Фрейд был прав

Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет. (с) Зигмунд Фрейд "Тотем и табу".

Какой до жути удобный диван. Глупая мысль, но она ее не отпускала. Все повторилось: она снова сидела напротив него, не зная, куда деть взгляд и о чем думать, он же листал ее медицинскую карту, теперь уже обновленную, попутно делая какие-то пометки. — В целом, твое состояние можно считать удовлетворительным, но, судя по основным показателям, твой организм испытывает сильный стресс. Ты хорошо питаешься? — Нормально, — зачем ему знать, что она не помнит, когда и что ела в последний раз. — Ты принимаешь что-нибудь? Алкоголь? Какие-нибудь препараты? — Нет, — она покачала головой. — Ну, разве что те таблетки доктора Пицеля, раньше, но я не знаю, как они называются. — У тебя они остались? — утвердительный кивок в ответ. — Принеси мне их. И больше никогда не принимай то, состава чего не знаешь. Что с ночным отдыхом? По-прежнему плохо спишь? — Да. — Что-то мешает? — он оторвался от записей и посмотрел на нее, но она упорно изучала свое скрещенные лодыжки. — Ты живешь в одном доме с Джоффри... — он сделал небольшую паузу, подбирая слова. — Вы спите вместе? — Со мной невозможно спать, — она ответила, не задумываясь. — Я кричу по ночам. — Я... не об этом, — в словах прозвучала ухмылка. — О, — Санса покраснела. — Мы не... Я... Нет. — Мы — проще, чем кажемся себе, — легкомысленно пояснил он. — И часто наше эмоциональное состояние зависит от банальной физиологии. Этим и продиктованы мои вопросы. Она кивнула, все еще слишком смущенная, чтобы поднять голову. — Я хочу, чтобы перед моими сеансами ты была отдохнувшей и полной энергии. Терапия отнимает много сил, так что ты должна стараться. — Я буду. Я же обещала. — Обещала? Кому? — О. Это неважно, — да зачем она вообще говорит все это? Но мужчина все равно ждал ответа. — Шае. Она беспокоится. — А, эта славная протеже Тириона. Вы близки? — Не знаю. Наверное. Мужчина вышел из-за стола и прошелся по кабинету, задержавшись у книжного шкафа. — Ты когда-нибудь слышала о Фрейде? — он неожиданно сменил тему. Простой кивок в ответ. — Читала? — Нет. — Тогда, — он пробежался пальцами по корешкам книг и выудил с полки тонкий небольшой томик. — Держи, — Бейлиш подошел к ней и протянул ей книгу. Санса взглянула на обложку: "Психопатология обыденной жизни". — Звучит устрашающе, знаю, но не бойся, это только видимость. Прочти и сама поймешь. Так вот, говоря о Фрейде, — он вновь отошел от нее и присел на краешек стола. — Метод свободных ассоциаций — одно из его гениальных изобретений. Ребенок, только научившись говорить, болтает обо всем, что взбредет в его голову. Опасное качество для взрослого человека, думаю, ты хорошо это понимаешь, — он взглянул на нее, но Санса не подняла головы. — Но я хочу, чтобы на сеансах ты иногда была таким ребенком. Дети не испытывают угрызений совести за то, что они говорят, им не бывает неловко или тяжело. Я хочу, чтобы ты говорила даже то, о чем тебе говорить больно, неприятно или стыдно. — Я всегда говорю, что думаю, — она попыталась придать голосу непринужденность, но его слова пугали. Говорить обо всем? — Я не умею скрывать свои эмоции. — Думаю, ты ошибаешься или недооцениваешь себя, — мягкий вкрадчивый голос. — Но я хочу, чтобы ты не просто озвучивала свои мысли, мне нужно, чтобы ты озвучивала все свои мысли. В этом суть метода. Мы можем попробовать. Где ты чувствуешь себя комфортно? — Не знаю. Таких мест много, наверное. — Правду, Санса. Она сделала глубокий вдох. Плевать. — Нигде. В моей постели, возможно. Иногда. Если я в одиночестве и не сплю. — Тогда тебе вновь стоит поблагодарить Фрейда и его самый распространенный прием, — в ее глазах не отразилось понимания, так что он счел нужным пояснить. — То, что называют "метод кушетки". Это помогает людям быть более откровенными, лучше раскрываться. Ты не будешь видеть меня, это словно разговор с самой собой. Даже сама поза помогает, дарит ощущение безопасности: ты не станешь лежать, если что-то беспокоит тебя, если рядом человек, которому ты не доверяешь. — Возможно, мне придется... — она вспомнила предыдущую ночь и поведение Джоффри... — О чем ты? Она только покачала головой. — Что ж, хорошо. Давай установим несколько правил. Я хочу, чтобы ты знала: запретных тем нет. Здесь нет никого, кроме нас, никто кроме меня тебя не услышит, — она слушала его, но пока не понимала, к чему он клонит. — Со мной ты никогда не пересечешься в реальной жизни. Я не буду тебе другом или просто знакомым, нас никогда не будет ничего связывать. Ты можешь рассказать мне что угодно. Он сделал небольшую паузу, давая ей осознать сказанное. — Я не буду заставлять тебя говорить о чем-то определенном или делать что-то, что тебе не нравится. Я не обещаю, что тебе будет комфортно на этих сеансах — вероятно, не будет, но ни о каком принуждении речь не идет, ты должна хотеть этого сама. Окей? Она кивнула, принимая эти правила. По крайней мере, это походило на честную сделку. — Так о чем ты подумала? Боже, как стыдно. Я, правда, должна произнести это вслух? — О Джоффри. — Он тебя пугает? — Кажется, да, — ну вот, она это сказала, и небо не рухнуло. — Это новое ощущение. Раньше такого не было. — Наверное, звучит как оправдание? — И с чего это началось? — Не знаю. Просто чувство. Глупо, наверное. Но Шая ведет себя с ним как с... преступником. Даже его телохранитель старается не подпускать его ко мне. Я давно это заметила, но только сейчас осознала, наверное. — То есть ты никогда не замечала тревожных знаков? — на его лице будто было написано "о, брось, это же Джоффри!" — Не знаю. Наверное, мне было все равно. — И что изменилось? — Ничего, — о, она уж точно не станет рассказывать о той ночи. — Совсем ничего. — Значит, все должно измениться сейчас. Ляг на этот диван. Прозвучало почти безапелляционно, хоть и довольно мягко. Едва ли ей это поможет, но она попытается. Ради Шаи и... пожалуй, ради себя. Что, если он все же прав, и это сработает? Санса нагнулась, развязала шнурки и скинула кеды, оставаясь в носках. Нужно ли снимать толстовку? Подумав, девушка осталась в ней, и просто улеглась на диван, положив голову на жесткую кожаную подушку и согнув ноги в коленях. Странное ощущение. Он тоже переместился, устроившись в кресле у ее изголовья. Мужчина молчал — теперь Санса его не видела и не слышала. Почему он ничего не говорит? Или она сама должна начать? В голове было совершенно пусто, так что даже если бы она и захотела, то все равно на смогла бы нарушить эту тишину. Чуть поерзав, она перебросила косу на другую сторону и повернула голову налево, бездумно изучая обивку дивана. — Постарайся расслабиться, — его голос теперь звучал намного тише. — Подумай о чем-нибудь приятном, сбрось напряжение. Твое сердце бьется слишком быстро. Откуда он?.. Предвосхищая ее вопрос, он объяснил: — Я вижу это по яремной вене на твоей шее. Кажется, она почти слышала ухмылку в его голосе. Санса подняла руку, касаясь кожи и пытаясь почувствовать, действительно ли это было так заметно. — Немного правее, — его пальцы легли на ее руку, перемещая ее к ложбинке над ключицей. Как он сумел подойти так тихо? — Вот здесь. Чувствуешь пульсацию? Она кивнула, в горле внезапно пересохло. — Сделай пару глубоких вдохов, — его голос звучал тихо, почти методично. — Слушай биение своего сердца, — он чуть сильнее надавил на ее пальцы, — Постарайся контролировать его, заставь замедлиться вместе с твоим дыханием. Сосредоточься на этом ритме и не думай больше ни о чем другом. Это было не так просто, но она все же смогла успокоиться, почти убаюканная этими словами. Должно быть, издержки профессии, но у него был невероятно подчиняющий голос, ему почти невозможно было сопротивляться. Он снова отошел, садясь в одно из кресел у окна. — Расскажи мне о своем самом первом воспоминании. Что ты помнишь из детства? — Не знаю. Немного, наверное. — Она чуть нахмурилась. — Я помню наш дом, сад за ним, свою комнату. Помню ... — нет, слишком тяжело. — Родных. Помню, как мы все вместе проводили время, ездили отдыхать. Помню глупые неважные моменты. Обрывки праздников и выходных... – Почему ты считаешь эти моменты неважными? — Не знаю… Просто все они слились для меня в какое-то размытое пятно. — И что ты считаешь по-настоящему важным? — Я... не хочу об этом говорить, — она приподнялась, садясь и обхватывая колени. — Пожалуйста. — Хорошо. Поступим по-другому. Расскажи о любом, пусть даже самом неважном воспоминании из детства, очень коротко, парой предложений. Она опять легла, но на этот раз на бок, подтягивая колени к груди и сворачиваясь калачиком. Санса задумалась на минуту, а затем начала описывать. — Кажется, мне пять или около того. Лето. Мы пришли к лесному озеру на пикник. Пока все возились, обустраиваясь на новом месте, я сбежала. Не совсем даже сбежала, скорее, просто отправилась побродить по лесу и потерялась. — Хорошо. А теперь опиши, как ты провела вчерашний день — так же коротко, парой фраз. — Я поднялась рано, поехала в клинику, через пару часов вернулась домой. Днем мы гуляли по торговому центру с Мирцеллой... — она на мгновение задумалась, стоит ли упоминать встречу с его помощницей, но решив, что та сама наверняка ему рассказала, продолжила. — Мы встретили Роз, выпили кофе, пошли в кино. Вечером я читала и легла спать. — Как любопытно, — он ухмыльнулся. Видимо, Роз все-таки не рассказала. — Теперь вновь расскажи про первое воспоминание, но со всеми возможными подробностями, которые ты помнишь. — Ммм... Летний день, тепло, даже жарко. Мы много времени провели в машине, и мне не терпелось оказаться снаружи. Когда приехали, нашли хорошее место для пикника — у озера. Все были так заняты, а мне стало скучно, и я решила немного осмотреться. Просто пошла по небольшой дороге, которая вела в лес. Смотрела по сторонам... Не помню, сколько времени прошло, но когда я решила вернуться, поняла, что не помню дороги обратно — куда шла, где сворачивала. Вокруг был только лес, насколько хватало глаз. — Что ты чувствовала? — Безысходность... пронизывающую насквозь. Растерянность. Страх. — Хорошо. Теперь расскажи про вчерашний день во всех возможных подробностях. — Утром я проснулась в 7:30, приняла душ, оделась. В клинику меня отвез мистер Клиган. За пару часов я сдала все необходимые анализы и прошла врачей. Вернулась домой, тогда Мирцелла предложила сходить прогуляться. Мы пошатались по магазинам, присели выпить кофе, встретили Роз, Мирцелла пригласила ее за наш столик и была очень навязчивой, забросала ее вопросами... Потом мы еще немного побродили по магазинам, пошли в кино, на мелодраму, которую Мирцелле давно хотелось увидеть. Вернулись домой около десяти вечера, я устала и решила сразу лечь спать. — Любопытно... — мужчина замолчал на какое-то время, и Санса услышала шорох бумаги. Немного повернув голову, она увидела, что он делает записи в большом блокноте. Заметив, что она наблюдает, Петир перехватил ее взгляд и усмехнулся. Санса поспешила отвести глаза. — Я хочу, чтобы ты подумала над тем, почему ты выбрала именно это воспоминание. Я хочу, чтобы ты проделывала это упражнение каждый день, даже когда мы не встречаемся. И еще я хочу, чтобы ты начала вести дневник. — Дневник? — Это довольно стандартное предписание для всех, начинающих терапию. Ведение дневника дисциплинирует, приучает к самоанализу, иногда не дает забыть о некоторых поступках или мыслях. Я бы хотел, чтобы ты писала каждый день, в идеале — в одно и то же время, лучше вечером перед сном. Можно чаще, реже — нет. Она послушно кивнула, хотя затея едва ли удастся — о чем ей писать каждый день? То ли он почувствовал ее скептицизм, то ли давно готовил что-то подобное, но Сансе показалось, что сейчас будет произнесено что-то важное — казалось, даже атмосфера в комнате изменилась. Внезапно она почувствовала себя неуютно, лежа на его диване. — Санса... Она все же поднялась и скрестила ноги, усаживаясь удобнее. — Надо полагать, инициатором твоего прихода сюда была Серсея. Догадаться нетрудно. Отрицать было глупо, так что она сочла за лучшее промолчать. — Дело не в этом. Это необычно, но все же случается. Дело в том, что если даже Серсея разглядела твои проблемы, тебе стоит... — Даже? В каком смысле? Он оставил вопрос без ответа, поднимаясь с кресла и подходя к ней ближе. — Тебе стоит приложить усилия. Даже если ты сама не веришь в успех. — Я верю, — она сцепила пальцы, глядя, как побелели ее костяшки. Мужчина насмешливо усмехнулся и развел руки: — Подумай о людях, которые тебя окружают. Посмотри вокруг, мы здесь все лжецы, и каждый лжет лучше тебя. — Но я действ... Он не дал ей закончить фразу, в два шага приблизился и коснулся двумя пальцами ее подбородка, поднимая вверх. — Смотри в глаза. Поддерживай зрительный контакт, когда собираешься сказать неправду. Это придает веса твоим словам. Она послушно подняла голову, кажется, впервые за все время глядя прямо ему в глаза. Пристальный серьезный взгляд — как она может убедить в чем-то человека вроде него? Как вообще можно что-то понять по выражению его лица? В его взоре вдруг появилось что-то странное, нечитаемое — какой-то проблеск мысли, почти не оставивший отпечатка, но все же промелькнувший в его глазах. Мужчина задумчиво погладил ее подбородок большим пальцем, легонько касаясь нижней губы. — Ты свободна.