Беспелспективняк

Гудки. Я никак не могу дозвониться до Антона, чтобы поблагодарить его за все, что он сделал. И я понимаю его чувства — все-таки я не слепой, как могло бы показаться. И я видел, как он относится ко мне. Надеюсь, он все-таки согласится со мной поговорить — ведь, что удивительно, я даже не знаю, где он живет. — Pronto*! — Антон! Наконец-то я до тебя дозвонился, — я с нескрываемым облегчением слышу в трубке знакомый голос. — Денис, — мне кажется, я даже на таком большом расстоянии между нами чувствую, как он улыбается. — Извини, просто у меня слишком много работы навалилось. Не было возможности ответить. — Ничего! Я хотел сказать тебе «спасибо» за то, что ты сделал для меня. Для нас с Алтулом, — я некоторое время молчу в трубку, слушая его дыхание, после чего все-таки продолжаю. — Это очень важно для меня. Мне очень сложно выразить свои чувства. И постараться не сделать больно моему другу, которого я так давно знаю. Хотя… мне кажется, что больнее мне уже сделать ему не получится. — Я рад, что все получилось именно так, — раздается в трубке после продолжительной тишины. — Ты же понимаешь, если бы я это не сделал… я был бы последним мудаком. Особенно в твоих глазах. — Антон, что за чепуху ты мелешь! Конечно, нет! — и кого я пытаюсь сейчас убедить? Он же все и сам прекрасно понимает, а я лишь чувствую себя лицемером. — И… плости меня. Я не хотел делать тебе больно. Я должен был извиниться перед ним. Хотя вряд ли здесь помогут мои глупые извинения. — Все в порядке, Денис. Не стоит переживать. Главное… что ты больше не грустишь. — Может, встлетимся и выпьем по чашечке кофе? Возможно, это и глупость, однако я очень хочу посмотреть ему в глаза. И поблагодарить лично за все, что он для меня сделал. Несмотря на то, что я все это время причинял ему неудобства. Если это можно так назвать. — Извини, Денис. Вряд ли получится. Я сейчас в самолете, улетаю в командировку. Руководству в Италии потребовалась помощь, а я единственный знаю итальянский в совершенстве, — голос Кузнечика звучит задумчиво и спокойно, а я думаю о том, что это, наверное, к лучшему. — Тогда, может, пелесечемся, когда ты велнешься? А следующие его слова заставляют меня изумиться: — Я не знаю, когда вернусь, Денис. Через год, два. Я застряну там надолго — целое непаханое поле дел. Некоторое время я молчу, пытаясь переварить информацию, после чего рассеянно киваю, забыв о том, что мой собеседник не может меня видеть. — Я понял. Это ведь не из-за того, что… — Нет, Денис. Не переживай. Все в порядке, — слышится шорох, он прикрывает ладонью микрофон и говорит что-то по-итальянски, быстро и звонко. А я вслушиваюсь в его голос и в голос человека, который ему отвечает, однако я все равно не понимаю ни слова. — Извини, мы скоро взлетаем. Я рад, что у тебя все хорошо. — Кузнечик… — Пока, Денис. И… береги себя. Я задумчиво вслушиваюсь в тишину — он просто повесил трубку.

***

В кабинете царит утренний полумрак, а работы непочатый край. Кажется, мне придется задержаться сегодня. Я щелкаю переключателем и замираю, глядя перед собой. На столе стоит ваза, в которой разместился шикарный букет белых роз, перевязанный темно-синей лентой. Я подхожу ближе и провожу кончиками пальцев по бархатным лепесткам, задумчиво рассматривая этот подарок. Очередной подарок от неизвестного дарителя. Рядом с вазой стоит небольшая коробочка, перевязанная белой лентой, явно очень дорогая, как и то, что находится внутри. Очень медленно, я сначала провожу по ней рукой, а потом распускаю ленту, которая бесшумной змейкой падает рядом на стол. Мои пальцы подрагивают, когда я открываю ее. Внутри пусто. Только я сразу понимаю по бархатной подложке, что в этой коробочке должны были находиться часы. Вероятно, такие же дорогие, как и она сама. А вместо них лежит записка, вызывающая у меня теплую улыбку: «Не наблюдай часов. Если же что-то пойдет не так… ты знаешь, у кого их найти».