Гарри Поттер принадлежит мне (рабочее)

Случай забрать книги представился через несколько недель — дядя Вернон купил новую машину, и все семейство отправилось в сад — любоваться на покупку. Их радостные возгласы разносились по всей Тисовой улице: пусть соседи знают, какая у них чудесная машина! Гарри в этот момент спустился вниз, шпилькой открыл в чулане замок и достал из чемодана нужные книги, с трудом дотащив получившуюся стопку до своей комнаты и чуть не споткнувшись на последней ступеньке. Это было бы неприятно, особенно если бы это услышали Дурсли. Но за дверями комнаты Гарри расслабился и скинул стопку учебников возле стола, не особо заботясь о тишине. Уже неделю как его спальня была надежно защищена рунами. Дурсли теперь к нему не заходили и не заглядывали, что было проверено не раз. На всякий случай. Гарри был этому очень рад. Теперь работой на Дурслей он был занят всего несколько часов в день — дабы о нем совсем не забыли. Хотя вначале он даже думал отказаться от идеи Реддла с рунами. Проблема заключалась в том, чем эти руны нужно было чертить — или, если точнее, рисовать. Когда Том его просветил, что для того, чтобы руны обрели магию, их нужно рисовать кровью, Гарри не на шутку испугался и захлопнул дневник. Ему понадобилось несколько часов, чтобы убедить себя все же узнать, почему Том решил прибегнуть к темной магии. Задав вопрос, Гарри получил гневную отповедь о невежестве и узколобости — его собственной, разумеется. Том детально объяснил, чем темная магия отличается от светлой, откуда пошел этот миф, кому выгодно его поддерживать, и что из этого получается. Объяснил, что руны без кровавой основы — простые закорючки, и если и обладают магией, то очень слабой. А уж то, какая кровь используется для этого, и какие помыслы движут магом, и определяет, добро это или зло. — И вообще, Гарри, — писал Том. — «Добро» и «зло» понятия очень растяжимые. Вот скажи, то, как Дурсли обращаются с тобой, это что? — Зло, наверное, — неуверенно написал Гарри. — А теперь поставь себя на их место. На порог дома подкинули ребенка, который теоретически может угрожать их родному сыну, да еще и припугнули наверняка, чтобы не отдали тебя в детский дом. Естественно, их реакция — защитить родную кровь от опасности — тебя. Они и делали это как могли. С их стороны все совершаемые действия против тебя — добро. — Но... — Что «но»? — огрызнулся Том. — Почему ты так стремишься разделить мир на черное и белое? Не бывает так! На этом диалог закончился. Том захлопнул дневник и больше не желал открывать его, оставив Гарри один на один со своими мыслями. Гарри же с трудом и скрипом, но все же признал правоту Тома, что, впрочем, не помешало ему еще два дня обижаться на него. Примирение наступило, когда тетя, не решившись отправить его в сад на прополку из-за проливного дождя, велела сидеть в комнате. Через несколько часов безделья Гарри отправился мириться с Томом. Тот, впрочем, не слишком упирался, тут же взявшись за обучение. Он не только показал, какие руны придется использовать Поттеру, но и объяснил значение каждой, и заставил это выучить. Оставшееся время пошло на обучение быстрому начертанию. Когда Гарри попробовал возмутиться, Том напомнил, что кровь имеет свойство быстро сворачиваться, а зелья, которое могло бы это предотвратить, у них нет. И все равно Гарри пришлось несколько раз надрезать ладонь, пока он не начертил все нужные руны, которые располагались на косяке двери, углах комнаты и оконной раме. Правильно начертанные руны неярко вспыхивали и становились практически невидимыми, а неправильные приходилось аккуратно стирать и рисовать заново. Все это действо изрядно вымотало Гарри. Так что на следующий день он проспал практически до обеда и очень удивился, когда это обнаружил. Когда же он спустился, тетя не накинулась на него за разгильдяйство, а дала еще несколько заданий на улице, будто он уже что-то выполнил. Несмотря на все благоприятные условия, желание Гарри учиться застопорилось на зельях. Если по другим предметам Гарри методически восстанавливал свои пробелы в знаниях, часто консультируясь с Томом, то зелья он учить категорически не хотел. Сначала он говорил, что хочет разобраться с более легкими предметами, потом — что ему надо делать домашнюю работу, следом — перечитать книги по травологии, "ведь там изучаются растения. Так мне будет легче с зельями". А Том потихоньку зверел. В конечном счете, он угрозами полного своего молчания заставил Гарри сесть за учебник. И очень скоро пожалел об этом. Поттер, не иначе как назло ему, спрашивал про ВСЕ. И для чего зелья, и почему надо помешивать в правую сторону, а не в левую, почему при смешивании зеленых и красных ингредиентов зелье становится голубого оттенка, хотя должно стать желтого. Тонкие колечки корня — это насколько? А если они будут полупрозрачными? Как резать корень ромбиками? Они в плоскости должны быть ромбами или иметь ромбовидный вид со всех сторон? А куда отправить отходы такой нерациональной резки? Однако, несмотря на все провокации, Том не поддался и по-прежнему настаивал на обучении Гарри зельям. — Но это же бесполезно! — возмущался Гарри, решая очередной подсунутый Реддлом тест. Причем учебниками он пользоваться не мог — Том требовал немедленных ответов и заглянуть в книгу просто не было времени. — Снейпу все равно, знаю я его зелья или нет! Он меня ненавидит! — Признаю, преподаватель из Снейпа никудышный. Но зелья-то ты учишь не для него? Гарри устало вздохнул. Ну не он же виноват, что один преподаватель внушил ему стойкое если не отвращение, то неприязнь к предмету. — Даже если я выучу всю теорию, зельеваром я не стану! — решил попробовать он последний аргумент. — Здесь нужна практика! — Я думаю над этим вопросом, — написал Том. — Не отлынивай! Ты уже сделал три ошибки! Еще раз вздохнув, Гарри вернулся к тесту, написанному Томом на другой странице дневника, зная, что как только он закончит, Том тут же начнет разбор его ошибок. Однако на этот раз тот решил отложить сие неприятное действие до следующего раза, решив, что, раз Поттер завалил пять последних вопросов, думать он уже не способен. Ошибался Том в немногом — думать Гарри еще мог, только думал он вовсе не о Зельях. С начала каникул прошло уже чуть больше месяца, а от друзей ни слуху, ни духу. Ну, точнее, от одного друга. Как только комната была защищена рунами, Гарри с Хедвиг отослал письмо Гермионе, та прислала ответ, что вместе с родителями скоро уезжает во Францию, практически до конца лета. И поздравила его с тем, что дядя Вернон разрешил ему переписываться с друзьями. А вот почему не писал Рон, Гарри не понимал. Неужели до сих пор думает, что это он виноват в том, что его сестра стала сквибом? Когда он спросил у Тома, почему так получилось с Джинни, тот долго поливал грязью все семейство Уизли. Сначала Гарри еще пытался что-то возразить, но потом просто смирился — Том опять — как всегда — говорил жестокую правду: — Гарри, такая ситуация могла произойти с маглорожденным, но никак не с потомственными магами! Настоящие маги всегда помнят, что не только они владеют магией, и не все к ним доброжелательно относятся, а потому как могут защищают свои дома от различной неблагоприятной магии. Уизли же омаглились настолько, что вокруг их дома нет даже слабой охранки — только отвод глаз для маглов! Мелкая Уизли не расставалась со мной и дома, и ни у кого не возникло вопроса: а откуда у нее дневник, когда его никто не покупал? Все просто восприняли это как данность, ничего не спрашивая, даже эта мамаша, которая устроила истерику, хотя мелкая писала при ней! И в Хогвартс она меня пронести смогла только из-за того, что искренне считала своей вещью, хотя дневник из меня далеко не светлый. И Рон, твой лучший друг, он хоть раз вспомнил, что у него есть младшая сестра, пока та не пропала? Интересовался ей? Спрашивал как у нее дела? Или отмахивался от нее? Я тебе больше скажу, если мелкая не приврала, что вряд ли, то относился он к ней довольно грубо. И очень грубо — даже при тебе. А Фред и Джордж несколько раз испробовали на ней результаты своих экспериментов, и результат был довольно обиден для маленькой девочки. — О, уже маленькая девочка? — съязвил Гарри. — Как бы она меня ни достала, она все равно является одиннадцатилетним ребенком! — Так почему Джинни потеряла магию? — не отступал Гарри. — Перенапряжение магического ядра, — честно ответил Том, тактично умолчав, что это перенапряжение случилось из-за того, что иногда он пользовался ее телом, а потом вообще забирал магию — и жизнь заодно. — А я? — тут же всполошился Гарри. — Я магию не потеряю, общаясь с тобой? — Поттер, у тебя магии на десять Уизли хватит. Не забывай, что они предатели крови. — Зачем ты их оскорбляешь? Они хорошие! Ты как Малфой! Том подумал, что он гораздо хуже Малфоя, но решил своего собеседника об этом не просвещать. — Предатели крови — это не оскорбление, Гарри, а титул, который дается самой магией за нарушение законов. И просто так этот титул не приобрести, нужно сделать что-то действительно очень плохое, пойти против самой сути магии! Хуже — только полное лишение магии, когда предатели становятся даже не сквибами, а самыми настоящими маглами! Магия предателей крови от поколения к поколению исчезает, постепенно, но неотвратимо. И количество детей у Уизли свидетельствует о том, что недолго им осталось быть магами. — Это почему? Разве много детей — это плохо? — поинтересовался Гарри. — По настоящему сильными в семье волшебников становятся только первые четверо детей. Вот и считай. — Но Фред и Джордж не слабые! — Они магические близнецы. Они по определению не могут быть слабыми. — Почему? — Потому, что близнецы умножают силу друг друга! — огрызнулся Том. Дальнейшую пытку Тома вопросами прервал телефонный звонок, а точнее вопль дяди Вернона: — Нет здесь никакого Гарри Поттера! Понятно?! Пока Гарри, практически кувырком, спустился с лестницы, Рон уже успел наорать в трубку, что этого не может быть, и он школьный друг Гарри Поттера. Глядя на багровеющего дядю, Гарри пожалел, что вообще спустился, и проклял Рона раз надцать. Телефон он вообще-то давал Гермионе, в надежде, что она ему позвонит, и он строго обусловил время подобных звонков — несколько часов между завтраком и обедом. Но Рону ведь свойственно запоминать все, что не нужно, и упускать самое важное. Особенно то, что Гарри не раз говорил, что Дурсли ненавидят и запрещают все вещи, связанные с волшебством. К счастью, дядя Вернон в тот момент был уже сыт, и на активные действия его не тянуло. А потому он просто наорал на племянника и запретил целую неделю выходить из комнаты. Том тогда это происшествие едко прокомментировал: мол, с такими друзьями и врагов не надо, и Гарри был с ним на тот момент полностью согласен. Заточение в комнате еще означало и диету. То есть тетя разрешала ему чуток перекусить после завтрака, когда Вернон и Дадли уходили из дома, и все. Но сейчас, когда после неприятного события прошло уже две недели, Гарри поостыл, и ему вновь хотелось общения не только с Томом. А раз Гермиона во Франции, оставался только Рон. Но он сделал лишь одну попытку связаться с ним — тот злополучный звонок, чем Гарри и был изрядно озадачен и расстроен. Несколько раз он думал о том, чтобы самому, первому, написать Уизли, но тут же отбрасывал эту идею. То ли проснулась вбитая Дурслями робость, то ли обида на поведение лучшего друга в конце года. С такими невеселыми мыслями Гарри и улегся спать.