ID работы: 2103445

Сны о России: Волчий пастырь

Джен
R
Заморожен
95
автор
ИНОФАНФИК соавтор
Размер:
74 страницы, 14 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
95 Нравится 114 Отзывы 43 В сборник Скачать

Сон первый: Рождение (9)

Настройки текста
Когда у них рождается сын, то он [рус] дарит новорождённому обнажённый меч, кладёт его перед ребёнком и говорит: «Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретёшь этим мечом».

Ибн Руста, персидский учёный 1-й половины X века

- Да куда ты всё лезешь-то? - Ну, мам, она такая красивая! Раздавшийся совсем рядом звонкий детский голосок заставил вздрогнуть плечами и очнуться. Понять, что солнце уже поднялось к зениту, играет, плавится крестом в синем небе; что вокруг шумит весь Киев, сама Калина держит под руку Илма, несущего их дремлющего братишку, а впереди уже виден холм с Перуном и венцы полускрытого им княжеского терема. И всё это было подлинно и осязаемо, а всё, что произошло утром в доме, да и на дворе, показалось сном. Может, этого действительно и не было? Ни песен оборотней, ни жертв огню и земле, ни наречения тайным именем... И какая-то другая девушка ходила с Илмером по отцовскому двору, заклиная на нем каждого встречного, каждый угол и каждую вещь – принять новую душу, как родную, и не чинить ей вреда. Но нет - это к ее верхней губе пристал кусочек зернышка, которыми осыпали их всех троих, когда они покидали отцовский двор. И у Илма они застряли в волосах и в шерсти волчьей шкуры, наброшенной поверх доспеха вместо плаща. «Значит было». Вспомнилось, как они стояли в воротах, и она отдавала Илмеру их младшенького, уже успевшего к тому времени задремать. И как на мгновение накатил нелепый, ревнивый гнев – ведь это она его кормила и о нем заботилась! - и столь же глупый, беспричинный страх. Захотелось, чтобы младший брат никогда не выходил из этих ворот, чтобы он вечно остался ребенком в тиши и безмятежности родного дома. «И зачем только все на свете меняется, растет, взрослеет? Ведь даже у самого свирепого зверя детеныши милы и беззащитны…» - Мам, мам! А когда я вырасту, я тоже такой буду? Женщина со смехом склонилась над дочерью, а Илм легко пихнул Калину локтем - явно не в первый раз: - Просыпайся уже. Пора. - А… - Такое бывает, когда соприкасаешься с… ну, сама понимаешь. Кто-то потом, напротив, несколько суток глаз сомкнуть не может, а другие начинают вот так словно грезить наяву. Если честно, я и сам сейчас лучше б отдохнул… учитывая, что она моей крови отведала. Но ничего не поделаешь – нужно терпеть.

***

«Мы тут скоро все растаем в снеговые лужицы». Идол громовержца - темный от времени и дыма, но еще крепкий, как и тот древний дуб, из которого его высекли - был окружен нешироким, но глубоким ровиком, в котором шумело, переливалось огненным ручьем пламя. И веяло от него просто нестерпимым жаром – казалось чудом, что на них еще не тлеет одежда. Воздух вокруг оплывал, растекался маревом, размывая тоже стоявшую на вершине, но чуть в стороне, княжескую семью. По лицу Ольги ничего понять было невозможно – разве что несколько капель пота у висков давали понять, что великой княгине тоже жарко под тяжелым торжественным нарядом. Должно быть, эта женщина одинаково бесстрастно встречала и счастье, и горе... Святослав, напротив, был весел, время от времени нетерпеливо дергал себя за кончик уса и бросал взгляды то на поющего волхва, то вниз – должно быть, на Рарога, стоящего там в окружении сыновей. Светло-серые пятна шкур выделялись среди пестрых или бело-красных одежд гостей и зевак. Маленький Владимир, теперь не в бесполой, а в положенной ему по происхождению одежде, стоял у ног отца, теребил рукава и морщился на запах костра. Похоже, он уже устал. Жена молодого князя, угорка по происхождению, стояла слева от него, положив ладони на плечи своим сыновьям – Ярополку и Олегу – и на внезапно объявившегося в их семье нового ребенка взглядывала с беспокойством. На ее щеках горели два ярких пятна – их можно было бы счесть за румянец от костра – но Калина вдруг почему-то поняла, словно пламя шепнуло, что младшая княгиня - не жилец. А еще – что та и сама это знает, и потому особенно тревожится за сыновей. Словно угадав чувства матери, семилетний Ярополк обхватил ее ладонь пальцами и тоже неприязненно покосился на нового брата. Когда Калина на миг повернула голову назад, то увидела, что серый строй нарушился, пропуская к отцу еще одного воеводу - Свенельда, ведающего Древлянской землей. Они с Рарогом обменялись какими-то словами, отец улыбнулся, а Свенельд бросил быстрый взгляд на группу стоящих неподалеку хазарских купцов. О чем-то снова спросил – и улыбка Руси стала мрачной и хищной. Завулона, Хазарский каганат, отец не любил – возможно, по тем же самым причинам, по которым людям не по нраву бывшие возлюбленные или супруги их нынешних жен и мужей. После прихода северян на Днепр – особенно, разномастного войска Олега - власть хазар, некогда владевших и Киевом, и всеми соседними славянскими племенами, сильно умалилась... но сохранилось влияние. Золотая монета тем и опасна, что может найти путь почти к любому сердцу. А самое главное, в руках хазар по-прежнему оставался второй великий речной путь – «из варяг в персы», по могучей реке Ра, которую также называют Волгой. И не было тайной, что русы хотели бы поставить его под свое управление, как сделали это с путем по Днепру. Поэтому ходившие слухи, что Завулон Рарога тоже не жаловал, и его люди несколько раз жестоко подставляли или расправлялись с людьми отца, - Калину совершенно не удивляли. Двум солнцам на одном небе тоже было бы тесно. Да и людям под ними не слишком отрадно - так, как Калине и ее братьям сейчас. Лицо у Илмера тоже всё раскраснелось, волосы взмокли и прилипли к вискам – из-за тяжелой шкуры ему приходилось гораздо хуже, чем самой Калине. А вот младший брат до сих пор мирно спал, приоткрыв рот – душного, невыносимого жара он словно и не ощущал. Когда девушка пробежалась пальцами по его лбу – тот был прохладным и сухим: ни капли пота не выступило. Илмер, проследив этот жест и тоже заметив эту странную безмятежность – недоуменно свел брови, попытался развернуть пелену, чтобы лучше разглядеть младенца, но не успел. Голос волхва, поднявшись на мгновение к самому небу, резко оборвался, стих. Теперь говорил только огонь. Но вскоре к его треску снова примешался теперь такой же сухой, дребезжащий старческий голос: - Сегодня хороший день, - негромко проскрипел он только для них. – Небо ясно смотрит на землю-мать, и та тянется к нему тысячью зеленых рук. И все три их великих сына, три огня, тоже здесь. Просите для него у них то, о чем просили бы для себя. О том, что тогда загадал Илмер, – знает только он сам. Но что бы это ни было, пожелание свое Новгород произнес тут же, не задумываясь. Калина же, глядя на его беззвучно шевелящиеся обветренные губы, с удивлением осознала, что не знает, чего ей хотелось бы – так, чтобы на всю жизнь… Ведь не станешь же сейчас просить о новой игрушке или подвеске? Но тут в памяти встала ледяная, мертвая земля, скованная чужой недоброй волей, и трепетная зелень полей возле Киева, духмяный запах спелых яблок, собственные мысли у ворот - и слова сами потекли с языка, пусть и бледно, и невпопад: - Плодородной земли… изобилия… богатства, мира… покоя, дружбы, любви… После чего неожиданно сама для себя добавила: - Всегда знать, чего хочешь. Ближайший огненный язык дернулся, подхваченный ветром, и вспыхнул особенно ярко – словно засмеялся этим словам.

***

- Киев престольный и все его гости! – Голос у Рарога, привыкшего говорить с дружиной и вечем, был сильным и ясным. - Уверен, что каждый из вас – из тех, кому я вверяю своего меньшого сына – сейчас думает: а не сошел ли старший воевода княжеский да с ума? Столь неожиданное начало торжественной речи застало людей врасплох – кто-то удивился, кто-то покраснел, отвел взгляд, большинство же засмеялись. Видимо, своими словами отец угодил в самое яблочко. - Мороз этой зимой лютовал сверх всякой меры – многих, злодей, погубил, искалечил, закрома вычистил. Мертвецов наших не так и давно всех погребли, как положено… А воевода здесь баловство наводит вокруг младенца, который еще не может своими ногами к лику Перуна подняться. Детская жизнь – она ниточка тонкая. При любой беде – первая рвется. Стоит ли забот то, что еще неизвестно будет жить-то? То, что еще и человеком-то назвать нельзя?..................................................................................................................................................................................................................... Примечание: «уже не в бесполой, а в положенной ему по происхождению одежде» Лет до 5-7 основу «костюма» и мальчиков, и девочек составляла простая длиннополая рубашка, часто сшитая из старых вещей родителей. Прическа – отросшие, несобранные волосы - тоже никак не подчеркивала половых различий. В княжеских же семьях детей чуть ли не с колыбели одевали в полноценный костюм взрослого мужчины/взрослой женщины, только маленьких размеров. Завулон – по имени одного из хазарских царей-беков Буланидов, обладающих, в отличие от каганов, реальной властью и передающих свой титул по наследству. «То, что еще и человеком-то назвать нельзя?» Аховая детская смертность, которая пошла на снижение только в конце XIX века и только в некоторых регионах Земли, порождала (и порождает) любопытные культурные феномены. Одни из них служили своего рода утешением родным - вроде веры в похищение детей феями и духами, или представлений о младенцах, умерших некрещеными, с целым перечнем обрядов спасения душ таких детей. С другой стороны – детей до определенного возраста, показывающего их жизнеспособность, не считали полноценными людьми. В Риме по детям, умершим до 3-х лет, нельзя было плакать и проводить полноценные погребальные церемонии, в английском языке слова child и baby (если четко не указан пол ребенка, то есть речь идет о ребенке или младенце вообще) до сих пор соотносятся с местоимением it (оно), каким обозначают неодушевленные предметы и животных. У славянских народов это отношение выражалось в пренебрежении половыми различиями в одежде, а также в равном статусе детей и рабов, что до сих пор сохранилось в созвучии слов «раб-ребенок», «челядь/чадо» (в смысле, что и те, и другие были изрядно усечены в правах). Обращение к читателям: К сожалению, данная глава – незаконченная – последняя в этом фанфике и вообще в фендоме «Хеталия» (для меня, во всяком случае). Я чувствую, что у меня не хватает таланта (когда что-то начинаешь несколько раз и это заканчивается фиаско – это что-то да значит), чтобы реализовать мои замыслы, а потому не буду больше мучить ни себя, ни читателей. У ИНОФАНФИК еще осталось желание продолжать эту работу – поэтому, возможно, какое-то продолжение и появится, поэтому пока в статус замороженного его пока не перевожу. Спасибо всем за поддержку! Извините, что так вас подвела!
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.