Просто вместе

      Чанг ему, определенно, нравится. Она закидывает ногу за ногу и доверительно наклоняет голову. Алекс ерзает, как будто сидит на иголках, и взгляд у него до того растерянный, что Кейн не может сдержать широкой улыбки. Майлз начинает чувствовать себя увереннее, чем с десяток минут назад.       Тем утром, когда он просыпается первым – нога Алекса закинута поперек майлзовых бедер, и Тернер тихо сопит ему куда-то в линию челюсти – все становится на порядок яснее. Майлз почти успокаивается, Майлз старается думать только о том, что Ал, черт возьми, любит его, если это правда, конечно. И вот теперь они хохочут втроем над его особо удачной шуткой, и Тернер смотрит на него с истинным обожанием, с благодарностью.       Два закадычных друга, братья-близнецы, «О, дорогая, ты еще многого о нем не знаешь!».       Алекс зажатый, как обычно взъерошенный и практически перепуганный; Алекса красивая и абсолютно бесцеремонная – он чувствует себя гораздо раскованней под ее цепким лукавым взглядом и отчасти понимает Ала. Такая сумеет вскружить голову. «Ноги у нее вообще обалденные» - отмечает Кейн. Майлза, к его удивлению, не топит ревностью или злостью. Он бы, в любом случае, не закатил скандала, но ожидал явную бурю в глубине души. Алекс легко дотрагивается до предплечья и грустно улыбается в ответ на кивок друга, пока Чанг что-то рассказывает, пытаясь не рассмеяться на самой середине.       Майлз бы сказал ему: «Все хорошо», или «Ну чего ты?», или «Выдохни, Ал», Майлз бы сказал ему это прямо в искусанные от волнения губы. Майлз уверен в том, что он еще подловит его где-нибудь и обязательно исцелует так, чтобы он хоть на эти минуты, но и думать забыл про свою длинноногую тезку.       Они громко смеются и, кажется, ладят друг с другом. Все втроем. Майлз прячет усмешку в кулак – «Сущая нелепость, абсурд…». Еще не так давно Кейн обхватывал губами маленький твердый сосок Алекса, и тот почти жалобно стонал, широко открыв рот и запрокинув голову, а сейчас он знакомит Майлза со своей девушкой, и Майлз как будто должен выглядеть заинтересованным и счастливым за лучшего друга.       Уже в номере, зябко поводя плечами на стылом балконе, он закуривает и пытается хоть как-то обдумать свое дальнейшее поведение с Алексом. С Алексой все более-менее ясно. С Тернером же…       Им не приходится дневать и ночевать в студии, но запись альбома все равно идет полным ходом. Алекс недоуменно хлопает ресницами каждый раз, когда Майлз в ситуациях, которые раньше не обходились без чего-то только-между-ними, чего-то интимного, не делает вообще ничего. Не шепчет на ухо, влажно касаясь мочки кончиком языка и лукаво улыбаясь, отстранившись; не заводит его в найденный темный уголок для того, чтобы поцеловать в губы, которые «Нечего так прижимать к микрофону, Тернер, люди могут не то подумать…» - ни-че-го. Злое начало в Кейне хочет просто взглянуть, как любимому другу придется без всего этого, хочет, чтобы тот хорошенько сравнил его со своей популярной подружкой, чтобы тот скучал, как скучает Майлз. И потому, что знает – если начнет, то сорвется обязательно, утащит, увезет куда-нибудь, спрячет, впустит под кожу, лишь бы только его, его, его…       С названием эта самая подружка попадает в самую точку. Майлз благодарен ей и за него, и за то, что в этот момент Ал улыбается широко и счастливо, сидя по-турецки в уютном свете, весь лохматый, обрадованный одной устраненной проблеме и тем, что Кейн обнимает его, бережно прижав к себе. Обнимает – тоже неимоверно соскучившись. К черту все.       «Теневые марионетки, надо же…» - Майлз улыбается в поцелуй, уже поднимая край тонкой футболки Тернера.