Серо-голубые мечты

Скуало сидел перед монитором ноутбука, глядя прямо на развалившегося в кресле Занзаса. — …Так что мелкая уже худо-бедно сражается. Постоять за себя может до того момента, пока мы не придём на помощь. На экране молодой мужчина с испещрённым шрамами лицом хмыкнул, устало прикрывая глаза. Занзас был доволен. Пусть в последнее время приходилось решать проблемы, которых прибавил Оттабио, бывший капитан Варии, в отсутствие босса, который в тот момент находился в «Колыбели». Вырвавшись из ледяной тюрьмы, Занзас покарал засранца, посягнувшего на сто пятьдесят человек из Вонголы и союзных семей, у которых был сбор на личном острове. Заложники были им освобождены, а покусившийся на него предатель уничтожен. Так что теперь Занзас почти разгрёб дела, и, значит, мог вплотную заняться девчонкой, на которую у него были планы. — Босс, ты уверен, что не проще забрать Саваду к нам и там защищать, раз ты так о ней печёшься? — спросил тем временем Скуало, с усмешкой глядя на своего начальника. — Мусор, не лезь не в своё дело, — последовало в ответ, и Занзас отключил связь. Почти рядом послышался смех. Скуало покосился на Бельфегора, белоснежная улыбка которого прямо-таки лучилась светом. — Капитан, босс что, настолько зациклился на этой девке? — поинтересовался Бельфегор. «Твою мать, наш босс стал тряпкой! — вздохнул про себя Скуало. — Дожили!» Он никак не собирался комментировать то, что их босс, который мог запросто разделаться с противником, запал на сопливую, хоть и хорошую, девчонку, ведя на данный момент себя как влюблённый дурак. Скуало было горько оттого, что уважаемый им человек, казалось, отморозил себе за восемь лет пребывания в «Колыбели» последние мозги.

***

К тому моменту, когда Цуна прибежала в парк, Хаято успокоился, вновь став тем крутым парнем, которым привык быть. Слёзы больше не пленили его глаза, но лёгкая краснота вокруг век, освещаемая тусклым светом уличного фонаря, открывала правду о недавнем срыве. — Что, успокоился уже? — вздохнула Цуна, присаживаясь рядом с Хаято. — Ну, вот, а я притащила целую коробку сухих салфеток… Вот незадача… Хаято скептическим взглядом оценил картонную коробку с сухими салфетками, сбоку которой были нарисованы симпатичные фиалки. Он диву давался японцам, так любившим эти сухие салфетки-платки, которые продавались в неприлично больших упаковках. Ужасное расточительство. Подняв глаза, Хаято встретился с суровым взглядом Цуны, и тут же понял, что его так смущало всё это время в ней: такое выражение лица бывает у повидавших многое людей, да и то, чаще у взрослых, стремящихся донести до других какие-то знания. В совокупности с мягкими каштановыми волосами, чьи непослушные кудрявые завитки доходили до плеча, всё это делало её несколько детские черты лица необычными. Его вообще удивляло, как эта посредственность, которая не могла похвастаться красивой внешностью, так влекла к себе. — Что в тебе такого необычного? Цуна опешила, не понимая, о чём её спрашивают. Вопрос, вернее, сама его формулировка, не была ей ясна. — А во мне есть что-то необычное? — не поняла Цуна, вопросительно склонив голову. Хаято усмехнулся. — Значит, ты ещё не поняла. — Он неожиданно протянул руку и взял её за подбородок, внимательно изучая, вглядываясь в лицо. — Так вы разнояйцовые близнецы с этим поганцем? Цуна просто кивнула. Зачем было отрицать очевидное? Они были двойней с Акихито, но поразительно похожей двойней. Лица и телосложение у брата с сестрой были одинаково хрупкими и щуплыми. Акихито, хоть так и было неверно говорить, часто подтрунивал над ней в детстве, изображая из себя Цуну, что доставляло ей кучу проблем. В своё время они были слишком похожи даже лицами. — Ты сказала всё ранее только потому, что тебе было меня жаль? — Это плохо? — Цуна странно посмотрела на Хаято. — Ты думаешь, что жалость и сочувствие — удел слабых и немощных? Хаято не нашёлся, что ответить, и лишь нахмурил лоб. Он ожидал того, что Цуна сейчас начнёт его разубеждать. Скажет, что это не так, будет упёрто твердить о том, о сём. Её прямолинейность поразила. — Я жалкая, — вздохнула Цуна, кладя на колени коробку с салфетками. — Брат ненавидел меня, а когда всё разрешилось, я просто приняла его, хотя и не во всём. В слабости и гибкости тоже есть свои плюсы, Хаято-кун. В этом моя сила. И такие люди должны помогать таким же, как они сами. Хаято с интересом ещё раз окинул взором свою собеседницу: кареглазая девчонка с явно вьющимися каштановыми волосами, которые она почему-то выпрямляет, одевается по мешковатой японской моде: бежевая кофта-распашонка, бирюзовые лосины с какими-то странными разводами и бежевые ботинки. Слабачка, но она явно пережила многое в своей жизни. Что-то необъяснимое тянуло к ней, и он собирался в ближайшее время выяснить это. — Тебе нужен хранитель Урагана? — спросил Хаято, чувствуя, что перестал быть таким уж одиноким. Может, его место наконец-то нашлось? — Да, но ты бы мне был нужен даже несмотря на то, что пламя совпадало с кем-то из моих друзей, — улыбнулась Цуна. — Отлично, тогда я остаюсь в Намимори. — Встав со скамейки, Хаято просто ушёл, на прощание помахав рукой, но при этом не оборачиваясь. Оставшись одна на скамейке, Цуна откинулась на спинку. Это была странная встреча и странный разговор. Да и сами они с этим любителем мотоциклов были странными. Но она не сомневалась в том, что, может, они сойдутся характерами и мыслями. Посидев немного, Цуна поднялась с насиженного места и, подхватив коробку, зашагала в сторону дома. Открыв ключом дверь, она вошла в прихожую. Стянув с ног бежевые ботинки не развязывая шнурков, Цуна только было направилась к лестнице, намереваясь вернуться в свою комнату отсыпаться, но её остановила Нана, смотрящая в этот момент на кухне телевизор. — Цу-чан, тебе пришла срочная посылка из Италии, — произнесла Нана, выходя из кухни с достаточно большой и с виду увесистой коробкой. — Да? А от кого? — спросила Цуна у матери, принимая в руки посылку. Но на бланке, наклеенном на коробке посылки, не было обратного адреса. Лишь куча марок, говорящих о том, что она действительно прибыла из Италии. Сначала Цуна хотела открыть посылку прямо на месте, но что-то её остановило. Поняв, что это гипер-интуиция, она поспешно поблагодарила Нану и побежала к себе наверх, прижимая к груди уже две коробки. Закрыв за собой дверь на ключ, Цуна бросила в угол упаковку с салфетками и сосредоточила внимание на посылке. Опустившись на колени, она содрала обёртку, а затем открыла коробку. В ней Цуна к своему удивлению обнаружила ещё одну пластиковую коробку и сложенный вдвое листок. Взяв бумажку, она развернула её и пробежалась по ней глазами. Её удивлению не было предела. Она знала отправителя. Написанный красивым почерком текст на английском гласил: «Привет, Каге, это Интел. Я больше не могу молчать, так что отправляю тебе часть жуткой правды. Взгляни в лицо истинному ужасу, прими его. Будь сильной, это только начало. Вот его методы! Прости за весь балаган, но я скоро приеду и все тебе расскажу. Крепись. Умоляю. Постскриптум: НЕ Аркобалено Грозы Верде». Интел — так звали её подругу из Интернета, с которой Цуна была уже много лет знакома. Такая же преступница, как и она сама, гуляющая по просторам Сети. Цуна не знала, кем в реальности та является. Они общались с искажёнными голосами, каждая скрывая свой без возможности определить его какой-либо программой. Именно Интел научила её ломать сайты, сервера и адреса, разбираться в сетевых протоколах. Они работали вместе, заручаясь помощью других спецов из той же сферы, что и сами. И эта Интел говорит, что приедет… И тут Цуну осенило. Она поразилась тому, что до сих пор не узнала манеру речи и построения фраз у таинственного советчика и подруги, которую никогда не видела, как бы ни хотелось. Поняв, что раз Интел вышла из тени, то это было нечто очень срочное и очень страшное. Цуна каждой клеточкой своего тела ощущала, что в коробке лежит что-то жуткое. Иначе бы Интел не стала советовать ей крепиться. «Ладно, посмотрим, что мне прислала Интел…» — подумала Цуна, решительно открывая коробку. Увидев содержимое, она обомлела. Воздух словно сотрясся. Ужас сковал её душу, а страх принял в свои холодные объятия её, решившую узнать часть правды. Цуну трясло от увиденного. Ей хотелось убежать, скрыться, упав матери в объятия, но тело предательски не слушалось. Она просто не могла вскочить и рвануть прочь. — Папа… Дрожащей рукой, глотая слезы от ужаса, Цуна, еле-еле сдерживая себя, потянулась к содержимому коробки, лежавшему на дне. Достав из неё отрубленную кисть, почему-то не подвергшуюся разложению, она со страхом дотронулась до обручального кольца, надетого на безымянный палец левой руки. Едва открыв коробку, Цуна сразу поняла, что перед ней рука её отца. Кольцо было уникальным, парным, и такое же носила её мама, не снимая даже ночью. Цуна уловила то, что имела в виду Интел. Отрезанная рука означала то, что человек запустил руку в кассу. Старый мафиозный приём. Кисть оставлялась в качестве послания. Её отец влез во что-то и поплатился за это. По всем признакам было ясно, что отрубали её посмертно, прежде чем сотворить что-то, блокируя разложение. И Интел была с этим как-то связана. Вопль горечи разорвал пространство. Цуна не могла остановить слёз. Прижав к себе отрубленную кисть, она упала на колени, и прежде чем истерика успела накрыть её, потеряла сознание.