Темный, темный лес

База отдыха встретила меня россыпью крохотных одноэтажных зданий, большая часть которых находилась в весьма плачевном состоянии. У двух домиков вместо крыш были сплошные дыры, у еще одного крыша отсутствовала вовсе. Стены из когда-то белого кирпича осыпались, обнажая нехитрое внутреннее убранство гостевых домиков, из которых мародеры давно уже успели вынести все мало-мальски нужное. Покосившиеся оконные рамы были полны битого стекла. Мое внимание привлекли темные разводы на некоторых из них. Я коснулась пальцами нагретого солнцем, потрескавшегося дерева рамы. След крошился, оставляя под ногтями что-то, похожее на частички высохшей краски. Нюхать это я не решилась и тщательно отряхнула руки. Если даже это и не кровь, мне спокойнее уж точно не станет. Слишком в плохом состоянии находился лагерь, закрытый в девяносто седьмом, словно прошло не пара десятков лет, а в разы больше. Я брела по гравиевой дорожке в сторону административного здания, которое выглядело чуть лучше, чем остальные. Отметила краем глаза состояние дорожки – слегка неровная, кое-где поросшая травой, но по-прежнему довольно аккуратная. В любом случае, время пощадило ее, в отличие от домиков. У меня стало закрадываться подозрение, что разрушения в детском лагере – не результат ветхости и заброшенности. Дорогу перегородила баррикада из наваленных друг на друга ржавых пружинистых кроватей, тумбочек и нескольких письменных столов. Этого я точно не ожидала увидеть и встала, как вкопанная. Баррикада была частично занесена грязью и песком, ножки некоторых кроватей коррозия успела превратить в крошево. Я сделала вывод, что стоит она тут далеко не первый год. В одном месте завала зияла большой пролом – мебель искорежена и разбросана по сторонам. За моей спиной что-то зашуршало и я непроизвольно обернулась. Рука потянулась за спину, к кирке. Никого. Только ветер шелестит в кронах старых дубов. Я подождала еще немного, оглядываясь по сторонам. Природа, окружавшая базу отдыха, кипела жизнью, оттого мне казалось, будто весь лес наполнен гулом и жужжанием. Когда я все-таки поверила, что никто не собирается на меня нападать, кроме комаров, то облегченно вздохнула и опустила руку. Уставшие и израненные, ноги невыносимо болели. Дощечки, поддерживающие мою вывихнутую голень, совсем разболтались, и мне пришлось присесть на покосившееся крылечко административного домика, чтобы заново перебинтоваться. Вся лодыжка представляла собой один сплошной лиловый синяк. Я смахнула с щеки тоскливую слезинку и, упрямо закусив губу, стала чистым бинтом приматывать к ноге снятые дощечки. Долго так продолжаться не может. Мне очень нужна помощь! Но кричи – не кричи, в округе нет ни единой дружелюбной живой души, в этом я была уверена. А вот недружелюбной… Не по-осеннему горячее солнце снова разморило меня. Нужно вставать и двигаться дальше. Опасливо опираясь на перила, и внимательно оглядывая ступеньки – не торчит ли где ржавый гвоздь, я медленно поднялась по крылечку и толкнула тяжелую обшарпанную дверь. Внутри тоже царила разруха. Со стен до самого пола, покрытого толстым слоем пыли и мелкого мусора, свисали рваные полосы обоев. Краска на потолке потрескалась и облезла хлопьями. Под ней виднелось дерево, почерневшее от сырости – дожди здесь, как я уже поняла, явление частое. Столик приемной был завален пожелтевшими газетами и обрывками детских рисунков. Я сперва поежилась, поднимая их. Но вопреки моим ожиданиям, на бумажных кусочках красовались незатейливые фигурки людей и животных. Ничего жуткого. Настольная лампа с тканевым абажуром, дырок в котором было больше, чем узоров, не работала. Шнур в розетке. Я осмотрела пыльную лампочку. Вроде бы нить накала цела. Пощелкала выключателем на стене. Та же история. Впрочем, откуда здесь взяться электричеству? Генератора я на улице не увидела, наверняка мародеры сперли его самым первым. Я закашлялась и постучала себя кулаком по груди. В воздухе слишком много пыли. Хоть в рамах и оставались только осколки вместо стекол, ветер сюда почему-то не проникал. С трудом отворив – пришлось подналечь плечом – окно, я впустила немного свежего воздуха. Позади приемной была деревянная дверь, вся покрытая глубокими сквозными трещинами. Замок был вырван, вместо него зияла дыра, размером примерно с детский кулачок. Я толкнула дверь и она отворилась с неприятным скрипом. Внутри было крохотное помещение с небольшим вещевым шкафом, дверцы которого валялись на полу, железной пружинной кроватью, на которую была навалена целая горка потрепанных гнилых матрасов и стулом. Помимо двери, в комнатке было окно, в котором стекла было чуть побольше, чем в приемной. Оно торчало толстыми острыми кусками. В некоторых местах осколки были покрыты чем-то темным, но давно высохшим. Я поежилась. В любом случае мне здесь, похоже, и придется заночевать. Вот только чем бы прикрыть окно? Мой взгляд упал на матрасы. Я сняла с плеч тяжелый рюкзак и положила его на пол. На всякий случай кирку вынула и положила рядом. Матрасы были на удивление легче, чем я предполагала. Они воняли тиной и старой мочой, так что я старалась не приближать их к лицу. Двигать свое тело само по себе было тяжелее с каждым шагом, что уж и говорить, что с дополнительным неудобным грузом мне было совсем худо. Однако мысль о приближающейся ночи придавала сил. Невероятно, но факт – руки и ноги сразу почти перестают болеть, когда фантазия разыгрывает перед твоими глазами жуткие картины того, как твое тело терзает местная нечисть. Думаю, у меня ушло около часу чтобы прислонить все шесть матрацев к окну, полностью закрыв его, а после еще и прижать их шкафом для большей надежности. Не то, чтобы это меня защитило от чудовищ… Перед глазами все еще стояли изувеченные останки моего бедного автомобиля. Но спрятать меня эти завалы может и смогут. Последние несколько матрасов я разложила по кровати нарочито небрежно. Но так, чтобы их края, свисая над полом, могли прикрыть меня, если я залезу под кровать. Именно там я и собиралась улечься до рассвета. Однако, меня все еще беспокоила дверь. Нужно ли мне ее баррикадировать? Не сыграет ли это со мной злую шутку, привлекая внимание чудовища, которое решит проверить, что же там закрылось? Так и не придумав ничего путного, я решила ее просто прикрыть. А если что-то подойдет к двери, возможно, я увижу это через дырку в ней. Или не увижу, если ночь будет безлунная. По крайней мере, в моей комнате точно будет темно, как в заднице. Кстати о заднице. Когда я, с трудом спустившись по ступенькам, приспустила штаны в ближайших кустах, и уселась, стараясь сделать свои дела как можно скорее, то больше всего опасалась, что кто-нибудь сейчас подкрадется и схватит меня. И я побегу, путаясь в штанах и падая лицом в собственное дерьмо. Не самая благородная смерть, не так ли? Впрочем, на мою голую задницу покусились разве что комары. И какое счастье, что у этого куста такие широкие листья! Я, определенно, почувствовала себя лучше. Теперь пора бы вернуться в укрытие. Солнце уже катилось куда-то за горы, и на лагерь быстро опускались сумерки. Застрекотали сверчки, предвкушая ночь. Где-то за стенами моего убежища чирикали птицы, собираясь ко сну. Грохотнуло наверху – два енота спрыгнули откуда-то из-под крыши и устремились вон из домика, шелестя по полу маленькими лапками. Я закрыла за ними входную дверь, на мгновение выглянув наружу. Вроде бы никого. Вернувшись в комнату, я, кряхтя и постанывая, сумела забраться под кровать и забиться подальше к стене. Однажды это мне уже спасло жизнь. Кирка – у правого бока, рюкзак – прямо перед лицом, я обняла его и прижалась щекой, искренне надеясь, что меня это спрячет. И хотя усталость и тупая боль, казалось, сковали все тело, я не могла уснуть. Пошуршав немного рюкзаком, достала воды и открытую консерву, доела мясные остатки. Желудок благодарно заурчал. Ты только не подведи меня, товарищ. А то я ночью в кусты не побегу! Буду лежать, трясясь от страха, и гадить под себя. Тьфу, Мария, что за идиотские мысли? Сон по-прежнему не шел. Тогда я начала размышлять над тем, что вообще произошло со мной. И что мне делать дальше. Думаю, та тварь, что напала на меня в поле, и преследовала меня в лесу, пришла из шахт. А вернее – из бункера в шахтах. Какая бы херня не творилась там лет сорок-пятьдесят назад, ясно одно. Люди из бункера исчезли. А вот эти жуткие штуки с щупальцами –живы-здоровы, гуляют себе по лесам и … Едят детей? Я задумалась. Пропажи всех этих ребятишек неслучайны. Но связаны ли они с бункером? И если да, то что с ними случилось? Убили ли их монстры, или же они пошли на эти страшные опыты? Что-то не складывалось. Что-то мешало понять очевидное. Эти листки с предупреждениями… Этот страшный мальчик на берегу. Призрак или чудовище? Укладывая обратно в рюкзак ополовиненную бутылку воды, я нащупала пальцами скомканные бумаги глубоко на самом дне. Что это? Явно не детский рисунок, который тоже до сих пор лежал в рюкзаке. Я вытащила бумаги и поднесла к глазам, силясь в подступающей темноте разобрать хоть что-нибудь. Странно. Это похоже на… Карты! Черт возьми! Теперь я вспомнила, как в спешке сунула несколько карт со стола в радиобашне, когда она зашаталась. Ну какая же дура! Столько бродить и задаваться вопросом о своем местоположении, когда в самом низу рюкзака, под консервами, бинтами и ракетницей были карты! Я несколько раз легонько стукнулась лбом об пол. Если бы нашла их раньше, то могла бы сейчас быть уже далеко от этого места. И не пришлось бы снова протирать грязные полы очередного подкроватья собственным пузом. Но уже поздно, кулаками после драки не машут. В сгустившейся темноте я не смогу ничего разобрать, но даже если бы и смогла, разумеется, не может быть и речи о том, чтобы идти куда-то на ночь глядя. Придется ждать утра. Я поудобнее уложила больную ногу, стукая деревяшками по полу, и постаралась уснуть. Снилось мне что-то серое и туманное. Словно шла я по большому болоту, из-за затуманенных берегов которого невозможно было понять, где оно заканчивается. Ноги увязли в ледяной жиже, она чавкала каждый раз, когда я пыталась сделать хоть шаг. Но я все же изо всех сил шла вперед, туда, где в молочно-белесой пелене мерцал маленький огонек. Почему-то он внушал мне надежду, и манил меня, словно бабочку, потерявшуюся во тьме. Внезапно огонек погас. Я остановилась, недоумевая. А вот чавкающие шаги, которые считала своими – нет. Они доносились откуда-то позади, и приближались с каждым ударом моего сердца. Все ближе и ближе, пока не оказались прямо за мной. Ледяной, пронизывающий до косточек ужас охватил меня, и я проснулась. Я лежала на спине, хотя засыпала на боку. Перед глазами, всего в нескольких сантиметрах от моего лица висели ржавые кроватные пружинки. Странно, что в такой темноте я их смутно, но вижу. Потом я заметила, как сверху, из зазора между матрасами падал лучик лунного света. Но откуда он взялся? Ведь окно должно быть плотно закрыто матрасами и платяным шкафом! Я повернула голову и уткнулась носом в свой рюкзак. Осторожно выглянула из-за него. Так и есть, по полу тоже льется лунный свет. Чавк. Внутри меня все похолодело. Дверь, ведущая из моей комнатки в приемную, была приоткрыта. А там, возле стола что-то двигалось со знакомым мне влажным звуком. К тому же, незваный гость издавал страшные надрывные сипы, порой переходящие на высокое повизгивание и стоны. Сомнений не было. Тварь из бункера пришла сюда. Но как? Почему? Я бы очень хотела верить, что оно выскользнуло из шахт оттого, что убегая, я оставила дверь бункера открытой. И теперь оно просто шныряет по округе. Однако все совсем не так. Потому что когда я впервые нашла эту дверь, она уже была приоткрыта. Значит, ничто не мешало этому чудовищу покинуть бункер, когда бы ему захотелось. Значит, оно пошло за мной. Мой запах или мои следы – но они привели его прямо сюда. Паническая атака хлестнула по нервам. В прошлый раз я сумела удрать в коридор и выскользнуть из шахты. Но теперь я в тупике, и единственный выход перекрыт хлюпающей тварью. Что же мне делать? Что мне делать?! Ко всему прочему я почувствовала, что не могу пошевелить обеими ногами. Страх снова деранул по спине холодными мурашками. Только этого мне не хватало! Я настолько сильно повредила ноги? Упершись локтями в пол, я сумела с трудом приподнять голову на затекшей шее, и посмотрела на свое тело. Там, в кромешной темноте подкроватья, особенно сильно заваленного сверху матрасами, несколько белых, как мел, детских лиц прижимались щеками к моим коленям. У детей не было глаз – только черные впадины, сливающиеся с темнотой. И все эти лица смотрели на меня. Я задохнулась и секунду-другую только беззвучно разевала рот, как рыба. Но когда голос ко мне вернулся, несколько белоснежных рук с пальцами, перепачканными в болотной тине, зажали мне рот и притянули затылок обратно к полу. И оттого я сумела издать только еле слышный сиплый стон. Я лежала на полу, скованная по рукам и ногам, задыхаясь от болотной вони и ужаса, а слезы текли по щекам бесконечными ручьями. В ушах зазвенело, и звон нарастал, оглушая, словно тысяча комаров решила поселиться в моем мозгу. Последнее, что я увидела, скосив слезящиеся глаза, как из приоткрытой двери в комнату вползает, влажно блестя пупырчатой кожей в лучах лунного света, толстое черное щупальце. - Б-16 все же скончался, господин Димитров. Красимир Димитров, бывший полковник ВМФ, поджал полные губы. Новость его явно не обрадовала. - А что с остальными? Высокий человек в белом лабораторном халате, докладывавший ему, стянул с лица медицинскую маску, обнажив запотевший подбородок. Он явно нервничал и поминутно теребил один из шнурков маски, висевших у него на ушах. - Б-17 и Б-18 стабильны. Мы пока не выводим их из искусственной комы, необходимо провести еще наблюдения и замеры роста конечностей. Димитров расплылся в улыбке. - Прекрасно. Ваши ожидания, что детский организм перенесет метаморфозы удачнее, чем взрослый, начинают оправдываться. Наши покровители ждут – не дождутся того счастливого часа, когда желудки мимиков можно будет набить контейнерами с героином. Граница очень скоро перестанет представлять для нас трудности. Только представьте, доктор! – он широко развел руки. – Перед нами открывается целый мир! - Я бы хотел разделить ваш оптимизм, сэр, - отозвался человек в халате. – Но, боюсь, до той поры нам предстоит еще очень много работы… Как утилизировать тело Б-16, сэр? Щелочная яма переполнена. Если начнем выкапывать еще один карьер или сжигать тела, нашу деятельность в шахтах могут обнаружить спецслужбы… Димитров ненадолго задумался. - Сбросьте в заболоченную часть озера. И впредь отправляйте туда все биологические отходы. Водолазы в трясину не полезут. А тела рано или поздно превратятся в торф. Когда я проснулась, солнце уже стояло высоко над горизонтом. Мое тело по-прежнему находилось под кроватью. Рюкзак и кирка тоже лежали на своих местах. Я немного поморгала, пока не проснулась окончательно. Первым же делом я рванулась осматривать свои ноги. Но их больше никто не держал. Да и двигались они относительно нормально, получив за ночь немного отдыха. Прежде, чем вылезти,я выглянула из-под кровати. Матрасы, которыми я так старательно прикрыла окно, лежали аккуратной стопкой на кровати. Шкаф же вернулся на то место, откуда я его двигала к подоконнику. Солнечные лучи обильно заливали комнатку, и в теплом воздухе плавали, поблескивая, кругляшки пыли. Дверь была приоткрыта. Я выбралась на свет божий, закинула рюкзак на плечо и прислушалась. Вроде бы тихо. Осторожно, еле ступая по полу, надеясь, что ни одна рассохшаяся деревяшка не скрипнет, выглянула в приемную. Она была совершенно пуста. Но весь пол был словно исхлестан мокрыми шлангами, а в воздухе смердело болотной гнилью. Похоже, пережитое ночью мне не приснилось. Приснилось… Пока я была без сознания, мне, определенно, что-то снилось. Но что? Какие-то образы витали перед глазами, неуловимо и хаотично. Но я никак не могла ухватиться ни за один из них. Входная дверь была выломана и лежала на крыльце, застряв в ступеньках. Я толкнула ее ногой, и она, загрохотав, упала на землю, подняв пыльное облачко. Меня аж передернуло от шума. Я нервно заозиралась, надеясь, что этот звук не разнесся на многие километры в округе. Земля перед крыльцом тоже была покрыта длинным мокрым следом, и он тянулся куда-то вперед, за кусты дикого шиповника и можжевельника. Нужно ли мне идти по нему? Я не была уверена в том, что хочу знать, куда ушла эта тварь и далеко ли. Нет. Сейчас мне необходимо подкрепиться, рассмотреть карты и валить отсюда к чертовой матери. Когда я в приемной, то и дело поглядывая на дверь, неуклюже открывала мясные консервы киркой, то внезапно поняла, что старинный телефон на столе мужчины из моего сна мне очень знаком. Я, определенно, его где-то видела. После умывания – теперь воды в бутылке оставалось всего на пару глотков – и завтрака, я почувствовала, что голова немного прояснилась. Ушла сонная апатия и мне стало по-настоящему страшно. Я пыталась спрятаться прошлым вечером, но в итоге меня нашли. Страшные, жуткие дети. Дети, у которых не было глаз. Дети с искривленными белоснежными лицами. Они не причинили мне вреда, но крепко удерживали меня под кроватью. Возможно, потому, что рядом бродило чудовище, которое боялись и они сами, даже несмотря на то, что они были… Я вздохнула. Да, в этом сомневаться не приходилось. Дети явно походили на призраков, а значит, были мертвы. И судя по всему, те рисунки с угрожающими записками – тоже их рук дело. Они с самого начала пытались меня прогнать, пытались уберечь от того, что ходит по лесу по ночам. От того, что родилось в том бункере. Мне вспомнилась заброшенная дача в лесу. Потом перед глазами мелькнула сторожка, тоже давно опустевшая. Радиовышка, в которой хоть и присутствовали следы недавнего обитания, но не было никого. За все время, что я брожу по этому чертовому захолустью, я не встретила ни единой живой души. Сколько же людей пропало в этих местах? И что с ними случилось? Меня тревожил еще один вопрос. Чудовище из бункера и та тварь, что напала на меня в поле, явно похожие, но разные существа. Жуткая тощая фигура, вызывавшая на моем телефоне помехи, уничтожившая мою машину, преследовавшая меня по лесу, и повалившая радиовышку… Почему я его больше не встречала? Передало эстафету мокрой болотной сволочи? Или же оно тоже его боится? Если так, то мне нужно валить отсюда на всех скоростях, а не рассиживаться и набивать желудок. Я расстелила карты на полу перед окном, чтобы солнечные лучи падали прямо на них. Мятые и скомканные, местами они выцвели, но все же оставались достаточно четкими. Одной из них был план детского лагеря, в котором я сейчас находилась. «Солнечный пруд». Дурацкое название. Я скривилась и подавила смешок. Что за тень сейчас мелькнула у крыльца? Или показалось? На всякий случай кирку я придвинула к себе поближе. Вторая бумага была потрепанной картой области. Вот это удача! Правда, на ней не были отмечены ни радиобашня, ни домик Алехандро, но знакомый мне пруд, и речушки по ту сторону горы позволили не сразу, но примерно сориентироваться. Карта старая, но уж шоссе-то за несколько десятилетий не должно было никуда исчезнуть, верно? Значит, есть смысл к нему двигаться. Я прикинула расстояние и присвистнула. Черт, мне придется обогнуть озеро, снова углубиться в лес и топать до просеки… Осталась ли она? А затем, по течению ручья, вплоть до шоссе. Вряд ли там сильное движение, в такой-то глуши, но может хоть одна-две машины мне встретятся. На худой конец, дойду до заправки, она обозначена на карте. Заправки – дело неубиваемое, так что не удивлюсь, если она по-прежнему работает. Господи, да я готова была по этому шоссе хоть до Алабамы дойти пешком, лишь бы покинуть это место! Нужно выходить сейчас, если я хочу добраться туда до заката. Прежде, чем покинуть детский лагерь, я отломала от крылечка администрации перила, получив, таким образом, длинную и тонкую, но довольно крепкую трубу. Один из ее концов получился острым, и меня это устраивало. Я закинула в кусты кирку. Если болотная тварь вернется сюда, то, возможно, решит, что я ушла обратно к шахтам. Импровизированное копье позволяло опереться на него и передвигать больной ногой с меньшим вредом для нее. Что же, путь предстоит долгий. Обходя озеро, я набрала воды в почти опустевшую бутылку. По пути я встречу еще ручьи, но к тому времени наверняка успею не раз приложиться к воде. Запасы будут не лишними. В лицо пахнуло гнилью и тиной. Одна часть озера была сильно заболочена, и чем дальше от берега, поросшего осокой и камышом, тем гуще становились грязь и жижа, в итоге превращаясь в настоящую топь. По спине пробежал холодок. «Сбросьте тела в заболоченную часть озера»… Кажется, теперь я вспомнила, где видела такой телефон, старинная трубка и круглый циферблат которого мне не давали покоя. В бункере. На столе в офисе, где я и нашла фотографии с чудовищем и отчеты на незнакомом мне языке. В горле пересохло, как будто это не я минут десять назад черпала горстями озерную воду. Господи Иисусе! Этот сон… И не сон вовсе? Кто-то из детей показал мне это. Чьи-то воспоминания. Но почему именно бункер? Не припомню, чтобы в этом сне были дети. Только мужчина у телефона и доктор в белом халате. Я вгляделась в далекие кочки. Между ними плескалась грязь, время от времени на ее поверхность поднимались пузыри какого-то газа, негромко лопаясь. Квакали лягушки. Комары тучками летали между камышей. Где-то там, под толстым слоем бурой жижи лежат останки многих детей, подумалось мне. И холодок, бегущий по спине, стал совсем ледяным. Господи, в какой же кошмар я влипла. Просто в голове не укладывается! Страх придал сил. Я стала отдаляться от болота, не желая оборачиваться, хотя не отпускало неприятное ощущение, что на меня кто-то смотрит позади. Впрочем, шагов, преследующих меня, не раздавалось. Я обдумывала свой сон, теперь уже ловко схватывая его разрозненные кусочки и стараясь их проанализировать. Если это и правда было видение, а не обычный ночной кошмар, то выводы были не из приятных. Черт знает сколько лет назад кто-то, судя по разговору, связанный с наркоторговлей, спонсировал проект, превращавший людей во что-то… жуткое, но способное незаметно от пограничных служб пронести внутри себя «товар». Я не заметила, что мое лицо было мокро от слез. Они стали красть и мучать детей, плюя на количество жертв, лишь бы создать того самого… Как же они это называли? Мимики. Хорошее название. Тварь, что преследовала меня в лесу, неплохо притворялась ветками деревьев. Значит, им все-таки удалось. Но почему бункер опустел? Если бы они прикрыли проект, то уничтожили бы или забрали все документы и оборудование. И оно бы не лежало там сейчас в нетронутом виде. Значит, что-то пошло не так. Ох, Алехандро… Ты ведь что-то знал обо всем этом, не так ли?