3. Прошлые воспоминания
25 сентября 2014 г. в 18:17
Дедушка прикурил трубку от лучины из печки и пустился в воспоминания, мальчишки замерли над едой, боясь даже сглотнуть. Прошедшие времена разворачивались красочно перед ними целыми картинами.
После войны деда определили инженером от лесного института на лесозаготовки. Страна нуждалась в строительном материале, отстраиваясь заново из разрухи.
— Я когда уехал на объект, ваш папка уже родился от моей Клавы. А она после родов чахнуть стала, я ведь ее из Польши привез, а тут ей, видно, не климат совсем был, вот через пару лет и умерла. Тяжелое было время, послевоенное. А тут приказ, не отвертеться. И с мальчонкой на объект не уедешь, да и родных у меня никого, всех война положила. Хорошо, в деревеньке старушка была, вот она Виктора и воспитала, пока я пять лет безвылазно лес валил.
— Дед, так значит дядя Слава? — вклинился в воспоминания Михаила Женька.
— Да, он у меня от второй жены — от Степаниды. Так что вы с Ванечкой более дальние родственники, чем кажется.
— Но они так похожи... и папа, и дядя, — подал слово Игорь.
— Конечно, они оба пошли в меня, впрочем, и ты, Женя, вылитый я в молодости. Чего тут удивляться? Ну вот, значит, отправили меня начальником на объект. Попервости ничего было, даже понравилось, а потом начался настоящий ад. Когда эшелонами стали привозить на лесозаготовки заключенных. Причем как настоящих бандюганов и убийц, так и политических, — дед затянулся пару раз, вспоминая былое, и продолжил.
Нет, конечно, надсмотрщиком он не был, но видел, как люди умирали в бараках от нехватки еды и тепла. Там он его и встретил, совсем еще пацаненка. Худого, несуразного, лопоухого. Услышал, как над кем-то издеваются в бараке, а зайдя, опешил от увиденного — четыре бандита в законе насиловали мальчишку. Ну, он им навалял по полной, а паренька забрал к себе в отдельный дом. Как начальник, он имел привилегии, но и тут пришлось поругаться.
Надсмотрщики его сразу предупредили, что об инциденте доложат наверх. Парень оказался из политических. Вернее, его замели из-за отца. Тот был полковником, а тогда после войны многих неугодных расстреливали просто так, особенно тех, кто воевал на совесть.
— Он студентом был, стихи писал, — дед, встав, пошарился между книжками на полке и достал серенький измусоленный блокнот. — Это его стихи. Все, что удалось сберечь, — Михалыч протянул блокнотик своим внукам и снова погрузился в воспоминания.
Откармливал он его несколько месяцев, одел в новую телогрейку, одежду справил. Парнишка сначала, как зайчонок, от всего дергался и отшатывался, а позже ничего, отмер, даже повеселел. А как-то ночью сам пришел к нему в постель и попросил о близости. Дед же не смог отказать, сам на него смотрел голодным взглядом, цепляясь за тонкие ключицы, светлые пряди, колкие лопатки.
— Пока заключенных не было, мы целый год в лесу с артелью проторчали. Сами понимаете: молодые, горячие мужики, а на сто верст ни одной бабы! У нас свое хозяйство было, свиней держали. Так вот, мужики выбрали одну, чистенькую да спокойную, держали в отдельном загоне, Манькой назвали да ебли по очереди. Ну а кто на Маньку смотреть не мог, друг с дружкой кувыркались, ну и вручную шкурку гоняли. А потом всю идиллию военные испоганили, притащив кучу народу. Нет, конечно, среди них были хорошие люди, с одним профессором я долго разговаривал о смысле бытия и веры в Бога. Пока того бандиты не угробили, надсмотрщики на этих убийц всецело опирались. Воры, бандиты, душегубы — это были белые люди, а вот политические — хуже грязи.
Дед задумался надолго, раскуривая трубку по новой.
— И что же было дальше со Славой? — прервал неловкое молчание Игорь.
— Ничего, убили его, по наводке, те же надсмотрщики завели в лес, пока я на дальний объект мотался, раздели да связали на сорокаградусном морозе. Замерз он, родненький, а я его только через неделю нашел… — дед смахнул невольную слезу из карих глаз. — А ведь я его и правда полюбил, думал, срок кончится — к себе заберу в охотничье хозяйство…
— Грустно-то как, — вздохнул тяжело Женя.
— Да уж, всякое было… После пяти лет наконец-то разрешили вернуться в родную деревню. Вот я обратно и поехал, а на одной из станций нашел Степаниду, ей тогда четырнадцать только исполнилось. И так она мне Славушку напомнила. Нет, конечно, не внешне, но прикипел к ней. Она милостыню просила да по теплушкам таскалась с другими, такими же неустроенными детьми, вот я ее и увез к себе в лес. В ее шестнадцать у нас второй сын появился. А к Виктору она больше как к брату относилась, нежели как к сынишке. А второго своего мальчика — Ванькиного отца, я Славой назвал, чтобы память была о том парнишке. Зажили… Трудностей было навалом, что ж, поди всю свою жизнь не работала по городам, с сумой моталась, а тут свое хозяйство. Степанида ни разу у печи не стояла, пришлось всему учить. А тут кони, козы, покосы, сено, заготовки на зиму и так далее… Я ж не дурак был, понимал, ей бы на танцульки в деревню да парням молодым глазки построить, а приходится со мной, старым, сидеть и за двумя мальчишками приглядывать. Вот и загуляла. А затем эти черти пожаловали с допросами, в каких отношениях я был с заключенным? Как будто и так не понятно! А она как узнала, что я с мальчиком спал, деру дала с каким-то смазливым молодым мужиком.
— Дед, чего наговариваешь, ты тогда старым быть не мог, — хмыкнул Женька.
— Так когда тебе семнадцать лет — тридцатилетние старперами кажутся, сам помню.
— А нам родители ничего не говорили… — протянул Игорь.
— А я им не рассказывал, меня ведь из-за Славы самого чуть по этапу не пустили. А тут амнистия всем политзаключенным, вот и отделался легким испугом. Хотя вся спина исполосована. Вот такая она — мужская любовь.
— А как же Степанида? Что, так и ушла, и на тебя двух парнишек бросила? — отмер Женя.
— Да. Искал я ее долго, надо мной вся деревня в то время покатывалась. Чувствовал, что что-то случится. Вот Славу не уберег и ее тоже… О мальчишках я тогда уже не переживал, Виктор уже большенький был, все домашнее хозяйство у меня вел, да и за братиком присматривал.
— Нашел? — тихо спросил Игорь.
— Нашел, далеко в райцентре, уже в могиле. Утопилась, дуреха. Отчаянная была, как мой Славушка. Такая же шебутная… У того смазливого, с кем она ушла, как я выяснил, в каждой деревне по такой дуре было. А она, как узнала, нет чтобы вернуться, сыновей растить… Эх!
Дед хряпнул самогону и посмотрел на скрипнувшую дверь. В проеме стоял заспанный Ванечка.
— Я кушать хочу, — прошептал паренек, кутаясь в ватное одеяло.
— Проснулась пичуга. Айда, а то уже все остыло! — дед Михаил махнул широко рукой, а Женька притянул к себе на колени.
— Ты чего голый-то? — Игорь протянул тарелку, запахивая обнажившиеся Ванькины колени одеялом.
— Я, это, одежду не нашел… — покраснел Иван, откровенно не понимая, почему братики так открыто ведут себя при деде.
— Не тушуйся, наш дедушка уже в курсе, — Женя устроил пацана поудобнее и нежно поцеловал в алеющее ушко.
— А родители ваши знают? — спросил дедушка, с умилением наблюдая неприкрытую нежность и любовь мальчишек друг к другу.
— Нет… Честно, если узнают, наверно, скандал будет, — вздохнул Женя.
— А самое страшное, ведь могут и Ваню у нас отобрать, — поддакнул Игорь.
— Не отберут. Вы это, если Виктор застукает, вы ему Никитку напомните, — с хитринкой подмигнул дед. — А Маринка, она никогда дальше своего носа не видела. Только ее Левушка чего стоит!
— А ты нашего дядю знаешь? — выпалил Игорь.
— А кто такой Никитка? — окончательно проснулся Ваня.
— Отвечаю по порядку, а то навалились, — усмехнулся такой активности дед. — Виктор ведь Маринку привозил, так вот, она своего братика брала с собой, еще совсем салага был, а та еще шельма! Насмотрелся я на его выкрутасы. А Никитка — сынишка был одного геолога. У нас партия геологическая несколько лет стояла, программа тогда была, ископаемые искали по Сибири. Ну, у меня начальника поселили, он с семьей приехал — с женой и сыном Никитой. Он младше был Виктора, смазливенький такой, вот я пару раз их на сеновале и застукал, как они там кувыркались. Ладно, маманя Никиты не видела, зато Славка насмотрелся, потом меня пытал, что же такое делал его братик с мальчиком, что тот так стонал.
Мальчишки рассмеялись, своего отца, ебущего парня, они представляли с трудом.
— Так что, можно сказать, это у вас семейное, — поддержал их смехом дед.
— А мой папа? — вдруг выдал Ваня. — Он тоже пробовал?
— Твой нет. Это у нас исключение, он с детства твою маму любил — Ольгу. У нас в деревеньке интернат раньше был, вот там Слава и нашел свою любовь. Она ведь такая же, как ты, была: робкая, тихая и верная. Часто в лес убегала, уж больно ее другие дети донимали. А как ей двенадцать исполнилось, ее Слава ко мне привел, мальчишки детдомовские снасильничать хотели, красивая была Оля, а мой заступился. Так я Ольгу на себя и оформил, удочерил, значит, долго разрешение выбивал. Семья-то неполная, жены нет, но как участнику войны дали в конце концов. Я же сыном полка был — хотя и сопливым! А потом твой папка в военные моряки пошел. Море как полюбил, так все — поступлю в морское училище, никого не слушал. А как выучился, в Мурманск Оленьку и забрал, а так она у меня и жила, как родная дочка.
Мальчишки совсем притихли, за стенами начиналась метель, а в доме потрескивали уютно дрова в печи, дед запустил в дом своего кобеля — здоровую лайку Бурана, и тот, улегшись у его ног, сыто позевывал, растянувшись во весь свой большой рост, подставляя для ласк серое брюхо. Говорить дальше не хотелось. Игорек вовсю уже зевал, впрочем, и Ваня, поевши, прикорнул на плече Женьки.
— Ты это, Евгений, поосторожнее с Надей. Если узнаю, что девку спортил, уши оборву! И с ее братьями тоже, вот ведь, у таких хороших родителей дети полные оторвы, — вздохнул дед Миша.
— Да нужна она мне, как прошлогодний снег, — вздохнул Женя, поднимая на руки Ванечку.
— Вижу, что не нужна, но только ее не убедишь. Она хоть и дура, но по-бабьи хитра, как лиса. Да и любимых своих береги, любовь — это святое.
Дед сам на руки взял уснувшего Игоря и понес вслед Женьке, помогая устраивать мелких в кровати.
— Спите, я завтра на ближнее зимовище пойду, в этом году снега много, волки безобразничать стали, вот мы и договорились с Сергеем — отцом Надежды, сходить на пару, проверить. Кабы отстреливать не пришлось.
Дедушка еще раз вздохнул и, пожелав старшему своему внуку спокойной ночи, отправился на печку.