейчас Валя думала о том, что познавать этот мир вместе с Сашей — именно то, о чем она всегда мечтала. Их светлое будущее наконец-то выбралось за пределы серых стен города.