Элегантный молескин в пятнах чая

В полной тишине они учились понимать друг друга. Взгляд, движение, жест или просто сильная эмоция - изучение мира этих маленьких знаков поглотило Франкенштейна с головой, заменив ему книги и лабораторные опыты. Теперь, если он был уверен в своём понимании желаний Мастера - а это касалось дел обыденных, вроде чаепития - он мог даже не задавать вопрос. Единственное, что заставляло его действовать иначе - осознание того, что Мастер вовсе не против слышать его голос. Наверное, не самый худший голос в мире Благородных, или, может, любой голос кажется приятным в пустоте и молчании. В день без имени, недели и месяца Франкенштейн вкатил в комнату столик с чайным сервизом и, пробормотав что-то обычное, начал готовить чай. Он уже взялся за заварник и перевёл взгляд на Мастера, ожидая следующих пожеланий, когда от неловкого движения головы чёлка скользнула ему в глаз и рука дрогнула. Вместо чашки кипяток пролился на руку и манжету - закусив губу, дворецкий торопливо поставил чайник обратно, бросил на лужу салфетку и только потом, убрав с лица волосы, осмотрел ожог. За всё это время он не проронил ни звука, но Рейзел слегка повернул голову, искоса наблюдая за его действиями. Тем же вечером, выделив меж домашних забот немного времени, Франкенштейн нагрел воды, отыскал и заточил ножницы, перенёс к себе зеркало и скинул сюртук. Обычно он пользовался услугами брадобреев во внешнем мире, но теперь ему придётся заботиться о себе самому. Намочив волосы, он сел перед зеркалом и уставился на своё отражение, гадая, с чего начать. Меньше всего на свете ему хотелось выстричь из себя чудовище, которое Мастер будет вынужден лицезреть каждый день, но и ходить с отросшими волосами, раз за разом повторяя сегодняшнюю оплошность - плохой вариант. Перебирая в уме различные способы решения проблемы, Франкенштейн не заметил, как дверь бесшумно отворилась и в комнату из полумрака скользнул Рейзел. Благородный спокойно окинул взглядом таз с водой, разложенные рядом инструменты, полотенце, а потом посмотрел на слугу. Франкенштейн очнулся лишь когда услышал неторопливое щёлканье ножниц. Сдвинув зеркало, он увидел отражение Мастера и оторопел. Пальцы Рейзела, тонущие в белизне манжет, мелькнули у него перед носом и коснулись подбородка, вынуждая повернуть голову. Оказавшись лицом к лицу с Ноблесс, слуга непонимающе уставился на него, но выразил готовность исполнить любое желание. Гребень погрузился во влажные золотистые волосы. Тщательно расчесав пряди, Рейзел аккуратно и последовательно обрезал их наискось по прежней линии. - М-мастер, что вы делаете? Ноблесс ещё пару раз щёлкнул ножницами и заглянул человеку в глаза. Пальцы его пригладили подстриженную чёлку, смахнули с бровей обрезанные волоски и скользнули по щеке до подбородка. - Ах, благодарю, в-вам не стоило... - испуганно пролепетал Франкенштейн. Рейзел молча положил ножницы обратно на столик и вышел из комнаты. Только теперь слуга позволил себе повернуться к зеркалу - в груди у него всё сжалось от чувства нежности и благодарности. Стряхнув с себя мусор, он натянул сюртук и задумался над тем, что можно приготовить из имеющихся в особняке запасов. Не в его правилах было делать что-то без пожелания Мастера, но иногда этим правилом он пренебрегал. Франкенштейну казалось, что Ноблесс имеет смутное представление о многообразии блюд в этом мире, потому что каждый сюрприз вызывал у него только положительные эмоции. Утром в обычное время завтрака слуга плеснул себе в лицо воды, чтобы как-то стряхнуть след бессонной ночи, и направился в комнату Мастера. Когда Рейзел увидел многоярусное блюдо, похожее на пышный букет пионов благодаря обилию пирожных и крема, вся его аура затрепетала и даже на лице отразилось волнение. Не было нужды что-то говорить, спрашивать или извиняться, поэтому Франкенштейн, пряча улыбку, занялся приготовлением чая. Обернулся он слишком рано - по-крайней мере, зрелище это явно не предназначалось для чьих-либо глаз. Не теряя ни грамма элегантности, Рейзел протянул дрожащую руку, пальцем зачерпнул немного крема с крайнего пирожного и медленно, с достоинством отправил себе в рот. Взгляд его слегка затуманился, и, просидев без движения целую секунду, он посмотрел на многоярусное блюдо так, словно только сейчас осознал факт реальности этого пышного великолепия. Франкенштейн нарочито громко звякнул посудой и произнёс: - Мастер, ваш чай. Однако Ноблесс так и остался сидеть с приподнятой рукой - кажется, он прекрасно понимал, что слуга всё видел, но это не имело значения. Франкенштейн сообразил подать салфетку, и лишь после этого Рейзел потянулся к чашке. Чувство взаимной привязанности между ними усилилось. 6.07.14