ID работы: 2127596

About us

Слэш
NC-17
Заморожен
34
автор
Размер:
32 страницы, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
34 Нравится 20 Отзывы 10 В сборник Скачать

Наш друг Джо.

Настройки текста
Вера в собственную исключительность — вещь классная. Она помогает самолюбию сначала достичь планки, которая уже есть больше, чем предел, а потом перейти ее, не оставляя надежд на то, что ты сможешь полюбить кого-то так же, как любишь сейчас себя. Она бережет силы, позволяет не обращать внимание на всякие мелочи, типа обиженных друзей или случайно оскорбленной тобой же девушки. Она позволяет держаться на высоте, если вдруг ты остался один, конечно же, не надолго. Ты веришь в нее — начинают верить и другие. Пусть не сразу, пусть очень медленно и нехотя. Но у них же просто нет выбора. Потому что эта исключительность подавит их. Твоя исключительность. Рано или поздно. Она удивляет, возмущает, заставляет злиться и не понимать, как же, мать твою, можно так себя обожать. Но почему нет, если ты особенный? И это уже не обязательно кому-то доказывать. Достаточно просто знать. И не сказать, что ты себя любишь — нет, это не так. Просто позволяешь уважать себя немного больше, чем тому полагается. Она заставляет завидовать, беситься, считать себя ущербным того, кто стоит рядом с тобой. Это, своего рода, власть, хоть и осуществляется самым что ни на есть конченым способом. Можно, конечно, возразить. Но почему тогда Сэм или Кэмерон всегда делают то, что я говорю? И вовсе неважно, как я говорю: в приказном тоне или прошу. Неважно, как они выполняют: с психами, недовольствами или по первому моему зову. Они не могут мне сказать «нет», и я считаю это нормальным. Наверное, именно она мешает сказать мне нужные слова, когда я каждый раз иду к Бену, чтобы полностью согласиться с тем, что я мразь, тварь, сволочь и многое другое. А открывая дверь в его комнату, я забываю все слова, которые характеризуют меня с плохой стороны. Забываю и про «мразь», и про «тварь», и даже про совсем необидную «сволочь». Я смотрю на него и понимаю, что не могу с этим согласиться по причине, неизвестной даже мне. Я знаю, что нужно сказать это гребаное «прости», и, может, даже легче станет. Но вместо него задаю вопросы — глупые, резкие, наглые — лишь бы не вспоминать, что было в моей голове, когда я сюда шел. Казалось, в ней нет недостатков. В этом я был уверен с тех пор, когда понял, что в моей голове мысли все-таки имеют место быть. И каково было мое разочарование, когда я понял, что исключительность — вот ирония! — не исключительна. Что этому качеству можно предпочесть миллионы, миллиарды других, а на нее, на то, что я практически боготворил в себе, можно насрать. Причем не раз, и не два. И так от души, так смачно, чтобы я, в конце концов, понял: она не значит ничего.

***

Это был один из наших первых туров по Америке, да и туров в принципе. На это раз вместо отеля мы решили снять небольшой домик. Ненадолго, конечно, но нам долго и не надо, а к отелям Бен относится с отнюдь не большой любовью, да и я не особо их люблю. Но даже тут не без проблем. Домик с обеих сторон был окружен любителями собак, что в последующем мешало спать и просто бесило несмотря на мою любовь к этим созданиям. Особенно не радовали их экскременты, почему-то именно у нашего дома или на его крыльце. Порой мне казалось, что я не выдержу и отомщу хозяевам тем же в их дворе. Думаю, парни мне не отказали бы в этом, а очень даже наоборот. — Так а какого хрена это опять на наших ступеньках? — орал Джеймс, стоя на пока что нашем пороге с пакетами в руках. И, кажется, я даже знаю, с кем он ведет беседу. Я спускался по лестнице в одних трусах, опять не выспавшийся, ненавидящий всех и желающий воткнуть хозяев собак в каждую кучку, которую они сделали. Собаки сделали, разумеется. Их-то Джеймс сейчас и обсуждает, судя по всему. — А нам что прикажете делать? Мэм, послушайте… Это я охренел? — я хмыкнул без эмоций и дополз до кухни, включил чайник. — Она меня послала! — повернувшись ко мне, объяснил драммер, громко хлопая входной дверью. Видимо, он слышал, как я шаркаю. Его возмущению не было предела, он кинул пакеты на стол, прям передо мной, и уселся напротив. — Старая помешанная блядь. — Она не старая, ей сорок три, — прохрипел я и заметил вопросительный взгляд Джеймса. — Она объяснила мне это, когда я сказал то же самое. Ее зовут Джоанна, — добавил я и встал, чтобы пошарить в холодильнике. — Мне кажется, Джоанне надо пизды дать, — рассуждал парень, жуя булку, взятую из только что принесенного им пакета. — Я же нормально хотел попросить, чтобы их собаки не шатались по нашей территории, не орал, не оскорблял, не хамил. А она оборвала меня на полуслове и послала, нормально, да? — Господи, Джеймс, забей. Я только проснулся, я хочу кофе, с ней мы разберемся потом. — Ну, конечно, «забей». Тебя-то она нахуй послать не успела. — Меня почему-то это не задевает, — съязвил я и закрыл холодильник, не найдя там ничего нормального. Только я хотел спросить у Джеймса, где остальные, но услышал шаги, затем увидел плывущего по паркету Бена, и сразу же послышался слив бочка в туалете. Не знаю, как выглядел тот, кто справлял нужду только что, и вообще кто это был, но вот Брюс выглядел не очень. Мне прям легче стало, когда я понял, что не один спал под этот ахуительный вой, просто бальзам на душу, потому что Касселлс выглядел неплохо. О, Дэнни, зависть — плохое чувство. — Как спалось, Бенни? — я смотрел на него и читал на лице надпись большими буквами «Я хочу сдохнуть». Смотрел и улыбался, хоть и делал это через силу. — Эти суки выли всю блядскую ночь, — потрясывая рукой, говорил он, тем самым показывая, что нервишки-то шалят, о-ой, как шалят. — Под утро гавкать начали. Конченые твари. И хозяева их конченые твари. — Не поверишь, но мы тоже это слышали, — вставил я. — Я возьму ружье и перестреляю их всех вместе с хозяевами, блять, и суд меня оправдает. — Бен решил позавтракать сигаретой и закурил. — Третий день уже. Когда они успокоятся..? — Когда ты возьмешь ружье, — едва заметно улыбнулся Джеймс. Достаточно остроумно. И если бы я хорошо спал ночью, я бы хохотнул. Однако… Третье шарканье за это утро, включая мое. Из уборной выползает Кэм с гнездом на голове, у которого вид не менее убийственный, чем мой или Бена. И это тоже в какой-то степени радует. Мы втроем уставились на него. Наверно, каждому хотелось спросить, как ему спалось, но прозвучало бы это слишком банально, поэтому мы ждали его реплики. И она прозвучала даже быстрее, чем ожидалось: — Это пиздец, ребята, — трет глаза и констатирует Кэмерон. — Ощущение, как будто я отдежурил всю ночь. — Парень подошел к столу на кухне и налил себе воды. — Блять, ну я не знаю, давайте полицию, что ли, вызовем. Или давайте собственноручно их прикончим — что угодно, потому что я спать хочу! — Ну да, полиция — отличный вариант. Что же она сделает? Посадит собак? — буркнул Сэм, вдруг откуда-то взявшийся. Его волосы были мокрыми, парень шел из душа в одних шортах. — Пусть хозяев посадят, с собаками сами разберемся. — Лидделл сел рядом со мной. — Ну да, за такое преступление лет на десять, наверное, — снова ухмыльнулся басист. — Чайник горячий? — спросил он у меня. Я, даже не поняв вопроса, помотал головой. Как-то не задался отдых с самого начала. Несчастные несколько дней, которые мы должны были провести за пивом, телеком или играми, наслаждаясь лишь друг другом (ну или парой симпатичных девушек: как вариант), превратился в сущее дерьмо. Да, как бы глупо это ни звучало, но превратился он в то, во что превратился, именно из-за тупых собак. На улице жарило с утра до позднего вечера, поэтому спать с закрытыми окнами было сравнимо с самоубийством. А эти мрази как начали в девять выть, гавкать, стонать, рычать и многое другое, так до самого утра и не затыкались. Сейчас, в двадцать минут десятого, тишина, которая длится от силы часа три. И, учитывая то, что уснул я, а значит и все остальные, в начале седьмого, то на сон ушло столько времени, сколько длится так называемое затишье. Итого, по моим подсчетам, вышло около 12 часов сна за три дня. Репетиции, которым мы должны были отдавать хотя бы часа два-три, с трудом проходили час. Спать, конечно, хотелось, но больше чувствовалась пиздецкая усталость, которую надо было куда-нибудь сбагрить как можно быстрее. А это означало поспать, что, в свою очередь, являлось проблемой. Чайник щелкнул и перестал тарахтеть. Сэм положил в чашку две ложки кофе и залил водой. — Сделай мне тоже, — попросил я. Хм. В каких ситуациях человек спит непробудным сном? Первое: когда работал не покладая рук несколько дней, в отдельных случаях – часов. Это сразу не подходит. Нет, то, что я деру горло в студии двадцать минут, конечно, считается за работу, но мне представлялся немного иной вид деятельности, например, разгружать вагоны, пахать земли и прочее. Второе: когда долго не спал. Невероятно, но это тоже нет. По-моему, причина очевидна. Как только твое тело касается кровати, эти существа из ада начинают яро на это реагировать. И третье: когда бухой в сраку. Вот он, вот он выход из положения. Мало того, что это есть выход, так он еще и хорош собой. И тут я вспомнил о Джо. Когда он уходил из Александрии, мы обещали держать связь, не забывать друг друга, ведь все-таки он стоял с нами на первой ступеньке. На самом начале первой ступеньки, если быть совсем точным. Мы и сейчас, по сути, стоим на ней, но уже с Сэмом. Ланкастер ушел не так давно, но со всей этой суетой и тем, что мы с парнями натерли бока друг о друга, проводя почти все время вместе, мне кажется, я бы даже не узнал его, если бы он сел со мной рядом в такси. Но раз я пообещал и предоставилась возможность это обещание выполнить, так тому и быть. — Ребят, — подал я голос, — может, расслабимся сегодня вечером? Странная тишина повисла в помещении, когда с моей стороны ожидалась немного другая реакция. — Это ты у соседских церберов спроси, — коротко и ясно ответил самый недовольный — Лидделл — и отвернулся. Парень, ты воруешь мой хлеб: быть самым недовольным чисто моя роль. — Да ладно, Кэм, почему нет? Нажремся и вырубимся к чертовой матери, — здраво мыслит Бен. — И музыку можно погромче включить, — улыбается. Парни заулыбались, и я понял, что свою идею я озвучил как нельзя вовремя: когда все озлобленные, уставшие и жаждущие мести. О, это будет круто. — Только будет еще кое-кто. Вы же будете рады увидеть Джо? — снова одобрительный гул и даже хлопки в ладоши. И я снова угадал. Прям в ударе сегодня. — Он как раз говорил, что в этом месяце свободен, так что должен приехать. Я позвоню ему, — встаю со стула. — Сходите в магазин пока. Больше бутылок, больше пластиковых стаканчиков и всякой фигни, которую можно было бы положить под дверь.

***

Я с легкостью поворачиваю дверной замок и… — Уорсноп! — дверь распахивается со скоростью света, так что я даже отойти не успеваю ни на шаг, бьет по лицу и просто толкает в комнату меня, сосредоточившего свое внимание на боли, а не на том, как устоять на ногах. Джо влетает и сразу же начинает ржать, увидев, как я валяюсь на полу, закрывая левый глаз рукой. — Ланкастер… блять… — эмоционально бурчу я, дергая ногами, еще пару секунд лежа на полу. А затем вставая. — Ты совсем конченый? — я все еще не отпускаю свой глаз, хотя тот, слава богу, целый. Боль явно чувствовалась в височной кости. А он все ржал, до слез. Прям как я когда-то, долбанув его дверью по носу. — В следующий раз я буду со щитом открывать дверь. — На это он мне ответил беззвучным смехом, краснющим лицом и скатывающимися слезами. — Блять, да это не так смешно, как тебе кажется! — не выдержал я и дал ему несильную пощечину. Откуда он вообще знал, что именно я открою? Ребята, услышав, что кто-то пришел, вместе вышли в гостиную и тут же налетели на нашего бывшего басиста, естественно, затащив меня в эту мини-толпу и зажимая со всех сторон. Не знаю, ожидал ли Джо такого теплого и радушного приема, но парни вцепились в него железной хваткой и орали до хрипоты, а я, вместо того, чтобы прикрывать свой будущий фингал, давил на него что есть мочи и кричал «Выпустите меня, долбоебы». Но реакции не последовало. И только когда они схватили его и понесли на кухню, я вздернул руки к небу, еще раз потрогал болящее место и пошел за ними.

***

Музыка, поставленная на максимальную громкость, орала из четырех колонок. Одна была поставленная на подоконник открытого окна в моей комнате, так как выходила как раз на сторону «любимых» соседей, вторая стояла таким же образом на кухне, окна которой выходили туда же, третья в гостиной, ближе к полуоткрытой двери, и четвертая в комнате Сэма по той же причине, что и первые две. Я чувствовал, как меня клонит в сон, но все равно заливал сначала пиво в себя, а потом вискарь и слушал, что говорит Джо. Вставлял шуточки, всячески комментировал все, что комментировалось, и громко ржал, когда Джеймс периодически начинал икать. Рассказывал, чем мы занимались все это время в мельчайших подробностях, в чем мне помогали парни: как Джеймс всегда первый бежал по утрам в туалет и занимал его всегда на неопределенный срок, чтобы опустошить желудок, Бен показывал фотографии практически с каждого бухалова, на которых я почему-то всегда голый и пьяный, и я откровенно, блять, удивлялся и говорил, что такое невозможно и меня специально раздевали, умышленно, а дальше уже ничего делать и не нужно было — достаточно просто меня отпустить. Я пил и лез обнимать Ланкастера, будучи действительно рад, что он здесь, спустя столько времени. Целовал Бена в выпрямленную голову и щипал за соски Сэма, который каждый божий раз бил меня по рукам и смеялся. Все рассказывали о своих девушках, а я только пытался сделать этот рассказ смешным и вовсе не хотел вспоминать, что у меня есть Майка. Я с серьезным лицом говорил Бену, что сейчас трахну его, а он на это облизывал губы. Мой фингал потихоньку опухал и темнел, и я знал, что уже завтра моя левая сторона будет красивого лилового оттенка с примесью зеленоватого. Наверное, если бы не так называемая анестезия, которую я принимаю даже в данную секунду, мне было бы чертовски больно даже моргнуть. Хотя я мог преувеличивать. Смотря на Джо, я изредка напоминал себе, что должен ему отомстить за то, что нам придется выступать с вокалистом-полубомжом. А как это сделать — решу на месте. Я потерял счет времени и понимал, что парни ужрались, только тогда, когда подходил к ним и смотрел в глаза. О, эти глаза! Они пытались увидеть того, кто к ним обращается, и хоть и не сразу, но находили, а потом, через пару секунд, снова теряли, разговаривая со мной же сквозь меня. Может быть, я выглядел так же. Ставлю на это сотку, ха. На втором этаже послышался грохот, и музыка стала значительно тише. Надеюсь, это не соседи швырнули что-то в наше окно и попали точно в намеченную цель. Я поднялся с пола, не выпуская банку пива из рук, и сказал Кэму, что нужно пойти посмотреть. Он кивнул, но с места даже не сдвинулся. Открыв двери сначала в комнату Сэма, я никого не нашел, затем пошел в свою и увидел, как Бен, еле держа свое тело в равновесии и истерично смеясь, тянул Беттли за руку, пытаясь его поднять. Хоть бы не надорвался. Беттли отрывал свою круглую жопу не выше, чем на два сантиметра, и снова приземлялся на пол. В четвертый раз Бен потерял таки равновесие и упал прямо на Сэма, а встать пытался, уложив свою руку на лоб басиста и оттягивая кожу к затылку через верх. Смотреть, как глаза Беттли вылезают из орбит, было довольно забавно, но я понял, что все в норме, и пошел обратно. Музыка теперь играла только внизу, так как искать выдернутый шнур мне не хотелось. Я не знаю, сколько прошло времени и сколько стаканов я опрокинул, но четкое зрение начало меня покидать. На музыку я внимания практически не обращал, но все же понимал, что она стала еще тише. Рядом с колонкой у двери валялся Кэмерон. Понятно, кто выключил музыку. Джеймс лазил по кухне в поисках съедобного, сметая со стола все, что на нем стояло. И тут я увидел его. Ланкастер стоял недалеко от брыкающегося в тщетных попытках встать Кэма и настолько же тщетно водил пальцем по экрану. Цель найдена, а средство… Я наклонился, чтобы взять валяющийся на полу пакет, и чудом устоял, не повторив судьбу Лидделла. Летящей походкой я подошел к Джо сзади, натянул ему пакет на голову и начал раскручивать. Телефон выпал из его рук, и, когда я остановил парня, он все еще продолжал наворачивать круги вокруг себя, сплетая стройные ножки друг с другом. И не успел я этим насладиться, как понял, что Джо держит направление совсем не то, какое предполагалось. Он как назло не падал, а все шел к Кэмерону. Блять, нет… Или да? Не пойму, я доволен? Парень спотыкается о нашего локального бомжа и вылетает прямо в дверь. Я закрываю глаза и слышу мычание Кэма, звук разбивающейся колонки и просто то, как пьяное тело Джо прыгает по, слава богу не многим, ступенькам нашей лестницы. В доме почти тихо, если не считать несвязную речь Лидделла и маты Джо с улицы. Я начинаю ржать, анализируя в дупель пьяной башке эту ситуацию. И тут, так неожиданно я слышу: — Че случилось, Уорсноп? — такое ленивое и насмешливое, очень похожее на… Джо. — Зачем ты вытолкал Сэма на улицу? — мямлит он. — Какого хрена? — возмущенно ору я. — Что? — непонимающе спрашивает парень. Я медленно вздыхаю и машу рукой: — Пошел нахрен. — Что? — снова спрашивает он. И я снова машу рукой. Сэм, который по идее должен быть Джо, который насильно вышел подышать и о котором я слегка забыл, решил о себе напомнить. Он вваливается в дом, опираясь на дверную ручку, дабы удержать равновесие; на его правой руке зацепился тот самый пакет, с разбитой брови хлыщет кровь прямо на глаз и чуть ниже, парень щурится, явно не понимая, что за хуйня сейчас произошла. Он идет вглубь комнаты. Снова не видит Кэма, снова, мать твою, спотыкается и на пузе по паркету катится уже действительно вглубь. Судя по звуку, который он издал, упав, Сэм весил килограмм двести. Но то, что он прокатился сантиметров пятьдесят по полу, заставляет думать, что его вес хотя бы немножко, но меньше. — Сука… — несвязно пытается проявить агрессию басист. Он очень медленно опирается на ладони и пытается поднять свой, по моим исследованиям, не очень-то большой вес. Но локти предательски сгибаются, отказывая Сэмми в подчинении. Пока Беттли себе еще что-нибудь не сломал, его попытки стоит остановить. Ладно, публика смирится с вокалистом-полубомжом, но с басистом-полупомжом-инвалидом вряд ли. С этим даже я не смирюсь. — Давай поможем ему встать, — говорю я размазанному в моих глазах Джо. Боже, надеюсь завтра я все еще буду считать, что это попойка стоила того, ради чего она затевалась. Хотя я уже начинаю в этом сильно сомневаться. Мы вдвоем поднимаем Сэма, и я задаю ему направление на кухню, чтобы Джеймсу скучно не было. Тяжело вздыхаю, чувствуя, что я наполнен под завязку и вся жидкость, включая утренний кофе, будет лить из меня со всех дырок. Я понимаю, что должен удалиться, потому что зов природы зовет меня в сортир и как можно быстрее. Справив нужду, я, чувствуя, что в желудке-то места больше не стало, не спешу уходить, а медленно и неуверенно опускаюсь на пол, опираясь руками на унитаз. Закрываю глаза; создается впечатление, что на моей карусели мою голову слишком сильно уносит ветром в сторону и у меня просто нет сил вернуть ее в прежнее положение. Но, открывая глаза, я вижу, что карусель вертится не с такой силой - мою голову по крайней мере никуда не тянет. Все, что было выпито, стоит поперек горла, но выходить категорически отказывается. Чтобы не мучиться, засовываю два пальца в рот, но как только уровень жидкости от середины глотки поднимается выше, я убираю пальцы и с отвращением сплевываю, а на глазах выступают слезы. Ненавижу этот метод. Проще, когда все выходит по собственной воле. Еще раз сплюнув, я отъезжаю от унитаза и поудобнее облокачиваюсь о стенку, закрывая глаза. Скорость моей карусели по-прежнему пытается оторвать мне голову, но я стараюсь не акцентировать на этом внимание.

***

Я разлепляю глаза и стараюсь сфокусировать свое зрение, которое стало процентов на десять четче, на комнате. В голове всплывает незаурядная история моего прихода сюда. Но с тех пор мне легче, я встаю, все еще шатаясь, дохожу до двери, толкаю ее и выхожу в гостиную. Что меня удивило первое, так это то, что Джеймс «я-по традиции-вырубаюсь-первым-на-пьянках» Касселлс с лицом истинного трезвенника потягивает из чашки, взятой с хозяйского сервиза, какую-то жидкость. Дай бог, чтоб это был виски. А вот Сэм, который не вытер ни капли крови с лица с тех пор, как навернулся с лестницы по моей милости, сидел никакущий. Как минимум, все должно быть наоборот, а в идеале Джеймс должен видеть десятый сон, а Сэм… ну это не так важно. Он тоже без дела обычно не сидит. Я подхожу к парням и вижу на столе далеко не полную бутылку какого-то дерьма, беру с того же сервиза чашку себе, краем глаза замечаю, что чайник из того же сервиза уже разбит, но плюю на это, и наливаю себе, а затем собираюсь уйти. Смотрю на Сэма, находящегося в глубочайшей нирване: кровь еще сочится и блестит при кухонном свете, все остальное, вытекшее раньше, размазалось по лицу и высохло, оставив на милом лице Сэмми стремные красные разводы. — Сэм, ты бы умылся, что ли, — говорю я, но звучит это как «Сэм, ну тб ум-м-млся шт… штали». Реакции не последовало. Да и хрен с тобой. Ходи такой. Главное ночью на него не наткнуться. Не хотелось бы стать седым в мои молодые годы. С голубой узорчатой чашкой — теперь я понял, что это — виски, как настоящий эстет, я поднимаюсь наверх мимо бутылок, пакетов, пластиковой посуды и прочего дерьма, благодаря которому наш дом засран по самое не хочу. В нешироком коридорчике темно, и я сильно рискую навернуться, но потом вижу, как из моей комнаты на ковровую дорожку падает свет, и идти теперь легче. — Брюс, ты похож на девушку. Тебе никто этого не говорил? — я останавливаюсь, услышав голос Джо, и отхлебываю из чашки еще. — Пошел ты, — лениво отвечает Бен, и я слышу шлепок: по лицу? по руке? по заднице? Во мне просыпаются шпионские чувства: я тихонько подхожу к чуть прикрытой двери и смотрю на них. Вряд ли мне есть чего бояться, в таком состоянии они даже если и увидят меня, вряд ли узнают. Как низко ты опускаешься, Дэнни. Дело доходит до наверняка жалкого со стороны шпионажа. Но почему-то я чувствовал, что нужно остаться. Интересно — почему? Если я четко признаюсь себе в мыслях, чего сейчас опасаюсь, то вообще уважать себя перестану. Рука Джо держит руку Бена, видимо, все-таки шлепок был по лицу. — Отвали, Ланкастер, — улыбается Брюс и лениво одергивает руку. Но Джо по-прежнему ее держит. Охренел, что ли? — Джо, — чуть серьезнее произносит он снова, но улыбаться не перестает. — «На девушку ты похож». Себя-то в зеркало давно видел? Тебя только и делать, что ебать. — Серьезно? — наигранно спрашивает басист. Он подходит к стене, таща за руку Бена и выгибается, подставляя задницу и кладя руку бедного Брюса на нее. — Начинай. — Да ты совсем долбоеб, что ли, — прикрывая глаза, срывается на смех Бен. — Отвали, пидор. У меня Денни есть, он морду тебе набьет, — теперь он уже реально смеется. Мне приятно слышать свое имя и почему-то еще более приятно, что он всячески пытается сделать так, чтобы Джо отвалил. Надеюсь, я себе сейчас это не выдумываю. Да господи, это же всего лишь шутка. Я практически каждый день хватаю его за задницу, а он всегда отвечает чем-то подобным. Надо расслабиться и иди вниз, пока еще хоть пиво осталось. Но я не сдвинулся с места после этой мысли. Да какого, мать их, хрена я стою? Ответ был доступен через секунду. Джо как-то слишком заботливо убрал челку Бена назад, но она тут же упала обратно, закрывая один глаз гитариста. У Бена приоткрыт рот, он смотрит на Ланкастера, но я не могу понять, что значит этот взгляд: ему либо слишком похер, либо он просто застыл в ожидании того, что сейчас будет. А что сейчас будет, догадывался даже я, стоя за порогом. Большой палец Джо, лежал на правой скуле Брюса, и в другой момент у меня уже давно задымилось сзади, но сейчас я был способен только наблюдать то, что наблюдать не хотел. Я не видел взгляда Джо, только слышал, как он громко дышит. Мать твою, да неужели… Он целует Бена. Целует так, как будто Брюс напрямую говорит: «Выеби меня, Ланкастер. Я слишком долго ждал этого». Но он молчал, он ничего такого, блять, не сказал. Просто начал отвечать на поцелуй. Вижу, как он улыбается. Кладет руки на костяшки бедер Джо, с которых свисают узкие джинсы, и засасывает его с еще большим рвением. Мать твою… Замечаю, что мой рот открыт чуть ли не полностью, только тогда, когда медленно закрываю его, чувствуя, что что-то как минимум не так. Воздуха стало не хватать, и я резко вдохнул. Возникало ощущение, что они так сильно сцепились языками, что их, даже если захочешь, не расцепишь. Также замечаю, что чашка в моей руке приобрела другое положение — абсолютно противоположное первому, и весь виски вылился на не наш ковер. В любой другой день я бы не стоял и не шпионил за ними, я бы нагло (что было для меня оправданным) влетел в комнату еще до их поцелуя (ну максимум на середине — хотя где у него, блять, середина, и будет ли она вообще?) и заорал: «Ну что, сексуальные меньшинства, у кого завтра будет задница болеть?» И шлепнул бы того же недоразвитого Ланкастера по его тощей заднице. А сейчас я понимаю, что просто не могу этого сделать. И шлепнуть Ланкастера хочется не по заднице, а по лицу. С ноги. Он мне друга, блять, испортил. А портить Бена имею право только я. Я пялился до тех пор, пока эта педорастия не закончилась. Надеюсь, продолжения не будет. — Фу, Джо, — вытирая губы, без какого-либо отвращения промямлил Бен. — Всегда знал, что тебя на мальчиков тянет. — Только на красивых. — Бен прыснул смехом и задом пошел к кровати. Он нащупал левой рукой спинку кровати, но, к сожалению, спинка была не та. Опираясь на нее, он начал опускаться. Секунд через шесть послышался грохот. Понятно. Джо начал истерически ржать, а я с психом кинув чашку, которая не разбилась о пол, покрытый ковром, пошел сначала на кухню, взять бутылку, а потом в комнату Бена спать, потому что мою благополучно заняли два голубых. Было бы неплохо, если бы я не вспомнил это блядство на утро.

***

Мою голову сверлили со всех сторон, а от сухости во рту, кажется, появлялись трещины. Судя по тому, что я могу видеть, то есть волосы не закрывали глаза, на голове у меня было много узлов, с которыми я провожусь очень долго. Я почти прошел мимо зеркала в коридоре, но увидел свою мелькнувшую фигурку и решил рискнуть: каждое утро после пьянки — это маленький сюрприз. — Красавчик, — вырвалось у меня. Левая сторона, от кости над глазом до кости под ним, была разных оттенков синевы. Как будто художник поработал. Выглядело действительно впечатляюще. И именно сейчас я почему-то начал чувствовать боль. Не надо было смотреть. На голове был клубок на клубке, и я даже первый раз в жизни не мог сравнить себя в таком виде ни с кем, потому что в голову просто ничего не лезло. Кроме одного. Бен, Джо, засос, чашка, разрисованная под гжель, и мои странные ощущения в этот момент. Затем одно за другим начали всплывать фуэте Сэма и все из этого вытекающее, кремень-Джеймс, который не спал, хотя был просто обязан, и еще много чего, уже не такого значительного. Я пришел на кухню и увидел точную копию себя, сидящую за столом и потягивающую газированную воду из бутылки. Я секунд пять смотрел на Сэма молча, на грязного, с засохшей размазанной кровью на лице, лохматого, с симметричным относительно моего фингалом, и мне реально казалось, что я смотрю на себя, хотя по сравнению с ним я был эталоном чистоты. — Тебя вчера пытались принести в жертву? — я говорил абсолютно спокойно, но, думаю, он понимал, что я издеваюсь. Потому что я всегда издеваюсь. — Чувак, мне кажется, у меня трещина, — хрипит Беттли, и мне опять кажется, что я слышу себя. Дотрагивается до синяка и шипит. — Он дико болит. Кто это сделал? — Джо, — незамедлительно отвечаю я со стопроцентной уверенностью. И совесть меня мучить точно не будет. Если бы я мог, я бы и убийство на него повесил. — Вот гандон, — с присущей ему, не особо злобной злостью он бьет кулаком по столу. — Согласен, — с каким-то удовольствием произношу я и сажусь рядом с Сэмми, приобретая свой утренний угрюмый вид, который еще дополняли синяк и засос моих друзей. — А где, — я оглядываюсь по сторонам и заодно подбираю слова, — Келвин Кляин? — В туалете, блюет как обычно, — спокойно ответил парень, закручивая крышечку бутылки и поставив последнюю на стол. — Не слышишь, что ли? И тут я услышал всевозможные вариации гласных, которые выходили из горла Джеймса вместе со вчерашней алкашкой. Решив, что на «У-э-э-э» прослушивание лучше закончить, пока я не оказался рядом с ним, я тихо промычал «мда» и лениво провел рукой по столу, сметая несуществующие крошки. Странно: на этом столе было все — крошек не было. — А ты откуда вообще… — Мне Джеймс рассказал перед тем, как произнести «Бля…» и убежать в туалет. Сказал, что помнит, что меня вчера кто-то толкнул. «Вроде бы», — дополнил парень, процитировав Касселлса, и начал сметать со стола пакеты, пластиковые стаканчики и пустые бутылки из-под пива на пол. Я сел на стул с засохшим вчерашним пятном и благодаря усилиям Сэма нашел на столе пакетик с печеньем, которое вчера купил Джеймс. Вид у пакетика, конечно, не внушал доверия, но мне показалось, что я испытал что-то вроде голода. Я разорвал его и достал одно. В другой раз мне было страшно взять такое в рот (и опять-таки мысли о Джо и Бене), но сегодня как-то не хотелось заострять внимание на мелочах. А зря. — Господи, Джеймс, где ты взял это печенье? На помойке? Это даже с пистолетом у виска есть невозможно. Мы скоро все передохнем нахрен, если ты еще пару раз сходишь в магазин, — я бросил печенье обратно в пакет и туда же сплюнул все пережеванное. Все равно это есть никто не будет. Сэм смотрел на это дело с нескрываемым отвращением, ну это понятно. Но в конце, чтобы передать вкус только что мной попробованного, я издал звук, который минуту назад слышал от Джеймса в туалете, только его укороченную версию. — Я понял, — перебил меня парень. А далее — тишина. Я молча сидел и прокручивал в голове вчерашнюю ситуацию. И «У-э-э» чуть само не вырвалось. Я покачивал ногой и смотрел в одну точку, редко замечая, что Сэм косится на меня. Наверное, эта сцена длилась минут пять. — Дэнни? — позвал Беттли. — Что? — оставшись в прежнем положении, сверля узор на полу взглядом, отозвался я. — Все в порядке? — он немного нахмурился. — В полном. — И опять тишина. Проходит минута-другая. — Уорсноп, ты меня пугаешь! — не выдержал Сэм. Если их так пугает мое молчание, почему меня так часто просят заткнуться? — Сэм, я же сказал, все нормально. — Получилось спокойно, но… слишком серьезно. — Да, я вижу это по твоей роже. — Ну не смотри значит. Я наконец-то оторвался от интереснейшего пола и сел, пождав колени. Отодвинув дурацкое печенье на другой конец стола, я нашел под пакетом яблоко. Видимо, Сэму надоело слушать только хруст, и он решил разрядить обстановку: — О, интересно, как наши соседи, — он встал со стула и пошел к двери. — Надеюсь, им хорошо спалось, — улыбался парень, разговаривая сам с собой. Я откусил большой кусок и продолжал кое-как жевать, а Сэм открыл дверь, и по его тону было понятно, что он ожидал увидеть то, что увидел: — Четыре новые кучки. Поздравляю нас. — Он закрыл дверь и медленно пополз обратно к столу. — Знаешь, мне кажется, они, как птицы. Вот идут, и у них просто сзади все вываливается нахрен. Мой рот остался открытым, а лицо, как только я представил эту картину, само сморщилось: — Я вообще-то тут есть пытаюсь. — Парень улыбнулся и сел на свое законное место. Я просто не понимаю — как. Как это получилось? Мне даже не снилось то, что Бен на такое способен. Почему Джо? Как у него вообще хватило мозгов полезть к нему? Он же мужского, мать его, пола. Противно и обидно. И очень хочется, чтобы кто-то дал адекватное объяснение тому, что я видел вчера. — Дэнни, ну хватит, — снова начал Сэм. — Почему ты не можешь рассказать? Тебя вчера кто-то трахнул? — Заткнись, а. — Да скажи ты уже, — парень от раздражения тряхнул руками. — Не держи в себе, — и добавил: — А то неприятность случится, — и хохотнул. Я начал колебаться: может, реально рассказать? — Ну в чем дело? Я зло выдохнул и повернулся к Беттли: — Дело в том, что Джо засосал вчера Бена по самое не хочу у меня на глазах, — вскочил я, опираясь рукой, в которой было яблоко, на стол. И выдержал короткую паузу. — Я бы даже не удивился, если бы его язык вылез через толстую кишку Бена! — продолжал я, теперь уже сидя размахивая яблоком. — Да фу, мать твою, я же ем, — вспоминаю я и кривлюсь. И психую. Конечно, психую. — Ты серьезно? — с какой-то жалостью спросил он. — Я думал, реально что-то случилось. Вы каждый гребаный раз, при любой удачной возможности лезете друг к другу. И ко мне ты тоже лезешь. И он ко мне лезет… — Сэм, — перебил я его. — Я к тому, что это давно стало обычным, нормальным. Я не понимаю, чего ты так завелся. Все нормально, чувак. — Нет, не нормально. Это дерьмо полное, — низким голосом хрипел я. — В таком случае, я тоже должен каждый раз бить тревогу, когда ты щипаешь меня за соски или гладишь Бена по заднице. — Фингал под его глазом сиял всем своим разнообразием синей гаммы. И в плане цвета синяка я не могу определить, кто из нас круче. — Сэм, ты реально такой тупой или притворяешься? — сморщился я и зашипел от боли на лице. — Я не совал тебе язык в рот, я не говорил тебе: «Трахни меня, Беттли, я весь твой!»… — Говорил, — перебил меня басист с умным видом. — … и не говорил, — проигнорировал я Сэма, — что ты похож на девушку, подразумевая, что я хочу ебать тебя до потери пульса. — Дэнни-и-и, — негромко протянул парень. — Нет повода для беспокойства. — Чувак, этот пидорастический недобасист вчера чуть Бена не трахнул. Ты реально считаешь, что нет повода для беспокойства? Прекращай тупить. Ты просто не видел, что они вчера делали. Такого разврата даже в порно не увидишь. И это я еще ушел, как только меня затошнило от этой сцены, — выставил я ладонь. — Никто не знает, что было дальше. — Нормальный он басист... — Ты только это услышал? — я сделал глубокий вдох и выдох. — Дайте мне кто-нибудь терпения. Я увидел, как в сторону ванной мелькнула фигура Бена, и услышал, как из ванны наконец-то выходит Джеймс. — Вот, Бен проснулся. Сейчас спросишь у него. Может, пойти Джо разбудить? — Не надо. — Почему? — Двух пидоров рядом с собой я не выдержу, — Сэм который раз закатил глаза. Касселлс молча вошел на кухню, взял бутылку воды, высосал из нее больше половины и, ударив меня по плечу, спросил: — Как себя чувствуешь? — не нужно быть гением, чтобы найти в этом предложении сарказм. — Как кусок растоптанного дерьма. — Миленько. Ну а серьезно? — Джеймс, посмотри на меня внимательно. Тебе реально кажется, что я шучу? Джеймс отодвинул стул и сел. Затем посмотрел на меня изучающим взглядом. Потом на Сэма. Снова на меня и на него. — Ребят, а почему я раньше не замечал, что вы так похожи? — спросил он и начал ржать. Я кинул в его пустую башку недоеденное мной яблоко, а потом вырвал у него из рук бутылку и был намерен вылить содержимое на него, но Джеймс перехватил мои руки: — Тихо-тихо! — держа меня, говорил он. — А то сейчас рука соскользнет, и будет второй глаз подбит. — Пошел ты, — я нервно одернул руки и сел. Бен долго в ванной не задержался, душ он принимать сразу не стал. — О-о-о, — было первое, что мы услышали, как только он вошел, — Дэнни, а почему ты мне не говорил что у тебя есть брат-близнец? Сэм цокнул языком и закатил глаза. — Узнал недавно, — поддержал разговор Джеймс. Угу. А еще у меня есть друг гей. Об этом я тоже узнал недавно. — Пойду телек посмотрю. — Вместе с ним ушел и Сэм. После долгого ожидания ванная все-таки освободилась. — А я искал тебя вчера, — сказал Бен, естественно, протягивая свои руки к воде. — У Джо во рту? — я поднял взгляд и посмотрел ему в глаза. Ну как он может быть геем? Как?! — Что? — Ничего. — Я отвернулся. — Дэнни, что-то не так? — спросил он. — У тебя сильно болит фонарь, и ты бесишься? — Да, не так! — психанул я, от чего Бен дернулся. — Почему ты мне не сказал? — Что? — шокировано смотрел на меня парень. — А ты не догадываешься? — Я понятия не имею, — и в другой раз я бы ему поверил. Все было достаточно натурально. — Что ты гей! — Кто там гей? — послышалось из гостиной. — Что ты в жопу долбишься. Что тебе нравится… — Уорсноп, ты идиот? — меня в очередной раз перебили. — Что ты несешь? Тебе Джо последние мозги вчера выбил? Какой я гей, придурок? Иди проспись. — Я видел, как вы с Ланкастером сосались вчера. — Господи, да вчера я не помнил, как меня зовут! — завелся Брюс. — Я вообще не понимал, что происходит! Что за конченые заявления? — А ты уверен, что ты все помнишь со вчерашней ночи? — на тебе вопрос с подвохом. — Просто иди нахуй, Дэнни, — спокойной ответил парень. — Это не совсем ответ на мой вопрос. — «Бен, ты — пидор», — говорит мне человек, который лапает всех, целует, щипает, угрожает, что выебет, признается в любви и еще куча всякой ненормальной поеботы, которую мы почему-то воспринимаем адекватно. Я просто в шоке, блять, — махнул руками Бен и пошел из кухни. — Ой, еще скажи «от гея слышу», — закатил глаза я. Может, я действительно перегнул? — Слушай, если бы ты видел со стороны… — я хотел взять его за локоть, остановить, но он одернул мою руку. — Не лезь ко мне, мудак. Общайся с натуралами. У нас их полный дом. А меня не трогай, тебе же противно, наверное. — Блять, ну конечно! Прошла целая неделя, а неженка Брюс еще ни разу не обиделся! — орал я ему вслед. — Да даже если ты не гей, — а теперь я понял, что ранее сморозил дикую хуйню, — то станешь им со своими гребаными обидами и вечными выебонами! — но на эту реплику вечно обиженный Бен не захотел отвечать, снова адресуя мне напоследок средний палец. Кто же знал, что следующие наши разговоры очень будут похожи на этот.

***

Я помню шокированные глаза Кэма, когда он увидел, как я первый раз ударил Бена по заднице, охреневшего Джеймса, когда поцеловал Брюса в губы, и то, как Сэм подавился колой и кашлял, кашлял, кашлял и лил от этого слезы минут пять, когда увидел мою ладонь лежащей на паху Бена. Но это было первый раз. Может быть, повторилось еще во второй и третий. Но на четвертый этому уже никто не придал особого значения. Затем в расход пошли и остальные парни, что сделало прикосновения и действия средней интимности абсолютно обыденными. Иногда поражаешься, вспоминая первую реакцию, а вскоре и то, во что она превратилась. Понимаешь, что редкое давно стало привычным, а удивительные вещи уже не удивляют. Я сидел и думал, как так могло получиться. Я понимал, какой я идиот, понимал, как я облажался с ориентацией Брюса, и только качал головой, не понимая только, как у меня хватило мозгов додуматься до такого. Но, блять, почему Джо? Почему этот идиот? Если так получилось, то это никак не должен быть Ланкастер. Минимум и максимум, кто мог это сделать, — это я. И вопросов лишних точно не возникло бы. Не верю, что Джо мог заменить меня. Он просто не может быть лучше. Все так же противно и обидно. — Уорсноп, давай поговорим, — слышу я голос друга натурала. — А есть о чем? — А что, нет? — Ну, по-моему, мы уже все сказали друг другу. — Да почему я даже сейчас выебываюсь, хотя виноват не меньше, чем он. Если вообще не виноват я один. Пусть это будет удар по самолюбию Брюса. — Окей, — с нотами раздражения и разочарования сказал Бен и встал. — Ой, смотри, я опять унизился. Прям как баба. В очередной раз, — он распахнул глаза, возмущаясь тонким, сделанным под женский, голосом. — Мне кажется, ты прав. Я реально превращаюсь в гея. Или я уже гей. Не знаю пока, — он шмыгнул носом и его взгляд стал серьезным. — Я буду следить за этим, Дэнни. А то вдруг через неделю мой лучший друг набросится на меня с кулаками, потому что я предпочитаю мальчиков. Хотелось бы узнать, кому сейчас обиднее: ему или мне?

***

Что я мог бы рассказать о нас? О себе — начинающий мудак, о Бене — настоящий придурок. Но о нас — не знаю. Наверное, катастрофически мало, если так непросто найти фразу, с которой хотелось бы начать говорить. Мне хотелось бы сказать, что у него здоровское терпение и слишком много совести, вьющиеся волосы и крутая улыбка, привычка обижаться и приходить мириться первым. Ему нравится, когда я лезу к нему, и мне это нравится тоже. И… … И я бы никогда не сказал это. А он никогда не стал бы меня слушать. Он — полный идиот, а я — вечный клоун. А как же это мы? Такое громкое, красивое мы? Мы — дружим. И я мог бы сделать усилие и назвать это гребанным счастьем, если бы это не звучало так по-дибильному даже в моей голове. Мы — это слишком трудно. Мне нечего сказать о нас.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.