Сорок четыре килограмма

После тренировок приятно было помогать тренеру наводить порядок в зале. Полы после игр – скользкие, расцелованные круглым, как солнцем, мячом. Киеши смеялся над взъерошенными волосами Хьюги, потом шутил над самим собой – надо же, получил удар прямо в лицо и в первые день тренировок, потом долго катал Рико на спине – упал на теплый пол и счастливо потянулся. Мир для него, принца в растянутой майке, как обычно улыбался. Она сидела поодаль – невыносимо смущаясь – аккуратно сводила коленки от сдавленной улыбки влюбленной женщины, иногда бросала ласковый взгляд на собственного пса, играющего у ее ног, успокаивалась. Прошло всего полтора месяца – она держала его за руку каждый день во время обеденного перерыва и по дороге домой, а о больше и мечтать не стоит – она уже довольна, уже счастлива. У Тецу глаза голубые – такие же, как раньше, но больше нет в них ни тоски, ни испуга, ни желания раствориться в тени собственной команды, никто не тянет ее за руку, не принуждает, ни причиняет ей боль – впрочем, боли теперь она не боялась вообще. Никаких изменений, и даже кроссовки все те же, кипельно белые, как в тот странный день, когда она потеряла саму себя и нашла Киеши. Вот только ямочки на щеках становятся чуть заметнее, едва нечаянная улыбка трогает ее изнутри. Вот только ладонь стала мягче – потому что ей хочется, чтобы Ему нравились ее руки. И внутри у нее не мертвенная глубина реки, в которой собственное лицо кажется отражением – солнце, усыпанное снегом школьное крыльцо, горячий кофе из кондитерской на углу. Киеши. Она неловко оглядывается, надеясь, никому не помешать своим счастьем, но тут же забывает обо всем. Киеши катает Рико на спине, ломает щетку для пола, шутит над шутками Изуки и, проходя мимо, легонько касается ее ладони. Ровно в центре. На половину минутки. Им хватает. Кагами неловко оборачивается – улыбка Тецу кажется ему слишком счастливой для той, кого дважды предали и лишь однажды полюбили. Он думает – если Киеши-семпай однажды причинит ей боль, никто никогда не сможет защитить Куроко, даже она сама – Киеши-семпай не поколение чудес. Он старше, и ему она добровольно отдает свое сердце, не требуя ни гарантий, ни доверия. Поэтому Кагами – он еще не сказал никому – тренируется в два раза больше с того дня, как они перестали быть просто Куроко и просто Киеши. Если он, Кагами, станет сильнее всех, даже Киеши-семпая, у него самого появятся гарантии. И доверие. Он доверит счастье Тецу самому себе и будет оберегать его. Он думает – он больше не проиграет. Он знает – он больше не сможет проиграть. *** Кагами в последнее время вел себя странно, и это замечали все: капитан, тренер, даже отец, появляющийся изредка в его жизни. Взрослый сын стал странным – но возраст тут не при чем – дома по-прежнему только гитара, мяч и журналы, на телевизоре пыль, как будто его не включали месяцами, а в глазах у единственного сына лихорадочный блеск, отец лишь однажды видел такой. Он помнит – дверь их американского дома отворил не Тайга, а другой мальчик. Куда более изящный и красивый, невысокий, с кокетливой родинкой, как у девочки, на лице. Открыл и сразу улыбнулся ему широко и невинно – и до конца дня крутился у ног его жены и сидел на его коленях, пока его неуклюжий сын сиял счастьем, потому что в тот день нечаянно и надолго обрел своего первого друга. Кагами знает – уже никто не вернет старые времени, и отец единственный, кому он позволяет копаться у себя внутри, когда у того есть время. Кагами верит – если он продолжит тренироваться и искать свой собственный мир, что-то внутри него изменится, и тогда он поставит на колени Поколение чудес, а потом и весь свет. Он просто хочет, чтобы больше никто и никогда не врывался вовнутрь его оранжевого, как мяч, солнца, не рушил построенные им замки – пусть они даже из пустых стаканчиков от ванильного коктейля, не вырывал у него руки самой удивительной девушки на свете. Куроко, возможно, и простила уже – но он-то не забыл ее прощального взгляда, когда Аомине уводил ее за собой. Кагами знает, что она счастлива, верит в Киеши-семпая и очень хочет видеть ее улыбающейся всем и никому снова и снова. Но пока его рука не научится держать мяч как меч – он не сможет защитить ни Сейрин, ни самого себя, ни Куроко. Однажды дверь его дома уже отворил улыбчивый мальчик, который спустя несколько лет ударит его по лицу и оборвет их святое братство – теперь он открывает эти двери сам, чтобы спрятать за ними призрачного своего напарника и свое первое искреннее чувство. Кагами хочется верить. *** Когда все уйдут из зала – Киеши попросит ее подождать. Киеши всегда такой – он точно знает, что нужно ей именно сейчас, именно сегодня. Куроко ждет и смотрит в окно, снега пока мало, но это только начало зимы, а значит, скоро она снова достанет шарф Мидоримы и подаренную им книгу. И перестанет думать обо всем. Обо всем, кроме Киеши. Они сидят на ступеньках и смеются друг над другом. У Куроко на кончике носа блуждает сонный солнечный луч – зимнее бледное солнце целует ее бледную кожу, Киеши завидует ему. В зале ни души, но сейчас и здесь им хорошо именно вдвоем, кто-то третий – кроме мяча, конечно – был бы отрадой и проклятьем. Она протягивает ему руку. Он оставляет в середине ее ладошки теплый поцелуй. Принц в растянутой майке. Принцесса из реки. - Если бы у меня были крылья, - хочется сказать ей, - Я бы улетела отсюда, чтобы получше узнать мир. Увидеть снежные пустыни и засохшие мертвые моря. Но я бы обязательно вернулась потом, чтобы покидать мяч тебе. И рассказать обо всем, о чем не смею сказать никому. Киеши поправляет отросшие волосы – дует на горячий лоб Куроко, наклоняется – так, чтобы видеть голубые, как вода в зимней реке, глаза. Впереди у них целая жизнь – вместе или поодиночке, игры на поле и вне него, главные сражения в его и ее жизни, одиночество, отчаянные эмоции на двоих и много счастья, так ему кажется. Да мало ли что будет впереди… Он смеется – полы после игр всегда такие скользкие и теплые, на них приятно сидеть и лежать тоже. Он откидывается назад, увлекая за собой свою девушку. Хотя нет. Просто свою Тецу. Бледный солнечный луч не успевает за ними, гаснет. Впереди – зима. Первая в его жизни теплая зима.