Просто вместе

      Немного сумасшедшая мысль о том, что Алекса все-таки надо было спрятать в своей комнате и никуда не выпускать бьется тревожным колокольчиком в голове, когда Майлз видит Джоанну в первый раз; сдавливает виски тисками, когда он судорожно выискивает их взглядом в разношерстной толпе и замечает ее сидящей на алексовых коленях; оглушительным набатом шумит в ушах, когда они самозабвенно целуются…       А Майлзу хочется самому целовать его.       Кейн никогда не видел трудности в том, чтобы показывать людям свое истинное отношение к ним – его искренность привлекала. Вот с Тернером, например, казалось совершено нормальным то, что он спокойно смотреть на него не может, и сам тянется за поцелуем, но чудной, пьяный Ал делает это раньше.       Майлз успевает запомнить, что губы у Тернера теплые, от него пахнет вином и медом, но парень не уверен, какой именно это запах - он только надеется вдохнуть его снова. Матушка, кажется, вообще без ума от Алекса, и это, наверное, какое-то особое шеффилдское обаяние. Тернеровское.       Радоваться проигранному спору приходится впервые, и Кейн глупо улыбается, протягивая кассиру деньги за пластинку, - тот угрюмо смотрит и недовольно поджимает губы.       Ал подлетает к нему и вжимается всем своим хрупким телом, Майлз смеется и, обнимая его в ответ, кивает остальным.       Цепочка приятно холодит кожу, Кейн неловко ощупывает кулон через рубашку, а потом и вовсе просто накрывает его ладонью, пока за окном мелькают незнакомые улицы. Пустой треп Джона и тихо звучащие The Strokes слышатся как будто издалека. Алекс звал его в гости, Алекс позвал еще полсотни человек, Алекс - талантливый сукин сын, который нужен всем… У Майлза не идет из головы его голос и их музыка.       Он понимает, что у Ала не может не быть друзей и девушки, что Ал не может просто так кинуть их после такого знаменательного концерта и остаться только с ним. Но он, одновременно с этим, не хочет принимать это как факт. Майлз невесело усмехается мысли о том, что даже такая удивительная, возникшая между ними, духовная связь нисколько не отменяет желание Алекса быть среди людей. И не умаляет его собственное желание иметь возможность хотя бы взъерошить макушку неугомонного Тернера.       Макклюр машет рукой прямо перед носом, обращая на себя внимание, со смешком требует у Майлза пару сигарет и прощается. Уже в поезде Кейн устало прислоняется к холодному стеклу лбом, просматривает забавную переписку с забавной маленькой мартышкой и хочет прямо сейчас позвонить и извиниться за то, что вот так сорвался, но убирает телефон в карман и устремляет взгляд в непроглядную темень за грязным окном.       Подремать удается от силы минут двадцать: Майлз резко открывает глаза, щурится от головной боли и сразу же лезет проверять пропущенные звонки. Ни-че-го. Сердце, конечно, не падает камнем вниз, но болезненно ноет.       В комнате внезапно слишком много места для одного, на широком подоконнике есть, куда усесться еще одному юному телу; Кейн вспоминает, как затягивался сразу после Алекса, и, покрутив в руках пачку, откидывает ее в сторону.       Утро встречает его сквозняком из незакрытого окна, бредовой смской от Джо и отголосками какого-то тв-шоу снизу. Майлз вспоминает бодрый тернеровский голос по утрам - чепуху, которую они несли, все еще лежа под одеялом, и Кейн готов поспорить: Алекс также счастливо улыбался во время этого, как и он сам.       Майлз почти обижен, но все еще порывается набрать его номер. Да, он уверен, что Ал позвонит, должен позвонить. Тернер не объявляется ни к вечеру, ни на следующий день.       Кейна грызет совесть, что он сам бросил фактически большого ребенка и теперь нестерпимо соскучился по своему маленькому принцу.       Майлз докуривает последнюю сигарету и, поколебавшись мгновение схватывает телефон, который за эти 48 часов опротивел уже до невозможности. Но едва находит новый контакт, как в дверь звонят.       Он неторопливо спускается вниз – матушки нет дома. Щелкает дверным замком, распахивает дверь и… замирает. На пороге стоит виновато улыбающийся Тернер и, неловко потирая предплечье, бросает:       - Привет, Огонек!