Отражение

Аудиозапись: Chris de Burg – I can't live, if living is without you

      Дух повертел в руке кусок зеркала и небрежно выбросил его. Истеричка! Ну и пусть катится в свой лабиринт, пялиться на людишек дальше. Она ему не нужна! Никто никогда не говорил ему, что делать. И ему не нужны всякие нытики, которых надо нянчить, развлекать. И он вернулся к своей работе. С каждой минутой, часом, ночью в мире появлялось еще больше детей, перестававших видеть хорошие сны. Они боялись засыпать, боялись спать, боялись, когда ночь сменяла день. И родительские обещания, что все будет в порядке, больше не действовали. Но зато бездействовать не собирались Хранители. Но и Кромешник не был беспечен. У него созрел план. Нужно сделать так, чтобы дети перестали верить в Хранителей. Тогда никто, даже Луноликий, ничего не сможет сделать. Только лишь одно отравляло приближающийся триумф. Иногда, находясь в своём логове, Кромешник забывался и начинал думать вслух. Он рассказывал о своих удачах, о мечтах о светлом... точнее, мрачном будущем для всего мира. А потом оглядывался к стене и спрашивал: -Правда, это круто, дорогая?! Но стена была пуста... только одинокая рама напоминала, что когда-то тут висело зеркало. Даже осколков не осталось. Кромешник их все выкинул в порыве злобы. Ах, да... она же ушла. Туда ей, конечно, и дорога. Сама виновата же. Придумала себе всякое. Сама придумала, сама обиделась. Самостоятельная, тоже мне! И все же тяжело было возвращаться домой, в столь непривычную уже тишину. И, как ни пытался он прогнать эти мысли, он так и не смог обо всём забыть.       Назревала, тем временем, война между ним и Хранителями, и он был готов к этой битве. Его армия кошмаров верным легионом ждала нужного момента. Да, он был готов и знал, что победит. Но... ему не с кем будет разделить этот триумф. Впервые в жизни его это волновало. Иногда терпение у него кончалось, и он начинал разговаривать с пустой рамой. - Да, допустим, я слишком увлёкся. Но, в конце концов, я же не для себя одного старался! Ладно... для себя.. но... проклятье! Да, я пару раз.. несколько раз не сходил с тобой попугать людей. Но... это же не значит, что я бы вообще никогда не пошёл. Я просто... был занят. Да и тебе нравились мои кошмары... Но рама молчала и Кромешник злился. - Ты думаешь, что такая необыкновенная, да? Можешь вертеть самим страхом, как тебе вздумается? Так вот нет, девочка! Ты увидишь! Я не буду одинок! После своей первой победы, когда он решил, что, выиграв несколько битв, он выиграет всю войну, когда он поймал всех зубных фей, когда уничтожил Песочника, когда сломал посох Ледяного Джека, он решил, что надо дать ей возможность вернуться. Окрыленный своими победами, он принес в дом новое зеркало. Потом оно показалось ему слишком маленьким, и он принес еще одно. Да только в разгар воспоминаний на него снова нахлынула ярость, и он разбил оба. Но, остыв немного, решил оставить осколки на полу. А самые большие – на стене. Решив, что сделано все, что в его силах, он все больше недоумевал: почему она не возвращается просить у него прощения, не бросается на шею своему герою. Предполагаемый союзник не принял его предложения, пришлось его повергнуть. Как этот мальчишка смел отвергнуть союз, который ему предложил повелитель ужасов?! Идиот! Они все идиоты! Ничего не понимают! И она тоже!       Торжество над врагом и злость немного облегчали то, что начинало терзать его. Тоска... одиночество. Он всегда был один... но только теперь это не было приятно. Это мучило его. Он приносил новые и новые зеркала. Скоро заброшенный дом превратился в дом осколков. Они смотрели со всех стен. Но в них была только старая, пыльная комната и осколки прочих зеркал. Кромешник не видел себя... и не видел её. Иногда ему начинало казаться, что его нет. И ничего нет. Он даже забывал, кого он ждёт. Но само ожидание не покидало, он заглядывал в каждый осколок и высматривал там хоть какое-то движение. Но не видел ничего. Тогда он бросал зеркала со злостью. И дом наполнялся воем. Кромешник ревел, как дикий зверь, не в силах ничего сделать со своим отчаянием. Закрывая лицо руками, он силился вспомнить её прикосновения, но не мог. Он помнил только эмоции, испытанные от них. И лишь осознавал, как ему этого не хватает. И такого громкого её смеха, и того, как победоносно она кричала его имя, пока он кружил её на руках. Казалось, что только её веры, такой сильной, непоколебимой и чистой хватит для того, чтобы существовать самому. Он смотрел не только в свои зеркала. Насылая кошмары, он сначала невольно, а потом специально подходил к зеркалам в других домах. И даже касался их рукой. Потом он вспомнил, как она умеет слышать все зеркала и стал все чаще разговаривать дома сам с собой, не зная точно, но надеясь, что она услышит его. - Да, я был неправ! Я не сдержал слово! Я виноват! Но ведь я не врал... Ты — моя королева. Пойми это. Без тебя меня словно нет. И дело не в отражении! Мне.. мне плохо без тебя... Но зеркала и осколки молчали. В этом доме тишина просто давила, создавала иллюзию, что другого мира просто нет, и никого нет. Кроме него. Потому что ему отвечало только его эхо. Кромешник вспоминал её слова, её вопросы, шутливые и детские, но которые оказались суровой правдой. - А мне не станет с тобой скучно?... - Больше всего я боюсь скуки… - Я обожаю мужчин, которые выполняют свое обещание и держат слово. - Я пообещала им, что я приду. Хочешь, я и тебе это пообещаю? Воспоминания били, как плеть. Кромешник опустился на пыльный пол и прошептал: -Ты не вернёшься. Я знаю. Вся его победа, его власть... Чего это стоит, если нет её? - Я тебя не заслужил.. прости... И он покинул свой дом, намереваясь никогда более не возвращаться сюда. Его ждала финальная битва. Он попытается жить как прежде, хотя это и невозможно. Перед своим врагом он не дрогнул и ничем не показывал своего одиночества. С улыбкой он топтал последние огоньки на волшебном шаре, пока не нашел один, который не хотел гаснуть. Дети, всего горстка детей — отказались бояться. А потом все стало нарастать, как снежный ком. Ожил Песочник. Удары Кромешника отражались один за другим. И он крикнул им, что всё равно никуда не исчезнет, дети всё равно будут бояться его. А враги его ответили, что всегда будут начеку и будут всегда защищать детей всего мира. И Бугимен понял – он проиграл. И страх заполнил его сердце. Впервые в жизни. Черные лошади, его собственные создания, почуяв это, стали наступать. В его голове пропали все счастливые мысли, воспоминания. Он слышал только, как разбиваются зеркала, как она кричит, как плачет, как ржут дикие кошмары, готовые напасть. Всё, чего он добился таким трудом, исчезло в один миг. Из духа он превратился в призрак самого себя. Его собственная природа, страх, обернулся против него. Впервые в жизни он испытал то, чем питался, от чего был рождён, что олицетворял. И его скинули на самое дно. В его лабиринт. И он не мог выбраться, скованный страхом, без сил. Он был один. И его самого уже почти не было... Он сжался на каменном дне лабиринта, под тёмным покровом кошмаров, которые из лошадей превратились в наполняющую всё черноту. Страх останется навсегда, пока есть хоть что-то живое. А он исчезнет.       Нет, ещё не сейчас... Ещё осталось немного сил. Если смерть неизбежна, то пусть она встретит его в другом месте. В том. Где для него началась настоящая жизнь. И он поднялся и побрёл по лабиринту наверх. В свой старый дом, куда ещё совсем недавно не желал возвращаться. Он выбрался из-под пыльной кровати, но так и остался на полу. Здесь он впервые увидел её, смешную, шумную, живую. Здесь они были вдвоём, вдали от всех. И здесь он всё разрушил, прогнав единственную, кто верила в него на самом деле. Это хорошее место, чтобы умереть. Что-то укололо его через плащ. Он сунул руку в карман и достал осколок зеркала. Тот самый, что он подобрал, когда глупый человек разбил его зеркало у лагеря. Слабая улыбка появилась на лице Кромешника. - Любимая, прости меня и…прощай. Он поцеловал осколок и прижал его к груди, закрывая глаза. Робкое прикосновение холодной девичьей руки заставило его тяжело вздохнуть, как раненого зверя. Прозвучал тихий голос, от звука которого воспоминания накрыли его, как большая волна, перехватив дыхание, а сердце болезненно сжалось. - Я прощаю тебя. Она вернулась.