Море в твоей крови

      На четвертый день Джестани начал беспокоиться всерьез. Известно ведь: открытый котел кипит шумно, но вреда от этого никакого, зато закрой крышку плотнее, и рано или поздно ее сорвет. Принц был в точности как тот котел, в котором кипело и бурлило непонятно что. Каждый день с раннего утра и до обеда Алиэр, как рассказали близнецы, занимался делами. Затем, не появляясь у Джестани, уплывал на Арену и тренировался там до изнеможения, а поздно вечером возвращался и почти без чувств опускался на постель, но не засыпал, а подолгу смотрел в потолок.       Джестани старался быть незаметным, как и положено стражу, когда он не нужен, но безделье откровенно тяготило. По утрам просыпался от возни Алиэра, но, не подавая виду, ждал, пока тот соберется и уплывет. Потом вставал сам, завтракал и кормил Жи. Выгуляв стремительно растущего рыбеныша, отводил его в комнату, а сам возвращался во внутренний дворик и отрабатывал связку за связкой. Вечером снова гулял с Жи, старался поесть до возвращения Алиэра и ложился, отвернувшись от рыжего, на своей половине. Так тянулись дни, и одиночество было плохо только тем, что в голову лезли мысли о земле, Лилайне, Торвальде. Джестани гнал их, нарочно выбирая самые сложные упражнения, требующие полного внимания, а потом в постели, слушая неровное дыхание Алиэра, твердил сутры, пока сознание не растворялось в пустоте.       Но четвертое утро оказалось иным. Проснувшись, рыжий не стал, как обычно, переплетать тугую косу и надевать тунику. Вместо этого он повернулся на живот, воспарил над ложем и повел носом совсем по-собачьи.       — Что это с водой?       — Не знаю, — пожал плечами Джестани. — Вы что-то… чувствуете?       — Что-то — слабо сказано. Я вчера думал, мне показалось, но…       Лицо принца приобрело восхитительно растерянное выражение. Он даже кончик растрепавшейся косы подергал в глубокой задумчивости. Затем проплыл по комнате, тщательно ее осматривая, заглянул в клетку Жи — пустую, рыбеныш упорно не хотел в ней ночевать, поднимая шум — и осмотрел кровать.       — Да что такое? — Джестани искренне недоумевал, отчего так брезгливо морщится иреназе.       — Ты человек, тебе не понять, — бросил Алиэр, разминая в пальцах покрывало.       Наклонившись к ложу, он вдруг ухватил его край и немного приподнял. Джестани впервые заметил, что кровать не сплошь деревянная, а заканчивается кожаной шторкой, под которую сейчас сунул руку, а потом и голову Алиэр.       — Та-ак… — протянул принц. — Ах ты, отродье глубинных!       Почти целиком просунувшись под ложе, он вынырнул из-под него, фыркая, отплевываясь, и что-то бросил на пол.       — Полюбуйся!       Любоваться было нечем — огромный гниющий краб выглядел весьма противно.       — Откуда? — растерянно спросил Джестани, уже подозревая ответ.       — А то непонятно? — фыркнул Алиэр, снова заползая под кровать и выпихивая оттуда несколько крупных рыбьих костей, кусок кожи, обмытую водой деревяшку, какие-то веревки…       — Жи… — простонал Джестани.       Виновник крутился вокруг разоренной сокровищницы, то хватая что-то и пытаясь утащить назад, то сам закапываясь в складки покрывала.       — Кажется, все, — донеслось из-под кровати. — Нет, еще…       Выбравшись, Алиэр с обескураженным видом покрутил в руках что-то длинное, белое.       — Это что за дрянь? — вопросил он изумленно. — Первый раз вижу.       И неудивительно. Приглядевшись к находке принца, Джестани не знал, плакать или смеяться, но охотно верил, что наследнику подводного королевства никогда в жизни не попадалась такая добыча.       — Копыто, — выдавил он, только прославленной выучкой арубских стражей сохраняя подобие серьезности, и уточнил зачем-то: — Коровье…       — Что такое копыто?       Небрежным взмахом хвоста Алиэр отогнал Жи, пытающегося утянуть обрывок спутанной сети.       — Ну… нога… Коровья, — поспешно уточнил Джестани, стоило принцу в неподдельном ужасе покоситься на его ноги, будто сравнивая. — Корова — это такое животное. Большое… Вроде лошади…       Что такое лошадь, принц, видимо, знал, потому что лицо его понимающе просветлело, но тут же вновь омрачилось.       — И что эта… корова делает под кроватью? — ехидно поинтересовался он то ли у Джестани, то ли у самого копыта, то ли у мечущегося вокруг Жи. — Они же вроде бы не плавают? В наших водах так уж точно. Ладно — краб, но где можно было взять это? Я кого спрашиваю, морда наглая?       Все-таки он обращался к Жи. Тот усердно завилял хвостом, приняв столь невинный вид, что Джестани бы поверил, не будь уже знаком с повадками паршивца.       — А где остальное? — с язвительным весельем допрашивал наследник иреназе рыбеныша. — Сколько у этой… коровы… ног?       — Четыре, — послушно откликнулся вместо салру Джестани, сгорая со стыда. — Но я правда не знаю, когда он это все натащил и откуда.       — И я, — неожиданно согласился рыжий. — Зато теперь я понимаю, почему Ираталь не может никого поймать. Если в моей собственной спальне творится такое!       О том, что это, вообще-то, его спальня, Джестани благоразумно промолчал. Рыжий, внимательно рассмотрев здоровенный коровий мосол с копытом, швырнул его в кучу изъятых ценностей, возвел глаза к потолку и вдруг цапнул неосторожно подкравшегося к мослу Жи. Стиснув морду возмущенно вякнувшего малька, заставил раскрыть пасть, заглянул в нее и деловито заключил:       — Зубы чешутся. Рановато…       — Как чешутся? — только и спросил Джестани, сам видевший в пасти Жи треугольные зубы, давно прорезавшиеся и отлично заточенные.       — Обыкновенно, — пожал плечами Алиэр. — Второй ряд. Или уже третий… Пока все пять рядов не вылезут, будет грызть.       Отпустив салру, он выразительно глянул на ворох подкроватной гадости, увенчанный мослом.       — Я уберу, — с отчаянием сказал Джестани. — Он же еще маленький…       Рыбеныш, повизгивая, метался вокруг кучи, тыкаясь в нее носом.       — Оставь, — буркнул помрачневший вдруг Алиэр. — Краба только пусть выкинут. Ну, и что там еще… гнилое. Они на воле в пещерах прячутся, пока мелкие. Вот и этот логово устроил. Пусть грызет.       Он вильнул хвостом, поднимаясь вверх, оглянулся на Джестани, сидящего на разоренной кровати. Помолчав, сказал отрывисто:       — В середине дня нас ждут на свадьбе. Эрувейн… ты его знаешь. Я скажу наложникам, чтобы тебе помогли одеться и подготовиться.       — Это… обязательно? — осторожно уточнил Джестани, почесывая нос расстроенного Жи, приплывшего за утешением.       — Да. Иначе, можешь не сомневаться, я бы не стал обременять тебя своим присутствием, — ядовито выплюнул Алиэр.       Серебристый веер его хвоста скрылся за дверью. Джестани посмотрел на кучу, прикинул, что может сойти за точилку для зубов. Жи, будто поняв его мысли, вцепился в мосол, прижался к нему и даже хвостом обвил, всем видом показывая, что с главной драгоценностью не расстанется ни за что.       — Как же ты все-таки это натаскал? — в полном недоумении пробормотал Джестани, принимаясь за разбор кучи.       А в самом деле, как? Утром и вечером Жи плавал с ним во двор, но оттуда подобную гадость не приносил. Сложно было бы не заметить коровье копыто, откуда оно ни возьмись под водой. Так что как салру удалось собрать столько игрушек, было решительно непонятно.       Долго предаваться поискам разгадки ему не позволили. Двое иреназе, вплывших в комнату, только руками всплеснули, увидев, чем он занят. Господин избранный не бережет свои нежные пальцы!       «Нежные пальцы» Джестани покорно стерпел. И даже согласился, чтобы слуги убрали за зверем господина избранного, пока его ждут более важные дела. Спешно вызванный молоденький слуга, предупрежденный, чтоб не трогал рыбьи кости, деревяшку и копыто, опасливо косился на Жи, а потом вовсе попросил закрыть салру в клетке. Рыбеныш злобно поглядывал на мальчишку, не в силах бросить копыто, чтоб защитить остальные сокровища, но уже теряя терпение. Притом за последние дни он изрядно прибавил в размере и весе, став длиной с пастушескую овчарку, а уж зубам его и вовсе любая собака позавидовала бы, так что слугу Джестани понимал.       — Господин избранный, — взмолился один из иреназе, просительно складывая ладони перед грудью. — У нас так мало времени…       Вот у него пальцы и впрямь были красивыми, холеными, а Джестани вспомнил мельком брошенную фразу рыжего, что готовить к празднику его будут наложники. Получается, и в первый раз это была не простая прислуга? Да, Сиалль же говорил, что он старший…       — Скажите, сколько наложников у его высочества? — не утерпел Джестани, стараясь не разглядывать слишком откровенно этих двоих и третьего, встретившего их в знакомой комнате для ухода за собой.       На человеческий глаз им было не больше лет двадцати, пожалуй, да и то если хорошо присмотреться. Светлоглазые, с округлыми нежными лицами без малейших следов растительности, иреназе порхали вокруг Джестани, щебеча совсем по-девичьи, и так же по-девичьи были накрашены и наряжены в тонкие яркие туники. У двоих, похожих, как могут быть похожи только близнецы, соломенного оттенка волосы были убраны в толстые косы, у третьего копна мелких косичек отливала благородным золотом.       — Шестеро, — отозвался тот, что с косичками, осторожно втирая в волосы Джестани скользкую мазь. — Ири-на Сиалль — седьмой. Вы хотите увидеть остальных, господин избранный?       — Нет, — поспешно сказал Джестани. — Это подождет. Я прошу прощения, что не познакомился раньше… Можно узнать ваши имена?       — О, это честь для нас, — радостно выдохнул иреназе, и двое других согласно закивали. — Я Леавар из семьи каи-на Таруна. А это Мирис и Мирил. Они братья. Ну, вы и сами видите…       — Очень похожи, — вежливо улыбнулся Джестани, невольно краснея, потому что именно сейчас ловкие пальчики Мириса (или Мирила?) гуляли там, где он предпочел бы вымыться сам. — Мне, право, неудобно доставлять вам хлопоты… Может, я…       — Никаких хлопот, — с улыбкой заверил Леавар, который в этой троице явно верховодил. — Сиалль велел не докучать вам понапрасну, иначе мы давно бы заглянули поболтать. Какие прекрасные волосы, чистое серебро… Когда отрастут хотя бы до пояса, вы затмите всех при дворе, каи-на Джестани. Я ни у кого не видел такого редкого цвета!       — А кожа! — подхватил то ли Мирис, то ли Мирил. — Как темный опал! О господин избранный, вам непременно надо носить жемчуг закатного оттенка, пусть его высочество подарит вам именно такой!       — Жемчуг? — презрительно фыркнул Леавар, заплетая волосы Джестани во что-то сложное. — Скажешь тоже! К подобной коже нужны рубины в золоте, а не жемчуг. Ну, или изумруды, но не темные…       Потом близнецы приволокли ворох туник, споря, какая лучше подойдет. Перемерив полдюжины, Джестани просто отказался снимать очередную, заявив, что она вполне хороша. Леавар, удовлетворенно оглядев его прическу, метнулся куда-то, вернувшись с ящичком красок, и Джестани про себя возблагодарил Сиалля, велевшего не докучать избранному. Каждый день он такого точно не выдержит — уж лучше опять к сиренам.       — Вам понравилось, как я накрасил вас в прошлый раз?       Леавар сиял такой искренней радостью, что Джестани заставил себя улыбнуться и кивнуть, надеясь, что улыбка вышла не слишком кривой. Размазанная по лицу подолом туники краска, бешеные глаза Алиэра, потом… Вспоминать прошлый раз не хотелось. Но и обижать паренька тоже ни к чему.       — Было очень красиво, — почти правдиво ответил Джестани. — Только у нас не принято, чтобы мужчины красились. И столько украшений носить тоже… не принято. Можно мне этого не делать?       — Совсем? — растерялся Леавар, застывая с кисточкой, которую уже обмакнул в какую-то баночку. — Это же праздник!       — Но ведь не мой, — мягко возразил Джестани. — Это свадьба господина Эрувейна, а я только один из гостей. Давайте обойдемся?       — Тир-на Алиэр будет недоволен, — почти жалобно протянул Леавар. — Он велел, чтобы вы были…       — Чтобы я был что? — еще мягче уточнил Джестани, одергивая нарядную тунику из мягкой золотистой ткани и остро жалея о своей прежней рубашке. Хорошо хоть штаны оставили.       — Чтобы вы были довольны! И наряднее всех! — выпалил то ли Мирис, то ли Мирил, до этого молча перебиравший гору украшений в знакомом сундучке.       — Боюсь, это совсем разные вещи, — вздохнул Джестани, опять не зная, злиться или смеяться. — Я скажу принцу, что сам так захотел, хорошо?       — Как пожелаете…       Леавар отложил кисточку, погрустнев так резко и явно, что Джестани заподозрил неладное.       — Я чем-то обидел господина Леавара? — шепотом поинтересовался он у близнецов, когда золотоволосый иреназе, подхватив ненужный ящик с кисточками и красками, куда-то уплыл.       — Ну… нет… — замялся наложник.       — Да он просто надеялся, что все увидят его работу на вас, — фыркнул второй, поправляя на запястье Джестани обручальный браслет. — Лер жить не может, чтоб кого-нибудь не причесать и не накрасить. Вот и хочет открыть цирюльню, когда тир-на Алиэр отпустит нас. К бывшему наложнику принца приплывут многие, а если еще рассказать, что он красил и заплетал самого избранного… У Лера даже господин Сиалль иногда красоту наводит, а ведь больше никому не доверяет. Сам и волосы плетет, и снадобья делает. И даже тинкалу варит сам, по-суалански. По мне так слишком сладко, а ему нравится…       — Меньше языком болтай, — хмуро посоветовал вернувшийся Леавар. — А то распустил длиннее, чем косы.       — Простите, — Джестани виновато глянул на расстроенного иреназе. — Я не хотел испортить вам случай показать работу. Вы прекрасный мастер, просто у нас и вправду такое не принято.       Он посмотрел на обручальный браслет, кровавыми огоньками переливающийся на запястье. Надо же, следов от драки с сиренами совсем не видно, браслет как новый. И Леавар прав, рубины в золоте на его смуглой коже смотрятся великолепно. Только вот браслет чужой, а чужое, будь оно каким угодно прекрасным, счастья не приносит. Интересно, будет ли он к лицу Маритэлю?       — Простите, — повторил он, и, видя, что Леавар слегка успокоился, неловко пошутил: — Честное слово, будь это моя свадьба, я бы никому не доверился, кроме вас.       — Правда? Вы обещаете?       Иреназе просиял, словно Джестани посулил ему невесть что, у него даже глаза распахнулись, как у ребенка, увидевшего долгожданный подарок.       — Когда будет ваша свадьба с принцем, я смогу вас накрасить и заплести волосы? — уточнил он.       — Я…       Свадьба с рыжим? Они что же, не знают про Маритэля? Или думают, что король изменил решение? И что ответить? Свадьба с принцем — бред какой… Но Леавар даже вперед подался, заглядывая в лицо растерявшегося Джестани, и снова обижать его не хотелось. Ладно, сам потом все поймет, а Джестани уж точно не соврет, обещая то, что исполниться просто не может.       — Конечно, — кивнул он. — Если такое случится — делайте со мной что угодно, перечить не стану.       Само собой, его в три голоса принялись уверять, что на своей свадьбе господин избранный будет самым прекрасным, что его высочество глаз не сможет отвести… Джестани кивал, изнывая от неловкости и мечтая, чтобы все поскорее закончилось. И когда в дверях показалась рыжая шевелюра и привычно хмурое лицо этого самого высочества, он почти обрадовался.       На миг даже подумалось, что все в порядке и таким останется хоть ненадолго. Подумаешь — свадьба. Чужая же, так что кому какое дело до еще одного гостя? А он побудет немного рядом с принцем для приличия, потом тихо отпросится и уплывет домой. И, может, вечером они даже поговорят о чем-нибудь, нарушая тягостное молчание последних дней. Да вот хоть бы о том, где и как Жи брал свои игрушки…

***

Плыть на свадьбу Эрувейна Алиэру хотелось не больше, чем оказаться среди косяка диких салту во время гона. Может, и не смертельно, однако с целыми шкурой и хвостом не выберешься. Эруви, конечно, не виноват, и в другое время Алиэр был бы рад пожелать другу счастья, но слишком много жадно-любопытных взглядов ждет их с Джестани на чужом торжестве. Конечно, как же упустить случай пересчитать все чешуйки на хвосте наследника. И не дай Трое, кому-то хватит ума, глядя на его избранного, вслух вспомнить Кассандра… Алиэр зло передернул плечами, вплывая в комнату красоты, где готовили Джестани. Обещал — придется плыть. И напомнить, кстати, любопытствующим, что он не только друг Эруви, но и наследник Акаланте. Все-таки такое событие, как свадьба одного из каи-на, нельзя пропустить. Чего доброго, кто-нибудь решит, что Эруви в немилости у королевской семьи. Да и Джестани будет интересно посмотреть. Джестани… Алиэр недоуменно воззрился на совершенно не готового жреца. За все время его успели только переодеть и заплести? А где украшения? Почему на лице ни следа краски, даже глаза не подведены? — Ты еще собираешься? — спросил он, стараясь не злиться. — Мне подождать снаружи? — Я готов, ваше высочество, — сдержанно отозвался жрец, слегка склоняя голову. Леавар с виноватым видом замер возле него, близняшки вовсе отплыли подальше, усердно прибирая разбросанные гребни и ленты. — Джес… — Алиэр глубоко вздохнул, посчитал про себя до двенадцати, но помогло плохо, и он с тихой злостью поинтересовался: — Ты хочешь меня опозорить? Теперь и Леавар решил, что у него срочные дела совсем в другом конце комнаты. Джестани же только удивленно вскинул брови и уточнил: — Чем именно? — Своим видом! — не в силах сдержаться, рявкнул Алиэр. — Ты избранный наследника! А это даже не охота, на свадьбу принято надевать самое лучшее. Да последний слуга, принимающий салту у гостей, выглядит наряднее тебя! Краем глаза он увидел, как умница Лер подхватил близняшек под руки, почти вытолкав из комнаты и исчезнув вслед за ними. — Если ваше высочество не устраивает мой вид, — негромко и очень спокойно сказал Джестани, — есть отличный выход. Полагаю, господин Эрувейн ждет именно вас, мое присутствие не обязательно. — Муренья праматерь… — Алиэр зло крутнул хвостом, поднимая вверх пару опустившихся на пол туник. — Джестани, ты можешь просто вести себя так, как принято? Я не хочу плыть один! Что плохого в том, чтобы украсить себя? Он указал взглядом на собственные широкие браслеты, унизывающие обнаженные руки почти до предплечий. — Вашему высочеству идет, — согласился жрец уже совсем чужим голосом, очень вежливым и сдержанным. Он смотрел мимо Алиэра с привычным холодным упрямством, всем видом показывая, что уступить не намерен. И, даже не накрашенный, выглядел так, что Алиэр с бессильным злым восхищением залюбовался. Тонкий в поясе, с точеной линией плеч, обрисованных мягким золотом туники, и гордой посадкой головы… Заплетенные в сложную прическу волосы переливаются в свете туарры, как серебряный шлем, и если бы запустить в них пальцы, попробовать, действительно ли тонкие пряди, будто наполненные светом изнутри, такие гладкие… Прилив накатил совсем некстати. Алиэр с трудом выдохнул ставшую вдруг вязкой воду, отчаянно подумал, что целый вечер на свадьбе — это совсем не то, что так нужно сейчас. Но все равно ведь не позволит! Проклятое запечатление жаром пылало в крови, требуя обнять, расстегнуть наборный янтарный пояс, такой тусклый по сравнению со смуглой нежной кожей, просунуть ладони под тунику, льнущую к теплому гибкому телу… — Плыви как хочешь! — яростно бросил Алиэр, крутнувшись на месте и торопливо рванув прочь из комнаты. До самого порога дворца каи-на Геравейна, старшего родителя Эруви, они не сказали друг другу ни слова. Джестани молчал, как всегда, Алиэр же боялся открыть рот, чтобы не сорваться в приступе несправедливого и оттого особенно злого раздражения. Хотя так ли уж несправедливого? Он ведь ничем в этот раз не обидел Джестани! Хотел угодить, порадовать. И как, ради Троих, проявлять к избранному нежность и заботу, если тот шарахается от этой заботы, словно дикий салту? Алиэр нарочно велел Леавару посмотреть, что из украшений понравится жрецу, чтобы подарить — сам же точно не попросит. Обручальный браслет еле согласился носить, а потом всякие недоумки наподобие Деалара говорят, что наследник жалеет подарков для избранного! Проплывая под аркой, украшенной изумрудными полосами мха и яркими разноцветными лентами, Алиэр мрачно покосился на жреца. Ага, проняло! Глаза Джестани изумленно расширились, он даже рот приоткрыл, хоть и не сказал ни слова. Посмотреть и вправду было на что. Обычные свадьбы в Акаланте праздновались при храме Троих, но семья Эрувейна считалась одной из старейших и богатейших в Акаланте, так что их дворец уступал по размерам только королевскому. Потолок и стены главного зала сверкали бесчисленными огнями туарры, как звездное небо в ясную погоду, а самые крупные шары спускались сверху на тонких цепочках, освещая воду пятнами ровного теплого света. Посреди зала возвышался вынесенный из внутренних помещений семейный алтарь — кусок скалы, испещренный именами членов семьи. Точно такой же алтарь тщательно скрывался от посторонних глаз в покоях отца, появляясь на свет только в самые большие праздники. Алиэр надеялся, что однажды там появится имя Кассандра… Он и сам удивился, что вместо привычно резкого укола на этот раз воспоминание о Кассандре отдалось лишь глухой тоской. Неужели отец прав, и он в самом деле забудет Каса? Время лечит, твердили все вокруг, но как же это подло. Они ведь клялись в вечной любви… — Алиэр! Откуда-то сбоку на него налетела буря цветных шелков, сверкающих украшений и светлых косичек, усеянных жемчугом. Даже не думая стесняться, Эрувейн повис на шее, расцеловал в обе щеки и, тут же отпустив, кинулся к Джестани. — Господин избранный! Счастье приплыло в мой дом вместе с вами! Сияя улыбкой, глазами и всем своим существом, как солнышко в ясный весенний день, Эрувейн обнял слегка опешившего жреца, чмокнул его в щеку. — Вы ведь никогда не были на свадьбе? На нашей свадьбе, в Акаланте? — Нет, — признался опешивший Джестани, с некоторым страхом косясь на разноцветный веселый шквал. — Вам понравится, — уверенно пообещал Эруви, отпуская жреца и отплывая на пару взмахов, чтобы раскинуть руки, будто обнимая весь зал. — Посмотрите! Говорят, когда двое любят друг друга, на их свадьбу приплывает Мать Море! Что ж, если это правда, к Эруви и глубинному нахалу богиня должна была явиться непременно. А вот и он. Алиэр наткнулся на внимательный взгляд кариандца, держащегося немного поодаль. Тот склонил голову с безупречной учтивостью, словно отсалютовал перед поединком, и Алиэр ответил тем же. Да, он тоже постарается быть вежливым. Ради Эруви, это его день и его избранный. — Не уплывайте слишком рано, — попросил Эрувейн, встряхивая копной косичек, рассыпающихся по плечам. — Господин Джестани, с меня лента! Толкнувшись хвостом, он снова сорвался с места, прежде чем жрец успел что-то ответить, и скрылся среди толпы. Джестани вопросительно посмотрел на Алиэра. — Обычай, — хмуро ответил Алиэр на незаданный вопрос. — Тот, кто получит ленту, которой связывали руки супругов перед алтарем, станет следующим. — Спасибо, что предупредили, — вежливо отозвался Джестани. — Постараюсь держаться подальше… — Не беспокойся, силой тебя никто к алтарю не потащит, — прошипел Алиэр. — Мало ли какие у нас обычаи, тебе-то на них плевать! Да что же это такое! Обида бурлила внутри, как вырвавшийся из-под дна горячий источник клубится мутной горькой взвесью, пачкая и отравляя чистую воду. Ну сколько можно? Что ему сделал Эруви? Еще откажется от ленты, упрямец двуногий! Тогда точно разговоров не оберешься, а главное, Эруви расстроится! Он закусил губу, из последних сил сдерживаясь, и вдруг наткнулся на искренне недоумевающий взгляд Джестани. — Ваше высочество? — Развлекайся! — бросил Алиэр, отчаявшись просить и объяснять. Все равно как в глухую скалу биться! На них уже смотрели с понятным любопытством, кто-то явно прислушивался, и Алиэр растянул губы в отработанной любезной улыбке, старательно не глядя на жреца. Поискал взглядом столик с тинкалой и закусками, как же на свадьбе без этого, и решительно поплыл к нему. Однако и тут — да что за день такой! — ждало разочарование. Среди серебряных тарелочек с кучей лакомств возвышалось несколько кувшинчиков с тинкалой, но кариандской, сваренной по рецепту, который Алиэр с детства терпеть не мог. Не иначе, из уважения к жениху и его родне… — Ой, простите, тир-на… Лавирующий между гостей слуга не рассчитал стремительного движения и сцепился с ним хвостами. — Простите, простите! — Успокойся, — хмыкнул Алиэр, невольно присматриваясь к хорошенькой мордашке. — Ну-ка, погоди… Где я тебя видел, золотце? И стоило назвать мальчишку словечком, что само подвернулось на язык, как Алиэр вспомнил. — Ты раньше во дворце работал, да? — Да, тир-на, — пролепетал слуга, замерев под его взглядом. — Я и сейчас… на кухне. Нас позвали помочь на свадьбе. — А, ясно, — равнодушно сказал Алиэр. — Принеси-ка мне тинкалы. Только не такой сладкой, как в прошлый раз. Не люблю… — Да, тир-на! — просиял светленький и умчался, будто его краб за хвост ущипнул. Алиэр обвел взглядом зал, где знал каждого гостя. Не так уж много в Акаланте высокородных, и почти все они здесь: кто-то с искренними поздравлениями, а кто-то и злорадствует втихомолку, обсуждая неудачный брак Эруви. Да что они понимают, медузы гнилые! Им и Кассандр казался недостаточно хорош, сколько раз Алиэр слышал за спиной пересуды, что наследник должен избрать в супруги только такую же королевскую кровь. Что ж, теперь поводов для возмущения еще больше: у него в избранных двуногий. И будь это по-настоящему, Алиэр был бы… Счастлив? Он замер от неожиданной мысли, пришедшей резко и ясно. И ведь думал уже об этом до болезни, но потом все уплыло в горячечном мареве, оставив только память о боли и стыд, разделенный на двоих. А в самом деле, если бы Джестани остался с ним? Искренний, верный, умеющий любить всем сердцем… — Вот ваша тинкала, тир-на! Светленький слуга, о котором он успел забыть, едва на хвосте не плясал, протягивая ему кувшинчик. Рассеянно кивнув, Алиэр принял горячий сосуд, поднес к губам. Глотнул тинкалы, сваренной на этот раз вполне прилично, разве что со специями опять перебор. Но ничего, вкус даже приятный. — Что-нибудь еще? Паренек заглядывал ему в глаза, и заискивающая улыбка начинала раздражать. Точно, он и тогда, в спальне, именно этим не понравился. Хотя… Алиэр глотнул еще, чувствуя, как приятное тепло волнами катится по телу. Интересно… — Нет, ничего. Вернешься во дворец, расскажи этот рецепт моему повару. Я велю, чтоб тебя наградили. А теперь возвращайся к гостям. — Да, тир-на. Разочарование в светло-бирюзовых глазах было таким явным, что Алиэр хмыкнул, провожая взглядом удаляющийся темно-синий хвост. Когда уже они поймут, что стыдно быть развлечением на один раз. Хоть бы кто-то отказался! Он сделал еще глоток, но тинкала вдруг показалась противной. Нет, вкус был по-прежнему хорош. Просто вспомнился тот поцелуй со светленьким и жадная готовность в красивых глупых глазках… Алиэр поставил кувшинчик на стол, возле которого плавал, поискал взглядом Джестани. Жрец был не один! Глубинные боги, стоило на несколько минут оставить! Накраситься, значит, он не может, а кокетничать с парой красавцев из королевской гвардии — запросто! — Мой принц… Что-то сегодня все подкрадываются к нему незаметно. Впрочем, это и немудрено: гостей много, от каждого движения расходятся волны. Только вот что здесь делает именно этот гость? Как еще Три брата не начали извергаться от удивления… Или ему все равно, что он здесь не желанен, лишь бы покрасоваться? — Деалар, ты в опале, если вдруг забыл, — сухо сказал Алиэр, поворачиваясь. И замер, таким жаром окатило от вида хрупкой фигурки, обтянутой полупрозрачным шелком туники. Словно в первый раз он разглядел полуприкрытые пухлые губы, такие сочные, сладкие… Жемчужную нежность кожи в вырезе туники, изящные ключицы, стройную округлость бедер и линию хвоста, манящего притронуться, сплести плавники… — Ваше высочество, — умоляюще сказал Деалар, подаваясь навстречу и быстрым движением ловя его руку в свои ладошки. — Мои самые искренние извинения! Я бы не осмелился показаться на глаза, но нам нужно поговорить. — Поговорить? — повторил Алиэр, сглатывая наполнившую рот слюну и старательно отводя взгляд от складок туники, как назло прилипшей к бедрам Деалара. — Да… — выдохнул тот, облизывая острым язычком бесстыдно блестящие и яркие губы. — Прошу вас! Только где-нибудь в укромном месте, чтобы нас не увидели. Словно сквозь сон Алиэр почувствовал, как его тянут за собой. И подчинился, думая только о том, что в укромном месте их действительно не увидят. Как же раньше он не замечал, насколько Деалар хорош собой? Считал его даже неприятным — глупость какая! Огни туарры на стенах сливались в качающиеся и мерцающие полосы. Шум голосов то наплывал, то исчезал совершенно. «Как прибой, — подумал Алиэр и едва сдержал глупое хихиканье, уворачиваясь от рванувшегося навстречу подвесного шара с туаррой. — Когда я успел так набулькаться? И главное — с чего? Не с кувшинчика же тинкалы?» Он всего на минуточку закрыл глаза, просто передохнуть, а когда открыл, вокруг было гораздо темнее и вода отдавала странным привкусом затхлости. Непроточная комната… — Деалар… — прошептал он, с трудом поднимая тяжелые руки и пытаясь оттолкнуть кудрявую головку от своего, уже почему-то голого, живота. — Мой принц, — мурлыкнул Деалар, деловито стягивая с него широкий парчовый пояс и спуская его вниз, к хвостовому плавнику. — О, как же я вас люблю! Мы созданы друг для друга, поверьте! Не этот гадкий двуногий, а я… — Ты рехнулся? От изумления Алиэр очнулся и попытался выдраться из цепких, как у маару, объятий. — Вы поймете… — жарко шептал Деалар, пятная поцелуями его плечи, грудь и живот, проводя языком по чувствительной границе тела и чешуи. — Мой принц, я спасу вас от этой жалкой твари. Это он Джеса — жалкой тварью? Зарычав от бессильного бешенства, Алиэр отпихнул наглые руки, но пытаясь вырваться, лишь толкнулся бедрами в лицо Деалара, готовно прильнувшего губами к его чешуе…

***

Джестани во все глаза смотрел на сказочную пещеру, полную разряженных иреназе. Среди огней туарры на стенах виднелись венки из водорослей, перевитых цветными лентами и блестящими цепями. Повсюду россыпью золотых и серебряных монеток мелькали стайки крошечных рыбешек, отчего море мерцало тысячью бликов. Голоса и смех, приглушенные водой, дрожали, словно струны огромного дутара, и Джестани чувствовал их кожей. Иреназе были прекрасны. На охоте он видел, оказывается, лишь малую часть высокородных Акаланте, а здесь собралось не меньше сотни: молодых, старых и совсем детей. Малыши играли подвесными шарами туарры, носились между старшими, и никто их не одергивал, разве что иногда, если наткнутся на кого-то, взрослый ловил постреленыша за хвост и брал на руки, обнимая барахтающееся тельце, целовал смеющуюся мордашку и отпускал. Взрослые иреназе собирались по несколько вокруг маленьких круглых столиков на высоких ножках. Некоторые столики были в виде лесенки — очень удобно для тех, кто подплывает сверху и снизу, другие походили на большие плоские цветки с несколькими лепестками. Вот как раз к такому и уплыл рыжий. Какой овод его укусил? Недоуменно посмотрев вслед, Джестани глубоко вздохнул и постарался выкинуть странности принца из головы, жадно разглядывая красоты подводного торжества. Здесь не было музыкантов, как на земных свадьбах, но залитый теплым светом зал иногда пронизывали густые тяжелые звуки гонга, в который бил иреназе, одетый в длинную белоснежную тунику. Несколько пар, держась за руки, кружились в странном танце высоко под потолком, не мешая остальным, кто-то чинно беседовал в углу… Алиэру, вообще-то, пора было вернуться. Или он оставил Джестани одного на целый вечер? Зачем тогда было вообще тянуть с собой? Начиная злиться, Джестани поискал взглядом его рыжее высочество, успел заметить, как тот разговаривает со слугой, судя по коротким светлым волосам, и тут его отвлекли. — Каи-на Джестани? Подплывший сбоку незнакомый плечистый иреназе в ярко-синей тунике с золотым поясом был изрядно навеселе, если Джестани правильно понимал блеск глаз и чересчур размашистые движения. Впрочем, держался он неплохо, только вот перекрыл широченной спиной вид на принца и воззрился на Джестани с явным восхищением. — Простите, не имею чести знать вас, — вежливо отозвался Джестани, на всякий случай прикидывая пути отступления и оглядывая зал. К счастью, пока никто на них не обращал особого внимания. Гости угощались, беседовали, чинно плавали. Джестани даже разглядел немного поодаль знакомое лицо. Сиалль, как всегда безупречно утонченный в струящемся изумрудном одеянии, распекал говорившего с принцем слугу, судя по недовольному лицу наложника и опущенной голове мальчишки. Джестани отвел взгляд, понимая, что наложник слишком далеко и не услышит его оклика. — О, это вы простите! — с той же стороны подплыл второй, явно более трезвый. — Я Камриталь из рода каи-на Таруна. А мой друг, сраженный вашей красотой настолько, что слегка утратил понятия о приличиях, ири-на Семариль. Прошу, не сочтите оскорбительным наше искреннее желание выразить вам восхищение. Джестани почувствовал, как щеки заливает краска. Иреназе так откровенно смотрели на него! Семариль и вовсе только что слюной не капал, скользя взглядом по его телу, как назло подчеркнутому облегающей туникой. И где, интересно, принц, когда его присутствие в кои-то веки было бы кстати? А может, и хорошо, что рыжий это не видит? Он немного отодвинулся назад под жадными взглядами и припомнил, почему имя второго кажется знакомым. — Каи-на Таруна? Господин Леавар, случайно, не ваш родственник? — О, вы знаете Лера? — возрадовался Камриталь. — Да что это я, конечно, знаете! Леавар — наша гордость, хотя до вас ему, признаться, далеко. Скажите, на суше все так привлекательны? — Мне трудно судить, — холодно отозвался Джестани. «Это подводное королевство, — напомнил он себе. — И здесь другие законы насчет плотской любви. Никто не видит ничего странного, что наследник спит с мужчиной, у них и женщин-то нет…» И тут же, как нарочно, его взгляд наткнулся на проплывающую мимо пару иреназе, одна из которых, с небольшим животиком и полной грудью, была уж точно женщиной. Ну да, она же беременна. То есть он. Гнев Малкависа, не о том сейчас думать надо! В Аусдранге мужеложцев не жаловали, и хотя не жгли на костре, как в некоторых землях, но презрительных взглядов Джестани ловил немало. Как ни скрывали они поначалу с Торвальдом свою связь, но от слуг такое не утаишь, если ночевать в одной постели. А потом уже было все равно. Джестани, во всяком случае. Случались и другие взгляды, жадные и липкие, но непременно украдкой. А эти двое смотрели так, словно готовы были хоть сейчас уединиться с ним где-нибудь. Да где же принц? Семариль покачнулся, совсем как подвыпивший человек, и за его плечом Джестани увидел, как Алиэр уплывает едва ли не в обнимку с Деаларом. Вот как, значит? А помнится, накладывал на него опалу… Было не то чтобы обидно… Странно — да. И очень неприятно. Но это дело принца, с кем проводить время, не будет же Джестани ревновать. Чушь какая! Они с Алиэром совсем чужие друг другу, он сам рад держаться от рыжего подальше. Пусть спит, с кем захочет: с Сиаллем, другими наложниками, всем Акаланте по очереди. Только зачем так явно? — Что-то не так, каи-на? Камриталь все-таки был повнимательнее друга, и Джестани привычно спрятал чувства внутрь, не выпуская их на лицо. — Нет, ничего, — сказал он так же бесстрастно. — У вас очень красивые свадьбы. Простите, а скоро будет сам обряд? — Совсем скоро. Вот еще три-четыре гонга… Как иреназе определяют время, Джестани так и не понял, но то ли Трое, то ли Малкавис вспомнили о нем, потому что между двух иреназе, бесцеремонно растолкав их хвостом, протиснулся Эрувейн. — А я вас повсюду ищу. Каи-на Джестани, Алиэр… А где Алиэр? — Его высочество где-то здесь, — вежливо отозвался Джестани, жалея, что не может провалиться под красивую каменную плитку пола или раствориться в воде. — Где-то? — нахмурился Эрувейн. — Он вас оставил? Камриталь, вы не видели тир-на? — Я ви-и-идел! — вылез Семариль, на которого будущий новобрачный глянул, едва поморщившись. — Он за-а-анят… — Я думаю, его высочество вскоре нас найдет, — поспешно сказал Джестани, про себя пожелав болтливому пьянчуге подавиться чем-нибудь. Вот теперь стало по-настоящему стыдно. Эрувейн не заслуживал скандала на собственной свадьбе, а именно это Деалар и решил устроить, если Джестани хоть что-то понимал в жизни. Дурак и наглец - он где угодно дурак и наглец, хоть на земле, хоть в море. — Занят? Где? С кем? Эрувейн нахмурился, и как-то сразу вспомнилось, что этот хрупкий мальчик, вообще-то, высокородный. Джестани только зубы стиснул, изнывая от позора, когда через несколько мгновений его решительно потащили в ту же сторону, куда уплыл принц. — Не надо, — попробовал он взмолиться перед дверью в коридорчике, прилегающем к залу. — Пусть его… Лишь бы никто не узнал… — Не узнал? — разъяренным львенком обернулся к нему Эрувейн. — Не бойтесь, на вас этот позор точно не ляжет. С Алиэром я сам поговорю! Ох, как я с ним поговорю… На моей свадьбе! Оставить вас и уплыть с этим! Да он совсем разум потерял! А этому… Ох, я ему лохмы-то повыдергиваю! — Не надо! С неожиданной для такого хрупкого существа силой Эрувейн врезал по двери плечом. И еще раз — хвостом. Дверь подалась, она и заперта не была. В падающем из коридора луче света Джестани разглядел рыжие волосы на запрокинутой назад голове и копну блестящих светлых кудрей у бедер Алиэра. Оттолкнув Джестани и влетев внутрь, так что дверь снова прикрылась, Эрувейн что-то крикнул. Мгновение, второе — в коридор вывалился Деалар, суматошно крутя хвостом и собирая растрепанные кудри. — А ты! В моем доме! С этой дрянью! — раздалось изнутри. Деалар, фыркнув, отплыл к стене и покосился на Джестани с наглой опасливостью. Что отвечал принц, Джестани не понял. Зато четко расслышал удивленный возглас Эрувейна: — А это еще кто? Вы что, втро… Похолодев, он пнул злосчастную дверь, проплыл внутрь. Там было темно, только один шар туарры качался под потолком. И потому Джестани не сразу разглядел… Сзади истошно заорал сунувшийся следом Деалар: — Убили! Эрувейна убили! Принц убил Эрувейна! Копна светлых косичек, рассыпавшихся по рукам Алиэра. Безумный взгляд рыжего. Какой-то отблеск в углу, мгновенно исчезнувший. Нож — в руке принца. Джестани смотрел, казалось, целую вечность. А потом вечность взорвалась криками, светом фонарей и звериным рыком кариандца.