Красно-зелёное

      Я стёр запись последнего разговора и отложил в сторону камеру. Умм Хурейр улыбалась и её улыбка всё ещё стояла у меня перед глазами.       Пистолет. А ведь у Музаффара и вправду было оружие. Надо как можно быстрее вернуться домой и надёжно запрятать его. Ведь обыск на квартире проводить будут обязательно и неизвестно, чем обернётся для арестованного наличие огнестрельного оружия. С такими мыслями я забрал камеру с собой и покинул полицейский участок.       21-го числа камера не работала благодаря моим же манипуляциям и не записывала ничего. В том числе и разговор Файсаля с Музаффаром — тот приходил на несколько часов раньше, чем Умм Хурейр Фатах. И приход его, как сообщили мне охранники из следственного изолятора, произвёл на арестованного неизгладимое впечатление — тот поначалу чуть ли не волосы на себе рвал, а потом на несколько часов впал в глубочайшую апатию. И только за несколько минут до прихода своего адвоката Музаффар наконец взял себя в руки. Причину такого странного поведения ливийца мне удалось узнать на следующий день… 22.07.12       С утра, только придя в отделение, я узнал, что суд перенесли на 28 число в связи с участившимися в городе беспорядками и похищениями людей. Юсуф аль-Мирджаби был этой новости совсем не рад, но поделать ничего не мог. Всем нам оставалось только ждать.       Как и следовало ожидать, следователь не нашёл нужной записи на камере. — Что, неужели опять сломалась? — смерил меня полным недоверия взглядом он. — А кто её знает? — пожал плечами я. — Как-то странно она ломается: как раз тогда, когда надо, — исподлобья зыркнул на меня господин аль-Мирджаби и от его взгляда мне сделалось немного не по себе. — И ведь новенькая совсем… Ну да ладно, её осмотрят и к вечеру она уже будет на месте. — Хорошо, — я старался выглядеть как можно более равнодушным и изображать совершенную непричастность к происшедшему. — Умм Хурйер Фатах сегодня снова придёт к Музаффару? — Как и всегда, — кивнул мой начальник. — И ещё должен прийти тот композитор, если не ошибаюсь, Файсаль аль-Фатхи. Что-то он мне не нравится. Да и охрана говорила, что после их последней с аль-Сирти встречи, наш арестованный вёл себя уж чересчур нервно. Никак сказал ему этот Файсаль нечто важное. Только вот камера, как назло, не работала… — Увы, — кивнул я. - Увы, не работала. А вот насчёт Файсаля… Я долгое время общался с ним и не могу сказать вам о нём ничего плохого. Не думаю, что поведение Музаффара было хоть как-то связано с его приходом. — Не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Юсуф аль-Мирджаби, — последнее время он стал очень подозрительным и смотрел волком даже на коллег. — Ладно, разберёмся. А пока сходите куда-нибудь. К морю, например. Или в Старый Город. А если хотите, можете поехать с нами: мы как раз собираемся провести обыск на вашей с Музаффаром квартире, только вчера я получил на это ордер. — Хорошо, обыскивайте, — сообщение следователя меня ничуть не обеспокоило. — Вот только что вы там найдёте? — Надеемся найти винтовку, из которой стрелял аль-Сирти. Или ещё что-нибудь интересное — мало ли что может хранить у себя убийца. — Вы явно его недооцениваете: он знал, что я из полиции и жил со мной под одной крышей. Смысл ему прятать в квартире винтовку, если я могу легко найти её? Винтовка — не иголка, в маленькой квартирке её так просто не утаишь. — И тем не менее, квартиру мы обыщем, — сказал Юсуф аль-Мирджаби. — Вы с нами, Казимир? — Чего я в своей квартире не видел? — фыркнул я. — Я лучше пойду в Старый Город — хоть развеюсь немного. — Как хотите, — не стал меня уговаривать следователь. — Увидимся вечером. — Увидимся. — устало кивнул я и быстрым шагом вышел из кабинета.       Средиземное море было всё таким же спокойным, как и вчера. Пляж пустовал, но путь мой лежал не туда. Миновав оживлённую набережную, я направился в порт. Там, петляя меж контейнерами и стараясь никому не попадаться на глаза, я вышел к самому берегу. Вода здесь была тёмной, глубина большой, дна не было видно. Я несколько раз огляделся и, лишь окончательно убедившись, что за мной никто не наблюдает, достал из-под полы пиджака пистолет Музаффара и с размаху швырнул его в море. Раздался тихий всплеск и оружие навсегда поглотили лазурные волны…       Юсуф аль-Мирджаби так ничего и не нашёл на квартире, несмотря на то, что её перевернули вверх дном. Ни винтовки, которая, между прочим, была так нужна, чтобы завершить дело, ни какого-либо другого оружия найдено не было. Не нашлось также ничего другого, что было бы незаконным. — Подумать только! — возмущённо восклицал следователь. — Я планировал найти винтовку, а не нашёл даже «Зелёную Книгу»! И тут меня осенило. — Мастерская! — вскричал я. — Мастерская Альфард аль-Фатех в Медине! — Что? — недоумённо покосился на меня господин аль-Мирджаби. — Какая ещё такая мастерская? — Художественная мастерская Альфард аль-Фатех, — пояснил я. — Это просто идеальное место для того, чтобы хранить винтовку! — Альфард аль-Фатех — та несчастная художница, что застрелилась? Кстати, её тело так и не было найдено. Что ж, ладно, мы обыщем её мастерскую. Но вы едете с нами. — Идёт. — не стал спорить я.       Тем вечером в Старом Городе у художественной мастерской Альфард аль-Фатех столпилось видимо-невидимо народу. Ещё бы — не каждый день ведь полиция кого-то обыскивает! Среди собравшихся были представители самых разных слоёв общества и ливийских этнических групп.       Юсуф аль-Мирджаби, победоносно размахивая новым ордером, совсем недавно выданным на обыск мастерской, отдал приказ сопровождавшим его дюжим полицейским начать выламывать дверь. Люди наблюдали за всем этим, кто — с нескрываемым интересом, а кто — с лёгким негодованием, но никто не вмешивался.       Наконец петли не выдержали напора молодчиков в форме, и ход в помещение оказался открытым. Следователь вошёл в узкий коридорчик с видом Александра Македонского. За ним поспешили его подчинённые. В считанные секунды в мастерской воцарился хаос. В поисках снайперской винтовки, служители Фемиды не жалели ничего и безжалостно срывали картины и ковры со стен, подозревая, что за ними вполне может оказаться тайник. Я и Юсуф аль-Мирджаби сидели за столом и молча наблюдали всю эту картину. — Нашли! — радостный вопль двухметрового молодчика заставил меня позабыть про грустные мысли, которым я успел предаться.       Из подсобного помещения полицейский вытащил какой-то продолговатый предмет, обмотанный сверху донизу какими-то тряпками. Господин аль-Мирджаби сделал небрежный жест рукой и его подопечные моментально размотали находку. Ею действительно оказалась сложенная снайперская винтовка. — Ну вот и всё, — следователь осторожно достал из кармана перчатки и взял ими винтовку, дабы не стереть отпечатки пальцев на её стволе. — Отправим её на экспертизу и дело с концом. Уверен, что пальчики Музаффара мы обнаружим. — А я не уверен, — пробурчал я. — Что? — резко обернулся на меня начальник. — Ничего, — быстро ответил я, не желая вступать в какие-либо споры. Юсуф аль-Мирджаби молча замотал винтовку и передал её одному из полицейских. — Опечатываем двери и уходим — нам здесь больше делать нечего, — приказ следователь. Под ногами у него что-то жалобно хрустнуло — Юсуф аль-Мирджаби прошёлся по одной из сорванных картин Альфард, оставляя на полотне грязные следы своих подошв. Я поднял рисунок и попытался стереть с него грязь, но тотчас же убедился, что это бесполезно. — Шевелитесь, аль-Афинов! — подогнал меня начальник. — Уже иду, — я был вынужден отложить картину в сторону и выйти на улицу. Юсуф аль-Мирджаби был доволен, как никогда, я же чувствовал себя разбитым и опустошённым…        Снаружи нас плотным кольцом окружила толпа любопытных, через которую прорывались журналисты. Завидев последних, господин аль-Мирджаби тихо выругался. — Чтоб вас шайтан побрал, — пробормотал он. — Ходу, господа. Я не даю никаких комментариев! — Но господин аль-Мирджаби! — репортёры явно не торопились отставлять следователя в покое. Они продвигались прямо к следователю, тогда как толпа сжимала вокруг него кольцо. — Никаких комментариев! — был непреклонен тот. — Пропустите! Да пропустите же! Вот так! Не задерживайте нас! Мы спешим!       Невероятными усилиями Юсуфу аль-Мирджаби, а заодно мне и ещё паре полицейских удалось вырваться из цепких объятий зевак и ускользнуть от журналистов. Петляя маленькими улочками, мы в спешке покинули Старый Город.        Файсаль пришёл к Музаффару всего лишь за час до его встречи с Умм Хурейр Фатах. Камеру за день тщательно осмотрели, но никаких повреждений не нашли, после чего механизм водрузили на место. — Музаффар, мне дали всего лишь пятнадцать минут на разговор с тобой, — с порога начал композитор. — Они нашли винтовку. — Нашли?! — Музаффар резко поднял до того покоившуюся у него на груди голову. — Когда? — Сегодня вечером в мастерской Альфард, — мрачно ответил Файсаль. — Ты понимаешь, что будет, если они найдут на винтовке отпечатки Альфард? Или узнают, что она жива, да ещё и находится… — Молчи! — выкрикнул каддафа. — Молчи, прошу тебя: я уверен, что нас прослушивают. Файсаль оглянулся, как будто это могло что-то изменить: маленькая камера была слишком тщательно замаскирована для невооружённого глаза. — Что же теперь делать? — понизив голос до шёпота, спросил юноша. — Ты хоть знаешь, что она сегодня порывалась сбежать: хочет рассказать всю правду, чтобы тебя отпустили. — Она и уже не первый раз пыталась это сделать, ты говорил, — кивнул Музаффар. — Этого нельзя допустить ни в коем случае. Прошу тебя, если ты друг мне, отвези её в Бени-Валид. — Она не поедет добровольно, — покачал головой Файсаль. — Ты ведь знаешь, как Альфард упряма. И Хасана она одного не оставит. — Тогда… Тогда усыпи её! Подпои чем-нибудь! Оглуши, в конце-концов! Только вывези из города, умоляю! Ей здесь не место! — в голосе молодого бедуина звучало неподдельное отчаяние. — А за меня не беспокойся, — чуть успокоившись, добавил он. — Или я спасусь, или погибну — третьего не дано. — Успокойся, я вывезу Альфард из Триполи. Вывезу. Клянусь Аллахом Всемогущим, — пообещал Файсаль. — Аллаха больше нет, — жёстко отрезал Музаффар. — Аллах умер. Файсаль смерил собеседника испепеляющим взглядом, но не сказал ни слова: он тяжело вздохнул и молча покинул комнату для свиданий…        Умм Хурейр Фатах бережно бинтовала рану Музаффара. — Она уже почти зажила, — осторожно проведя рукой по плечу ливийца, сказала адвокат. — Это всё лишь благодаря твоим заботам, — заметил арестованный. — Но меня не волнует рана. Я задыхаюсь, Умм. Мне как воздух нужна свобода. Я сын пустыни. Мы, бедуины, вольные люди, и не под силу нам каждый рассвет встречать в полумраке и каждый закат наблюдать взаперти. — Ты будешь свободен, — прошептала Умм Хурейр, едва касаясь шеи Музаффара. — Я добьюсь этого. Я не позволю тебе задохнуться. — Ты не сможешь, — покачал головой каддафа. — Я буду задыхаться и на воле, пока ей будет угрожать опасность. Адвокат не произнесла ни слова, но по её едва шевелящимся губам я прочёл имя — Альфард. Сомнений не оставалось — Альфард отказалась уезжать в Бени-Валид и узнала, что Музаффар арестован и взял на себя её вину. Теперь она стремится любой ценой освободить его, что не приведёт ни к чему хорошему. Поэтому Музаффар и просил Файсаля, чтобы тот увёз девушку из Триполи. А сам он не мог осознавать тот факт, что Альфард ходит по лезвию ножа.       Музаффар лишь утвердительно кивнул. — Нас могут слушать. Я уверена, — прошептала Умм Хурейр и снова достала свой блокнот. Она чуть наклонилась через стол и Музаффар снова коснулся её губ своими. Покраснев, девушка чуть ли не сразу же разорвала поцелуй. Довольный же своей наглой выходкой, молодой ливиец взял её руку в свою, чем заставил смутиться ещё больше. Умм Хурейр едва нашла в себе силы начать писать. Ожидая, пока она закончит фразу, Музаффар гладил её пальцы, длинные, тонкие, музыкальные с идеально гладкой и нежной кожей…        Переписка закончилась. Умм Хурейр встала. Музаффар с большой неохотой отпускал её, глядя на неё так, как обычно смотрят на Мадонну. — Доброй ночи, — забирая с собой исписанные листки, пожелала девушка. — Я хочу, чтобы сегодня ночью тебе снилось только хорошее. — Надеюсь, что так оно и будет, — усмехнулся молодой бедуин. — Спокойной ночи, Умм… 23.07.12        Юсуф аль-Мирджаби вновь не посмотрел сделанные камерой записи. Разгвор Музаффар и Умм Хурейр Фатах был довольно безобидным, чего отнюдь нельзя было сказать о беседе Музаффара с Файсалем. Файсаль упомянул Альфард и догадаться, о чём идёт речь, смог бы любой.        Я снова сказал, что камера поломана, но мне уже никто не поверил. Следователь не стал даже ничего проверять. Он просто кардинально поменял мои обязанности. — Отныне, аль-Афинов, — раздражённым тоном заявил он, — вас заменит Али. И, смею вас заверить, у него-то ничего не будет ломаться! — Кто знает? — за время работы в ливийской полиции я научился одному очень важному качеству: вовремя промолчать и вовремя согласиться. Раньше я не умел этого делать и отчасти по этой причине мой украинский начальник, полковник Вербов, и сослал меня на каникулы в Ливию. Но теперь я прекрасно знал, что надо делать. Я знал, когда надо соглашаться с Юсуфом аль-Мирджаби, а когда — молчать как рыба. Сейчас я предпочёл золотую середину между этими вариантами.       Что же теперь делать? Али не из тех, кто будет покрывать Музаффара. А с учётом того, что он — лоялист, уж и подавно! Но допустить того, чтобы записи попали к нему в руки я не мог. Чёрт, я, кажется, становлюсь соучастником. И где, интересно, скрывается Альфард, если она и вправду в городе? С такими мыслями я набрал Файсаля и попросил его «быть осторожнее в высказываниях во время встреч с Музаффаром». Тот пришёл в шок от моей информированности, сделал вид, что ничего особенного никому не говорил, но согласился последовать моему совету. С Умм Хурейр Фатах дело обстояло сложнее — я не знал её номера, но вечером встретил её около следственного изолятора и дал тот же совет, что и Файсалю. Умм Хурейр лишь молча кивнула на это… 24.07.12 — Почему вы мне не верите? — возмущался Али. — Да я клянусь Аллахом, что так оно и есть! Да не поломана у меня камера! Да, они полночи вчера играли в шахматы. И что здесь такого? Или, может, скажите, что им бы следовало играть в покер на раздевание? — Аллах сохрани тебя от таких мерзких мыслей! — гневно отмахнулся от своего мисуратского коллеги Юсуф аль-Мирджаби. — Ну вот не верю я, чтобы адвокат и подзащитный не издали ни звука и просто так сидели и играли в шахматы. Не верю! — Так посмотрите! — Али подсунул камеру под нос столичному следователю как раз в тот момент, когда я вошёл в кабинет. — Доброе утро! — жизнерадостно поздоровался я. — Кому доброе, а кому — не очень, — начальник был мрачнее тучи и включил запись. Али оказался прав: прошлым вечером Умм Хурейр Фатах и Музаффар действительно не разговаривали, а просто играли в шахматы. — Шайтан! — тихо прорычал Юсуф аль-Мирджаби, не досматривая до конца. — Вот видите! А вы не верили! — заметил Али. 25.07.12       Файсаль к Музаффару так и не пришёл, а история с древней индийской игрой повторилась. Юсуф аль-Мирджаби начинал злиться, а тут ещё и Сахим крутился всё время поблизости. — Вы ознакомились с результатами экспертизы? Я ещё вчера их подготовил, — спросил эксперт. — На винтовке обнаружены преимущественно женские отпечатки и несколько отпечатков Музаффара аль-Сирти. А также мне удалось ещё кое-что установить. Винтовка… — Помолчи, — грубо оборвал его Юсуф аль-Мирджаби, вперив взор в видеозапись. — Что-то тут явно не то, с этими полуночными играми… 26.07.12       Юсуфа аль-Мирджаби вызвали «на ковёр» к начальству. Заседание должно было быть долгим и нам всем дали выходной. Но я этому почему-то совсем не был рад… 27.07.12       В ожидании начала судебного процесса над Музаффаром аль-Сирти мы все находились в взвинченном состоянии. И чем ближе был день суда — тем больше все нервничали. Особенно — Юсуф аль-Мирджаби. Впрочем, за день до суда меня чуть не хватил удар, когда Умм Хурейр Фатах сообщила мне одну шокирующую новость. — Вы можете мне не верить, но на моего подзащитного хотят «повесить» убийство Арифа аль-Сибди, совершённое Каримом ибн Вагизом, — сказала она. - Да, именно так, — глядя на то, как округляются мои глаза, подтвердила она. — Ему хотят подкинуть пистолет Карима, из которого и убили Арифа… — И что, неужели нельзя ничего сделать? Умм Хурейр Фатах лишь загадочно улыбнулась. — Посмотрим…