Предрассветные сумерки

Сразу на следующий день после моей дурацкой травмы ко мне приехал док Каллен с Эдвардом, осмотрел меня и сказал, что все в порядке, все срастается правильно, и скоро я встану. Потом у меня столпилась вся стая, парни так галдели, что у меня чуть мозг не взорвался. Обсуждали драку, каждый рассказывал, что он делал, что видел, все были в таком щенячьем восторге, особенно Сет. Хотя, впрочем, ему есть чем гордиться — он поучаствовал в гораздо более крутой драке, нежели мы с новообращенными тупицами. Потом братья наперебой рассказали мне, как Рейн снимала с меня боль, доктор ломал мне заново кости. Доктор говорил мне, как она помогла ему, но он то ли не знал до конца, то ли пощадил мои чувства. То, что рассказали мне ребята, повергло меня в дикий ужас. И хорошо, что они мне рассказали, хуже было бы, бы я все это от них увидел при первом же общем обращении в волков. Рейна пыталась их заткнуть, видимо, совсем не хотела, чтобы я узнал про это, но какое там! Этих жеребцов разве заткнешь! В конце концов, Сэм выгнал всех на улицу. После чего рассказал мне, как стая во главе с моим отцом кормила ее своей кровью, чтобы привести ее в чувство и не дать ей превратиться в вампира окончательно. Я испытал нечто сродни шоку и счастью одновременно. Я понял, что Рейн не просто приняли в стаю и смирились с ее присутствием из-за меня и моего импринтинга. Ее приняли как драгоценного и желанного гостя, берегли ее и дорожили ее присутствием в стае, и большую роль в этом сыграли именно старейшины, узнав, кто она на самом деле. Теперь я был абсолютно счастлив, и причин для какой-либо тревоги не осталось вовсе. Три дня, проведенных в постели, сводили меня с ума. Моя Рейн настояла на том, чтобы я лежал и не шатался по дому, хотя уже на следующий день мне хотелось только одного — встать с постели. Рейн позволяла мне добраться только до туалета и ванной с ее помощью, и постоянно была со мной рядом, но даже если она выходила хоть на минутку, на меня нападала паника. Когда она касалась меня своими нежными пальчиками, я воистину испытывал блаженство, боль уходила и выздоравливал я очень быстро. Но когда ее не было рядом, мне хотелось вскочить и бежать за ней, чтобы ни на минуту не терять ее. Еще три дня ушло на то, что я потихоньку бродил по дому и около него на костылях, раздобытых для меня Эдвардом Калленом, чувствуя себя при этом полным придурком, но без них было пока плоховато — сломанные кости еще давали о себе знать. Но, тем не менее, справиться с такими переломами за неделю было, в общем-то, неплохо, весьма неплохо… Потом я уже ходил свободно, правда, бегать пока было трудно, нога немного ныла и побаливала. Проблема была лишь в том, что к нам частенько наведывался шериф Свон, а поскольку ему сказали, что я навернулся с мотоцикла, мне приходилось повсюду таскать с собой два костыля, и в случае появления шерифа повисать на них и изображать немощного инвалида. Рейн при этом делала постное лицо, едва сдерживаясь от смеха, и старалась куда-нибудь скрыться, чтобы не расхохотаться. Наступила совершенно благостная пора, нам ничего не угрожало и ничего не мешало нашему счастью. Единственное, что омрачало мое безмятежное существование — это окончание девятого класса. Со всеми этими делами школу-то я забросил, а Рейна поставила мне категорическое условие, чтобы я сдал все долги и перевелся в десятый класс. Хорошо хоть у нас в школе учителя все были из резервации, и можно было найти их даже во время каникул. Это было ужасное условие, но отказать Рейн я не мог, и я, стеная и долбясь головой о стену образно и фактически, наверстывал то, что упустил за все то время, что прошло с момента моего перерождения. Мысленно я поклялся, что так уж и быть, девятый класс я закончу, но в следующем году со школой завяжу точно, надо искать работу и обеспечивать семью — да, теперь у меня была самая настоящая семья, ибо Рейн была моей почти женой, а навешиваться вдвоем на отца-инвалида было полным свинством. Однако Рейн, конечно, услышала мои мысли и сказала, чтобы я и думать забыл об этом, пока нормально не окончу школу, и что она мне не позволит завалить свое будущее, угробив возможность получить более-менее приличное образование. Я надеялся только на то, что она не заставит меня еще и потом поступать куда-нибудь дальше. Рейн тоже подумывала о том, чтобы подыскать себе что-то в Форксе, у нее были мысли наведаться в Сиэтл за документами и устроиться, например, к шерифу Свону в полицию, благо, она могла это сделать, переведясь из Сиэтла. Одно мешало выполнению этой задачи — ей бы пришлось увидеться с отцом. Рейна очень хотела повидаться с ним, но ее останавливало одно — она была уверена в том, что отец считает ее погибшей, и чтобы перед ним предстать, нужно хоть как-то аргументировано обосновать свое исчезновение. Я придумал ей вариант — сказать отцу, что она безумно влюбилась и сбежала с любовником, и даже предложил предъявить меня в качестве оного отцу. Она, конечно, смеялась и опять назвала меня мальчишкой, а потом серьезно сказала, что уж скорее отец поверит в то, что она стала вампиром-Ангелом, влюбилась в оборотня и билась против кучи вампиров за других вампиров и оборотней, чем байке о безумной любви и побеге. Слишком часто ее папа упрекал мою девочку в том, что она чересчур рассудительна и разумна, и не способна отдаться чувствам безрассудно вплоть до того, чтобы совершать поступки, продиктованные сиюминутным решением от сердца, а не от разума. Грубо говоря, папа Рейны оскорбился бы бессовестным враньем о том, что его дочь настолько потеряла рассудок, что сбежала с мужчиной и оставила отца сходить с ума от неизвестности. Он, конечно, в это бы не поверил, потому что она никогда бы с ним так не поступила. Так вот, все последнее время я корпел над чертовыми учебниками. Рейн заставила этим же заниматься и Квила с Эмбри. Причем, если первый влился в наши ряды сравнительно недавно и не успел сильно отстать, последний упустил еще больше меня, поскольку переродился гораздо раньше. И вот пока мы, как три придурка, зубрили пропущенные уроки и проклинали школу, Рейн, чем бы вы думали, занималась? Она торчала в гараже Калленов, собирая под руководством чокнутой блондинки Розали машину! Насколько я понял, Каллены предлагали ей свою финансовую помощь, но Рейн не могла просто так пользоваться чужими деньгами, и попросила Розали и Эммета научить ее чинить машины. Как будто я не мог научить ее вместо того, чтобы заниматься этой школьной фигней! Но она уперлась — тебе нельзя отвлекаться, ты должен все-таки все сдать и закончить девятый класс, и все такое. И вот пока мы втроем, ежедневно обложившись книжками и тетрадками, скрипели ручками и плевались от скуки и злости у меня дома, Рейн по уши в масле валялась под машиной в вампирском гнезде за пару десятков миль отсюда. Я уж не знаю, что у них там получалось, и какую уж там каракатицу могли собрать две хоть и не совсем обычные, но все же девчонки, но спорить с Рейн я не хотел. На самом деле, я прекрасно понимал — как бы мне ни хотелось видеть мою Рейн каждую минуту возле себя, и как бы тяжело я ни переносил временное расставание с ней, ее присутствие не дало бы мне возможности заниматься учебой. Какая может быть к черту наука, когда рядом с тобой сидит такая девушка, с которой легко можно найти тысячу намного более интересных занятий вместо учебы, не считая самого главного, чем заниматься с ней доводило меня до умопомрачения. К тому же, эта хитрая рыжая лисичка умудрилась так очаровать моего сурового папеньку, что пока мы готовились к пересдаче, он безотлучно торчал дома. Поскольку мы постоянно отвлекались и только и выдумывали причину, чтобы отлынивать от занятий, мой отец надзирал за нами, усердно делая вид, что смотрит телевизор, и до нас ему вовсе нет дела. Я уверен, что моя красотка и мой папаша сговорились свести нас с ума этой зубрежкой, а бороться с ними двумя у меня сил не было, да и желания тоже. К тому же они, в общем-то, были правы. Да, мы волки, но теперь, когда нет угрозы от вампиров, а с соседями налажены дружеские отношения, будущее представлялось весьма туманным. Нельзя же провести остаток жизни, носясь по лесам и питаясь дичью. Надо помогать отцу, надо одевать и хоть чем-то баловать и радовать Рейн, а если я не окончу школу, какую работу может найти индеец из резервации с неполным школьным образованием? Я и сам не очень-то хотел жить в полной нищете, а уж моей девушке, тем более такой красивой, этого позволить я совершенно не мог. К тому же, меня все время терзала мысль о том, что не соврати я ее своей сумасшедшей любовью с, так сказать, пути истинного, ее бы приняли в семью Калленов, и она жила бы сейчас в абсолютной роскоши. Так почему, если она выбрала меня, она должна отказаться от всего и влачить нищенское существование с оборванцем без работы и средств к существованию? Она заслуживает много большего. И еще одна мысль мучила меня, но в ней я боялся признаться даже себе — Эдвард мог позволить себе купить и подарить Белле все, что угодно, вопрос лишь в том, что Белла не любит принимать дорогие подарки. Однако это не умаляет того, что Эдвард вполне состоятельный человек, жена которого ни в чем не будет знать отказа. Что я мог дать моей девушке, кроме своей безграничной любви? Лишь тысячную долю того материального, что мог Эдвард. Это мысль меня глодала, и я грыз гранит науки, скрепя сердце. Хотя, по сути, закончу я школу или нет, вряд ли это сыграет большую роль для молодого индейца из небольшой резервации. И вот в один из дней, когда я сдал еще одну из очередных задолженностей и весьма гордый собой принесся домой, я на бегу вломился в дом. Отец сидел на веранде, дышал воздухом и курил трубку. — Привет, па! Где Рейн? — спросил я на ходу. — Как обычно, еще с утра поехала в гараж к бледным, — ответил отец. — Не сказала, когда вернется? — спросил я, немного расстроившись, хотя где ж она могла еще быть? — Как надоест гайки крутить, так и приедет, — улыбнулся отец, — а ты поешь да садись за уроки, а то, когда она вернется, тебя за книжки уже не посадишь. Я закатил глаза и скорчил рожу. Сварганив себе на кухне гигантский бутерброд, я вышел к отцу. На улице было так тепло, что даже дома не хотелось находиться. — Я сегодня расправился с алгеброй, больше по ней ничего не должен, осталось три контрольных и два сочинения, и я свободен, — похвастался я. — Молодец! И Рейна будет довольна, — кивнул одобрительно отец. — Вот никогда не думал, что мой оболтус найдет себе такую хорошую подружку! Она на тебя правильно влияет и не дает тебе сорваться с катушек. Если бы не она, думаю, тебя пинками в школу не загнать было бы. — Ну, в общем-то да, — проговорил я с набитым ртом, пожав плечами, — вот только мне не нравится, что она слишком много времени проводит у Калленов. — А что ей, сидеть на тебя смотреть, как ты и два твоих приятеля измываетесь над учебниками? — ухмыльнулся отец. — У меня-то уже мозги едут вас слушать, когда вы занимаетесь. — А ты не слушай! — буркнул я. — Сходил бы куда-нибудь, а то сидишь над нами, как сыч. — Да вас только на минуту из поля зрения выпусти, тут же все учебники побросаете и смоетесь по лесу носиться или возню во дворе затеете, — хохотнул отец. — Умгу… — промычал я, кусая бутерброд. — Нам что, по пять лет что ли? А то мы без тебя не знаем, что долги сдавать надо! Я смотрю, вы с Рейн спелись! — Давай иди уроки делай, шпана! — пихнул меня в бок отец, улыбаясь. — Да дай поесть-то! Круглые сутки одни уроки, уроки, уроки! Я уже забыл, как перерождаться, в лесу сто лет уже не был! — возмутился я. — Ладно, ладно! — примирительно поднял руки отец. — Однако скоро приедет Рейна, так что к ее возвращению тебе лучше бы успеть все сделать. — Успею. Она там до вечера будет. На самом деле, мне было бы спокойнее, если бы она была дома… — пробормотал я. — Чего ты боишься? Ни у Калленов, ни в лесу ей ничто не угрожает, — поинтересовался отец. Я промолчал. — Кажется, я понимаю, что именно тебя так тревожит, — проговорил отец. — Тебя напрягает не сам факт, что она уезжает из дома, а то, что она уезжает именно к Калленам. Я состроил кислую мину. — Джейкоб, я думаю, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу. Она не такая. Я вижу, как она относится к тебе. Она никогда не предаст и не обманет тебя, — сказал отец, положив руку мне на плечо. И тут меня прорвало, все, что волновало и терзало меня последнее время, вылилось наружу. — Понимаешь, пап, я не знаю, как объяснить, но мне кажется, что она не останется со мной. Она такая красивая, она заслуживает самого лучшего, а что я могу ей дать, кроме себя самого? Вот я сижу тут, долблю целыми днями эти чертовы уроки, а толку? Ну окончу я школу, и что? Меня примут в престижный ВУЗ? Или дадут высокооплачиваемую работу? Что я могу здесь, в этой дыре, получить? Я даже цветов не могу ей подарить, потому что нет денег. Если бы она жила у Калленов, у нее было бы все. — Что именно? — спросил отец. — Ну, крутая машина, например, красивые дорогие платья, украшения… — пожал плечами я. — А что еще? — допытывался отец. — Ну, я не знаю… — не смог ничего больше придумать я. — И это все, что ей нужно? А оно ей так надо? — усмехнулся отец. — Ты думаешь, для нее так важно иметь крутую машину и дорогие тряпки? Я думал, ты лучше знаешь женщину, с которой ты проводишь вместе каждую ночь. Ты еще слишком молод, чтобы понять, чего хотят женщины. А она не просто женщина. Она — Другая! Она не обедает в дорогих ресторанах, она питается кровью. И точно так же, ей не нужны материальные богатства, она насыщается душой, теплом и любовью. А ты — балбесина великовозрастная, если до сих пор еще этого не понял. — Но я не хочу, чтобы она годами носила одни и те же разбитые кроссовки, потрепанные джинсы и растянутую кофту! — злобно сказал я. — Может, ей это и не надо, но… Я знаю, хоть она и не такая, как все обычные девчонки, но все равно она девчонка, очень красивая девчонка, и ей не может не нравиться хорошо выглядеть! И она заслуживает этого! Но дело даже не в этом. Просто последнее время она так много времени проводит с ними, она же наверняка видит разницу между тем, как живут они, и как живем мы. И, может быть, поэтому она так часто и долго сидит у них. А вдруг машина, которую они собирают, просто предлог? Вдруг ее тянет туда нечто большее? Они же ей ближе по духу, чем мы. И они выглядят такими импозантными, холеными… — Ты хочешь сказать, что они чем-то лучше тебя? То, что они красиво и дорого одеты, делает их более привлекательными, чем лохматый накачанный парень в старых джинсах? — улыбался отец. — Я не знаю, — я опустил глаза и снова впился в бутерброд. Отец перестал улыбаться: — Значит, ты считаешь, что Рейна придумала засадить тебя за уроки для того, чтобы под видом сборки машины ездить к Калленам для каких-то своих целей? Ты ей не веришь? То есть, ты считаешь, что она обманывает тебя? Как же можно жить с человеком, говорить, что любишь, и не верить? — Нет, ты что! — я даже мысли такой испугался — как это, не верить ей? — Я ей верю, я знаю, что она никогда не обманет меня, и если она решит уйти, то просто честно скажет об этом, — горячо возразил я отцу, но потом пыл мой угас. — Я только одного боюсь — что однажды она пожалеет о том, что связалась со мной, потому что будет видеть, что бывает по-другому… И тогда она уйдет. Честно скажет, что уходит, и уйдет. И что тогда со мной будет, я не знаю. — Джейкоб, я, конечно, не буду спорить с тобой, что не бывает женщин, живущих с мужчинами только ради получения материальных благ, — серьезно сказал отец, — но если бы все женщины уходили от своих небогатых мужчин, увидев, что бывает по-другому, мир бы давно распался на части. Большинство женщин живут с мужчинами, потому что любят их, уважают и дорожат своей семьей. Такой была и твоя мать. И я горжусь тем, что меня любила такая женщина. — А вот у Беллы мать бросила все к чертовой матери и убежала из Форкса в поисках лучшей жизни, — возразил я. — Бывает и такое, — кивнул отец. — Судить за это нельзя, это дороги, которые мы выбираем. Но это не значит, что не стоит и пробовать, ожидая заранее, что все обречено на провал. Рейна не совсем женщина, она совершенное существо, имя которому — Любовь. Она любит всех и вся, и из-за любви она будет всегда идти своим Путем, помогая, спасая и утешая всякого, кто придет к ней за помощью. Путь этот труден и неблагодарен, и сколько любви и помощи даст она людям, столько же боли они ей принесут. За любовь она будет биться любым оружием, и из-за любви взойдет на костер. За любовь эта девочка отдаст жизнь, и она не способна на предательство и обман, даже если бы и захотела. Она даже захотеть этого не может. Рейна еще не до конца осознала свою сущность, но когда переродится окончательно, ей будет еще труднее. Ей волей-неволей придется исполнять свое предназначение, как и тебе. А ее предназначение — любить, оберегать, помогать и спасать. И за это вместо благодарности частенько ей будут доставаться плевки и тумаки. Это трудно и больно. И единственная ее самая великая любовь, поддержка и опора — это ты. Все наше племя готово на колени встать перед нею, чтобы она по нашим плечам шла по своему Пути, и оберегать ее. Но для нее важнее всего твоя любовь и забота. А ты говоришь — одежда, машина… Ты и сам, когда на службе, бегаешь в одних шортах, потому что таскать за собой привязанный к ноге полный комплект одежды, белья и обуви неудобно, да и ни к чему, когда в любой момент может понадобиться переродиться. Так неужели ты думаешь, что Светлому Духу-Воину по душе таскать за собой короб с богатством, когда вся ее жизнь — долгий бесконечный путь помощи и любви? И если ты не веришь ей — это очень ранит ее. Она почувствует это. Я знаю, тебе выпала очень нелегкая судьба — запечатлеться на такое существо, а не на простую девушку. Это очень трудно, идти плечо к плечу со Светлым Духом-Воином. Очень тяжело любить Ангела — нужно и самому соответствовать. Вот и тянись за ней, совершенствуй себя. Да, это нелегко, но и ничего прекрасней этого нет. Тебе выпали великая честь и великий труд, но и великое счастье — любить и быть любимым ею. И на этот раз нет слова «и», есть только «или». И так, и эдак не получится. Или ты с ней, или отпусти ее. Или ты ее любишь, или оставь ее в покое. Но уж если ты любишь — люби так, чтобы сердце не билось, а трепетало, взрывалось, горело. Понимаешь? — Понимаю, — тихо ответил я. Да, пусть все так. Отец правильно сказал, или — или. Или любить ее и безоговорочно принимать все ее действия и поддерживать ее в бою ли, в пути ли, в час ли, когда ей больно и хочется плакать от отчаяния, бессилия, обиды и усталости. Или смалодушничать, испугавшись трудностей, и отпустить ее одну в ее путь, устланный розами и шипами, и постараться забыть навсегда то, что забыть невозможно, и грызть по ночам подушку оттого, что уже разучился плакать, а сны приходят все те же — как было хорошо совсем недавно. Я решительно выбирал первое. Пусть нам придется скитаться и сражаться всю жизнь, я готов был отдать жизнь за нее, быть для нее всем — верным сторожевым псом, чтобы охранять ее покой, ездовой собакой, чтобы она не била свои ножки по дороге, теплым меховым одеялом, когда холодно, мягкой периной, когда жестко спать на земле, пищей, когда негде взять крови, защитником, когда иссякнут ее силы, плечом, на которое она обопрется от усталости, товарищем в бою, чтобы прикрывать друг другу тыл, жилеткой, в которую захочется поплакать от обиды, и любовником, когда ей захочется ласки. Я хотел быть для нее всем, что ей только может захотеться, и я знал, что она даст мне не меньше. Я вдруг понял, что нужен ей, что она любит меня, что ей так же важно быть моей, как мне быть ее. Почему я осознал это только после того, как отец разъяснил мне столь очевидные вещи? Как случилось, что я позволил сомнениям закрасться в мою душу, если она горела только одним именем — Ее именем? Отчего я не мог увидеть то, что лежит на поверхности, многовековая мудрость, заключенная в по-детски примитивные примеры — демоны существуют в роскоши, их жизнь ради самих себя, ради удовольствий. Ангелы заботятся о душе, их жизнь — ради других, они всегда в пути, мечом защищая слабых, крыльями укрывая несчастных и слезами омывая страдающих. Демоны забирают чужие души, чтобы насытиться, Ангелы отдают свою душу, чтобы насытить. И если Ангелы дарят свою любовь и дружбу даже демонам, то это вовсе не означает, что Ангелы хотят быть похожими на демонов. Просто в этом случае демоны становятся чуточку лучше, чуточку ближе к Ангелам. Только вот к кому мне отнести себя — вервольфа, сына еще одного народа Тьмы, может быть, даже более сурового и беспощадного, чем вампиры? Размышления мои прервал шум мотора — на поляну выехал темно-синий «Крайслер». Я прищурился на солнце — из машины вывалились Квил и Эмбри. А из-за руля вышла Рейн. — Рейн подобрала нас по дороге, — радостно крикнул Квил. — Смотри, у нее все-таки получилось! Помнишь старый «Крайслер» Джорджа Меррита, который он выставил на свалку еще в том году? — Ну! Он тогда еще в магазине запчастей жаловался, что дешевле купить другую машину, чем починить этот рыдван! — хохотнул я, перемахнул перила веранды и подскочил к машине, осматривая ее. Она сверкала лаком и никелированными частями. Рейн стояла, облокотившись о бок «Крайслера» и довольно улыбалась. Я обошел машину вокруг — мотор работал так тихо и ровно, что даже не слышно было, работает ли он вообще. Я поднял капот — господи, двигатель V6! — Рейн, черт побери как ты смогла из такого драндулета сделать такую конфетку? — восторженно крикнул я. Она пожала плечами и ответила: — Розали здорово помогла. — Да тут надо было вложить чертову прорву денег, чтобы сделать такое! Это просто новая машина! — восхитился я. — Билли, за сколько можно продать ее? — спросила Рейн у отца. — Я думаю, за хорошую цену. Я даже знаю, кому ее можно предложить, — ответил отец. — Продайте ее, я сделаю еще, — попросила Рейн. — Если ты будешь такими темпами вкалывать и привозить мне машины раз в две недели, придется позвонить моему знакомому. Пусть он поможет продавать их например в Порт-Анджелес, или Хоквиме. Здесь продавать два раза в месяц будет сложно — практически все при машинах, да и на дорогих особо не ездят… — задумчиво сказал отец. — Тогда подумайте, как наладить сбыт, а я буду поставлять машины. Свалка тут просто восхитительная и ассортимент на ней весьма разнообразен, — улыбнулась Рейн. — А деньги на запчасти? — спросил Эмбри. — Свалка свалкой, но на то она и свалка, что туда свозят то, что уже невозможно починить. — А это не твоя забота, — щелкнула его Рейн по любопытному носу. — Сейчас мне удалось достать денег на эту машину, а когда мы ее продадим, будут на следующую. А уж как я ее буду собирать — это моя проблема. — И ты теперь все время будешь пропадать у Калленов? — состроил бровки домиком я, а сердце мое упало. — В этом больше нет необходимости, — улыбнулась Рейн, — Розали научила меня всему, чему могла, а память у меня теперь как у компьютера, да и сил вполне хватает, чтобы гайки крутить. Гараж у тебя отличный, инструменты есть, так что если я не буду тебе тут мешать готовить уроки, я буду заниматься ремонтом дома. Тем более скоро ты все сдашь и освободишься, и я надеюсь, ты не откажешься поучаствовать? Ты ведь тоже можешь многому научить меня. Думаю, за лето нам удастся скопить деньжат, чтобы папа Билли не считал нас бездельниками? Ее улыбка просто сводила с ума, удержаться от ответной было невозможно. Я поймал нас на том, что мы все — и я, и ребята, и даже отец неосознанно, безмятежно и лучезарно улыбались Рейне, купаясь в ее тепле и свете. — Конечно, милая! — ответил я. — Кстати, я сегодня сдал эту проклятую алгебру, осталось три контрольных и два сочинения. — Отличная работа, Джейкоб Блэк! — по-военному отсалютовала мне Рейн. — В таком случае сегодня вы освобождаетесь от наряда, и мы едем кататься! Надо же как следует опробовать этот тарантас! Мы уселись в машину, Эмбри и Квил сзади, и Рейн поехала по горной дороге вдоль океана. Мотор работал бесшумно, подвеска вела себя безупречно, только шелест шин по асфальту и никаких посторонних звуков. — Ну как вы оцениваете работу, мастер? — спросила меня Рейн, улыбаясь. — Вы отлично справились, мэм! — так же улыбнулся я ей. Довольная моей похвалой, Рейн втопила педаль газа в пол так, что мотор взревел, стрелка тахометра резко завалилась за красные деления за семеркой, но трансмиссия быстро справилась с кикдауном, и стрелка вернулась к трем тысячам оборотов, а несколько тугодумный и непривычный к таким пинкам «Крайслер» понесся стрелой. И, собственно, так и потекла наша спокойная размеренная жизнь. В середине июня приехала погостить моя сестра, Рейчел, которая училась в Университете. Она очень удивилась тому, что я открыто живу с девушкой, и что строгий папа не имеет ничего против. Сначала она даже пробовала говорить об этом со мной, в основном из-за того, что Рейна старше меня и она не квилетка. Конечно, я сейчас при моем росте и мощной комплекции совсем не тянул на свои годы, я выглядел даже старше Рейны, но сестра, хоть и удивленная моим акселератским взрослением, все же прекрасно знала, сколько мне лет. Более того, она была крайне удивлена, почему отец вдруг стал так спокойно относиться к тому, за что раньше мог выдрать или выгнать из дому. Ее беспокоило то, что мы живем с Рейной вместе, мои частые сборы с друзьями, то, что я вместе с ними и с Рейной пропадаю до ночи, а то и всю ночь, и не могла понять, почему отец не обращает на это внимания и только снисходительно посмеивается. Объяснить ей причину было невозможно, но тут, уж не знаю, к счастью или к несчастью, у Пола случился на нее импринтинг. Теперь она имела полное право знать о том, кто ее воздыхатель, а посему она узнала и кто ее брат, и кто его девушка. Сказать, что Рейчел была в шоке — это не сказать ничего. Но она у нас девушка с крепкими нервами, как и все в нашей семье, в обморок не хлопнулась, пальцем у виска не крутила, к тому же папа подтвердил, что мы не сошли с ума и не обкурились, и ей пришлось с этим смириться. К счастью, Пол ей приглянулся, а уж как красиво мой вредный и агрессивный друг ухаживал, вряд ли она бы устояла, даже не зная, в чем дело. Несчастье состояло в том, что Пол теперь постоянно терся у нас, совершая опустошительные набеги на наш холодильник. И хотя он разительно изменился, превратившись из опасного и вспыльчивого волка в мягкого, ласкового и умиротворенного щенка, мы от него устали донельзя. Пол постоянно что-то ел и крошил на диване, где, развалившись, смотрел телевизор, щелкая пультом каналы и не давая никому ничего смотреть. Мне-то было все равно, Рейне тоже, но папа подвисал, поскольку телевизор в доме был один. Нам пришлось купить еще один маленький телевизор на кухню и делать закупки продуктов в три раза чаще. Мне Пол мешал заниматься, бесил меня страшно, и никакие попытки изгнать его, даже провокации драки, не имели успеха. В конце концов, я теперь с уроками торчал у Рейны в гараже, чтобы не слышать воплей и ржания Пола, но там было не лучше — теперь я постоянно отвлекался и тянул руки к ней, не в силах удержаться, в результате не получалось ни мне приготовить уроки, ни ей работать. В конце концов, Рейн заставила меня заниматься вслух, и за каждый вызубренный урок мне разрешался один сладкий поцелуй. Конечно, я жульничал, но, по крайней мере, так я хотя бы что-то делал и давал на короткое время что-то делать Рейне, хотя от моего нудного бубнежа у Рейны крыша съезжала. Наконец за последнюю неделю мы с Квилом и Эмбри вполне успешно справились со всеми оставшимися долгами по школе и добрались до десятого класса с чистой совестью, пока Рейна возилась в гараже с еще одной машиной, которую она притащила на жесткой сцепке со свалки из пригорода Форкса. На этот раз она откопала разбитый «Мустанг». Морды у машины просто не было, зато задняя часть, на удивление, была в прекрасном состоянии. — Насколько я помню, именно этот «Мустанг» побывал под задницей лесовоза этой весной, — сказал я Рейн, когда она приволокла его с помощью Брендона Тернера на эвакуаторе и сгрузила у гаража. — Ага, как раз на ней пижон Крис Броуд и закончил свое существование на этом свете после вечеринки у Тайсонов и пяти банок пива, когда ночью догнал на скорости 100 миль в час прицеп с бревнами на дороге, — кивнул Брендон, со скрежетом поднимая пандус эвакуатора обратно. — Не надо ездить быстрее, чем летает твой ангел-хранитель, — отшутилась Рейн, расплачиваясь с Тернером. — Не советовал бы я вам с ней связываться, ребята, денег вбухаете больше, чем потом продадите, — поморщил нос Брендон, — тут от машины один багажник остался, ну убитая же! — Ничего, зато машина была красивая, — ответила Рейн. — Вот именно, была, — покачал головой Тернер и залез в эвакуатор. — Ну удачи, чудаки! Увидев такую машину, я бы сказал, что это безнадежно убитый труп — чего стоит целый багажник, если моторный отсек разбит в хлам, как и передние стойки и передняя часть салона. Лонжероны — это было видно невооруженным глазом — ушли хрен знает куда, кузов повело, единственное, что осталось нетронутым — багажник и фонари на нем. Но Рейн спокойно взялась за работу. В выходные мы съездили в Хоквим и закупили все запчасти, какие только можно было найти. Я предлагал купить на вырученные с проданного отцом «Крайслера» деньги новый мотор для «Мустанга», но Рейн сказала, что не ищет легких путей, и собрать мотор будет дешевле. Я только покачал головой — если бы мне предложили собрать двигатель, я бы не взялся. Но я знал, кто моя девушка и кто ее учил, и видел результаты ее труда, так что в том, что она соберет его, причем в рекордно быстрые сроки, я уже не сомневался. Так оно и вышло. Я ковырялся с машиной вместе с Рейн, получалось у нас довольно споро и ловко, Эмбри и Квил частенько зависали у нас, было весело и легко. Мы травили анекдоты, шутили, потягивали рут-бир и изредка пиво и болтали обо всем. Время от времени мы все же перерождались и бегали в лес, чтобы снова испытать кайф от скорости и свободы, и Рейна бегала с нами, и это тоже было легко и весело. Наступило самое безмятежное и счастливое время. Никаких тревог, забот и волнений, и в этом была своя прелесть. Днем мы ковырялись в гараже, или ездили прыгать со скал, или просто садились на мотоциклы погонять, когда с ребятами, когда одни, а ночами мы носились по лесу, иногда в компании братьев, но чаще вдвоем. И тогда мы носились до рассвета, и любили друг друга, и приходили под утро, изможденные и счастливые, падали в кровать и засыпали, прижавшись друг к другу. Время от времени мы с Рейн ездили к Калленам. Поначалу доктор снабжал ее донорской кровью, но уже к середине лета ему удалось вычислить ту самую составляющую крови, которая была необходима моей девочке для жизни, и он умудрился-таки сделать ее вытяжку. В один из дней он вручил ей большую пластиковую банку от витаминов, в которой было сто штук пилюль, и с улыбкой сказал: — Ну вот, теперь ты можешь вполне обойтись без мученической тошноты. Я пока не стал их делать в виде шоколадных конфет, поскольку не уверен, что в твоей нынешней ипостаси ты будешь от них испытывать прежнее наслаждение. Здесь сто штук, я сделал их концентрированными, поэтому каждой тебе должно хватать на неделю, чтобы не испытывать голода. — Почему же вы тогда не сделаете то же самое для себя? Тогда вам не нужно будет охотиться и испытывать голод, если они всегда будут под рукой? — удивился я. — Видишь ли, Джейкоб, хотя и для нас, и для Рейн пить кровь — жизненная необходимость, но вся разница между нами в том, что для нее пить кровь — отвращение и мука, а для нас наслаждение, — ответил Эдвард. — Ей приходится бороться с отвращением, а нам — с жаждой почти наркотической, — вздохнул Карлайл. — Хотя на самом деле, я уже подумывал над этим. Проблема в том, что Рейн для насыщения нужна малая часть крови, которую можно сконцентрировать в пилюле, нам же нужна сама кровь в достаточном количестве, боюсь, одной пилюлей нам не отделаться, как не концентрируй ее состав. Однако, Рейн ездила к Калленам не только из-за пищи — она легко и с удовольствием общалась со всеми Калленами, а я с каждым разом все больше привыкал к ним. И хотя моя стая после нашей совместной драки больше не ставила вопрос о нарушении границ, и Калленам позволялось охотиться где угодно, а нам появляться в городе, мои братья все равно не могли воспринимать их как друзей. Хорошо хоть перестали относиться к ним, как к врагам. Они были просто соседями. Я не могу сказать, что я испытывал такую же радость от общения с ними, как Рейн, но раздражения, во всяком случае, они у меня больше не вызывали, если бы не ужасный приторный запах, просто замораживающий ноздри. Думаю, мой волчий дух был им тоже не по нутру, но они любезно делали вид, что от меня несет не псиной, а по меньшей мере «Балдассарини». Мама и папа Каллены были вообще очень симпатичными… кхм, чуть было не сказал «людьми», всегда встречали нас с радостью. Я не оговорился, именно нас обоих, мне было несколько удивительно, что меня там не терпели, как раньше, а мне действительно были рады в этом доме. Элис тоже всегда была приветлива, хоть и особо близко ко мне не подходила. Я заметил, что даже оба старших брата — Эммет и Джаспер, перестали хмуриться при виде меня, мы вполне дружелюбно перебрасывались парой слов о чем-нибудь. Только вредина Розали продолжала морщить нос и давать мне понять, что не очень-то счастлива меня лицезреть. Впрочем, мне было на нее плевать. Во всяком случае, Рейн она была действительно искренне рада, они вообще стали просто закадычными подругами, по-моему, на почве ремонта машин они сошлись даже ближе, чем с Элис. Мелкая, похожая на эльфа, Элис была страшная модница и тряпичница, а Рейн не особо интересовали такие вещи, поэтому Элис больше дружила с Беллой и ее подругой Анжелой. Розали же была постарше и посерьезнее, как раз примерно одного возраста с Рейн, и у них было больше общего, мозги уже были по-другому заточены, поэтому они так и сблизились. В один из вечеров, когда мы в очередной раз приехали к ним, Эммет притащил Рейн подарок — шикарный профессиональный аэрограф с машинкой и набор автокрасок для росписи. После чего предложил ей опробовать его на собственном внедорожнике. Рейн с воодушевлением принялась за работу и буквально через час весь огромный монстрообразный открытый грузовик Эммета был расписан от передних фар до задних фонарей. По обоим бокам на фоне ночного облачного неба и луны в воздухе бились на изогнутых мечах четыре японских самурая — по два с каждой стороны. А на капоте сидела необыкновенной красоты японка в кимоно, с веером и длинными шпильками в волосах, уложенных в пучок, из-за которой, как я понял, и происходила битва между самураями. Картинки были отличными, Эммет был в восторге, Розали тут же попросила расписать ее красную красотку бабочками, с чем Рейн справилась за полчаса. Наблюдать за ней было одно удовольствие, так же как и в гараже, когда мы занимались ремонтом — она с такой скоростью и пластикой скользила вокруг машины, ее рука с аэрографом парила неуловимыми движениями, что рисунок появлялся словно из ниоткуда. Вот так с подачи Эммета Рейн нашла еще один источник дохода, заявив мне, что пора дать объявление в местную газету о том, что у нас в Ла-Пуш открылся автосервис по ремонту любой сложности любых машин и салон аэрографии. На следующий день Эммет и Розали, сделав вид, что приехали домой погостить на каникулы из колледжа, как бы между делом совершили круг почета по городу на своих расписанных Рейной машинах, которые и так всегда привлекали внимание в провинциальном Форксе, где такие дорогие машины сразу бросались в глаза, а теперь и вовсе произвели фурор. На самом деле я не помнил, чтобы хоть одна машина в Форксе была с росписью, кроме служебных машин со специальными знаками. А Элис, Эдвард и Белла постарались как можно подробнее ответить на все вопросы, кто это сделал, и благодаря их поддержке и рекламе у нас появились первые клиенты. Это тоже давало немалую прибавку к тому, что удавалось выручить от продажи отремонтированных машин. Отец нам помогал толкать машины в соседние городки при помощи своего приятеля, у нас появились кое-какие деньги, которые мы откладывали на кухне в жестяную банку. К середине лета их там скопилось достаточно много, и мы стали позволять себе больше времени посвящать друг другу и отдыху. Однажды пасмурным прохладным вечером Рейна приволокла откуда-то убитый вусмерть «Додж РАМ», огромный покореженный пикап. Последнее время она бралась за машины, не требующие огромного труда, и почему она вдруг опять притащила труп, я не понял. — Не знаю, он сам выбрал меня и попросился ко мне, — ответила мне Рейна на мой мысленный вопрос, беспечно пожав плечами. — А меня он чем-то зацепил… — Ну этого-то бегемота куда я продам? — застонал отец, когда увидел, как этот сарай на колесах заполонил собой весь гараж. — Это нам, я не буду продавать его, я его сделаю для нас, — ответила Рейна. — Ты решила переплюнуть Беллу с ее пожарной машиной? — пошутил я. — Неа, — ухмыльнулась Рейна. — Его зовут Призрак. И что вы думаете? Она сделала его. Когда он был готов, продать его можно было за огромные деньги, но Рейн уперлась и сказала, что будет работать хоть круглые сутки, но Призрак оставит себе. Он и впрямь был хорош. Огромный, черный, сверкающий хромом и лаком, а на крыше мы с Рейн установили раму с прожекторами. Рейн нарисовала на его боках бледно-серой и голубой фосфоресцирующей краской полупрозрачные тени и складочки, так что «Додж» во время движения казался летящим, призрачным и нереальным. На капоте его красовалась нарисованная такой же бледной полупрозрачной краской оскаленная морда волка, выглядевшая на самом деле как призрак, особенно в темноте. Ну и гоняли же мы на нем по горным дорогам! Это была действительно классная машина. Когда мы бывали одни, Рейн снова училась летать, и с каждым разом у нее выходило все лучше и лучше. Теперь она могла взлететь даже не только со скалы, но и с земли. Правда, долго продержаться в воздухе у нее все равно так и не выходило, однако минут до трех она выдерживала, а это было уже немало. Вот так и проходило лето, мы были свободны, занимались любимым делом, отдыхали и были совершенно неразлучны. Это было самое счастливое время за всю мою жизнь. С тех пор, как я встретил Рейн, моя жизнь перевернулась, наполнилась смыслом, радостью и любовью. Никогда не был я так безгранично и безмятежно счастлив, как сейчас. Каждую минуту я мог прикоснуться к ней, каждую минуту я мог видеть ее, и горячая волна щенячьего восторга каждый раз накрывала меня с головой, стоило ей только поднять на меня свои фиолетовые глазищи, полные нежного, легкого, веселого искрящегося света. Я шел за ней, куда бы она ни сказала, что бы она ни придумала, я поддерживал любые ее выдумки, с ней было легко, интересно и радостно, как на солнце. Но больше всего радости доставляло мне то, что я видел в ее глазах — я знал, что ей так же хорошо и легко со мной, что я нужен и дорог ей, что она любит меня. Как-то незаметно пролетел июль, и в начале августа помимо словесных приглашений на свадьбу Беллы и Эдварда мы получили по почте плотный белый конверт, в котором лежала вычурная открытка, вся в виньетках и высокопарных фразах. Конечно, это не имело к Белле никакого отношения, всем этим занималась чокнутая пигалица Элис. Как вскоре выяснилось, на свадьбу была приглашена так же вся стая, мой отец и мать Сета и Леи, Сью Клируотер. Большинство наших, конечно же, передали через нас извинения и сослались на неотложные дела. Но мы с Рейной, Эмбри, Квил, мой отец, Сью и Сет Клируотеры приняли приглашение. Свадьба была назначена на тринадцатое августа, и я, несмотря на то, что мое отношение к соседским вампирам сильно изменилось, все же немного тревожился за Беллу. Когда-то я думал, что люблю ее, и это чувство было достаточно сильным, я нуждался в ней, я готов был на все, чтобы она выбрала меня. Еще не так давно я ненавидел лютой ненавистью вампиров, из-за которых я вынужден был стать тем, кем я стал, а в особенности Эдварда, моего соперника. При одном только взгляде на него меня трясло от ненависти и инстинктивного желания рвать и уничтожать. И раньше я дико боялся, что Белла однажды станет такой же, как и Эдвард, и ничего к ней, кроме ненависти и желания уничтожить, во мне не останется. Теперь я смотрел на это гораздо проще, ненависти к вампирам больше не было. Я не могу сказать, что крепко сдружился с ними, нет, до этого было еще весьма далеко, но я начал их искренне уважать и испытывал к ним благодарность, особенно к их отцу-доктору за Рейну и за себя. Но, тем не менее, меня немного пугало, что Белла, с которой меня, несмотря ни на что, связывало очень многое, что не забудешь и не перечеркнешь, станет такой, как они. Это был не страх, а что-то тревожное — она была обычной девчонкой, моим другом, и вдруг она станет совсем другой, мертвой и живой одновременно… Скорее всего, первые месяцы после превращения ей придется нелегко — она будет злобным тупым созданием, одержимым лишь своим голодом. Да и вообще, получится ли у Эдварда превратить ее, ведь чаще бывает, что вампиры убивают свою жертву, не в силах остановиться… Как бы то ни было, но я боялся за нее. Мне не очень хотелось, чтобы Белла обратилась и превратилась в вечно голодного мертвяка, но я уже смирился с этим. По крайней мере, у меня теперь было достаточно приятелей-вампиров, и как оказалось, в этом не было ничего уж совсем ужасного, а главное, моя самая любимая на свете девочка была еще более странным существом. Но больше я боялся, как бы Белла не погибла окончательно. Я не хотел потерять ее, как не хотел бы потерять любого из моих друзей. Конечно, все мои мысли слышала Рейн. Вряд ли ей было приятно мое беспокойство о девушке, в которую я был когда-то влюблен, но она ни словом, ни взглядом не давала мне понять, что ей это не нравится. Я скорее предполагал, что это так, и ощущал себя при этом полным козлом. В означенное утро тринадцатого августа я проснулся оттого, что мой отец и Рейн, заговорщицки хихикая и стараясь не разбудить меня, чем-то шуршали на кухне. Я вышел на кухню и остолбенел — мой папа был шикарен, словно на фотосессии журнала «Форбс». Его костюм был превосходен, а новая, явно дорогущая стетсоновская шляпа была просто роскошна. Рейн позаботилась о том, чтобы отец выглядел более чем прилично на богатой свадьбе. А уж что может нас там ожидать, я примерно мог себе представить после вечеринки по случаю окончания школы — Элис не могла остановиться на малом. Я стоял посреди кухни в одних трусах и покатывался над своим ужасно важным отцом ровно до той минуты, пока Рейн не указала мне на пакет. — Что? — поднял брови я, еще не осознавая своего несчастья. — Это твой костюм, — пожала плечами Рейн. — Да ладно! — не поверил я. Рейна садистски ухмыльнулась от уха до уха. — Нет, Рейн, ты шутишь! — опешил я. — Не шучу. Это твой костюм, — подтвердила серьезность своих намерений вырядить меня прилично Рейна. — Вот еще, — фыркнул я. — Ты только представь меня в костюме! Я буду в нем выглядеть, как престарелый педераст! — А я, по-твоему получается, выгляжу как педераст моложавый? — хмыкнул отец. — Не, ну пап, я тебя-то совсем не имел в виду, ты выглядишь просто шикарно, думаю, Чарли тоже будет просто сногсшибателен. Но я… в костюме… да я их в жизни не носил ни разу! Да ребята, когда увидят меня, просто лопнут от смеха, — смущенно отбрыкивался я. — Джейк, это все-таки свадьба, — ехидно ухмыльнулась Рейна, — на такие мероприятия не ходят в джинсах и майках, хотя, дай тебе волю, ты бы вообще в своих шортах приперся бы! — М-м-м… — страдальчески застонал я, воздев глаза потолку, и смылся в ванную чистить зубы и бриться. Когда я вернулся, я обреченно уставился на разложенные на кровати в нашей комнате брюки с ремнем, пиджак, рубашку и галстук. Фу… Отстой… Но когда я обернулся и увидел Рейну, то тут же передумал. Находиться рядом с такой красоткой в джинсах и майке было бы просто неприлично. На ней было черное короткое платье с открытой спинкой, ничего лишнего, но дополняли его маленькая меховая штучка, которую даже кофточкой не назовешь — рукава и плечики, и туфли на громадном каблуке. Волосы она собрала в незамысловатый пучок с выпущенными прядками по вискам, и она была просто королевой. Я не смог сдержаться и, поймав ее за руку, подтянул к себе, обняв за талию. Она была так хороша, ее мраморная кожа светилась, фиолетовые глаза полыхали, а огненно-рыжие кудряшки меня просто с ума сводили. Я видел ее всякой — и в простых кожаных штанах, майке, кофте и кедах, когда мы носились по лесу, и в модной молодежной одежде, когда мы были на вечеринке у Калленов или выезжали куда-нибудь погулять, и в оборванных шортах и клетчатой рубахе, всю перепачканную в масле в гараже, когда мы чинили машины, и в тонких чулках на каблуках, и в спортивных тапках, и в армейских тяжелых шнурованных ботинках, и босой, и обнаженной, и с убранными и сплетенными волосами, и с разметавшимися по спине и плечам, но она каждый раз была разной, невероятно красивой и безумно желанной. Вот и сейчас меня опять потряхивало — я смотрел на нее во все глаза, и только одна мысль была в моей голове — неужели эта красавица моя? — Твоя, твоя, — хихикнула мне в плечо Рейн, — и у нас еще есть немного времени, к тому же папа смылся к Клируотерам, я так полагаю, покатил повыпендриваться новой шляпой… Мне не надо было повторять дважды. Платье мне удалось снять с нее осторожно, без катастрофических для него последствий. Туфельки я снимал с ее маленьких ножек, как хрустальные. Но вот с чулками дела обстояли хуже — ну не было у меня опыта в обращении с чулками… Предательская стрелка выстрелила вниз, к божественно точеной коленке, стоило мне только — как мне казалось — аккуратно отстегнуть чулок от штрипки и начать стягивать это чудовищное изобретение человечества. — Черт, — прошипел я. Зачем я вообще стал их снимать, они совсем не мешали! — С тобой надо иметь запас чулок, волк! — хихикнула Рейн. — Угу, мне просто руки оторвать надо, — прохрипел я. Со вторым чулком церемониться уже не было смысла. А дальше предстояло справиться с еще более чудовищным изобретением человечества этажом выше. С этим мне тоже приходилось сталкиваться не часто, хотя и чаще, чем с чулками. Обычно Рейн или вовсе не надевала бюстгальтер, или снимала его сама перед тем, как лечь в постель, но иногда все же мне приходилось его расстегивать самому, и это была сущая пытка. Но не просить же ее помощи в такие моменты, когда я сам раздевал ее! Я и так понимал, что моложе ее, да еще у меня до нее никого не было, так что уж совсем неопытным лохом выставляться ужасно не хотелось. Однако, не иначе как от страха выглядеть именно таким лохом, впервые у меня получилось все ловко и быстро. И только потом я понял, что это не сноровка бывалого мачо, а застежку я просто сломал. Я опять выругался сквозь зубы, но Рейн только смеялась. Она ни не сердилась и не ругала меня, и я рассмеялся тоже. Вот же черт неуклюжий! У нас был почти целый час насладиться друг другом, пока с улицы не раздался крик Эмбри и Квила. Я, как был голым, по пояс высунулся в окно — мои братья были разнаряжены в костюмы и галстуки, видеть их в таком обличье было забавно. Эмбри, по ходу, даже набриолинился, чтобы уложить свои непослушные вихры. Я махнул им рукой, что означало, чтобы они свалили в туман. Они, хихикая и делая извиняющиеся жесты, отползли в тыл и засели на веранде. Рейн, растрепанная, с размазанной помадой, потягиваясь как кошка и довольно улыбаясь, обняла меня в тот момент, когда я возвращался к ней от окна. Я прижал ее к себе и впился в ее губы. — Все, пошли в душ и одеваться, а то мы никуда не поедем, — прошептал я, заставив себя успокоиться. Смех Рейн рассыпался, словно колокольчики зазвенели. Наконец, мы оделись, привели себя в порядок и вышли на улицу. Я взял ее на руки и понес до «Фольксвагена» — еще не хватало, чтобы она испачкала свои туфельки в грязи и пыли. Ребята устроились сзади. Отца, как я понял, довезут Клируотеры. Я уселся за руль, и мы направились к Калленам. Гулянка, конечно, была затеяна знатная. Видимо, Белла решила не бить малявку Элис по рукам и дала ей волю развернуться по полной. С другой стороны, свадьба такое событие, которое запоминается на всю жизнь. А уж если и средства позволяют, почему бы не сделать этот день воистину памятным и ярким? В общем, мне там все понравилось. Среди гостей была еще одна семья вампиров откуда-то с Аляски, но они, хоть и косились иногда на нас, не излучали враждебности. Белла была просто принцесса! Элис подобрала для нее прекрасный наряд, как раз в духе тех времен, когда Эдвард благополучно окочурился и переродился в вампира, да и он сам выглядел просто красавчиком. Они были такие счастливые и веселые, что я просто от души порадовался за них. И даже мысль о том, что после свадьбы уже совсем скоро мой друг Белла превратится в нечто совершенно иное, ни разу не посетила меня за этот вечер. Поэтому, когда настала пора поздравлений, я обнял ее и поздравил от всей души, и даже Эдварду пожал руку искренне и с наилучшими пожеланиями. На самом деле мы отменно развлеклись. Рейна, как оказалось, прекрасно танцевала, чего мне не дано было в принципе, но я старался как мог, хотя наши с ней танцы были больше похожи на топтание на месте вокруг себя. Впрочем, для меня главным было обнимать и прижимать ее к себе, касаться губами ее волос и вдыхать ее запах, остальное было для меня неважным. Я даже молча стерпел, когда Рейну пригласил на танец старший братец Эдварда, здоровенный Эммет, и сделал ответную подлянку — нагло пригласил танцевать блондинку Розали. Она изумилась и была, наверное, даже почти оскорблена, но не решилась отказать, и ей пришлось с вежливой натянутой улыбкой вытерпеть целых четыре минуты, пока длился танец, запах псины и мои неуклюжие движения. Поскольку Квил и Эмбри чувствовали себя в доме вампиров несколько скованно, приглашать танцевать девушек они стеснялись, то единственной проблемой этого вечера было периодически одергивать моих братцев, налегающих на жратву. В конце концов, я велел им пойти потанцевать, иначе гостям еды не останется вовсе, и хитрый Эмбри тут же увел у меня из-под носа Рейн. У него получалось танцевать значительно лучше, чем у меня, и в его руках Рейн выполняла такие грациозные движения, что я невольно залюбовался ею, завидуя Эмбри белой завистью. Я вздохнул и решил оставить ее на попечение Эмбри и Квила — увидев, как они танцуют, я понял, что танцевать со мной ей сущее мучение, пусть уж потанцует с тем, у кого это лучше выходит. Я махнул ей рукой и указал в сторону Беллы и Эдварда, что хочу подойти к ним. Она улыбнулась и кивнула, а Эмбри тут же загалопировал с ней в другой конец зала, страстно прижимая ее к себе и ехидно мне при этом скалясь. Ну, погоди, засранец, приедем домой, ты у меня получишь! Вечер был прекрасным, уже стемнело, опустилась мягкая августовская ночь, кругом горели огни, украшавшие дом и площадку перед ним. И все было прекрасно ровно до того момента, пока я опять, как всегда, все не испортил. Наверно, меня нельзя пускать в приличное общество, и Рейне было потом очень за меня стыдно, и наверное, пора уже прекратить думать своей головой за Беллу, коли у нее нет своих мозгов. В конце концов, у нее теперь есть муж, который обязан о ней позаботиться, но я опять влез не в свое дело — все-таки я все еще считал ее своим другом, достаточно близким другом, чтобы переживать за это бестолковое существо. Кой-черт понес меня пригласить Беллу на танец? Видимо, я считал себя действительно ее близким другом, чтобы увести ее прямо из рук Эдварда, который милостиво позволил мне это и ушел танцевать с сестрой. Мы топтались на танцевальной площадке, организованной на улице перед домом, недалеко от леса. Я искренне и от души поздравил Беллу, наговорил ей кучу неуклюжих комплиментов, хотя она действительно была невероятно хороша сегодня, а потом черт дернул меня за язык поинтересоваться ее дальнейшими планами. Больше всего меня волновал вопрос, когда свершится ее перерождение. — Не сегодня, — успокоила меня Белла, поняв с полуслова. — А когда? — спросил я. — Точно не знаю. Через неделю, может быть через две, — ответила Белла. — А в чем причина задержки? — не мог я удержаться от ехидства. — Я просто не хочу провести свой медовый месяц, корчась от боли, — пожала плечами Белла. — А как ты хочешь его провести? В шашки играть? — засмеялся я. — Очень смешно, — сморщила она нос. — Да, шучу я, Беллз. Но я, честно, не вижу смысла. Ты не можешь провести настоящий медовый месяц с твоим вампиром, так зачем притворятся? Называй вещи своими именами. Уже не в первый раз ты откладываешь. Хотя, это хорошо, — сказал я, сам не зная, зачем. — Тут нечего стеснятся.  — Я ничего не откладываю, — тут же бросила Белла. — И, да, я могу по-настоящему провести медовый месяц! Я могу делать все что захочу! Перестань лезть в мои дела! Я резко остановил наше медленное кружение. До меня только что дошли ее слова, и меня накрыл ужас. — Что? — выдохнул я. — Что ты сказала? — О чем?.. Джейк? Что не так? — заюлила Белла. — Что ты имеешь в виду? Провести медовый месяц по-настоящему? Будучи человеком? Ты шутишь? Это жестокая шутка, Белла! — покачал я головой. Она что, в самом деле такая дура, или просто хочет меня позлить? Она смерила меня своим излюбленным презрительным взглядом. — Я сказала тебе, не лезь, Джейк. Это совсем не твое дело. Я не должна… мы не должны даже говорить про такое. Это личное… Мои огромные руки сжали ее предплечья, пальцы впились в кожу. Господи, неужели она действительно не понимает, чем это может для нее кончится? А Эдвард? Только я начал верить в то, что он нормальный парень, который действительно любит и заботится о ней, о чем этот придурок вообще думает? Он же убьет ее ради своего удовольствия!!! — Ой, Джейк! Пусти! — пискнула Белла. Я потряс ее. — Белла! Ты разум потеряла? Ты не можешь быть такой дурой! Скажи, что ты пошутила! Я еще раз тряханул ее. — Джейк! Остановись! Внезапно темнота вокруг нас заполнилась. — Убери от нее свои руки! — голос Эдварда был холоден как лед, и резал словно бритва. За мной, из черной ночи раздался низкий рык, и затем второй, перекрывая первый. Черт, Сэм, Пол и Джаред с Леей, они все же пришли на свадьбу, но не стали показываться. Они прятались в лесу, видимо, ожидая чего-нибудь подобного, слишком хорошо зная мой дурацкий характер. Тут же я почувствовал на своей руке прохладное прикосновение рук Рейны, рядом появились Эмбри и Квил. — Джейк, братишка, отойди, — услышал я уговоры Сета Клируотера. — Ты не в себе. Я замер, с ужасом глядя на Беллу. — Ты делаешь ей больно, — прошептал Сет, — отпусти ее. — Сейчас же! — прорычал Эдвард. — Джейк, ш-ш-ш, успокойся, родной, тише, просто разожми пальцы… Вот так, хорошо, умничка, отпускай, отпускай… — почти беззвучно шептала рядом Рейна, поглаживая мои пальцы, вцепившиеся в плечи Беллы. Мои руки упали, и Эдвард мгновенно оттащил Беллу от меня на несколько метров так, что только воздух засвистел. Между мной и Эдвардом уже стояли два гигантских волка, Сэм и Джаред, но они не выказывали желания броситься в драку, скорее, хотели предотвратить ее. И Сет — долговязый, пятнадцатилетний Сет — своими длинными руками обхватил мое трясущееся тело и тянул меня прочь. С другого бока меня обнимала Рейн, нежно поглаживая по спине и успокаивая. Черт, если я изменюсь так близко от моей девочки и Сета… — Давай же, Джейк. Идем. — Солнышко, дыши, дыши ровно, успокойся, успокойся, милый, — мягко уговаривала Рейн, и тоже мягко, но настойчиво тянула меня к лесу.  — Я убью тебя, сука! Неужели ты такая сука, что ничего не хочешь понимать?! — сказал я Эдварду, мой голос был полон ярости, и прозвучал тихо как шепот. Мои глаза смотрели на Эдварда и горели от бешенства. — Я сам убью тебя! Прямо сейчас! Я чувствовал, что меня начало трясти. Я готов был превратиться сию минуту. Сэм резко рыкнул. — Сет, уйди с дороги и убери Рейн, — прошипел Эдвард. Эмбри и Квил пытались схватить меня за руки. — Джейк, прекрати! Рейна рядом, не смей обращаться, — резко прикрикнул на меня Эмбри. — Уведи ее, — прорычал я сквозь зубы, не отрывая взгляда от желтых холодных глаз Эдварда. Но Рейна встала передо мной, закрыв собой Эдварда, и прошептала, глядя мне прямо в глаза. — Джейк, все, уже все, смотри на меня! Стоило мне только отвести глаза от Эдварда и встретиться взглядом с ней, я уже не мог оторвать от нее глаз, но я осторожно отвел ее рукой в сторону и прохрипел: — Отойди, Рейн, прошу тебя! Она сделала еще один шаг ко мне и начала медленно расстегивать свою меховую кофточку на груди, потом так же медленно сняла ее, кофточка соскользнула, обнажив точеные плечи и идеальную шею. Я моргнул. Она позволила кофточке упасть на землю, обвила мою шею руками, заставив наклониться к себе, и прошептала: — Поцелуй меня! Немедленно! Я хочу, чтобы ты поцеловал меня прямо сейчас! Ее пальцы ласкали мои волосы и лицо, они были такими нежными, я склонялся к ней все ниже, чувствуя, как сердце замедляет свой бешеный ритм. — Рейна, уйди, ради бога, что ты делаешь! Если он обратится, он изорвет тебя! — простонал Эмбри. Я просто чувствовал, как все вокруг затаили дыхание, наблюдая за Рейной и мной, как за дрессировщиком, входящим в клетку с диким львом. Да что я, совсем придурок что ли полный? Порвать мою Рейн?! Из-за кого? Из-за Беллы и Эдварда? Из-за этих двух идиотов, которые сами себе могилу роют?! Да провались оно все к черту! Меня все еще трясло, но ее полыхающие фиолетовым огнем глаза смотрели прямо в мои на расстоянии не больше пары сантиметров. Если я сейчас не справлюсь с собой, я прокляну себя на всю жизнь. Я закрыл глаза, сглотнул и осторожно приблизил свои губы к ее губам. — Целуй! — прошептала она, ее дыхание коснулось моих губ, и я поцеловал ее. Рейн прижалась ко мне и ответила с такой нежностью и страстью, что у меня голова закружилась. Она знала, как переключить меня… Я скорее убил бы себя, чем осмелился обратиться и поранить целующую меня любимую. Да и что еще в этом мире могло иметь значение, когда она целовала меня? Я с трудом оторвался от ее губ, чувствуя, как у меня поплыл взгляд, и в этот же момент Эмбри отдернул ее от меня, обхватив руками, и закрыл собой. Сет снова потащил меня. Сэм уперся своей огромной башкой в мою грудь и толкнул меня. — Вы совершаете ошибку, ужасную ошибку… — только и смог я выговорить хрипло, сверля взглядом Беллу и Эдварда. Сэм снова толкнул меня, а Сет потащил к лесу. Эмбри, не сводя с меня глаз, прикрывал собой Рейну, держа ее за руку и заводя ее себе за спину. Когда он понял, что я больше не собираюсь ничего вытворять, он все так же за руку увел мою Рейну забрать машину, то и дело оглядываясь на меня. Я, пятясь, под напором Сэма, Сета и Квила, пошел за ними. Джаред с Полом в волчьем обличье смотрели на Эдварда и Беллу. Потом Пол развернулся и скрылся в темноте за нами. — Мне так жаль, — прошептала Белла Джареду. — Теперь все уже хорошо, Белла, — проговорил Эдвард. Джаред посмотрел на Эдварда. Его взгляд не был дружелюбный. Эдвард холодно кивнул ему. Волк раздраженно фыркнул и присоединился к нам. Я стоял рядом с волками, Квилом и Сетом у выезда на дорогу, пытаясь отдышаться и перестать дрожать. За деревьями темноту прорезали желтые фары, машина неслась от дома Калленов, с визгом притормозила рядом с нами, и передняя пассажирская дверь распахнулась. — Залезай, чучело! — рявкнул из машины Эмбри. Рейна за рулем даже не обернулась в мою сторону. Она смотрела прямо перед собой, держа руль одной рукой, и ее пальцах дымилась сигарета, отражаясь в лобовом стекле. Первый и последний раз она курила опять после своего перерождения только, когда меня порвал молодой вампир из Сиэтла в июне. Стоило мне сесть спереди, и даже дверца не успела захлопнуться, как Рейна дала такого газа, что меня вдавило в спинку сиденья, и только потом раздался хлопок дверцы. Я уже почти пришел в себя и виновато взглянул на Рейн. Она вроде бы спокойно смотрела вперед себя, время от времени поднося к губам сигарету и выдыхая тонкую струйку дыма, но пальцы ее слегка подрагивали. На меня она не обернулась и даже не скосила глаза. Я продолжал виновато таращиться на нее, но она смотрела вперед себя на дорогу и молча курила. Я понял, что все не так, и виноват в этом только я. Что с ней? После того, как она успокаивала меня, соблазнительно раздеваясь и нежно целуя, сейчас от нее просто веяло ледяным холодом. Она испугалась меня? Она была ближе всех, когда я, как придурок, вышел из себя и чуть не переродился прямо на свадьбе. Представляю картину маслом, посреди торжества я в облике волка сцепился бы с женихом. Было бы совсем хреново, если бы хозяева дома решили бы наказать меня за хамство, а мои братья поспешили бы мне на подмогу. Вот было бы потехи гостям… — Вот именно, — почти не разжимая губ, бросила Рейна, все так же глядя на дорогу и выжимая из моего несчастного «Фольксвагена» то, на что он в принципе не был способен. Вот именно… Я вздохнул. Дурень чокнутый, опять все испортил. Просто я представил, что может сделать с Беллой Эдвард в порыве страсти… Только на секунду представил, и меня переклинило. Я сам мало что соображаю, когда я с Рейн, очень трудно контролировать и отмеривать дозу страсти и ласк, когда ты с ума сходишь от желания, да и Рейн все же не человек, она сильнее, да и косточки у нее крепче, хотя и не настолько, как у вампиров. Но я все время стараюсь помнить о том, что даже в человеческом обличье я теперь очень сильный парень, а Рейн такая маленькая и тонкая девочка, что забывшись, я могу причинить ей боль. А этот баран со своей силищей… Беллу… обычную девчонку… Да он ее разорвет, разворотит ей все, в клочья, в мясо… И она сама идет на это, лишь бы доставить удовольствие тому, кого любит… Меня передернуло. Рейн наконец-то бросила на меня быстрый взгляд и снова вернулась к дороге. Потом через секунду она сказала: — У тебя слишком богатое воображение. А он не такой идиот, как ты думаешь. Он сам этого боится, причем гораздо больше, чем ты. Он прекрасно понимает, чем это может закончиться, и ему страшно даже представить эту садистическую порнографию, что ты тут только что нафантазировал. Просто твоя дура постоянно провоцирует его и сама этого требует. К счастью, у Эдварда достаточно мозгов и адского терпения, чтобы устоять перед соблазном и ее капризами. Да и не все так страшно, как ты себе придумал. Я опустил голову. Понятно. Рейн, конечно же, не испугалась меня, хотя и понимала, чем может закончиться мое превращение в ее объятиях. В этот момент Рейн насмешливо хмыкнула. Ну да, я думаю, если бы я все же не сдержался, то в то же мгновение не избежал бы отменной трепки от нее самой и от братьев. И, уверен, от нее бы мне досталось больше всех… Единственное объяснение тому, что она так отстраненно вела себя, было то, что я опять по-свински вел себя в том обществе, где бывать ей доставляло удовольствие, и чьей дружбой она дорожила. Опять я не сумел отнестись с Калленам как к просто хорошим знакомым, а к их свадьбе как просто к свадьбе друзей. Я опять напомнил и себе, и им, что они вампиры, а мы оборотни, что мы из разных, вечно враждующих кланов. И самое главное, я дал понять и почувствовал сам, что вражда не закончена, она лишь приостановлена, и перемирие подвешено на тонкой ниточке ровно до того момента, пока кто-нибудь вроде меня не дернет за нее из-за вспыхнувшей обиды или злости. Я устроил скандал, показал свою вражду и испортил им праздник. И Рейне, которая постоянно торчала из-за меня в резервации, где не было причин одеваться в шелковые чулки и туфли на каблуках, я испортил праздник — красиво одеться и провести вечер там, где можно с кем-то поболтать, потанцевать и развлечься. Да, я вспыльчивый кретин, но мучительная смерть моей подруги Беллы, чья судьба мне все же не безразлична, в руках вампира во время оргазма все-таки не самая успокаивающая картина. До дома мы долетели в считанные минуты. Я подумал: если «Фольксваген» вынес такую поездку, то он либо окончательно сдохнет, либо можно на нем в гонках участвовать. Надо было ехать на Призраке… Резко остановившись у дома, Рейна вышла, хлопнула дверцей. Я выскочил из машины и крикнул ей вдогонку: — Рейн, постой, я… Но она, не оборачиваясь, простучала каблуками по веранде в дом и исчезла. — Черт… — прошипел я и треснул ладонью по дверце, с грохотом захлопнув ее. Кажется, на этот раз я точно попал. Эмбри вышел из машины и сердито посмотрел на меня. — Ну что? — зло спросил я, глядя на друга. — Ничего, — буркнул Эмбри и пошел в темноту. Я постоял около машины. Свет в доме так и не зажегся. Я подумал, что Рейн наверняка уже легла. Нет. Она не испугалась меня. Она обиделась на меня за мое поведение. Вот черт, она заставляла меня чувствовать себя виноватым в том, что я оскорбил этих чертовых вампиров! Жесть! Я потоптался на веранде, мучительно соображая, что мне делать и как мне помириться с ней. Стукнув с досады кулаком в столб веранды так, что гул по дому пошел, я вошел внутрь, на ходу стягивая удушавший меня галстук, кинув куда-то пиджак и рубашку. Стянув штаны, я свалился в постель и протянул руку обнять мою девочку. Рейн на кровати не было. В ванной вода не шумела. В доме было тихо. Я знаю, что вампиры умеют замирать и не издавать ни шороха довольно длительное время. Наверняка Рейн не хотелось разговаривать сейчас со мной, она сидит где-нибудь тихо и ждет, пока я усну, чтобы лечь спать без разговоров и выяснений отношений. Я решил сделать вид, что уснул, чтобы она только легла рядом, и уж тогда я сумел бы вымолить у нее прощение своими ласками и поцелуями. Я так усердно делал вид, что сплю, что не заметил, как на самом деле заснул. Но спал я, видимо, недолго. Я проснулся оттого, что во дворе хлопала дверцами машина. Сначала я испугался, что это Рейн уезжает куда-то, но потом услышал голоса отца, Сета и Сью Клируотер — они привезли его домой. Я откинулся на подушку и только потом понял, что Рейн так и нет рядом со мной. Это была первая ночь, когда она не ночевала дома, рядом со мной, в нашей постели. Вот тут я испугался не на шутку. Я подскочил, как подорванный, натянул попавшиеся под руку джинсы, сунул ноги в кроссовки и выпрыгнул в окно, чтобы отец не задавал лишних вопросов, решив, что мы уже спим. Куда бежать? Куда она могла пойти? Одна, ночью, в лесу? Она могла быть где угодно. Она могла вернуться к Калленам, или уехать на скалу, где мы так любили прыгать, или уйти в леса… Она могла быть черт знает где… Не думаю, что ей что-то угрожает, но если она расстроена и обижена, я не могу оставить ее одну, надо все решить и помириться сейчас же, иначе потом может быть поздно. А вдруг я не найду ее до утра, а она будет думать, что я и не ищу ее, а преспокойно дрыхну? А вдруг она и утром не вернется? Вдруг она решила уйти, совсем уйти? Вдруг она решила, что ей не нужен малолетний невоспитанный психопат? Я метался по лесу в округе, и ноги сами вынесли меня к океану. Пляж, по которому мы так любили гулять вместе, имел форму полумесяца. Волны накатывались на берег, шумели и блестели под луной. Сначала я не увидел никого, свет лунной дорожки, посеребрившей океан, был просто ослепляющим, но потом я скорее уловил нечто, нежели услышал за мерным и величавым шумом волн. Голос, нет, два голоса, две фигуры, неподалеку сидящие на нашем с Рейн бревне, слишком близко друг к другу, спиной ко мне… Кого принесло сюда в такое время? Потом я услышал голос Рейн, увидел ее длинные вьющиеся волосы, подхваченные порывом ветра. Кто же тогда был рядом с ней?! Широкая спина, крепкие плечи, мускулистая рука, так близко к ее телу, будто не решается обнять… Ярость и обида захлестнули меня. Моя Рейн ночью, тайком от меня, на пляже, на нашем любимом месте, сидела с каким-то парнем, причем, вряд ли это был чужак — чужие ночью в Ла-Пуш не ходят… И только в этот момент я вспомнил, что Эмбри, уходя от меня, пошел не в сторону своего дома, а в сторону пляжа. Я подлетел к ним и, задыхаясь от ярости, крикнул: — Привет! Как погодка? Располагает к прогулкам, правда? Рейна спокойно обернулась, ни тени испуга не было в ее глазах. Она успела переодеться в джинсы и толстовку. Видимо, пока я топтался на веранде, размышляя, как бы мне к ней подъехать, Рейна сменила одежду и улизнула в окно. А я, вместо того, чтобы сразу пойти ее искать, улегся в засаде, наивно ожидая, что она вот-вот ляжет рядом. Кретин! Эмбри тоже спокойно встал и повернулся ко мне. Его пиджак висел у него на плече, рукава рубашки были закатаны, воротник расстегнут, галстук расслаблен — ни дать, ни взять, пикник у обочины! — Вы ничего не хотите мне сказать? — спросил я, едва сдерживая злость. Меня трясло, и я чувствовал, что еще немного, и слезы брызнут у меня из глаз. Меня так ожгло внутри, когда я увидел мою девушку и моего лучшего друга так близко, он почти обнимал ее, ночью, на том самом месте, где мы целовались с ней на берегу, меня аж замутило, все кишки внутри свернулись в тугой узел, я испытал такую боль, что думал, с ума сойду. — Интересно, сколько это продолжается и продолжалось бы, пока я вас тут не застукал? — поинтересовался я. Меня душила такая обида, что я был готов порвать Эмбри голыми руками. Как он мог, мой лучший друг! — Джейк, ты не застукал нас, Рейна слышала тебя и мы, в общем-то, не скрывались и тебя ждали, — произнес Эмбри. — Да что ты?! — сощурил глаза я. Еще немного, и я вцепился бы ему в глотку. — Мы знали, что ты скоро найдешь нас, и ждали тебя. Удивительно, что ты не шел так долго. Давай поговорим одни, без Рейн, так будет лучше. Пусть она посидит здесь, а мы с тобой отойдем, — спокойно сказал мне Эмбри, но его слова просто добили меня. Рейн! Как он смеет называть ее так?! Сейчас он еще скажет, что они уже давно любят друг друга, и она уходит от меня… Черт, убью его! Убью всех! И потом себя! — Джейк, все совсем не так, — произнесла Рейна, услышав мои мысли. — Я не хотела ничего вообще говорить тебе, я просто решала, как мне справиться с этим, но Эмбри попросил меня прийти сюда и поговорить с ним. Многое встало на свои места, и это успокоило меня. Но все же, говорить с тобой на эту тему я не хочу. Эмбри хотел сам с тобой поговорить, так что, может быть, так даже и лучше, чтобы ты знал это. Сама я бы не решилась. — Не решилась на что?! Уйти к нему? Что лучше? Что я вас тут увидел, и вам больше нет надобности скрываться? С чем тебе нужно справиться? С тем, что ты любишь его? Ты любишь его, а живешь со мной из жалости? А теперь, когда я все узнал, так лучше, что больше не надо скрывать? — заорал я, грубо схватив ее за плечи. — Прекрати нести бред! — рассердилась Рейн, сморщив носик от боли. — Ты сам-то понимаешь, что несешь? — Отпусти ее, ты ей руки переломаешь! — злобно толкнул меня в плечо Эмбри. — Как ты мог, Эмбри, ты же мой друг! — оттолкнув Рейн, я бросился на Эмбри, но его молниеносный удар кулака в челюсть свалил меня с ног. Я тут же вскочил, меня начало колотить, перекинусь сейчас и порву обоих в клочья! — Да хватит вам, два идиота! — заорала Рейн, встав между нами и упершись ладошками в грудь и мне, и Эмбри. — И ты, Эмбри, тоже красавец! Что ты ходишь вокруг да около? Хотел с ним поговорить — говори! Что ты жилы ему тянешь, не видишь, в каком он состоянии? Джейк, все, успокойся, видимо, сегодня разговора не получится. Успокойся, я говорю! Мы с Эмбри не встречаемся и не любим друг друга! Мы ничего не скрываем от тебя. Да, мы здесь не случайно оказались. Нам надо было поговорить. Поговорить о тебе. Это мне было нужно. Потому что я люблю тебя, а ты делаешь мне больно! Я не могла оставаться рядом с тобой сегодня, мне было больно и трудно слышать твои мысли. И Эмбри просто составил мне компанию. Все. Хватит, я устала от ваших истерик! Идите оба по домам спать! Чокнутые волки! Я останусь здесь, не хочу никого из вас видеть! Все, валите отсюда, я хочу побыть одна! Она выскользнула, и мы с Эмбри стукнулись грудь в грудь и лбами — оказалось, мы в ярости продолжали изо всех сил напирать друг на друга, а эта маленькая девочка держала нас на вытянутых руках одними ладошками. Я встретился с Эмбри глазами, его взгляд был открыт и честен. Он повертел пальцем у виска, покачал головой и показал мне кивком в сторону, чтобы мы отошли, потирая ушибленный кулак. — Извини, я не должен был тебя бить, но ты когда клина ловишь, тебя ничем не остановить, — буркнул он. Я только отмахнулся. Я оглянулся беспомощно на Рейн — она зашла по щиколотку в воду и бродила вдоль берега, подбирая и бросая в воду камушки. — Рейн! — окликнул ее я. — А что мне еще было думать? Я проснулся, тебя нет дома, иду тебя искать, а ты здесь, чуть ли не в обнимку с Эмбри. И вы что-то скрываете от меня. Что я должен был думать, скажи? — крикнул я с болью в голосе. Она резко обернулась, сузив глаза, посмотрела на меня долгим взглядом. Я растерянно развел руки в стороны, не зная, что еще добавить. Она дернула головой, убрав с лица волосы, сжала губы, показала мне средний палец и побежала наверх, к дюнам, к лесу. Я было дернулся за ней, но Эмбри схватил меня за руку и удержал. — Ну? — свел брови к переносице я, оборачиваясь к нему. — Ну ты и кретин, Джейк! — сказал он. — Ты что, правда решил, что я увел у тебя подругу? — А что я мог еще подумать? Я проснулся — ее нет, за полночь, а она где-то одна, я пошел ее искать и нате вам — сидят два голубка, — буркнул я. — Какие еще, в жопу, голубки? — рассердился Эмбри. — Такие, что ты ее чуть не обнимал! — рявкнул я. — Дурак ты. Знаешь, что я тебе скажу, брат, давай-ка ты завязывай с воспоминаниями про свою чокнутую Беллу, — сказал мне Эмбри. — Если ты не хочешь потерять Рейн, прекращай. — Я не вспоминаю Беллу! — возмутился я. — Ну да, конечно. Хватит лезть в ее жизнь, она сама выбрала себе свой путь, у нее есть Эдвард, у тебя Рейн, забудь ее, — посоветовал Эмбри. — Да не лезу я! И вообще! Белла просто мой друг, и ее судьба мне небезразлична, так же как и твоя, и Квила, и всех наших ребят, — стал оправдываться я. — Слушай, ты правда такой дурак, или и впрямь не понимаешь? — спросил Эмбри. — Тебя когда-то угораздило влюбиться в Беллу, потом ты встретил Рейн и, к счастью, ты влюбился в нее еще сильнее. Но Рейн-то знает, как ты любил Беллу, и сколько страданий она тебе причинила. И каждый раз, когда ты вспоминаешь Беллу, ты причиняешь боль Рейн. Ты же прекрасно знаешь, что она слышит все твои идиотские мысли, даже если и не хочет этого! — Да не вспоминаю я про Беллу так, чтобы это могло бы причинить боль Рейн, — смутился я. — Ага, особенно сегодня, когда ты в красках представил себе, как Эдвард занимается с ней сексом и рвет ее на части! — помахал рукой у меня перед носом Эмбри. — И ты тут же полез за нее заступаться, драться с Эдвардом — между прочим, ее законным мужем, ну так, на минуточку — как будто он посягает на твою девушку! — Но Белла — мой друг. Я не могу допустить, чтобы она погибла по своему неразумению и по прихоти этого придурка! — отбивался я еще по инерции, хотя уже прекрасно понимал, что был неправ. — Во-первых, у Беллы теперь есть муж, который сам позаботится о ней, и если ты ее уже больше не любишь, как женщину, нечего и лезть в их дела, — сердито отчитывал меня Эмбри. — Во-вторых, они сами разберутся, и думаю, вампир не такой дурак и урод, чтобы сделать с ней то, что ты представил и показал Рейн. — Я ей не показывал ничего! — покраснел я. — Ага, только ты забыл, что она все видит и слышит, хотя полжизни бы отдала, чтобы избавиться от этого! — съязвил Эмбри. — Пойми ты, наконец, Беллы больше нет, и не важно, жива она как человек, или она уже обращенная — нет ее больше! У нее своя семья, своя жизнь. У тебя Рейна. И вся твоя жизнь должна быть отдана только ей. И никакой Беллы, даже в мимолетных воспоминаниях, между вами быть не должно! Все, умерла Белла, она счастлива в браке с другим. И хоть ее там на части разорвут, фаршируют фисташками и подадут на блюде с каемочкой — тебя это больше не должно касаться! Или надо было биться за нее до последнего и не пудрить мозги Рейне. Найдется и без тебя много тех, кто был бы счастлив быть с Рейн и жить только ею, без всяких прошлых воспоминаний и переживаний, только ради нее… — Не себя ли имеешь в виду? — съязвил я. Эмбри вздохнул, отвел взгляд и помолчал, а потом ответил, снова глядя мне прямо в глаза: — Вот сейчас ты говоришь некрасиво, ты говоришь совсем не то, что хочешь сказать, и ты сам знаешь это. Неважно, себя или не себя я имею в виду. Ее-то чувства ты хоть в расчет берешь? Я знаю только то, что Рейна очень любит тебя, и сколько бы ни нашлось желающих жить ради нее, ей никто не нужен кроме тебя. И уж тем более ей совсем не нужна Белла между вами. — Да нет никакой Беллы между нами! — с горечью сказал я. Я понял, что так ранило Рейну, и готов был проклясть себя. — Не люблю я ее давно, да и не любил никогда. Тогда думал, что любил, но когда увидел Рейн, сумасшествие закончилось. С тех пор, как встретил Рейну, я дышать без нее не могу, я только тогда осознал, как это — любить. Сейчас я даже представить себе не могу, как я вообще мог то чувство к Белле называть любовью. Оно так непохоже на то, что я чувствую сейчас к Рейн, оно такое серое, мелкое, незначительное по сравнению с тем, что переполняет меня сейчас… Я даже сам не знаю, почему я так взъелся сегодня… На самом деле, я уже спокойно относился к тому, что Белла скоро станет вампиром. Дело не в том, что именно Белла станет вампиром, а в том, что она станет именно вампиром, тем, из-за кого все мы вынуждены быть такими, какими мы стали — волками, вечными стражами леса. Мне это так же неприятно, как если бы вампиром захотел стать ты или Квил… Дело не в Белле, а в том, что она решила стать такой… И даже с этим я смирился. Когда ты ценишь друга, то многое ему прощаешь и пытаешься понять, почему он это делает. С тех пор, как я встретил Рейн, я понял, что готов любить ее любой, пусть даже вампиром, ведь сначала я не знал, кто она на самом деле. И тогда я понял решение Беллы — ведь если любишь, ты примешь любимого, кем бы он ни был, или захочешь стать таким же. Я не могу стать таким же, как Рейн, она не может стать такой, как я. Но это ничего не меняет — мы любим друг друга. И если Беллз решила стать такой, как Эдвард, если они любят друг друга — наверное, это правильно, наверное, это единственный выход для них. Но ее решение заниматься любовью с вампиром до обращения повергло меня в шок. Ну обратись ты и потом хоть вообще из койки не вылезай! А эта дура действительно не соображает, что ее ждет. Одно дело понять и принять обращение твоего друга в вампира, другое дело, когда его собираются трахнуть так, словно пропустить через мясорубку. Я думал, Эдвард настолько охренел, что вообще поля не видит. Вот меня и понесло… — И даже в этом случае это не твое дело и не должно тебя касаться, — буркнул Эмбри, — они теперь женаты, а у тебя есть Рейн. Ты всегда должен думать в первую очередь о ней. — Даже если твоего друга волокут на смерть? — спросил я. — Ну, если бы смерть действительно угрожала, уверен, Рейн поняла бы твой порыв, — пожал плечами Эмбри. — Но я тоже не думаю, чтобы Эдвард был такой сволочью и не подумал о том, что он просто убьет ее. Давай напрямую: ты сможешь получить удовольствие от оргазма, полученного любыми способами, если ты знаешь, что это причиняет боль Рейн и даже может убить ее? — Да ты что, офигел что ли?! — изумился я. — Я уверен, что Эдвард тоже и мысли такой допустить не может в отношении Беллы. Он все-таки любит ее. Я думаю, у него хватит сил или противостоять этой глупой обезьянке, или обратить ее, прежде чем он приступит к исполнению супружеского долга. Ты просто привык заботиться и оберегать эту глупыху, но пойми, давно настало время не только забыть, но и перечеркнуть это. Тебе есть о ком заботиться, а о ней теперь позаботится муж, — положил руку мне на плечо Эмбри. — Я теперь относился к ней просто как к младшей глупой сестре, которая лезет в петлю, и за которую, кроме меня, некому постоять, — вздохнул я. — Считай, что твоя сестра удачно выскочила замуж, и теперь у нее есть, кому о ней позаботиться. У тебя самого есть девушка, которая заслуживает всей твоей любви и заботы, безграничной и безраздельной, — сказал Эмбри. Потом он помолчал и тихо сказал: — Знаешь… Пока мы с Рейной наедине шли к машине и ехали потом за тобой, она готова была отпустить тебя к Белле. Она сказала мне: «Эмбри, может, пусть он уже, наконец, порвет Эдварда и получит Беллу, чем будет страдать по ней всю жизнь? Может быть, так будет правильнее?». Я сказал — развяжется война. Вампиры не будут стоять и смотреть, и нам тоже придется вступить в бой. Она сказала: «Пусть. Я сама встану с вами плечо к плечу. Я помогу ему справиться с Эдвардом. Я сделаю так, что Джейк останется жив». Я спросил ее, а как же она сама? Что будет с нею, если случится так, как она говорит? И она ответила мне: «Я уйду. Какое имеет значение, что будет со мной, если я люблю и желаю ему счастья? Ведь не важно тогда, с кем он будет счастлив, со мной или с другой. Главное, что он будет счастлив. Ведь когда ты любишь, тебе достаточно того, что ты любишь, даже если не любят тебя». Внутри у меня что-то больно лопнуло, и я просто физически ощутил, как кровь закапала куда-то внутрь мимо сердца раскаленным оловом. Как я мог быть такой тупоголовой скотиной, чтобы в голове моей девочки родились такие мысли? — Да не нужна мне никакая Белла! — крикнул я отчаянно. — Не нужна! Мне вообще никто не нужен, кроме Рейн! Почему она просто не поговорила со мной? Почему она ушла одна сюда, говорить с тобой, а не со мной? — Она была очень расстроена и обижена на тебя, ей было больно, я боялся, что она уже почти приняла решение оставить тебя Белле и уйти, — ответил Эмбри. — И тогда я сам попросил ее прийти сюда на пляж, поговорить с ней, чтобы она остыла и не ушла. Потому что я знал, что она ошибается, что твои мысли, которые она читает сейчас, совершенно о другом, что она неправильно тебя поняла, что ты любишь ее, что нужна тебе она, а не Белла. И мы ждали, когда ты, наконец, придешь и найдешь нас. Рейн не хотела выдавать тебе свои чувства, что ей больно, когда ты думаешь о Белле, она не хочет, чтобы ты думал, что она ревнует, как глупая домохозяйка. Поэтому я решил поговорить с тобой сам. Я сел на валун и сжал виски ладонями. Ну надо же быть таким мудаком! Куда я полез? Мало того, что выставил идиотом себя, я в первую очередь выставил в дурацком свете Рейн. Получается, ее парень ломится в драку из-за посторонней девицы на ее собственной свадьбе, да еще с ее собственным мужем, на глазах у всех друзей! И еще я опять дал повод Белле думать, что до сих пор страдаю по ней и я все еще ее любимая игрушка! А главное, что к этому же выводу пришла и моя любимая! А уж что подумали все остальные вокруг нас! Ну и козел же я! И как теперь загладить всю вину перед Рейн? Как мне вернуть ее? Как вернуть ее доверие и любовь? Как вернуть улыбку на ее губы и свет в ее глаза? Как я мог за три минуты чуть не разрушить то, без чего мне не жить? И не разрушил ли я это уже? — Я пойду за ней, мне надо ее найти, — сказал я Эмбри. — Мне пойти с тобой? — спросил мой друг. — Не знаю. Может быть. Вдруг, она не захочет говорить со мной, тогда ты скажешь ей, что я люблю ее больше жизни, что она одна заставляет мое сердце биться, что никто не нужен мне так, как она, и что никогда я не буду даже думать о ком-то ином, только о ней. — Ты должен сам ей сказать об этом, — сказал Эмбри. — Я знаю, но вдруг она не захочет разговаривать со мной? — ответил я. — Может быть, тогда лучше дать ей время побыть одной и остыть? — предложил Эмбри. — Может быть, прямо сейчас действительно не лучший способ выяснять отношения? Может, лучше утром, когда она вернется? — А если она не вернется? — с ужасом проговорил я. Эмбри пожал плечами и сказал: — Тогда ищи ее. Перерождайся и иди по следу. Я думаю, она уже далеко убежала. — Ладно, я действительно должен сам, — сказал я, расстегивая джинсы и собираясь перерождаться. — Удачи, — сказал Эмбри. Когда я уже был готов перекинуться в прыжке, я оглянулся — Эмбри поднимался к дюнам наверх, в сторону дома. Его медленная, задумчивая походка, опущенные плечи и небрежно закинутый за спину пиджак, который он придерживал одной рукой, сказали мне о многом. Я думаю, он и сам был готов сейчас лететь по лесу в поисках Рейн, желая только одного, как и я сейчас — найти ее, прижать к себе и утешать, осыпая нежными поцелуями до головокружения. Но он ни не сделал бы этого. Он был мне отличным другом, верным, не способным предать. Но сердцу приказать он не мог. Я понял его. И не мог не простить ему это. Я знал, каково это — любить и знать, что нет никакой надежды, как ни борись. Я знал, что за нее он никогда не станет бороться, пока она со мной. И очень хотел, чтобы Рейне никогда не захотелось предпочесть Эмбри мне. Я надеялся только на то, что он переживет это, что и его тоже вскоре настигнет импринтинг, и он забудет мою Рейн, как мимолетное увлечение, и будет так же, как и я, искренне удивлен, как он мог считать все, что было до сего момента, любовью? Стоило мне только переродиться, я сразу уловил след Рейны, как только покинул песок и ступил на траву. Я полетел по нему стрелой, листья шуршали под моими когтями, мышцы работали, как хорошо отлаженная машина, я надеялся, что скоро догоню Рейн. И спустя мгновение в голове моей загалдели братья: — Где тебя носит?! Где Эмбри? — Пошел домой, — ответил я. — Сет, беги за ним, пусть перерождается, — приказал Сэм. — Джейк, немедленно сюда. — Что случилось? — спросил я. Черт, как некстати! Теперь-то чего патрулировать? Сейчас-то все тихо, неужели нельзя хоть на время оставить эти игры в разведчиков! Сейчас я должен найти Рейну! — Она не дома? — спросил Сэм. Я не мог объяснить сразу в двух словах, что произошло, но братья тут же увидели и поняли все, что случилось на пляже. — Черт! — выругался Сэм. — Это очень плохо. Чужие вампиры рядом. Внутри меня все похолодело, на мгновение я сбился с ровного галопа, но тут же припустил еще быстрее. Я увидел глазами Сэма, что направление, в котором я шел по следу Рейны, пересекается с направлением, куда бежали мои братья по следу вампиров. Я боялся подумать о неизбежном, но Квил меня опередил: — Она как раз на их пути! — Хорошо, идем по их следу. Думаю, кровососы почуяли ее, мы найдем ее там же, куда идут вампиры, — сказал Сэм, и мы понеслись навстречу друг другу. Вскоре я услышал тревожные вопросы Эмбри — Сет уже успел добраться до него, и теперь они летели к нам. И в то же мгновение вся стая узнала секрет Эмбри, обладателем которого я стал случайно несколько минут назад и без того, чтобы читать его мысли. Конечно, он не стал сам кричать об этом, но те мысли, какими он сейчас в панике думал о Рейн, сами все выдали. К счастью, никто ничего не сказал по этому поводу, еще только обсуждений на эту тему не хватало. Все как-то резко смолкли. Ни разу еще не было такого, чтобы кто-то из братьев умудрился влюбиться в ту женщину, с которой запечатлен другой брат. Хотя я тоже, как говорится, в семье не без урода — получил импринтинг на Ангела. Я понимал, что Рейна, излучающая свет и такую притягательную нежность и любовь ко всему живому в силу своей новой сущности, сама не желая того, совершенно неосознанно привлекала к себе всех, кто хоть раз говорил с нею, находился с ней рядом или касался ее. Невозможно было не полюбить ее, я видел, как все смотрели на Рейну — взрослые — как на любимое дитя, девчонки — как на любимую подругу, парни — как на любимую сестру. Но парни не могли смотреть на нее по-другому, потому что почти все были уже запечатлены на кого-то, Сэм на Эмили, Джаред на Ким, Квил на малютку Клэр, Сет, Коллин и Брэд были еще мелкими и восхищались ей как любимой старшей сестрой. Пол запечатлелся на мою сестру Рейчел, стоило ей только приехать на каникулы, а вот Эмбри, не прикрытый импринтингом, поплыл. Я его понимал, и у меня не было к нему за это обиды. Что же тут поделать, если не любить Рейн невозможно, когда твое сердце никем не занято! Вот почему его никем не занятое сердце колотилось сейчас в такой же панике, как и мое — Рейн могла попасться в лапы вампиров! Мы все встретились. Через несколько минут к нам присоединились и Эмбри с Сетом. Эмбри посмотрел на меня долгим укоряющим болезненным взглядом, но в гляделки играть было некогда. След, оставленный Рейн, пересекся со следом вампиров, они соединились и повели нас к реке. Вся стая ринулась по следу. Запах вампиров был незнакомый. Сначала была мысль, что это решили поохотиться гости Калленов с Аляски, приехавшие на свадьбу, но их глаза были такими же желтыми, и Рейн говорила, что они тоже вегетарианцы. Кто это мог быть? Эти чертовы старперы — как их там, Волари, Вольтури? Решили заявиться на свадьбу и проверить, случилось превращение Беллы или нет? Кто вообще мог быть здесь, именно в день свадьбы Беллы и Эдварда? Единственные враги их были мертвы — ищейку Джеймса уничтожили сами Каллены, Лорана — мы, Викторию — Эдвард. Кому понадобилось шастать здесь? Тем более, вампиры всегда чуют других вампиров и не гадят на чужой территории. «Ну откройся! Подумай о чем-нибудь! Позови на помощь!» — молил я Рейну в надежде, что она услышит мои мысли, отзовется, и мы узнаем, где ее искать. Мы добежали до реки, след вампиров оборвался. Мы прыгнули в воду, выскочили на другом берегу и заметались в поисках потерянного следа. Запах был на том берегу, откуда мы пришли, но он словно обрывался, он был у реки, но куда он вел дальше? Ни следа вампиров, ни следа Рейны. Черт! Черт! Черт!!! Мы рассредоточились и разбежались в разные стороны в надежде, что кто-то все же наткнется на след, чтобы возобновить поиски. Уже почти рассвело. С момента, как Рейна бросила нас с Эмбри на пляже и убежала, прошло часа два. За это время могло случиться все, что угодно. Я проклинал себя последними словами — если бы не моя дурость, не произошло бы размолвки, и она была бы сейчас дома, рядом со мной, под моей надежной защитой. И черт принес этих вампиров именно в тот момент, когда она была одна в лесу! Мы понимали, что прошло много времени, и если вампиры напали на след Рейны, охота не продлилась бы долго. Может быть, они просто шли мимо и не собирались здесь охотиться? Может быть, даже если они встретили Рейн, то не причинили ей вреда — все же она почти такая же, как они… Но куда тогда они все пропали? Их след терялся у реки, но и ее след терялся там же… Мы кружили вокруг этого места, пока вдруг Сет мысленно не крикнул: — Все сюда, я что-то нашел! Мы подорвались и собрались в кучу. Сет стоял по колени в воде у другого берега. Мы кинулись вплавь к нему. Между лап Сета вода гнала тонкую струйку темной мутной воды, словно присыпанной каким-то серым порошком. Мы кинулись вверх по течению. Метрах в трехстах от места, где Сет обнаружил свою находку, на самом берегу, на песке лежала куча серого пепла, прибрежная вода подмывала его и несла вниз по течению. Мы, обнюхивая все вокруг, в примятой траве нашли еще такую же кучу, потом под деревьями еще три на расстоянии друг от друга в несколько метров. Кругом пахло вампирами, и повсюду был запах Рейн. Но следы опять никуда не вели. Они начинались у воды, словно вампиры и Рейна шли по реке, а в этом месте вышли из нее на берег, и заканчивались этими кучами тут. На дереве, прямо над одной из куч, на ветке трепыхался желто-красный шелковый шарф. От него исходил резкий запах вампира. Я заскулил. Что же здесь произошло? Кругом витал запах смерти, страха и боли. Здесь точно была драка. Эти кучки пепла, что это могло быть? Кругом следы вампиров, но здесь они обрываются снова, как и там, ниже по течению, у реки, на нашем берегу, где они вошли в воду… — Господи, ну конечно! — выругался я про себя. Я же видел, как Рейна тогда, в июне, во время боя с уродами из Сиэтла, когда выпивала вампира полностью, он осыпался в прах! Она никогда не шла в лобовую — Рейна знала, что силы у нее может и хватит, а вот кости могут не выдержать и переломаться, и порвать ее могли так же легко, почти как человека, поэтому она дралась в тяжелых ботинках, и ее единственным безотказным оружием было обескровить вампира. Черт! Она вступила с ними в схватку! Пять кучек пепла и безветренная ночь означали только то, что она уничтожила пятерых в прах, и ветер не развеял его по лесу и реке, дав нам шанс обнаружить место драки. Каждого она явно вылавливала по одному, поэтому кучи праха на расстоянии друг от друга. Значит, Рейн тоже должна быть здесь, но тогда где она? И сколько вообще вампиров было? Если больше, то Рейн могла пойти за ними дальше, если меньше, тогда… Тогда одна из кучек праха — это… Я жалобно заскулил. Братья услышали все, о чем я подумал. Мы снова начали метаться вокруг, обнюхивая каждый куст, каждое дерево, разбежавшись в радиусе нескольких метров. — Я нашел ее! — заорал снизу от реки Эмбри, его голос был испуганным и полным тоски. Мы кинулись к нему. И я увидел ее… Рейна лежала в воде, над поверхностью было только ее лицо в крови, глаза ее были закрыты. Течение затащило ее под поваленное в воду дерево, и она, зацепившись кофтой за сучья, застряла там. Волосы ее, плававшие в воде вокруг лица, перепутались в ветках. Господи, как только она не утонула, и как ее не унесло течением вниз, иначе мы могли искать ее до бесконечности, пока не стало бы поздно! Эмбри, я твой должник до гроба! Эмбри уже переродился. Стоя на коленях в воде, он поддерживал голову Рейн над поверхностью, но она не дышала. Мы все мгновенно переродились и кинулись к нему. Лея, не тратя время на перерождение, бросилась в воду прямо в обличье волка, подсунула голову под спину Рейн и вытолкнула ее на поверхность, удерживая над водой, помогая Эмбри. Пару секунд спустя мы уже распутали ее волосы и освободили Рейн, вытащили на берег и положили на траву. Я пытался сделать ей искусственное дыхание, Эмбри делал массаж сердца, но она не открывала глаз. — Ее сердце бьется, — сказал Сэм, приложив голову к ее груди, — но очень плохо. Медленно, какими-то скачками… Черт, она холодная совсем! Я схватил ее, положил ее голову себе на колени и пытался хоть что-то сделать, чтобы она пришла в себя. — Джейк, надо порезать ей хотя бы палец, проверить, идет ли кровь, — сказал Сэм. Я мотнул головой, прижимая Рейн к себе. — Эмбри, давай ты, — приказал Сэм. — Да чем? — со стоном спросил тот. — Да хоть чем! — рявкнула уже переродившаяся Лея, не находя себе места и вертясь под ногами. Сэм прорычал какое-то ругательство, схватил Рейну за руку и укусил ее запястье. Я чуть не вскочил и не бросился на Сэма, но Квил прижал меня за плечи к земле. Кровь брызнула из ее раны. Сэм, сплюнув кровь, тут же оторвал полоску ткани от своих штанов, привязанных к бедру, и перетянул Рейне руку. — Зачем? — только и мог вымолвить я, баюкая ее на руках. — Кровь идет, сильно идет, значит, ее не высосали, она не умирает оттого, что ее покусали, — буркнул Сэм, вытирая губы. — Что же с ней тогда? — спросил Джаред. — Вот бы знать, — пробормотал Квил. — Надо скорее отнести ее домой и позвать доктора Каллена, — приказал Сэм. — Я за доктором, — крикнул Сет, переродился в волка и помчался в сторону границы с владениями Калленов. Мы быстро натянули штаны, я подхватил Рейн на руки и побежал в сторону дома. Вся стая помчалась за мной. Эмбри бежал рядом. Меня трясло и колотило. Рейн не подавала никаких признаков жизни. Время от времени Эмбри смотрел на меня, и когда я понял, что начинаю оступаться, потому что мы уже достаточно долго носились в поисках Рейн, и я много пробежал с ней на руках, я встретился с ним взглядом. Он молча протянул руки, и я передал ему Рейн. Тут было не до церемоний и ревности, не хватало мне еще споткнуться и свалиться с ней на руках. Никому бы я не отдал ее, но ему можно… Эмбри прижал Рейну к себе и понес ее так же бережно, как если бы нес я сам. Вдруг Эмбри охнул, и я резко обогнал его — я бежал чуть сзади, чтобы подстраховать, если вдруг он оступится. — Что? — крикнул я со страхом. — У нее судороги! — крикнул с таким же страхом Эмбри в ответ. Я подбежал к нему и подставил руки. Мы стояли, вдвоем сжимая между своими телами маленькое тело, которое вдруг то сводило, то отпускало и колотило в конвульсиях. Мы смотрели на нее в ужасе, не зная, что делать, то и дело встречаясь глазами. В глазах Эмбри я читал отражение своей боли. — Что встали? — рявкнул Сэм. — Ей от этого лучше не станет. Домой, быстрее домой! Он толкнул меня, и Эмбри с Рейн на руках побежал, а я понесся рядом, готовый сменить его в любую секунду. Вдруг Рейн застонала сквозь зубы, видимо, пришла в себя, ее рука вцепилась Эмбри в плечо так, что из-под ногтей выступила его кровь. Он посмотрел на меня, словно спрашивая, что делать — бежать или остановиться? — Вперед, вперед! Не останавливаться! — подгонял Сэм. До дома оставалось уже недалеко. Рейн не открывала глаз, но начала дышать, медленно, редко, с каким-то полу-стоном, полу-всхлипом. Я безумно хотел забрать Рейн и прижать ее к себе, но Сэм не давал остановиться. Вдруг рука ее потянулась к лицу Эмбри, провела пальцами по его щеке, и Рейн, так и не открыв глаз, тихо прошептала: — Все, это конец. Мне немного осталось. Прости… Я не смогла быть с тобой так долго, как ты хотел… Я старалась… Люблю тебя… Рука ее упала. Эмбри резки остановился, уставившись на нее, потом на меня. — Не стоять, вперед, вперед! — снова гаркнул Сэм. — Она, кажется, умирает… Она же не мне это говорит, весь правда? Она же Джейку это говорит! — пробормотал растерянно и испуганно Эмбри и протянул ее мне. Я схватил ее, сжал изо всех сил, встряхнул и крикнул: — Рейна, открой глаза! Посмотри на меня! Посмотри вокруг! Здесь все, кого ты любишь! Скажи сама, кого! Выбери, наконец! — Что за бред ты несешь! — больно ударил меня по спине Эмбри. — Нашел время! Давай, беги быстрее, может быть, мы еще успеем, если доктор поторопится. — Придурок! Ты придурок! — завизжала на меня Лея. — Рейн! Открой глаза! Скажи мне! — опять тряхнул я Рейн, не обращая на них внимания. Нет, я не сошел с ума. Я совсем не хотел ничего выяснять в такой момент. От отчаяния я просто пытался пробиться до нее, чтобы она услышала, разозлилась и хоть на мгновение пришла в себя. Я хотел, чтобы она попыталась сопротивляться тому, что сейчас утягивало ее во тьму, захотела мне ответить, отругать, ударить, всплыть из небытия… и даже если бы она указала на Эмбри, я бы смирился с этим, главное, чтобы она очнулась и выжила. Рейна открыла глаза, с усилием нахмурив брови, взгляд ее сфокусировался на мне, потом брови ее разошлись, во взгляде читалось удивление — ну как же, вот он ты, кого же я могу еще любить? Слабая улыбка тронула ее губы, и она снова отключилась. Я зарычал — моя уловка не помогла. Она уходила от меня, уходила не к другому, она уходила по тонкой тропинке во тьму от всех, навсегда, она бросала меня тут одного. И самое ужасное, что мы не понимали, что с ней, а потому не знали, что нам делать, чтобы хоть как-то помочь ей и остановить ее путь на ту сторону. Мы уже достигли дома, ребята впереди меня быстро открыли дверь, и я с Рейной на руках, как разъяренный носорог, протопал мимо ошарашенного отца. Я пинком распахнул дверь в нашу комнату, бережно положил Рейн на кровать, ее мокрые волосы разметались по подушке. Толпа сгрудилась в комнате, отец толкался сзади на коляске, у меня круги плыли перед глазами. — Где док? — заорал я дурным голосом. Я растирал ее ледяные руки и слышал, как бьется ее сердце — страшно, тихо, неровными толчками, с каким-то бульканьем, с такими паузами, что каждый раз я думал, что это был последний удар. Меня трясло, я не знал, что делать. Наконец, прибыл доктор. Как всегда, на своем черном «Мерседесе», и как всегда, безупречно элегантный, будто он никуда не спешил. Но он очень спешил, и в глазах его была тревога. С ним вместе приехали Эсми, Элис и Розали. Хотя они были в Ла-Пуш впервые и чувствовали себя в логове волков, наверное, ужасно, но они стойко держались и старались не морщиться. Видимо, Рейна была им дороже. — Я надеялся, что мне больше не придется возвращаться в этот дом по столь же печальным причинам, и уж тем более не думал, что это случится не из-за тебя, Джейк! — проговорил доктор Каллен, входя в комнату. — Друзья, давайте разойдемся и подождем на улице, мне нужен свет, воздух и пространство. Все вышли, остался только я, Эсми, Элис и Розали. Девушки помогли Карлайлу снять с Рейны джинсы и толстовку. Она осталась в одном белье. — Что с ней, док? — срывающимся голосом произнес я. — Пока не знаю, — ответил доктор, осматривая мою девочку. Он щупал пульс, заглядывал под веки, светил в зрачки, ощупывал ее, потом произнес: — Несколько переломов. Плечо с осколками. Ребра, ключица, стандартный набор. Вы даже ломаетесь одинаково! Четыре со смещением, придется ставить на место и собирать руку. Но это не самое страшное. Он долго колдовал над ней, потом посмотрел на меня и сказал: — Странно. Я бы сказал, что это похоже на начало превращения. — Что?! Какое превращение?! В кого?! — снова заколотило меня. Элис и Розали переглянулись. — В вампира, — ответил доктор, — как если бы она была человеком. — Ты ничего не видела? — спросила Эсми у Элис. Та покачала головой. — Ты же знаешь, когда рядом волки, я ничего не вижу. Она все время была с ним, я ничего не видела, — вздохнула горестно Элис. — Но что-то же должно было произойти, — допытывалась Эсми. — Похоже, она билась с вампирами в лесу, — ответил я. — С какими вампирами? Откуда они здесь сейчас? — изумилась Розали. — Я ничего не знаю. Она была одна, мы учуяли запах вампиров и искали их в лесу, они шли по следу Рейн, мы нашли в лесу пять куч праха и Рейн в реке без сознания, — говорил я, а мои зубы выколачивали дробь. — Я думаю, она убила их, но кто они были, чего хотели, и главное, что сделали с Рейн, я не знаю! — Если она убила их, кто тогда сделал это с ней? — удивился Карлайл. — Я не знаю!!! Если бы я знал, я бы тогда знал, как ей помочь! — сорвался я на крик. — Успокойся, Джейкоб, — положил мне руку на плечо Карлайл. — Укусов на шее я не вижу. Вот только свежий на запястье… — Это Сэм, он хотел проверить, опустошили ее или нет, — простонал я. В моей голове бухала кровь, я почти ничего не соображал от отчаяния. — Понятно. Тогда других укусов нет. Значит, ее не кусали. Хорошо. Давай попробуем ей влить твоей крови, она уже не раз спасала ее, ваша волчья кровь. Посмотрим, может быть, что-то изменится, — предложил Карлайл. Я тут же с готовностью протянул ему руку. — Мы, наверное, побудем на улице, — виновато заморгала Элис, взяла Розали за руку, и они вышли во двор. Эсми мужественно осталась. Док сцедил с меня граммов триста, я велел еще, но он покачал головой: — Ты еще будешь нужен полным сил, за ней необходимо смотреть и ухаживать, кто это сделает кроме тебя? Я кивнул и выскочил на улицу. Все бросились ко мне. Тут уже были и Эмили, и Ким, и даже тетка Сью Клируотер, и Старый Квил Атэра. Когда они успели все узнать? Эмбри, стоявший спиной ко всем чуть в стороне, резко обернулся ко мне, и я увидел, что глаза его были красными, а ресницы мокрыми. Я кивнул ему, показав кивком головы на дом, чтобы он подошел ко мне. Он тут же перемахнул через перила веранды и оказался рядом со мной. — Дашь ей своей крови? — тихо спросил я друга. Он посмотрел на меня как на идиота и молча поспешил в дом. Ну да, уж кого-кого, а его можно было и не спрашивать. — Док, он тоже даст кровь, — сказал я, когда мы вошли. — Тем не менее, это может не помочь! — предупредил доктор. — Я пока не знаю, что с ней… — Не теряйте время, док, — перебил его Эмбри и протянул руку. Он сел перед вампиром и положил руку на стол. Я видел, как он стиснул зубы так, что желваки заиграли, но он смотрел Карлайлу прямо в глаза. Карлайл взял у Эмбри тоже граммов триста, но Эмбри тоже, как и я, велел брать еще. — Тебе плохо не будет? — спросил Карлайл моего друга. — Ничего, как-нибудь разберемся, — сказал Эмбри. Док слил в банку еще его крови и вытащил иглу. — Берите еще, — потребовал Эмбри. — Нет, достаточно, больше не стоит, — покачал головой Карлайл. — Я в порядке, — пытался убедить его Эмбри, но губы его посинели, и индейская смуглая кожа побледнела. — Нельзя спасать одного, убивая другого, — тихо сказал Карлайл и добавил. — Кормить придется через трубку. Я кивнул — да хоть через что, главное, чтобы он спас ее. Карлайл достал из чемоданчика пакет, разорвал его, ловко вставил Рейне в рот какую-то здоровенную раскоряку, что-то покрутил, вытащил, во рту у Рейн оказалась трубка потоньше. Через нее доктор вставил другую тонкую и длинную трубочку, и стал аккуратно просовывать ее дальше и дальше, пока не убедился, что трубка достигла желудка, затем прилепил ее конец к щеке Рейны пластырем. Он набрал большой шприц нашей с Эмбри крови и подал его мне. — Ты будешь кормить ее, я скажу, что надо делать, — сказал Карлайл, — это просто, в этот катетер вставляешь шприц и выдавливаешь кровь. Она по трубке попадет в желудок. Я взял шприц и склонился к Рейн. Рядом склонился Эмбри. Мы встретились глазами. Эмбри кивнул ободряюще. Я осторожно взялся за кончик трубки, торчащий из уголка рта моей девочки, вставил шприц и надавил на поршень. Кровь по трубке побежала вниз. Пока Карлайл следил за Рейн, я жадно пожирал глазами ее лицо — не появится ли хоть какой-нибудь признак, что ей лучше. Нет, ничего. Она по-прежнему лежала без сознания, белая, с темными кругами, будто синяками под глазами. Сердце ее все так же неравномерно, с провалами и паузами бухало время от времени в ее груди, дыхание было редким и прерывистым, она словно всхлипывала во сне, и мне казалось, что она плачет там, куда ее сейчас тянет черная мгла. Плачет от страха, боли и одиночества. Я смотрел на нее, раскачиваясь и не в силах остановиться, и глаза мои щипало. — Неужели не поможет? Неужели не поможет?! — билось в голове. И только потом я понял, что произношу эти слова вслух. Причем в два голоса. Я поднял глаза и увидел, что Эмбри, как заклинание, бормочет то же самое, так же пристально глядя на Рейн, в отчаянии выискивая признаки улучшения, которых не было. — Так, теперь, когда мы попытались сделать хоть что-то, чтобы устранить самое страшное, надо заняться ее переломами, а то ей придется так же ломать кости заново, как и тебе, — сказал Карлайл, глядя на меня. У меня кишки внутри перевернулись от его слов. Я, наверное, побледнел, как мертвец. — Хорошо, что она без сознания, — проговорил Карлайл, набирая морфий в шприц. — Джейк, Эмбри, придется вам мне помочь. Тебе, Джейкоб, не надо объяснять, что делать, ты уже через это прошел однажды. Я сжался от ужаса и посмотрел в глаза Эмбри. В них плескался такой же ужас. Карлайл сделал Рейне укол, потом посмотрел на нас и спросил: — Готовы? Мы с Эмбри переглянулись, я положил свои трясущиеся руки Рейне на плечи, Эмбри — на ее колени. Я медленно кивнул. Внутри у меня все умерло. Карлайл принялся быстро собирать косточки моей Рейны. Сначала она лежала неподвижно, и я уже надеялся, что ей не придется вытерпеть то, что мне, и я молился только о том, чтобы она не пришла в себя. Но через какое-то время я услышал какую-то вибрацию в ее горле, которая медленно, словно издалека, нарастала и постепенно превращалась в стон. Он становился все громче, я с ужасом вглядывался в ее лицо — брови медленно поползли к переносице, зрачки под закрытыми веками заметались — она все еще была без сознания, но даже там, в тех глубинах тьмы, где Рейна сейчас блуждала, боль дотянулась до нее. Стон ее превратился в мучительное мычание, и вдруг она распахнула невидящие глаза, спекшиеся порванные губы ее разомкнулись, Рейн закричала, дернувшись, и вдруг резко села. От неожиданности я не успел среагировать, но тут же с силой опустил ее на кровать и прижал ее плечи. Эмбри так же прижимал к кровати ее дрыгающиеся ноги. Рейн билась в агонии боли и хрипела, но глаза ее не видели нас, она была далеко, очень далеко от нас сейчас. Она мотала головой и кричала, пытаясь вырваться, явно не понимая, что с ней происходит, и силы ее были хоть и не такими, как прежде, но куда серьезнее человеческих. Справляться с ней было трудно. Я изо всех сил прижимал ее к кровати, боясь сломать ей вторую ключицу своими лапами, доломать уже сломанное плечо и добавить лишней муки. Эмбри пытался справиться с ее ногами, оставляя синяки на ее коленках и бедрах. Я встретился с ним глазами — по его щекам текли слезы, он закусил губу до крови, лицо его было перекошено от ужаса. — Милая, потерпи! Потерпи еще немного, маленькая моя! — умолял я Рейну срывающимся сиплым шепотом, но она не слышала меня. По лицу моему стекал пот, он щипал глаза, и я не был уверен, что это не слезы. Он капал на Рейну, на ее лоб, на ее щеки и грудь, но я не мог ничего с этим поделать. Наконец, Карлайл принялся стягивать Рейну лангетами и бинтами. Она уже не билась, она тяжело дышала, ее грудь вздымалась и опускалась, но вдохи и выдохи были редкими, аритмичными, хриплыми. Карлайл сделал ей еще один укол, тело ее постепенно расслабилось и обмякло, глаза закрылись, и она снова уронила голову на подушку. Я с трудом отнял от нее руки — они ходили ходуном. Трясясь, я задрал майку и вытер лицо от пота. Я снова склонился над Рейной, вглядываясь в ее лицо. Эмбри завис над ней с другой стороны. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежали Элис и Розали. В руках у Элис был желто-красный шарф из леса. — Мы были там, где она дралась с вампирами! — выпалила Элис. От ее внезапного звонкого крика я взвился кверху, и мы чуть не треснулись лбами с Эмбри. — Сет и Квил отвели нас туда. Эммет с Джаспером уже там, они проследили след вампиров, откуда те пришли. Они прилетели на самолете в Порт-Анджелес. Это проверяющие, от Вольтури. Сет и Квил ушли, и тогда я все увидела! Их было пятеро, одна женщина и четверо мужчин. Среди них Деметрий, — быстро говорила Элис, — они пришли узнать про Беллу. Вольтури не терпится найти причину, чтобы развязать себе руки. Их посланцы, оказывается, всю свадебную вечеринку таились где-то рядом с домом, и не вошли на праздник, как друзья. Я не видела ничего, потому что волки были там, в нашем доме… И Джейкоб последние дни часто бывал у нас с Рейной… Я ничего не видела, правда! Простите меня! Они прокрались к нам так близко, а мне ничего не привиделось! Они видели волков, они слышали о них. Они узнали все. Что Белла еще не вампир, но что они с Эдвардом теперь женаты и улетели на остров, что волки с нами в дружбе, что у нас всех появилась Рейн. Они пока не поняли, кто она, но очень заинтересовались. Посланцы уже успели сообщить Вольтури обо всем, что узнали. Теперь Вольтури серьезно готовятся. Я думаю, они рано или поздно что-то придумают. Они не могут оставить надежды разбить нашу семью, заполучить меня и Эдварда, а теперь им очень интересны Белла с ее способностью скрывать мысли, и Рейн, которая вообще им совершенно непонятна. Они не знают, бояться ли ее или наоборот, прибрать к рукам. Они не остановятся. Пока они еще не знают, что случилось с их посланниками. После они подумают, что это волки расправились с ними, но на волков они потом с боем вряд ли пойдут. Вольтури не знали, что волки были с нами тогда, в июне, в той битве. Но теперь они узнали о том, что волки с нами в дружбе. Они хотят прийти сюда, но волки их останавливают. Эти пятеро хотели разведать, что у вас тут в стае, и при удачной возможности уничтожить. Они решили, что волки после свадьбы — это удачный момент истребить вас по одному, когда вы никого не ждете и будете спать после вечеринки. Ваше счастье, что вы повздорили там, и к вам пришли на подмогу все братья — эти пятеро думали убить вас по пути домой, а потом пробраться в резервацию и убить остальных, кто не был на свадьбе. Когда они поняли, что разделить вас не получится, они решили отравить воду в резервации. С этим они и шли сюда. Потом они собирались отправиться на остров к Эдварду и Белле. Вольтури их отправили только на разведку. Это все придурок Деметрий, он старший в группе, это он принимал решения, он все это затеял. Рейн напала на их след. — А разве не они шли за ней? — удивился Эмбри. — Нет, она нашла их первыми, случайно, будучи в лесу, она услышала их мысли и пошла на них, — ответила Элис. — Я увидела все, когда взяла в руки этот шарф. Рейна поняла, зачем они пришли. Она испугалась, что вампиры действительно перебьют всю спящую стаю, а потом смогут добраться и до Беллы с Эдвардом. И если Белла все еще не обращена, они способны убить и их обоих. Рейна решила биться. Она специально оставила след заманить их от вашей деревни подальше в лес, к реке. Там она ждала их, и они сначала шли по ее следу, но потом все же решили вернуться в деревню, а уж после заняться Рейной, потому что боялись, что скоро рассветет или волки выйдут на патруль. Тогда ей пришлось показаться им. Джейкоб, ты в курсе, что твоя подруга летает? Элис уставилась на меня так, будто я спрятал от всех торт с праздничного стола. Я кивнул. Она поджала губы, потом сказала: — Понятно. В общем, она устроила им шоу. Они бросились за ней, за реку, вверх по течению. — Вот почему след обрывался там, у реки, а потом появился уже выше, где все и случилось, — понял Эмбри. — Да давай, не тяни уже, — простонал я, сверля сумасшедшим взглядом мелкую вампирку. — Она заманила их, каждого по отдельности, разделила и нападала тихо, на идущего самым последним, — тихо проговорила Розали, глядя мне прямо в глаза, — ей нужно было время и тишина, чтобы успеть выпить до того, как идущий впереди что-то заметит. У нее все получалось ровно до того момента, как она оказалась один на один с Деметрием. Он почувствовал что-то за спиной. Он бил ее, сильно, как вампира. А она не вампир. Но Рейна не отцеплялась от него, он терял силы, кидался на деревья и валялся, чтобы сбросить и убить ее. Деметрий отступал к реке. Он думал утопить ее. Она выдержала, она успела, у самой воды он сдался и умер, а она потеряла сознание и упала в воду. Бешеная блондинка говорила это яростно и тихо, зло бросая мне в лицо слова, как будто это я был виноват в том, что случилось с Рейн. Но ведь я и был в этом виноват, я и никто другой. Не случись этой ссоры между нами из-за меня, она не оказалась бы одна в лесу там, с пятерыми сильными вампирами, один на один… Розали прищурилась и злобно бросила мне: — Она спасала вас всех, и у нее это получилось. Что же ты не защитил ее? Ты и твои братья, которые так много говорят о том, что вы защитники? Одна маленькая девочка защитила вас всех! Ты угробил ее, понимаешь? И то, что она теперь станет такой же, как мы, даже лучше — ты не достоин ее, ты не способен уберечь то, что должен был оберегать, как зеницу ока. Когда через три дня она встанет, мы заберем ее, наша семья сможет позаботиться о ней! — Розали! — мягко остановил ее Карлайл. Но та повернулась к нам спиной и вышла на улицу, хлопнув дверью. От удара задребезжало и осыпалось со звоном оконное стекло. Я закрыл лицо руками. — Господи, зачем она ввязалась! Одна! Она же могла позвать на помощь! Вся стая была бы рядом с ней через десять минут! — пробормотал я в ладони. — Она пыталась их увести. Но они собрались обратно в деревню. У нее не было выхода, она поняла, что они просто так не уйдут, ей пришлось ввязаться в бой, — проговорила Элис. — Можешь показать мне, что ты видела? — попросил я ее глухо, подняв на нее глаза. — Зачем тебе это? — спросила она. — Нужно. Чтобы это всегда вставало перед моими глазами, если я посмею забыть это, если еще хоть раз сделаю что-то не так, что огорчит мою любимую… — прохрипел я. Элис подошла ко мне и осторожно, без особого удовольствия, коснулась моей головы. За несколько секунд я увидел то, что было у реки этой ночью. Моя Рейн, словно дикая кошка, напала сверху на невысокого мужчину, потом втянула на дерево женщину, чей шарф повис на ветке, потом еще одного парня, и еще одного… И потом этот… Деметрий… Гора мышц, огромный дуболом с плоским лбом неандертальца и такой же челюстью. Рейна, вцепившись в его шею зубами и обхватив всеми конечностями, висела на нем сзади, как ласка, как такса на разъяренном медведе, и как Деметрий ни бился о деревья, как ни катался по земле и ни пытался сбросить ее, дотянуться, она только хрипела, истекала кровью, но продолжала грызть его шею и давиться его черной тухлой мертвой кровью, пока он не оступился на берегу реки, и спустя мгновение не развеялся в прах. Рейна, висевшая на нем, упала с высоты его роста, не удерживаемая больше ничем, и скатилась в воду, уже без сознания. Из носа и рта ее шла кровь, висок был разбит… Вода медленно потащила бездыханное переломанное тело под корягу, размывая потеки крови на ее лице… Я заорал, сжав голову. Элис испуганно отдернула руку и отпрыгнула от меня. Я отнял руки от лица — они были мокрыми от слез, открыл глаза, глянул из ада осознания и понимания происходящего на доктора Карлайла и прохрипел: — Она выпила кровь пятерых вампиров. Потом потеряла сознание. Обычно Рейна выбрасывает кровь из себя… Но сейчас ее не стошнило, кровь осталась в ней, потому что Рейн отключилась минимум на пару часов, пока мы ее нашли. Еще около часа, пока мы несли ее домой, пока мучили ее с переломами… Значит, вампирский яд уже несколько часов бесповоротно убивает ее. Она превращается, док… Это конец. Мне нет прощения, я убил Ангела… Я, шатаясь, вышел на улицу, ничего не видя перед собой. Слезы застилали глаза, я шарахнулся о притолоку плечом, но даже не почувствовал боли. Ко мне потянулись руки, глаза моих братьев устремились на меня, но я растолкал всех и молча пошел в сторону леса, бессознательно расстегивая на ходу штаны, чтобы переродиться. Вдруг кто-то схватил меня за плечо. Я резко обернулся и тупо уставился на Эмбри. Его лицо было перекошено от злости, он что-то говорил мне, но я не слышал. И только когда он снова дал мне по морде — это был второй раз в нашей жизни — я встряхнулся и отчаянно зарычал, чувствуя, как бессильные слезы брызнули из глаз: — Что ты хочешь от меня? Оставь меня в покое! Дай мне побыть одному! Я знаю, в чем я виноват, ничего нового ты мне не скажешь, хоть оборись! Я убил любимую женщину своими руками, и мне с этим дальше жить! Ты хочешь знать, стыдно ли мне? Да я сдохнуть хочу! А сейчас отвали от меня! — Куда ты? Ты не можешь! Она еще не умерла! Она еще не превратилась! Как ты можешь уйти сейчас, когда еще не все потеряно, когда еще можно попытаться что-то сделать! Ты так сильно любишь ее, неужели ты не веришь, что ее еще можно спасти?! Если бы я был на твоем месте, я бы слил ей всю свою кровь, я бы не верил, даже если бы она лежала мертвой на моих руках! Я бы все равно не верил до последнего, пока она бы не переродилась и не разорвала меня в клочья! И даже тогда я бы знал, что не смогу не любить ее такой! Даже тогда я бы надеялся на то, что пусть такая, но она сможет быть со мной! Очнись! — заорал на меня Эмбри. Остановившимся взглядом я посмотрел ему в глаза. Я, видно, и впрямь сошел с ума… Он говорил сейчас то, что я должен был орать всему миру, это я должен был только что кричать: «Не верю! Она не умерла! Ее можно спасти!». Как я мог быть таким слабаком?! Я развернулся и бегом помчался обратно домой. Ну я и придурок! Как я мог вообще уйти, когда она лежит и еще дышит, ее сердце еще сопротивляется, она пытается выбраться из тьмы, и я должен держать ее за руку, чтобы она не потерялась там, в темноте, и нашла дорогу обратно. Уже вбегая в дом, я обернулся — Эмбри присел на корточки, обхватив голову, передернулся, будто давил в себе рыдания, а потом отчаянным движением сбросил руки вниз, поднялся и обессилено побрел к дому. Я потом много раз задумывался о том, чего же ему стоило все это вынести, да еще и меня, козла, на ум наставлять. — Док, сколько нужно нашей крови, чтобы попытаться обратить процесс? — ворвался я в комнату. — Сейчас уже я не могу обещать, что это вообще поможет, — горестно произнес Карлайл. — Берите хоть всю, — тут же протянул руку я. — Боюсь, этого будет мало. Даже если мне придется убить тебя путем полнейшего обескровливания, — покачал головой Карлайл. — Ее надо будет накачивать как минимум три дня, пока длится превращение. — Сколько нужно крови каждый день? — спросил я Карлайла. — Хотя бы три литра, — бросил он. Я вздрогнул. Я не ожидал так много. — А в идеале? — прищурился я. — Пять, для полного обновления. Но хотя бы три, — ответил Карлайл. — Я думаю, моя семья поможет, вряд ли кто-то откажется помочь ей, — уверенно сказал я. — Я понимаю, но вас всего десять, и мне придется брать достаточно много каждый день, вы выдержите? — спросил с сомнением доктор, но в глазах его забрезжила надежда. — Кровь нужна только наша, или любого из наших семей, кто несет в себе волчий ген? — спросил быстро я. — Думаю, любого, — ответил доктор. — Тогда крови будет достаточно, — кивнул я. Я не сомневался, что каждый, кто знал Рейн, отдаст ей свою кровь. Я выскочил на улицу. Розали сидела в машине отца и злобно смотрела перед собой. Ребята толкались возле Эмбри. Рядом с ними стояла Элис, морща нос. Она рассказывала, что видела на поляне у реки. Значит, все уже в курсе. Да падет проклятье всего племени на мою дурную голову! Что ж, это упрощает дело. Я сказал так, чтобы слышали все: — Рейн перерождается в вампира, в такого же, как они. Теперь обратного пути нет, если только ее не накачать нашей кровью. Док сказал, что это может не сработать, но ничего другого он предложить не может. Или через три дня Рейн снова встанет, но будет уже совсем другой. Крови надо много, — сказал я. — И чего столько времени тянули? — буркнул Старый Квил Атэра, поднимаясь и шагнув на веранду. — Это и так было ясно! — Она спасла все наше племя, неужели мы не сделаем все, чтобы спасти ее? — сердито сказала Сью Клируотер и проследовала за ним. — Будет крови столько, сколько надо, — сказал твердо Билли. — Док, мы все готовы, начинайте скорее, — сказал я, распахивая дверь. — Только если вы уж начали, останавливаться нельзя, — предупредил док. — Рейну надо поить три дня, ровно столько длится превращение, и поить много. И это вообще уже может оказаться бесполезным и не помочь. — Не тяните время, доктор, — произнес Сэм, первым садясь к столу и кладя на него руку. Весь день Карлайл брал кровь, а я вливал ее в Рейн, с перерывами на какое-то время. К вечеру я увидел, что губы ее слегка порозовели. Или мне это только показалось, и я принимал желаемое за действительное? Я постоянно слушал ее сердце и дыхание, мне казалось, что вдох и выдох стали чередоваться чаще, стали более ровными и тихими, а удары сердца хоть и медленными, но более равномерными. Всю ночь я следил за каждой тенью, пробегавшей по ее лицу. Ничего. Все как и было. Она все еще блуждала во тьме. — Рейн, милая, любимая моя, — шептал я ей всю ночь, поглаживая ее волосы, огромный синяк у виска, сползший под глаз, и холодные пальчики. — Услышь меня, девочка моя, услышь и отзовись. Где ты блуждаешь сейчас? Где твоя душа бродит там одна, в темноте? Вернись, милая, я буду держать тебя за руку, и ты найдешь дорогу обратно, я знаю! Ты у меня такая смелая, такая сильная, борись, не сдавайся! Сердечко мое, бейся! Дыши, милая, я жду тебя здесь. Мне так плохо без тебя! Я не смогу тут один, если ты уйдешь! Но даже если ты уйдешь и вернешься уже совсем другой, темным хладным демоном, я все равно буду любить тебя. Ты можешь убить меня сразу, я заслужил смерти. Только вернись, хоть какая-нибудь, но вернись! Держись за мою руку, милая, держись, и иди назад, потихоньку, я помогу тебе, только возвращайся, пожалуйста! Я не смогу без тебя! Мне так страшно тут одному без тебя… Пожалуйста, вернись… И под утро я почувствовал, как в ответ на мои мольбы ее пальцы сжали мои. Слабо, почти незаметно, и, может быть, это просто была судорога, но обрел надежду в то, что Рейн нашла мою руку и ухватилась за нее, чтобы преодолеть этот страшный и трудный путь обратно. Наутро приехал доктор Каллен, он опять весь день провел у нас, собирая кровь у всех наших. У меня он опять не стал брать больше трехсот граммов, а Эмбри опять отдал больше пол-литра, и Карлайл практически насильно выгнал его. Всю прошедшую ночь Эмбри провел в полудреме на веранде, сидя под дверью нашего дома, вид у него был такой, словно он сейчас грохнется в обморок. Он, кажется, даже не ел ничего со свадебной вечеринки, как и я. Вокруг глаз его появились такие же круги, как у вампиров, да и похож он был на них сейчас гораздо больше, чем на индейцев. Пока доктор брал на кухне кровь, я попросил Лею, которая сидела рядом с нами с самого утра, найти чего-нибудь поесть для Эмбри. — Ты сам-то ел хоть что-нибудь? — спросила она. Я махнул рукой, она вышла на кухню, долго чем-то гремела, потом я слышал, как она говорила о чем-то с Эмили. Через какое-то время она принесла мне пару котлет с булкой, и штук пять сосисок. Я все это слупил, и только сейчас понял, как хотел есть. — Эмбри накорми! — напомнил я ей. — Уже, — ответила она. Мы снова с перерывами вливали в Рейн кровь, и доктор постоянно следил за проявлением хоть каких-то изменений. К обеду он вдруг задумчиво сказал: — Ну что ж, думаю, все-таки получается. Ритм сердца устойчивый, набирает обороты, стал ровнее… Дыхание участилось, стало глубже. Цвет глаз по-прежнему фиолетовый, не краснеет. Кожа потеплела, думаю, определенно нас ждет удача! Вечером он уехал, а я снова разговаривал с Рейн и звал ее. Несколько раз приходили ребята, у дома постоянно кто-то дежурил, они предлагали мне смениться и поспать, но я не мог заставить себя отойти от Рейн. В конце концов, мы сошлись на том, что Лея посидит рядом пару часов, а я вытянулся рядом с Рейн, обнял ее, положив ее голову себе на грудь, стараясь отогреть ее своим теплом, и срубился. Проснулся я на рассвете. Леи рядом не было. Я повернул голову — через дверной проем я увидел, что она и Эмбри, привалившсь друг к другу, спят, сидя на диване в соседней комнате. Видимо, все было спокойно, и она не стала будить меня, однако, далеко тоже не уходила. Я почувствовал на себе взгляд. Я боялся разочароваться, но медленно повернулся. На меня смотрели фиолетовые глаза. Серьезные, огромные, такие прекрасные. Я боялся что-либо говорить. Я не знал, что сказать. Я ждал… Сегодня была решающая ночь — три ночи назад началось ее превращение, пока мы искали ее в лесу. Какой она стала? Что сейчас творится за этими ее глазами там, глубоко внутри? Она узнала меня. Ее губы дрогнули и Рейн беззвучно выдохнула: — Джейк… — Да, милая, я здесь, рядом. Как ты? — тихо прошептал я, чтобы не разбудить Лею с Эмбри. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Моя любимая девочка вернулась! Она все такая же, как и раньше! — Хорошо. Я сильно напугала тебя, да? — слабо проговорила она. Господи, даже сейчас она беспокоилась о том, что чувствую я! Она немного картавила из-за трубки, торчащей из уголка ее губ. — Да, малышка, ты очень сильно напугала меня, — признался я честно, осторожно прижимая ее к себе. Надеюсь, косточки ее уже срослись. — Что это? — она коснулась пальцами трубки, приклеенной к ее щеке у рта. — Это так надо, потерпи, скоро приедет доктор, он снимет. Мы кормили тебя через нее, — объяснил я. Она медленно кивнула. — Рейн, милая, как ты себя чувствуешь? — спросил я. — Ты что-то хочешь? Она отрицательно покачала головой. — Ты не голодна? Тебе не хочется убить меня прямо сейчас? — попытался пошутить я. — Хочется, — прошептала она абсолютно серьезно. Я сглотнул и напрягся, настороженно уставившись на нее. — Если ты еще хоть раз подумаешь о том, что я решила изменить тебе с Эмбри или устроишь дебош из-за Беллы, я тебя убью! — прошептала Рейна. — Ты все помнишь? — обрадовался я, что она пришла в себя окончательно. — Прости меня, милая, я так ужасно вел себя… Я всегда так боялся причинить тебе боль, и я столько наворочал! Прости меня, любимая моя! Я коснулся щекой ее макушки, она со вздохом откинула мне голову на грудь, я обнял ее, обхватив обеими руками, и прижал к себе. — Тебе не холодно? Укрыть тебя чем-нибудь еще? — спросил я ее, но она покачала головой. — Ты такой горячий… С тобой так тепло, так хорошо… — прошептала она, прикрыв глаза и медленно выговаривая слова, будто засыпая. — Ты нес меня там, в лесу, и только твое тепло не давало мне умереть. Я поняла, что умираю, мне было легко, потому что ты был рядом, ты прижимал меня к себе так крепко, так нежно, твое сердце стучало так сильно, я слышала его, и оно не давало мне умереть. Я как будто издалека слышала твои мысли о том, как ты меня любишь и просишь не уходить. Мне было важно, что ты рядом со мной. Я постаралась ответить тебе… Я содрогнулся — а ведь именно в тот момент ее нес Эмбри. И это ему она тогда вместо меня прошептала, что любит… — Прости… — тихо шепнула Рейна, охнув и распахнул глаза. Конечно, я, как всегда, слишком громко думаю. — Я не знала… Получается, вы тогда думали одинаково… Эмбри очень больно? — спросила она. Конечно, она и его слышала. Думаю, он в последние дни тоже слишком громко думает. — Надеюсь, он справится, хоть это будет нелегко, — честно сознался я. Она вздохнула. — Бедный! Он такой хороший, такой искренний, и сердце у него очень нежное… — прошептала Рейн. — Мне очень хочется, чтобы у него все было хорошо. Он заслуживает самого лучшего. — Однажды он встретит свою половинку, — погладил я ее щеку кончиками пальцев. — Я очень на это надеюсь, и пусть это случится поскорее, чтобы он не переживал слишком долго, — шепнула она. — А я не хочу, чтобы ты переживала, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, милая, и никто на свете мне больше не нужен! Как ты могла подумать тогда, что я могу желать другую? Мне дышать без тебя нечем, а ты меня хотела отдать кому-то! Чтобы я сдох без тебя? — шептал я ей на ухо, касаясь губами ее виска и скулы. Она молчала, и я повернул ее к себе. — Прости меня, солнышко! Прости, только никогда не уходи от меня больше, слышишь? Я не отпущу тебя никуда! — я осыпал ее лицо нежными, невесомыми поцелуями, а она закрыла глаза. Потом ее пальчики коснулись моей груди там, где сердце, и я прижал ее к себе, задыхаясь от волнения и облегчения, что она простила меня. — Ты простишь меня, любимая? — Тебе не за что просить прощения, — сказала она, подняв на меня темно-фиолетовые глаза. — Можно извиниться за мысли, но бесполезно извиняться за сердце… — Но мое сердце бьется только ради тебя! Я прошу прощения за свои дурацкие мысли, но сердце-то мое чисто перед тобой — оно любит только тебя! Ты же видишь это! Оно принадлежит только тебе, и ты вольна делать с ним все, что захочешь, — улыбнулся я. Она посмотрела мне в глаза и тихо ответила: — Но если оно устанет биться для меня и станет биться ради кого-то еще, я отпущу тебя, я верну тебе твое сердце. Я отрицательно покачал головой: — Не-а, такого просто быть не может. А если вдруг такое кощунство случится, ты брось его на землю и растопчи ногой, ибо недостойно оно биться, если оно посмеет биться не ради тебя, а ради кого-то другого. А теперь поспи. Теперь все будет хорошо. Я обещаю тебе, что никогда больше не обижу и не расстрою тебя. И никогда больше ты не останешься одна. Я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя, мой Светлый Дух-Воин, мой маленький Ангел! Я так счастлив, что не потерял тебя!