Семейное счастье.

Мамася давно уже привыкла, что Долбушин всегда заявляется без приглашения, иногда даже не оповестив о своем визите. Но то, что на этот раз Альберт Федорович был с Риной, ее немного удивило. Хотя, этого никто и не заметил, так сильно она была увлечена правкой очередной рукописи. Все Мамасино удивление выражалось быстрой мыслью "Беда никогда не приходит одна" Рина, помыв руки, сразу же подсела рядом, а Долбушин, немного постояв в дверном проеме, почти доставая головой до косяка, спросил: - А Эля где? Мамася, видимо снова ушедшая в рукописный мир, сначал несколько секунд повертела головой, пытаясь найти источник звука. - А, так в комнате! - наконец ответила она, найдя этот самый источник в дверном проеме. Долбушин кивнул, и ушел с кухни. Эля сидела на полу, в самой середине комнаты, с книжкой в руках. Когда Долбушин вошел, она подняла на него свои большие глаза, любознательно глянула на главу второго форта, и снова уткнулась в книжку. Страницы она разглядывала слишком уж внимательно, и присмотревшись, Долбушин понял, что Эля читает! - Ох ты, как прогресс-то идет! - одобрил Альберт Федорович, и опустился на пол рядом с Элей - А вслух можешь? - Иногда, - изрекла девочка, немного подумав - Зачем Колобок ушел от деды с бабой? " Любитель зонтиков" помолчал. В будничной суете не всегда успеваешь проанализировать поступок куска хлеба. - Знаешь, дети, - а ведь для деда с бабой Колобок был, как ребенок, - часто причиняют боль своим родителям просто так. - Просто так? - удивленно повторила Эля, - А очень больную боль? Больнее этого? С этими словами она ущипнула Долбушина за запястье. Долбущин поморщился и отдернул руку. - Да, гораздо больнее, - заверил он Элю, - Помнишь, мы с тобой забыли в машине у дяди Андрея твою куклу? Что ты тогда чувствовала? Эля задумалась, и вскоре ей на глаза навернулись слезы. С куклой она была знакома всего несколько часов, но привязалась к ней, и ее потеря казалась Эле потерей всей жизни. - Вот видишь, - продолжил Долбушин, - А теперь представь, что ты с этой куклой очень давно. Многое сделала для нее. А она не просто теряется, она сама уходит, при этом наговаривает тебе гадких слов? Эля какое-то время молчала, а после громко заплакала. Долбушин растерялся, первой мыслью у него было просто прижать подушку к лицу Эли, пока та не замолчит. - Ну-ну, чего ты так? - спохватившись, принялся успокаивать он ее, - Это же просто пример! Ну, не плачь ты! Так, Эля, я запрещаю тебе плакать! Ну не так громко, пожалуйста! Глава второго форта слишком близко сидел, поэтому эти всхлипы били ему по ушам, а уйти не позволяла совесть. На шум пришла Мамася, как всегда спокойная и рассеяна. - Ну, Альберт Федорович, - укоризненно произнесла она, оглядывая виновников шума, - ну всего пять минут в комнате находитесь! Долбушин что-то бубнил в свое оправдание, но Мамася решительно отодвинула его от Эли, сама села рядом с девчушкой. - Будешь плакать, запрещу тебе разукрашивать диплом Артурыча! - сразу применила проверенные способы Мамася, и тут же наступила тишина. Долбушин усмехнулся. - Разукрашивать диплом Артурыча? Но... Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало... Он вспомнил, как Аня разбила не одну его машину, как выбрасывала вещи из окна, как разбивала стекла. И все это глава второго форта прощал ей. - Так зачем он ему? - прервала его воспоминания Мамася, - выучился на филолога, а теперь разъезжает по городам, скупает там оптом косметические средства, и перепродает здесь, в Москве! Да он этот диплом последний раз открывал в тот день, когда ему его выдали! Долбушин снова усмехнулся, соглашаясь с логикой мудрой, видимо, женщины. - А сейчас он тоже по городам? - задал Альберт Федорович вопрос, ответ на который был очевиден, - Трудно, наверное, без мужика тебе! - Без мужика мне тише, - поправила Мамася со знанием дела, - и еды больше. Нет-нет, я не виню Артура, что он много ест! И что шумит! Просто... Ай, ладно! Мамася махнула рукой, и вышла из комнаты, напомнив Эле, что пора уже мыться и в кровать.