Море в твоей крови

      — Джес! Джестани!       Кто-то звал его, голос был знакомый и вроде бы неприятный, но, главное, он не был зовом, и Джестани ухватился за него тоже, упрямо выныривая, выкарабкиваясь, добавляя к осязанию слух, а затем и зрение.       — Джестани!       Алиэр смотрел на него сверху и сбоку, его лицо плыло перед глазами, и выражения было не разобрать, но в голосе звенел испуг, и Джестани, как пьяный, протянул руку, ткнулся пальцами в плечо принца, белое посреди отступающего серого марева, сжал руку на тонкой ткани…       — Джестани! Да что здесь происходит, Тиаран?!       — О, боюсь, это моя невольная вина, — отозвался другой голос, мягкий, сочувствующий, обволакивающий…       — А-ли-эр… — выдохнул Джестани, впервые радуясь появлению рыжей заразы.       — У тебя кровь на руке, — отозвался принц, держа Джестани за плечи. — Тиаран, позовите целителей. И я хочу знать, что случилось.       Голос у него был скорее злой, чем испуганный, но дрожали в нем нотки страха, еще как дрожали, и Джестани различал их даже сквозь навалившееся оцепенение.       — Не надо… целителей… — попросил он, поднимая к глазам и вправду окровавленную ладонь. — Все хорошо… Просто укус…       Жи, тихонько попискивая, лез в руки, виновато тыкался носом, и Джестани вяло подумал, что надо бы убрать рыбеныша — нечего ему чуять запах крови, да еще той, которую он сам пустил. А потом вспомнил боль…       — Не трогай, — сказал, едва шевеля губами, хмурящемуся Алиэру. — Он не виноват…       Язык не слушался, в глазах все еще темнело, но уже было понятно, почему он так странно видит рыжего — принц склонился над Джестани, придерживая его за плечи. И было почти спокойно…       — Мне так жаль, — голос вползал в уши змеей, тек медом, плыл легкой струйкой дыма — нет, воды… — Это моя вина, тир-на Алиэр… Я не подумал, что господину избранному вспомнится зов. Мы разговаривали втроем: амо-на Герлас, каи-на Джестани и ваш покорный служитель. Когда амо-на Герлас покинул нас, господину избранному стало… нехорошо…       — И при чем тут зов? — хмуро поинтересовался Алиэр, подставляя Джестани плечо, на которое тот оперся, чтобы сесть.       — Наша память, мой принц, хранит гораздо больше, чем мы думаем, — сказал Тиаран с таким искренним сожалением, что Джестани едва не стошнило. — Память господина избранного скрыла от него зов, чтобы дать душе залечить раны, но мой вид, голос… Они послужили камнем, который упал в омут памяти и взбаламутил ее. Мне так жаль…       Он все говорил верно, Джестани понимал это. И, кажется, искренне переживал… Действительно, просто воспоминание о зове, едва не убившем Джестани. И жрец, пожалуй, не виноват, они ведь просто разговаривали…       Джестани снова глянул на ладонь, так и сочащуюся кровью. Он искал рукоять клинка и схватился за… Жи. Сделал больно, и рыбеныш тяпнул за руку. Память возвращалась медленно, Джестани вытаскивал ее осторожно и терпеливо. Боль… она дала ему несколько мгновений передышки, вернула в сознание. Если бы не эта боль…       Он вспомнил. Он уже дышал по чужой воле. И пальцем шевельнуть не мог. И думать. И если бы не Жи и так вовремя появившийся Алиэр…       Джестани глубоко вздохнул, сбрасывая остатки почти ощутимой сети. Поднял голову и посмотрел поверх плеча Алиэра в полные сочувствия глаза жреца. Улыбнулся.       — Ничего страшного, амо-на Тиаран. Вы правы, память хранит многое. Но это правильно, я думаю. Ваше высочество, мне уже… лучше…       — С вашего позволения, тир-на Алиэр, я вас оставлю. Господин избранный, мои самые искренние извинения.       — Не стоит, — откликнулся Джестани, глубоко дыша. — Благодарю вас, амо-на Тиаран.       — За что?       В голосе жреца слышался лишь легкий вежливый интерес, и Джестани усмехнулся:       — За встречу, знакомство и урок.       Он окончательно высвободился из объятий принца — к явному неудовольствию последнего — сел на плитку дворика, глядя вслед удаляющемуся хвосту жреца. Протянув руку, погладил Жи, трущегося носом о его колено.       — И почему у меня чувство, что я опять знаю меньше всех? — хмуро спросил Алиэр, расстилая рядом по плитам роскошный хвостовой плавник. — Джестани, что случилось?       — Ничего, — бесстрастно ответил Джестани. — Вы же слышали. Мне просто стало… нехорошо. Ничего удивительного, я и правда едва не умер от зова.       — Тиаран выполнял приказ отца, — помолчав, тихо сказал Алиэр. — Я даже не вправе винить его за это. Прости…       — Не просите прощения за то, в чем не виноваты, — посоветовал Джестани. — Зов — это уж точно не ваша вина.       — Значит, только зов, да? — прищурился Алиэр. — А этот паршивец тебя случайно укусил?       Паршивец крутился вокруг, работая хвостом, как мельница — крыльями. Джестани снова протянул руку, почесал немедленно ткнувшийся в нее нос. Наверное, надо было рассказать Алиэру. Но что? А если он ошибается и все действительно так, как говорит Тиаран? Память иногда играет жестокие шутки, особенно, если это память о боли и страхе.       — Я пришел в себя от укуса, — с неохотой выговорил он. — Если бы не Жи, все было бы… сквернее.       Гораздо сквернее, подсказывал гаденький тошнотворный страх, лишь теперь поднимающий внутри голову. Потому что нет ничего хуже, чем потерять себя.       — Тогда не буду отрывать ему хвост, — вымученно пошутил Алиэр, тоже почесывая малька, радостно извивающегося от такого двойного счастья. — Ты… точно в порядке? Я чувствовал…       — Что? — осторожно поинтересовался Джестани, незаметно убирая пальцы со спины Жи, чтобы не встретиться с пальцами Алиэра.       — Что тебе плохо, — просто ответил принц. — Так… не больно, а просто очень плохо… Может, все-таки позвать Невиса? И что ты там говорил Тиарану про урок?       Внимательный… Джестани снова подумал, не поделиться ли подозрениями. Ведь про урок он сказал единственно затем, чтобы увидеть, как отзовется жрец Троих. Никак не отозвался — просто вежливо поклонился и уплыл. А урок и вправду вышел хорошим, но за него стоит поблагодарить обоих, и жреца Троих, и служителя Глубинных. Да, он должен по-прежнему верить в Малкависа, но нельзя забывать, что это совсем чужая земля. То есть вода… Со своей силой, своими секретами и магией. А он, болван самоуверенный, расхвастался и получил по носу, как… рыбеныш. Без которого все и вправду могло бы обернуться куда хуже.       — Мы беседовали о богах, — бесстрастно отозвался Джестани, отталкиваясь от плиток и всплывая выше. — Это было очень интересно. Если позволите, я бы отвел Жи домой. Хватит с нас прогулок.       — Все время забываю, что ты жрец.       В дворцовом коридоре, благо тот был достаточно широк, Алиэр плыл рядом, время от времени поглядывая на Джестани задумчиво и как-то осторожно. Потом, наконец, решился:       — Злишься за вчерашнее?       Джестани пожал плечами.       — Нет, ваше высочество. А вы?       — Нет, — буркнул Алиэр и, немного помолчав, добавил:       — Немного злюсь. Вот знаю, что ты прав, а все равно… Ладно, забудь. Хочешь посмотреть город? Не сверху, а по-настоящему…       Лицо его застыло от внутреннего напряжения, и Джестани невольно оценил, каких усилий принцу стоило и признание, и предложение. Алиэр изо всех сил делал вид, что занят только Жи, который гонялся за его хвостом, и Джестани решился.       — Хочу, — признался он, подплывая к их покоям. — Только… без этого зверя, ладно?       — Само собой, — выдохнул принц, хватая не ожидающего такого коварства рыбеныша. — Подожди, я мигом!       Скрывшись за дверью с возмущенно вопящим Жи в охапке, он и вправду вернулся почти сразу. Перебросил на спину косу, наспех перехваченную золотым кольцом-заколкой, поправил простую темную тунику.       — Салту бы оставить, — протянул задумчиво. — Но как ты поплывешь тогда?       Про салту Джестани вскоре понял. Оказалось, в городе иреназе плавают без своих верховых зверей или оставляют их наверху, спускаясь к лавкам, открытым галереям и просто домам. Джестани во все глаза глядел на маленькие площади, окруженные жилищами иреназе — то, что это жилища, он понял только по круглым окнам, врезанным прямо в плоские или слегка выпуклые крыши. Окна были то ли стеклянные, то ли слюдяные, за многими светилась туарра…       — А во дворце стекол нет, — сказал он немного растерянно, приглядевшись к странным постройкам.       — Во дворце вода теплее, — объяснил Алиэр. — Он построен на горячих источниках. Часть воды идет по трубам, но часть проточная, так что через окна она меняется. А в городе нужно беречь тепло. На каждые несколько домов — труба с горячей водой, она и жилища греет, и еду. Ну что, в сады или на рынок? А хочешь — храмы посмотрим.       — Нет, — слишком быстро, пожалуй, сказал Джестани. — Храмы… не сегодня. Можно на рынок?       Алиэр кивнул, разворачивая салту. Джестани с опозданием и некоторым смущением вспомнил, что на рынке придется только глазеть — единственную монету он оставил на Арене, о чем, конечно, нисколько не жалел. Вдруг и правда тезка его рыбеныша окажет милость рыжему конюшонку?       Они уже спускались к огромной площади, исчерченной хорошо видимыми сверху рядами каменных столов. Скамей не было: зачем они там, где никто не сидит? Только столы да короба с товарами — тоже каменные.       Алиэр соскользнул с салту, обернулся к охранникам, бросив что-то вполголоса. Кари, кивнув, принял повод его зверя, потянулся за поводом салту Джестани и брата. Дару так же молча покинул седло.       — Идем, — нетерпеливо позвал Алиэр, подавая ему руку. — И смотри, не отказывайся от подарков — это не принято. Подарить что-то избранному перед свадьбой — к удаче…       А вот этого Джестани не ожидал. И знай о таком — носа бы не сунул на рынок. Он же не настоящий избранный! Нельзя так обманывать! Но было поздно. Алиэр потянул его за собой, опускаясь к рядам, и Джестани окунулся в круговерть блестящих хвостов, заплетенных и струящихся в воде волос, ярких туник и вездесущих водорослей, среди которых сновали мелкие рыбешки.       «Как мухи на базаре», — подумал он, отмахиваясь от рыбьей мелюзги. Рыбешки действительно вились над прилавками со всякой снедью, причем торговцы этому вовсе не препятствовали. Напротив, один из них, как заметил Джестани, размашистым жестом сгреб серебристую россыпь над столом соседа, перегнав на свой.       — Зачем ему эта мелочь? — не утерпел Джестани, украдкой кивая на прилавок, мимо которого они плыли.       — Это симсарель, — отозвался рыжий. — Она ест только самую свежую еду. Если над столом полно симсарели, значит, рыба поймана сегодня утром. О, а вот и курапаро…       Он протянул руку к очередному лотку, бесцеремонно прихватив с него плоскую толстую лепешку величиной с тарелку. Торговец — коротко стриженый пожилой иреназе — только разулыбался так, словно его осыпали золотом, кланяясь рыжему.       — А что, платить здесь не принято? — сдержанно поинтересовался Джестани.       — Да кто же у меня возьмет? — хмыкнул принц. — Думаешь, мне жалко? Подержи-ка.       Он сунул Джестани в руки сочную лепешку, истекающую зеленой слизью из надлома, повернулся к прилавку, выудил из кошелька на поясе монетку…       И Джестани сам смог убедиться, как акалантцы относятся к своему принцу. Торговец оскорбился! Он воздел руки к небесам, то есть туда, где они должны были находиться, совсем как купец на родном Джестани арубском базаре. Он призвал Троих в свидетели, что никогда ничем даже в мыслях не оскорбил благословенную богами королевскую семью, так за что же тир-на Алиэр так обижает его! И видят Трое, и даже глубинные увидели бы, но пусть лучше спят, что у него свежайший товар во всем городе, так что если благородный тир-на и его прекрасный избранный не отведают хоть чего-нибудь еще, ему только на скалы броситься от позора…       — Видишь? — мрачно спросил Алиэр, когда они отплыли от прилавка с полными руками всякой снеди. — И так всегда… Дару, забери. Нет, это оставь, пожалуй. Попробуй, Джес.       Он протянул тонкий длинный прутик с уже знакомыми прозрачными кусочками маару вперемешку с ломтиками синеватого мяса и такими же зелеными лепешками, только маленькими.       Джестани осторожно надкусил. Мякоть курапаро оказалась сочной, приятно-кисловатой и тугой, напоминая виноград…       — Вкусно, — сказал он, обдирая с прутика лепешечки. — Во дворце такого не подавали.       — Это не дворцовая еда, — хмыкнул Алиэр сожалеюще. — Курапаро… он для тех, кто победнее. А мне нравится.       Про себя Джестани подумал, что лучше бы там не кормили всякими деликатесами вроде чьих-то глаз, а рыжий уже тащил его дальше, к рядам с гарпунами и сетями, одеждой, посудой и оружием. Джестани рассматривал длинные низки жемчуга, кожаные и тонкие туники, богато украшенные и совсем простые пояса. У очередного прилавка его поймали за край рубахи, кланяясь и умоляюще протягивая красивую шкатулку, выложенную перламутром.       — Бери, — уголком рта прошипел рыжий, милостиво кивая торговцу. — И не вздумай деньги…       — Благодарю, — поклонился Джестани, обеими руками принимая подарок. — Да благословят вас боги.       Благословение, в отличие от денег, торговец принял с радостью. И пока они плыли по рынку, только немалый опыт принца помог не оказаться нагруженными, как пара караванных верблюдов. Алиэр как-то определял на глаз тех, кто готов был всучить им полприлавка, умело уклоняясь и лавируя между рядами. И все-таки Джестани достался набор фигурных бутылочек в коробке из толстой кожи, пара связок бус из ракушек, вышитый жемчугом широкий пояс и книга. Ничем иным тонкие жестяные таблички с выбитыми значками быть вроде не могли.       А еще им улыбались, кланялись, желали счастья, здоровья и многочисленного потомства — как яиц у маару. От последнего пожелания Джестани едва не поперхнулся вкусным, несмотря на подозрительный цвет, мясом с прутика, а любезная улыбка Алиэра на пару мгновений стала больше похожа на оскал.       — Ну, посмотрел? — выдохнул рыжий, помогая ему выбраться из водоворота счастливых лицезрением наследника подданных.       Джестани прижимал к себе подарки, не представляя, куда их можно сунуть, если сейчас придется снова править салту.       — У седла сумка есть. Давай…       Алиэр махнул рукой, подзывая плывущего поверху Кари, и подал пример, сунув свои дары в кожаный мешок на боку салту.       — Раз в храм ты не хочешь…       — Ваше высочество, — сказал Кари, отдавая Джестани повод салту и помогая сгрузить подарки. — Только что приплывал гонец. Каи-на Ираталь просит о встрече, как только вам будет угодно.

* * *

      Увидеть его вместе с Джестани Ираталь явно не рассчитывал. Почти ничем не выказав неудовольствия, разве что губы на мгновение сжались в узкую линию, начальник охраны поклонился жрецу так же почтительно, как и самому Алиэру, осведомился о здоровье и делах и лишь затем очень вежливо поинтересовался, не уделит ли ему тир-на Алиэр время для личной беседы?       Алиэр и сам уже понял, что зря привел Джестани с собой, но теперь просить его уплыть было неловко. Однако жрец, нисколько не обидевшись, кивнул:       — Разумеется, господин Ираталь. Позвольте вас оставить. Только мне бы тоже хотелось как-нибудь побеседовать с вами.       — Так, — решительно сказал Алиэр. — Не знаю, что это за тайны, но не собираюсь опять узнавать о них последним. Джестани, рассказывай при мне.       Ох, как не понравился ему быстрый обмен взглядами между жрецом и Ираталем. Но Джестани тут же пожал плечами, снова опускаясь на кушетку у стены.       — Собственно, я лишь хотел спросить у каи-на Ираталя, — сказал он ровно, — кто такие спящие до конца мира?       — Это… — Ираталь на мгновение осекся. — Так называют глубинных богов, господин избранный. И теперь мне, в свою очередь, хотелось бы узнать, где вы слышали эти слова. И от кого.       — Конечно, — кивнул Джестани. — Я слышал их от сирен. Они были не слишком-то разговорчивы, да и говорили очень странно, но между собой парой слов обменялись. А я тянул время и спросил, зачем им принц. Один из них сказал…       Джестани прикрыл глаза. В ушах, словно наяву, зазвучал хриплый голос, искажающий слова.       — Он сказал: «Иреназе должен умереть. Это приказ спящих. Спящих до конца мира».       — Вот как… — задумчиво протянул Ираталь. — Что ж, мы подозревали, что это не простая случайность, но не были уверены. Почему вы не рассказали сразу, господин Джестани?       И снова Алиэру не понравился его тон, вроде бы вежливый, но очень уж мягкий, прямо как хорошая рыболовная сеть.       — Сначала я забыл, — просто сказал Джестани. — Да и не было желания с кем-либо здесь откровенничать. А потом не представилось случая. Это важно, господин Ираталь? И не соблаговолите ли ответить и на мой вопрос?       Что ж, у Джестани голос был не менее любезным и мягким, так что Алиэр решил в кои-то веки попридержать язык и не кидаться с непрошеной защитой. А подумать лучше о том, что многовато вокруг странностей, взять вот хоть утреннюю, где были два жреца. И один из них как раз…       — Так называют глубинных богов, — суховато, но вежливо ответил Ираталь прямо-таки на его мысли. — Сирены поклоняются им, но есть и иреназе, которые считают глубинных… своими покровителями.       — Что за бред? — вырвалось у Джестани.       — Еще какой, — кивнул Ираталь. — Весьма опасный бред, который никак не удается искоренить. Служители спящих — так они себя зовут. И не гнушаются ничем: от клятвопреступления до убийства. Господин Джестани, вы очень разумный… молодой человек. И достаточно опытный в определенных делах. Не вам объяснять, что тайные вероучения — это… серьезно. И если вы когда-нибудь от кого-нибудь услышите упоминание спящих, я надеюсь на ваше благоразумие.       — Я понял, — спокойно отозвался Джестани, чуть подаваясь вперед и сцепляя пальцы на колене. — Но если я не смогу обратиться к вам сразу, кому еще можно довериться?       Начальник охраны задумался. И это уже говорило о том, что происходит в королевстве. Нет, Алиэр знал о ненормальных, всерьез считающих себя избранниками глубинных богов, но даже предположить, что они перешли от просто глупостей к опасным глупостям? А ведь Ираталь именно так и думает!       — Охрана принца, — уронил Ираталь. — Полагаю, они достаточно надежны.       — Охрана принца, — очень тихо и почти бесцветно сказал Джестани, — вывела его на сирен. И готова была погибнуть рядом с ним, я помню, но как раз это ничего не доказывает. Если уж мы говорим о поклонниках темных богов.       — Ты с ума сошел!       Алиэр взвился под потолок, неверяще уставившись на Джестани.       — Ты… Ты же был там! Ты принял от Дару нож! Ел и пил с ними потом! Как ты… можешь?       Ираталь, на которого он перевел возмущенный взгляд, будто призывая в свидетели, молчал. И так смотрел на Джестани… Да если бы Алиэр увидел такой взгляд у кого другого и по иному поводу, он бы с ума сошел от ревности.       — Я доверю им собственную жизнь, — так же бесстрастно сказал Джестани. — И прошу прощения у Малкависа и у них за свои мысли и слова. Но жизнь охраняемого страж не доверяет никому. В этом деле нет ни друзей, ни родни, ни любви. Вы просто не знаете, ваше высочество, на что способны те, кто искренне служит своим богам. И неважно, что это глубинные боги. То есть важно, от этого все только гораздо хуже.       — Я понял, господин Джестани, — так же тяжело уронил Ираталь. — Если что… пошлите за мной кого угодно. Весь Акаланте, от Совета Двенадцати до уличных мусорщиков знает, что любые известия для меня следует передавать немедленно и точно.       Джестани молча кивнул, поднимаясь.       — Ты куда? — спросил Алиэр угрюмо. — Нет уж, сиди. Ираталь, говорите при нем. Если оказалось, что я не могу верить собственной охране, то чем он хуже?       — При охране я бы тоже ничего не обсуждал, — хмыкнул Ираталь, устало растирая виски пальцами. — Но… вы правы, ваше высочество. Как ни странно, я и вправду сейчас скорее доверюсь человеку. Тем более, что господин Джестани уже достаточно доказал свою… непричастность.       — И увяз во всем этом по уши, — бросил Алиэр. — А по-вашему, Ираталь, я и вам доверять не должен. Или уж точно меньше, чем ему. От сирен-то меня спас он. Если считать еще и запечатление, от которого я едва не умер, то я дважды должен Джестани свою жизнь.       — Тогда уж трижды, — вздохнул Ираталь. — Если еще и Дыхание Бездны добавить. Не смотрите на меня так, ваше высочество. Или вы… не знали?       — Не знал — что? — выдохнул Алиэр, стремительно оборачиваясь на Джестани.       — Что это ваш избранный отогнал его своей жреческой магией. Точнее, перетянул на себя, — раздался из-за спины спокойный, почти скучающий голос Ираталя. — Вижу, не знали. Мои извинения…       — Да я вообще хоть что-нибудь знал? — рявкнул Алиэр. — Карианд, гарната, жрецы эти, сирены… Ираталь!       Задыхаясь от возмущения и почему-то нестерпимого стыда, он повернулся к Ираталю, замершему у стены. Вода в комнате будто сгустилась, и Алиэр задрожал, как от холода. Сглотнув комок в горле, он выдавил, едва слыша свой голос и пытаясь удержаться на краю раскаленной бездны ярости, которая не грела, но жгла изнутри:       — Не смейте от меня больше ничего скрывать. Ничего, слышите? Да, я натворил глупостей. Да, я не лучший наследник своего отца. Но уж какой есть. И случись что — это мне придется принимать Сердце моря. А если это что-то случится из-за вашего молчания…       Ираталь молча и глубоко поклонился, на несколько тягучих мгновений застыв в поклоне, потом осторожно выпрямился.       — О чем вы хотели поговорить? — спросил Алиэр, усмиряя бушующий внутри шторм.       — О многом, — бесстрастно отозвался начальник охраны. — Но теперь это приобретает несколько… иной смысл, и я прошу у вашего высочества отсрочки с докладом.       — Ираталь…       — Больше не будет секретов, тир-на Алиэр. Но мне и в самом деле нужно многое… пересмотреть. Именно потому, что вы хотите все знать.       Как будто раньше он не хотел. Но Ираталь снова сжал губы, показывая, что не уступит, и Алиэр кивнул. Пусть так. Он устал, будто скалу сдвинул. И, кивнув, — даже сил не было на этикетные прощания — поплыл к выходу.

* * *

      От Ираталя они выплывали в полном молчании. Рыжий хмурился так, что брови едва не сошлись на переносице, а на скулах играли желваки. Сейчас он казался гораздо старше, чем при их первой встрече, да и вообще изменился за время болезни. Лицо похудело, осунулось, в глазах появилась и не исчезала настороженность. Он даже двигался иначе, более резко и неуверенно. И постоянно бросал короткие взгляды на Джестани, когда думал, что тот не видит.       Сейчас, впрочем, взглядов не было. Принц думал о чем-то своем и наверняка неприятном. Оно и понятно, услышанного от Ираталя вполне хватало для тяжелых дум. Джестани, конечно, с разговорами лезть не собирался. Не его это дело — интриги подводных королей. Вот если бы еще короли с этим согласились и не впутывали его…       Послушно следуя за принцем, он выплыл во двор, где в хвост Алиэру немедленно пристроились близнецы. Джестани они приветливо кивнули, и подумалось, что вот кого еще можно расспросить. Охрана всегда много знает, и подумать у нее время есть.       А рыжий свернул не во дворец, как ожидал Джестани, а к выходу из него. Вот же неугомонный. Правда, уже седлая салту, соизволил обернуться и хмуро поинтересоваться:       — Ты как, сильно устал? Хочешь — вернемся…       — Не очень, — пожал плечами Джестани. — Если ваше высочество желает еще погулять, я — с удовольствием.       Не рассказывать же, что он мог бы бежать несколько часов с утяжеляющими браслетами на руках и ногах и мешком за спиной. Или тащить взрослого человека… А уж поплавать по городу в седле огромного рыбозверя и посидеть на диванчике во время разговора — невелик труд. Но это бы, конечно, прозвучало хвастовством.       Принц решительно и так же хмуро кивнул. Сам поправил его седло, подтянув ремешок, дождался, пока Джестани возьмет в руки лоур и лишь тогда обернулся к охране.       — Выплывем из города — отстаньте немного. Никуда не денусь, обещаю. Но чтобы нас не слушали.       Близнецы так же слаженно склонили головы. И действительно отстали, стоило выплыть из-под красивой каменной арки, покрытой сложной резьбой. Странно, кстати, зачем арка под водой? Ладно — на суше, там все ходят и ездят по дорогам, но ведь в море дорог нет, ту же арку можно миновать хоть сбоку, хоть сверху. Может, дело просто в красоте? И в том, что глазу надо за что-то цепляться, чтоб город и на морском дне выглядел городом, а не скопищем жилищ? В традициях дело, в упорядоченности, к которой стремятся все разумные существа?       За размышлениями Джестани не особо замечал, куда они плывут. Вода везде одинакова, и скалы кажутся похожими. Да, поднялись выше, потому что стало заметно светлее и даже теплее вроде бы. Раньше он не улавливал таких тонких, еле заметных изменений света и тепла, но после дворцовых коридоров, темных и прохладных, чувства обострились, жадно ловя каждую маленькую поблажку. И потому он не заметил… А поняв, где оказались, невольно хлопнул салту лоуром, как натянул бы повод коня.       Алиэр остановил своего зверя рядом, обернулся на замершую немного позади охрану, убедившись, что те ничего не слышат. На Джестани он не смотрел, зато уперся взглядом в темный каменный столб-скалу. Вокруг, на песочном дне, все так же росли кустики водорослей и валялись камни, метались стайки рыбок, солнечные лучи просвечивали воду, и зеленый мох казался бархатно-мягким, да и был таким… Все было тихо, спокойно, красиво… У Джестани перехватило дыхание. Если присмотреться, можно даже найти взглядом ту ветку, за которую зацепился перстень Аусдрангов. Если присмотреться…       — Поговорить надо, — уронил рыжий, цепляя лоур на крючок у седла.       — Здесь? — выдохнул Джестани, не понимая, что это: полная дурость, изощренное издевательство или все-таки расчет.       — Здесь, — подтвердил Алиэр, чуть разворачивая зверя и пуская его вперед, так чтобы оказаться к Джестани лицом и совсем близко.       Салту терлись носами и боками, покачивались в воде, будто ловя растворенное в ней солнце. И до поверхности было совсем недалеко, а там и берег… Что он опять задумал, хвостатое отродье?       — У тебя такое лицо, будто ты мне еще раз хочешь врезать, — невесело усмехнулся Алиэр. — Если нужно — давай. Уклоняться не буду. И охрана поймет, я думаю.       — Обойдусь, — процедил Джестани, едва разжимая зубы.       Дать придурку по морде и правда хотелось нестерпимо, но не такой уж он и придурок, если все понимает, но зачем-то притащил сюда.       — Сейчас уплывем, — пообещал Алиэр с неожиданной серьезностью. — Прости. Но раз уж здесь все началось, то здесь я и сказать должен. Во дворце ты прячешься. Уходишь в себя, как в раковину. Всегда вежливый, всегда спокойный, всегда рассудительный… Лучше бы ты кричал. Или еще раз — по челюсти. Да что угодно, только не смотрел бы на меня так. Будто у тебя гарпун в руке, а ударить нельзя. И до того жалко, что нельзя…       Джестани, не выдержав, фыркнул. Нет, не придурок. Но зачем тогда?       — Бить не будешь? — снова усмехнулся Алиэр одними губами. — Значит, слушай. У нас осталось всего-то недели две. Потом приплывет этот… чудо кариандское. И мне придется быть с ним. Знакомиться, знакомить его с двором, узнавать… ближе… Нет, не в постели… Он ведь ожидает запечатления, вот я и буду разыгрывать галантного жениха, пока жрецы не разорвут… И знаешь, я ведь это сделаю. Мне его заранее возненавидеть хочется — а придется улыбаться. И так, чтоб поверил, если он не дурак. Особенно, если не дурак…       — Мне вас пожалеть, ваше высочество? — зло поинтересовался Джестани, и вправду раздумывая, кинется ли охрана их разнимать в случае чего.       — Не надо. Тоже… обойдусь. А вот его, наверное, стоит. Он ведь все узнает: и про Кассандра, и про тебя. И тоже будет… улыбаться. Знать, что его выбрали, как племенного салту, за кровь и выучку. Ну, и мордашку миленькую… И ждать запечатления, ага. Вместе будем ждать. А потом жить долго и счастливо. Как в сказке.       Он уже не говорил — выплевывал слова, задрав голову и смотря не на Джестани, а наверх, туда, откуда лился бирюзовый солнечный свет. И непонятно было, что сказать ему сейчас, вот такому. Выдернутому из тепла всеобщей любви, в первый раз осознавшему, что родиться принцем недостаточно. Что это не удача, а совсем даже наоборот…       — Я сегодня плыл по рынку, — помолчав, снова заговорил Алиэр, — и смотрел на них на всех. Слухи ходят… Слухи всегда ходят, это понятно. Из-за меня погиб Кассандр. Из-за моего желания быть первым, взять этот проклятый приз, еще раз всем доказать, что я лучший… А все говорят, что это боги меня уберегли. И сохранили. Для Акаланте, понимаешь? И тебя, кстати, тоже боги привели в море. Ты не знал? Ну да, чтобы спасти меня от сирен. Боги любят Акаланте. И мою семью тоже… А если с этим… Маритэлем… что-то случится… Мне и это простят? Что угодно, лишь бы я остался жив? Да кому я нужен — ты правильно тогда сказал! Нужен наследник, а потом и король. Который сделает еще одного наследника, а лучше двух-трех. И Акаланте будет жить! И…       Он задохнулся, еще сильнее запрокинув голову вверх, всхлипнул, поднял ладонь ко рту. Всхлип перешел в смешок. Убрав руку, Алиэр опустил голову, глянул на Джестани тоскливо.       — И это правильно, понимаешь? Они правы. Город должен жить, а я не могу подвести всех еще раз. Для этого я родился, поэтому меня и любят. И так уже однажды взбрыкнул, как дурной салту — до сих пор за мной воду чистят.       Джестани молчал. Что тут можно было сказать-то? Что Алиэр прав, как правы и все акалантцы? Что это судьба правителя — жить так, как положено? Не худшая судьба, кстати. Всем приходится чем-то жертвовать, боги не дают даром ни власти, ни счастья. И выбирать между ними приходится почти всегда.       — Молчишь, — устало сказал Алиэр. — Ну и правильно. Сам все знаю. Просто хотел сказать… Я уже просил прощения — толку-то. И за две недели уж точно ничего не исправить. Да и зачем? Ты уплывешь… к нему. Нет, пожалуйста, помолчи еще. Пока ты молчишь, я хоть на что-то могу надеяться. Не простишь — это понятно. А я не знаю, как объяснить… Я бы что угодно отдал за твое прощение, да только мне и отдавать-то нечего. Без отцовской короны и Акаланте — что я такое? Но у нас еще две недели, слышишь? Я не прошу любви, я ничего не прошу, но позволь мне хоть попробовать… что-то сделать? Чтобы ты… забыл эту проклятую скалу! И все остальное… тоже…       — И что… вы хотите… попробовать? — услышал Джестани свой бесстрастный голос будто со стороны.       — Любить тебя, — просто сказал принц. — Быть рядом, исполнять желания, ласкать… Я ничего не сделаю без разрешения, но разреши мне хоть что-нибудь. Я… узнать тебя хочу. Что тебе нравится, как ты жил, о чем мечтаешь… Джестани, я не о постели прошу. Хотя… Если позволишь, я смогу все исправить…       — Исправить… — выдохнул Джестани, резко откидываясь назад и соскальзывая с салту. — Хорошо, идите сюда!       Он в несколько взмахов руками подплыл к скале, повиснув над тем самым местом. Оглянулся на подплывшего Алиэра.       — Исправить, — повторил очень мягко. — Ладно, я согласен. Раздевайтесь.       — Что?       Алиэр смотрел недоуменно, он действительно не понимал, даже подумать не мог, и Джестани стало почти весело, только нехорошее это веселье было.       — Раздевайтесь, — снова повторил он, окидывая рыжего внимательным взглядом от наконец-то загоревшихся щек до кончика хвоста. — Не уверен, что смогу, но точно попытаюсь.       — Ты…       — Ага, я, — с той же злой веселостью подтвердил Джестани. — А что тут такого? Хотите все исправить — попробуйте, примерьте сами хоть что-нибудь из того, что сделали со мной. Раздевайтесь, ложитесь, как там у вас это делают. Скала та же самая, песок — тоже, и даже зрители не изменились. Говорить легко, ваше высочество. И ласкать — тоже. А вот так — сможете? Вам ведь проще будет, охрана присмотрит, чтобы я ничего лишнего не вытворил. И вас-то им точно никто не отдаст…       — Джестани…       Покрасневшие было щеки принца заливала смертельная бледность. Его было бы жалко, ведь и вправду хотел все исправить, загладить вину, но Джестани устал жалеть. Слишком близко был этот проклятый песок и бархатный мох на камнях.       — Джестани, я…       Пальцы его легли на поясную пряжку, но тут же отдернулись, будто обожглись, а по скулам снова поползли красные пятна.       — Джестани, — повторил Алиэр беспомощно.       Оглянулся на охрану, снова глянул на него… Джестани устало вздохнул. Пора было прекращать эту дурость. А то вдруг и вправду ляжет? Нет, вряд ли, но все равно хватит.       — Простите, — сказал он, отводя взгляд. — Я знаю, вы хотели, как лучше. Я верю, правда. И мне жаль, что у вас так сложилось с браком. Но это ваша судьба — беречь и защищать свой народ. Жениться ради этого — еще далеко не самое худшее. И лучше вам забыть про меня, как только можно будет. И постараться, чтоб никто вашему будущему супругу и вправду не напел в уши лишнего — вам с ним жить еще. Королевством править и детей растить.       — Джестани, — повторил Алиэр уже почти беззвучно, не отрывая от него отчаянного, сумасшедшего какого-то взгляда.       — Что Джестани? Нет уж, теперь вы помолчите! — все-таки сорвался он, радуясь предусмотрительности принца, оставившего охрану вдали. — Я слушал, теперь послушайте вы. Кого вам жалко, принц, себя, меня или Маритэля? Вы уж решите, самое время. Да, я верю, что вы все поняли. И что больше такого не сотворите — тоже верю. И про то, как отпустили меня — помню. Потому и вернулся. Но остальное забыть не могу. Каково было вам даже не почувствовать — представить? А я с этой памятью живу. И с вами разговариваю. И в одной постели сплю. В той самой, между прочим, где…       Он остановился, сжавшись от накатившей боли и стыда, с усилием разжал стиснувшиеся в кулаки пальцы. Отвел взгляд от полупрозрачного, алеющего скулами, лица Алиэра. Заговорил снова из чистого упрямства да еще желания покончить с этим раз и навсегда.       — Две недели, говорите? Вот и думайте о том, что будет через две недели. О тех, кто вас убить хочет. О своем отце, которому ваша помощь нужна. О стране, в конце концов. А я… Если вам мое прощение нужно, считайте, что получили. Нельзя всю жизнь наказывать за то, за что вы уже сами себя наказали. Но опять с вами лечь? Да это все равно, что в открытую рану ткнуть…       Он задохнулся, в последний момент проглотив на язык просившееся, злое, что не всякому целителю такое позволишь, а уж самому палачу? Этого Алиэр все-таки не заслужил. Уже не заслужил.       — Давайте вернемся, — попросил он тихо, снова смотря на Алиэра, опустившего под его взглядом голову. — И не надо жалеть, поверьте. Из меня все равно плохой возлюбленный. Неудобный. А вас ждет совсем другая жизнь, и теперь вы можете поступать правильно.       — Правильно… — эхом откликнулся Алиэр, подаваясь к нему и отшатываясь назад. — Конечно, так и будет.       Хотел сказать еще что-то, даже рот скривил, но, махнув рукой, отвернулся и вильнул хвостом, оплывая вокруг Джестани.       Сверху все так же лился свет, такой близкий и недосягаемо далекий. На душе было удивительно тошно, Джестани даже поежился. Подплывший салту за спиной шевелил хвостом и плавниками, упругая вода передавала это движение невидимыми волнами, мягко толкая в спину. И все действительно было правильно. Джестани вернется на землю, увидится с Лилайном, может, даже проведет с ним еще немного времени, потом вернется в храм. Это его судьба, которую надо принять с благодарностью. Свобода — это ведь не тогда, когда делаешь, что хочешь.       А рыжий принц освободится от ненужной обоим связи, женится, успокоится… Если выживет, конечно, и переживет своих врагов. Но это дела подводные, людей они не касаются. Джестани — уж точно. Только почему так тошно и мерзко?