Маламут

Антон ворочался в кровати и все никак не мог уснуть, мучимый невнятным беспокойством. Странное поведение Насти, имеющие привычку вовремя появляться Хоро и Маламут, нападение Антуана и некий директор цирка, который знает пугающе много и желает заполучить один очень ценный нож – все они давали повод для размышлений, а некоторые еще и для опасений за собственную жизнь, но кошки на сердце у него скреблись по какой-то совершенно иной причине. Ему казалось, что он что-то упустил из виду, о чем-то позабыл, очень и очень важном. – Проблемы Насти определенно связаны с деятельностью этого самого директора цирка, – произнес Антон, глядя в потолок и выводя пальцем в воздухе невидимую вязь. – Судя по тому, что он знал, когда мы покинем тот дом, и по тому, как Антуан косплеил героев китайских боевиков, удирая от Мала.. гм, маламута, эти люди обладают сверхъестественными способностями, а значит, вполне могли воздействовать на разум отца Насти и внушить ей страх перед какими-то там «тенями». Еще они хотят, чтобы я посетил их представление завтра. То есть, уже сегодня. Идти или не идти, как думаешь? – спросил Антон у темноты, но ответа не дождался. – Сколько бы я не говорил сам с собой, никакие голоса мне не отвечают. Грустно, – настроение вести диалог с невидимым собеседником у Антона внезапно пропало. А через пару минут дверь в его спальню тихо скрипнула, отворяясь, и кто-то очень легкий пересек быстрым шагом комнату, останавливаясь возле кровати. – Настя? – хрупкий девичий силуэт едва угадывался в темноте, но Антон прекрасно слышал ее учащенное дыхание. Попытался встать, но она не позволила, усаживаясь на него сверху и прикасаясь пальцем к его губам. «Не нужно ничего говорить,» – это было ясно и без слов. Упоительная сладость поцелуев, жар дыхания, запредельный восторг прикосновений к обнаженной коже, страстность объятий, которые уже не дано разорвать... А еще бесконечная нежность и всепожирающее пламя – как дети странной любви, нечаянной, негаданной, неожиданной и определенно непродолжительной. Эти двое словно знали, что их счастье не сможет продлиться долго. Знали, и все равно не могли остановиться, стараясь запомнить каждый миг, проведенный ими только вдвоем. Да, и еще одно. Кроме нечаянности и неожиданности, их любви, похоже, было свойственно еще и отсутствие удачи. А как еще объяснить пронзительный детский крик, раздавшийся в соседней комнате – в тот самый момент, когда от предварительных ласк они собирались переходить к делу? – Кристина! – вскрикнула Настя, вырываясь из объятий Антона. Тот час же броситься к сестре ей помешало только полное отсутствие одежды, которую еще нужно было найти в темноте на полу. Но с этой задачей она справилась раньше, чем парень успел включить в спальне свет. Дверь хлопнула – девушка выбежала из комнаты. И теперь, чтобы последовать за ней, одеться нужно было уже Антону.

***

К плачущей от страха Кристине парень пришел последним. Маламут и Хоро уже были на месте, внимательно осматривая комнату на предмет чего-либо подозрительного. Они, кстати, по поводу одежды не сильно переживали: Маламут щеголял в семейных трусах, Хоро расхаживала в небрежно наброшенном тонком халате. И они были очень злы, только раздражение их было направлено не на разбудившую всех (ну или почти всех) девочку, а на то, чего в комнате не было, но чей запах отчетливо ощущался – только ими, конечно же. Антону было безразлично странное поведение соседей по квартире, его больше беспокоили Кристина и крепко сжимающая ее в объятьях Настя. Девушка что-то тихо шептала и нежно гладила сестру по голове. – Ей приснился страшный сон, – сказала Настя, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. – Извините. – Нечего извиняться, – ответила Хоро. – Наверное, увидела что-то мерзкое, зубастое и с щупальцами, пока сестра... Ты где была, кстати? Я сюда первой пришла. На лице Насти не дрогнул ни единый мускул. – Пить захотелось. – А-а... А почему на тебе футболка Антона? – На мне моя футболка! – ответила девушка, но глаза все же опустила, чтобы перепроверить. Антон сделал тоже самое. Маламут фыркнул в кулак, Хоро закатила глаза. – У нас хороший слух, если что. В воздухе повисла неловкая пауза. Антон сдался первым. – Ну... мы это... взрослые люди и... Давайте об этом утром поговорим, хорошо?

***

Утром никто так и не поднял тему футболки. О ночном происшествии вообще не было сказано ни слова, все старательно делали вид, что ничего не произошло. И все эти усилия себя оправдали – завтрак прошел в спокойной и безмятежной обстановке, никто никуда не торопился и не поднимал темы, проблемы которых перед ними обязательно встанут в течение этого дня. Они случатся позже, и когда это произойдет, будут решаться в обязательном порядке. А сейчас для обитателей квартиры, временных и очень временных, существовали только блинчики Хоро. – Ну, мы пойдем, – сказал Антон, отодвигаясь, а вернее, отваливаясь от стола. – Кто и куда? – с прокурорским прищуром спросила Таня. – Я и Настя. К ней домой. – А Кристину на меня оставляете? Ответом ей было смущенное молчание. – Ну и хорошо. Мы с ней сегодня пойдем мороженное есть. – А мы – это кто? – сей животрепещущий вопрос задан был Маламутом. – Я и Кристина, разумеется. Большой ты уже, чтобы мороженное есть. – Да мы с тобой ровесники, не забыла? – возмутился тот наглостью супруги. – Но-но, ты мне тут не смей интимные подробности раскрывать! Мне с моей принадлежностью к слабому полу есть мороженное позволительно. – А кто мне давече говорил, что слабый пол – это гнилые доски? – Я Фаину Раневскую цитировала, это не считается. – Но ведь ты с ней согласилась! – Ну и что? Мне же тогда на мороженное идти не надо было. – Приспособленка! – Я не поняла... Тебе жить надоело или как? Когда яростная перепалка приблизилась к очевидному финалу, Антон и Настя тихо вышли из квартиры, девушка только чмокнула сестру в щеку и пообещала скоро вернуться. Кристина рассеяно кивнула – ее внимание было приковано к бесплатному и такому забавному представлению. Телевизор на этой кухне по утрам не был нужен в принципе. – Нож взял? – спросила девушка, когда они вышли из подъезда. Антон похлопал себя по внутреннему карману легкой куртки. – Хорошо. Идем, нужно снять ту гадость с моего отца.