По ту сторону заката.

Я стою и смотрю на женщину, невнятно рассказывающую мне немыслимые, невозможные вещи. Трясутся не только ее руки, но и губы, на которые по щекам стекают слезы. Во взгляде – безумие, отчаяние. Смысл ее слов никак не может достучаться до моего сознания: Эйдан одолжил байк у Вилли, поехал на нем к нам… Грузовик. Авария. Больница. Миссис Обернетти позвонила полиция, после чего она сразу отправилась в больницу, оставив Амели дома. Не выдержав в морге и десяти минут она сразу поехала к нам, чтобы сообщить… Я хмурюсь, не понимая, что она такое говорит. Это ведь шутка, да? Ну конечно шутка – сейчас Эйдан выйдет из-за угла, рассмеется и вздернет руки, а я, с криком: «дурак!» начну его колотить, заставляя извиняться. Но один взгляд на маму Эйдана обрушивает на меня простую истину – человек, едва стоящий на ногах вряд ли будет шутить над такими вещами. Многие думают, что известие о трагедии с близким человеком – это агония, ярость, порождавшие желание рвать и метать, выплеснуть злость, накалившую нервы. Но это не совсем так. Сначала это холод, покрывающий толстой коркой все органы, медленно доходящий до сердца. Неверие, полное отрицание произошедшего, ведь этого просто не может быть! Как? Почему? Он не мог… Несколько лет назад у отца погиб сотрудник, и он тогда, сидев дома за столом, тихо сказал: - Это не могло произойти так… быстро. Я тогда не совсем его поняла – а теперь понимаю. Ужасные вещи случаются совершенно неожиданно, негаданно, мы не можем этого почувствовать, не можем предугадать. Это просто происходит – раз – и человека нет. Я медленно пячусь назад, выронив телефон из рук, пока не натыкаюсь на журнальный столик позади себя. Что-то бормочу. Этого не могло произойти… Мы ведь еще столько сделаем. Мы пойдем на последний утренник Лил в дет.саду – она оденется в полосатый костюм кошки, я нарисую карандашом ей маленькие усики, она весь праздник будет смотреть только на нас, а потом, по дороге домой, Эйдан скажет: - Ты была там самой красивой! - Но Элли была в настоящем платье принцессы! У нее и корона была! – запротестует она. - Открою тебе маленький секрет: ни одна принцесса не устоит перед маленькой кошечкой. – И он загадочно подмигнет мне. Я, как всегда, заболею в середине апреля – я всегда болею весной, и Эйдан притащит мне килограмм киви, заявив, что в них куда больше витаминов, чем в банальных апельсинах. Будет постоянно ворчать, что я раскрываюсь, потому что я не выношу жару, и будет кутать меня еще плотнее, еще старательней. Мы обязательно побываем на концерте Дастина О`Хэллорана, перешептываясь о том, что будем полными ничтожествами, если не научимся играть так же. Полетаем на воздушном шаре, чтобы увидеть весь город, все небо, весь мир. Поздней ночью мне приснится кошмар, и я, проснувшись, запаникую, но он будет рядом – он обнимет меня, сказав, что все хорошо. Мы откопаем новые Дио.Фильмы и будем смотреть по вечерам, поочередно запуская в бумажный стаканчик из под попкорна руки, беря картошку фри. Это будет теплые, спокойные вечера, только наши с Эйданом. Он еще раз скажет, что любит меня, что я очень любопытная, но он любит меня – он скажет, он точно скажет! Я смутно вижу, как мои родители что-то говорят миссис Обернетти, Лэсли подошла ко мне и что-то говорит, но я не слышу, словно нахожусь под водой. Кажется, у меня подкашиваются ноги, и я падаю на пол, ничего не чувствуя. Это сон. Ну конечно, это сон! Тот самый кошмар, и сейчас я проснусь рядом с Эйданом, его теплые руки успокоят меня. Проснись же, Эйвис, проснись! С силой щипаю себя за локоть, и чувствую слабую боль в онемевших нервах. Щипаю сильнее, сильнее, и в конце концов прекращаю, иначе точно раздеру всю руку. Человеку просто тяжело это осознать – это необъяснимое чувство потерянности, недопонимания. Как? Еще вчера человек ходил, смеялся, дышал, а сейчас не в силах даже перевести взгляд. Но я должна это признать, ведь все слышала… Скажи это, Эйвис. Скажи самой себе! Эйдан умер. Умер. Погиб. Один удар головы об асфальт, ведь он всегда отказывался надевать шлем… - Нет! – Вырывается у меня крик, и я запускаю руки в волосы, голову прижимаю к согнутым ногам. В сознании вспыхивают все воспоминания, все то время, проведенное вместе, все слова и действия, делающие меня счастливой. Его отдаленный взгляд на балконе. Черная футболка, потушенная в руке сигарета. «Ты – мечтатель. Любящий слушать. Эйдан Обернетти. Фа-но. Третий курс». Взъерошенная челка, усталая походка. «Мистер Мроссера, это я дал ей журнал». Те громоские белоснежные кроссовки, постоянно черные футболки. «И о чем же ты думаешь, смотря на меня,Эйвис? Считаешь меркантильным уродом и злостно проклинаешь?» Задумчивый взгляд на горизонт, полное погружение в себя, слегка приоткрытые губы. «Какая разница, что подумают другие? Разве тебе важно мнение чужих людей?» Решительно сжатые кулаки, движущиеся желваки. «Будешь меня лечить?» Рисунки, повсюду рисунки, сестренка так и не приучила его к порядку… «Мне нравится рисовать пейзажи. Прости, я ненормальный. Я знаю.» Темный шоколад. Длинные, длинные ресницы. «Мне больше некого ждать. Я говорил, насколько ты удивительная?» Горячее тело, слившееся с моим, ровное дыхание в мою шею утром. Он всегда утыкался носом мне в плечо… «Спасибо, что ты есть у меня.» И кофе, кофе, родной запах кофе, кажется, уже ставший и моим собственным. «Потому что я одержимо люблю тебя…» Как он мог меня оставить? А семья? Женщина, которая только что стала в состоянии находится рядом с детьми, уже несколько лет не видевшие ее вне больницы. А Лил? Девочка, так гордившаяся своим братом, постоянно называвшая его «неряшливый недотепа». Что будет с ними? А со мной? Слезы капают мне на джинсы, оставляя темные пятнышки, кто-то успокаивающе гладит меня по спине, но я не поднимаю головы, не открываю глаза. Потому что тогда его голос навсегда затихнет… Я сижу на подоконнике, обхватив руками колени. Солнце садится, я наблюдаю за ним через окно. Не помню, как провела последние несколько дней. Похороны прошли в узком кругу, недолго, не шикарно. Я не плакала. Наверно, потому что уже все выплакала и все выкричала. Но я едва удержалась, чтобы не лечь в яму рядом с гробом и не закопать себя при одном виде Лил в маленьком, черном платьице, постоянно шептавшую: «Почему, почему, почему…» Я бы тоже хотела знать ответ на этот вопрос. Вздохнув, провожу рукой по стеклу, щурясь, смотря на солнце. Вспоминаю наш последний разговор с Эйданом и его вопрос: «Как думаешь, что по ту сторону?» Не знаю, услышит ли он меня, но я тихо выдыхаю: - Ты. – Мой голос охрип, и кажется, стал немного старее. Я уверена, что сейчас Эйдан купается в этих теплых цветах, окруженный со всех сторон бескрайними просторами, которые так любил. – Ты по ту сторону, Эйдан.