Холод

"Интересные люди никогда не будут простыми. С ними не построишь мирного быта или диалога. С ними все не так, все привычные вещи наизнанку. Наверное, поэтому они так и привлекают чужую мысль. "Я боюсь, но все же попробую прикоснуться", - говорит заинтересованный и больно так обжигается. Ругается, проклинает весь белый свет и, конечно, обвиняет тот самый огонь. Но в чем же его обвинять? В том, что тот - огонь?" Земфира подняла взгляд с блокнота и заметила проходившего мимо открытой двери Афанасия Петровича. Она даже не знала, как его фамилия, хотя он ей жизнь спас. И еще есть врачи, которые проводили операцию... Не любила она всего этого официоза, показной благодарности, когда хочется в лицо плюнуть. Конечно, она натягивала улыбку, кивала, жала руку, если нужно, но где, черт возьми, у этого мира искренность? Где отношения "я правду тебе - ты правду мне"? Пусть даже самую горькую. Разве не так было задумано? Что же произошло? В некоторых песнях она срывалась и обвиняла потом себя за это. Но что она может сделать еще? Разве она вообще в силах что-либо сделать? Афанасий Петрович прислонил телефон к уху: - Слушаю. - Здравствуйте. Один человек звонил с этого номера, и мне очень бы хотелось извиниться перед ним. Мы так нелепо поссорились... Чей это номер? - Доктор, Афанасий Петрович. - Ах, доктор... Афанасий Петрович, я все понимаю, не хочу нарушать ее покой, но мне все равно хотелось бы извиниться. Мне хотя бы записку передать. Можно? - Только записку. Посещения запрещены. - Отлично. Спасибо вам огромное. Давайте я запишу адрес и пришлю с запиской свою помощницу. Она оставит ее в приемном покое, хорошо? Доктор продиктовал адрес. Пожал плечами и продолжил свой путь. Марта подняла кулаки вверх, закусив губу. Она всегда любила себя за отличную память, но сейчас эта любовь достигла пика. Дотронулась до распухшей щеки, на которой были заметны две царапины - поморщилась. Но это того стоило. Она не терпела таких же сильных, как она, и не могла оторваться от тех, кто когда-то дарил ей, как минимум, волшебное счастье. Еще она всегда мечтала жить по законам животного мира: можно выиграть бой и утащить в свое логово то, что тебе нравится и что тебе, по сути, положено. Ну, почему нельзя сделать так в мире людей? Они были совсем юны, сердца их пылали, мысли парили где-то очень высоко, гонимые морским ветром. - Чувствуешь себя бомжихой? - Марта забрала волосы на макушку и вколола в них несколько шпилек. - А должна? - Рената надула губы, подперев ладонями щеки. - Посмотри, какое место тебе выделил Бог. Здесь только крыс не хватает. - Они есть, просто прячутся. - Какая гадость. Не боишься, что они нос тебе откусят? - Я чутко сплю. - Рената, время войны и голода закончилось, - обернулась Марта и рассмеялась. - Неужели тебе так приятно нищенствовать? - Когда-нибудь у меня будут деньги, - Рената легла на старый матрас, прикрывавший ржавую сетку кровати. - Я это точно знаю. Просто сейчас я должна терпеть лишения. Это испытание, испытание молодостью, если хочешь. Деньги - это не так важно. Важнее то, что у меня в голове: идеи, мысли, образы. Еще важнее то, что я чувствую. Этот ветер свел меня с ума. - Я заметила, - Марта присела рядом и закурила. - Какой здравомыслящий человек скажет, что деньги - это не так важно? - Иди домой. Тебя опять будут искать. - Пусть ищут. Ищут же у парней. А я у тебя, причем в таком дне, что ни в сказке сказать, ни пером описать. - Зато я ничего за него плачу. - Ничего, что окно разбито? - Но сейчас же лето. И мне нужен свежий воздух. - Такой свежий, что от запаха рыбы уже тошнит. Кажется, даже мои волосы пропахли. - Вот вернешься в Москву, и все у тебя будет хорошо. - Все будет хорошо не у меня. У нас. У нас, Рената. Я не отстану от тебя. - Афанасий Петрович, подождите! Я не перестаю считать вас противным старикашкой, но не могли бы вы принести мне такую железную штуку на колесах, чтобы я могла ходить? - И куда же вы, сударыня, пойдете? - У меня нет нужд? Я что, не человек? - развела руками певица. - Я как раз об этом думал. "Человек" и "человечный" - это ведь однокоренные слова. - Афанасий Петрович, - Земфира сделала жалостливые глаза. - Хотите автограф? - Для внучки бы, - мужчина потоптался на месте. - Тогда принесите мне такую штуку. Я прошу вас. Запомните этот момент. Я не каждого прошу, но сейчас мне очень нужно, поверьте. - Хорошо. Я попробую поискать. Кстати, вам письмо, - доктор положил на тумбочку конверт с буквой "Z". - Чуть не забыл. - Спасибо, - натянула улыбку Рамазанова. Близилась ночь, а Ренату она так и не увидела. Может, она всерьез приняла тот приказ убираться долой? И телефона нет, чтобы связаться. А просить... Она и так слишком много просит в последнее время. Но что остается? Еще это письмо. Может, от нее? Нет, почерк незнакомый. Господи, ее найдут даже в самом дальнем закоулке ада. Рената налила полный бокал и залпом выпила. Прижала ладонь к губам и зажмурилась, крупная слеза скатилась по щеке и упала на платье. Что же делать ей теперь? Как себя вести? О чем и о ком думать? У них с Мартой целое прошлое, с Земфирой - целое настоящее. Не потому ли так горько, что в будущем разбушевались ветра, заметающие каждый живой след? Такие смертельные для нее ветра... - У нас с тобой разные представления о победе, - усмехнулась Марта, застегивая блузку; обернулась и прищурилась: Мой вариант гораздо результативнее, не находишь? - Ты же знаешь, что я не могу ненавидеть тебя в полную меру. - Поэтому я здесь. - Неужели мы не меняемся? - Рената провела ладонью по лицу и вздохнула. - Неужели все, что происходит в нашей жизни, на самом деле никак не влияет на нас? Может, мы просто хотим, чтобы что-то изменилось в нас, и начинаем в это слепо верить? - Вот ты и стала задаваться правильными вопросами, - Марта присела на кровать и взяла Ренату за руку. - Я очень плохой человек. Признаю, я играю по своим правилам, но они никогда не будут противоречить правде. - А вдруг это только твоя правда? - Хорошо, это только моя правда, но о ней почему-то очень хорошо осведомлены другие. - Это никогда не закончится, - поджала губы Литвинова и качнула головой. - Мне было хорошо с тобой. Всегда было хорошо. И я никогда тебя ни в чем не упрекну. Более того, не обижу. И всегда буду говорить то, что ты хочешь. - Я ударила тебя. Даже не знаю, стоит ли мне извиняться. Я так этого хотела. - Значит, я заслужила. Но отныне буду знать, что ты с перстнями гораздо опаснее, чем на старом матрасе в окружении крыс. Кое-как добравшись до туалета, у которого притом не оказалось запоров - "я, конечно, понимаю, что человеку может стать плохо, но это дикость!", Земфира достала пачку сигарет и зажигалку, которые ей удалось добыть у доброго дедушки из соседней палаты - "вот уж не думала, что буду кадрить восьмидесятилетнего!", и, уткнув ногу в дверь, чтобы никто не вломился - а хотели!, закурила. С трудом открыла форточку и распечатала письмо. Под звук зимнего дождя и спешащих в ночь автомобилей стала читать: "Привет, дорогая. Наверное, ты уже каким-либо чувством поняла, от кого это письмо. И думаешь теперь, что оно достало тебя из самого ада. Думай, что хочешь. Все, чего ты боялась, теперь рядом. И не знаю, как ты от этого избавишься и избавишься ли. Как тебе плакать от беспомощности? Или не плакала еще? Ты попробуй. Может, полегчает :) Не стоит забирать то, что не принадлежит тебе. Сколько раз я говорила это? Возомнила себя центром Земли, только ты не одна такая. У некоторых тоже есть силы бороться и, представь себе, хамить :) Я так скучала по ней. И получила то, что..." Земфира скомкала лист и выбросила в урну, попав точно в центр. Затянулась сигаретой и опустила голову. В дверь настойчиво дернулись. Захотелось ответить матом, но слова застыли на губах. Сейчас говорить не стоит. Сейчас просто нужно докурить сигарету. "Кого же считать интересным? Того, кто готов выпрыгнуть из собственных штанов, чтобы стать оригинальным? Того, кто превращает свою жизнь в перформанс? Того, кто такой весь из себя креативный? А может, того, кто не может спокойно жить, потому что раздираем своими и чужими страстями? Того, кто делает ставки на свои страсти, и если они недостаточно страстны, то он хлещет их по лицу что есть силы и кричит "Проснись и убей!" Или того, кто внешне спокоен, но внутри него льет стена ледяного дождя..." И дослушать этот дождь.