Красно-зелёное

      Сахим торопливо спихивал в большую сумку все нашедшиеся в лаборатории копии его экспертиз. Изредка он нервно поглядывал на настенные часы, показывающие половину шестого. Я молча следил за всеми его действиями, задаваясь лишь одним вопросом, на который не мог найти ответа: «Почему Сахим помогает Музаффару? Человеку, который его смертельный враг. Человеку, который убил его лучшего друга. Хочет справедливости? Может быть. Да вот только…» Я попытался поставить себя на место мисуратца. Чтобы я делал в подобной ситуации? Позволил бы казнить невиновного, дабы таким образом отомстить ему или же воспрепятствовал казни? Тяжёлый выбор. Непростой вопрос. И самое главное — я не могу дать ответ на него. Сам не знаю почему. Может, потому, что никто из моих близких не умирал на моих глазах? Или потому, что я никогда не был ни с кем связан узами крепчайшей, братской дружбы? А если пойти ещё дальше: были ли у меня вообще друзья? Копаться в себе настроения не было и я моментально перервал свои размышления, подойдя к Сахиму. — Вы всё? — спросил я. — Одну секунду, — отозвался эксперт, сосредоточенно копошась в сумке. - Да. Всё на месте, пойдёмте.       Стрелки часов показывали без двух минут шесть, когда мы вошли в здание суда. Сахим быстрым шагом пересёк коридор и остановил меня у входа в зал. Я удивлённо взглянул на него. — Я сам отнесу, — коротко произнёс мисуратец. Я лишь пожал плечами. Эксперт толкнул тяжёлую дверь. До моих ушей долетел возмущённый возглас судьи, а потом всё стихло. Не прошло и минуты, как из зала вышел вполне довольный собой Сахим. — У них там лёгкий шок, так что, боюсь, заседание на пару минут приостановится, — усмехаясь, сообщил мисуратец. — Что вы сделали? — с недоверием покосился на него Карим. — Хорошее дело, — с бесстрастным выражением лица ответил Сахим и преспокойно уселся рядом с Юсуфом аль-Мирджаби. В тот же момент вызвали очередного свидетеля — на этот раз им был тот самый мужчина с лысиной, у которого долгое время проживал Музаффар.       Едва ливиец скрылся в зале, как я, терзаемый любопытством, едва слышно подкрался к двери (охрана находилась внутри помещения) и заглянул в замочную скважину. Мужчина уже занял своё место. Все взгляды были обращены на него. — Свидетель, представьтесь, пожалуйста, — обратился к вошедшему судья. — Моё имя — Гияс ибн Гафур аль-Шейба. Я знаю, что лжесвидетельство является уголовно наказуемым преступлением и потому клянусь говорить только правду и только правду. — Что ж, ваши вопросы, защита, — после традиционной процедуры Умм Хурейр Фатах предоставили слово. — Свидетель, скажите, вам знаком подсудимый, Музаффар Муаммар Абу Хурейр ибн Мухаммед аль-Каддафи аль-Сирти? — спросила адвокат. Гияс аль-Шейба перевёл взгляд на арестованного и утвердительно кивнул. — Расскажите при каких обстоятельствах вы познакомились. — Это случилось в конце мая этого года, — неспешно, растягивая слова, заговорил свидетель. — Мне срочно понадобились деньги — я давно мечтал купить машину — и я сдал в аренду одну из комнат в моём доме. Сначала эту комнату снимал какой-то подозрительный господин, который едва не обокрал меня, после чего успешно сбежал. Комната пустовала вот уже как неделю и всё не решался сдать её в аренду, когда в мои двери постучался человек, представившийся как Хайян аль-Хадир.       Измученный молодой человек брёл по узкой улочке мимо высоких белых оград, над которыми возносились такие же белые стены домов, окружённых зелёными пальмами, чьи ветви отбрасывали тень на раскалённую мостовую. Незнакомец, одетый в посеревшую от грязи рубашку и джинсы с дырами на коленях, что были отнюдь не декоративными, остановился перед выкрашенной в кирпичный цвет дверцей и позвонил. Несколько секунд царило молчание, а затем последовал лаконичный вопрос: «Кто?». — Хайян аль-Хадир я, — отозвался юноша. — Прошу вас, помогите… — Опять какой-то проходимец! — раздался в ответ рассерженный женский голос. — Проваливай отсюда поживее, пока я не вызвала полицию! — Я не проходимец, — с трудом выдавил из себя молодой человек. — Мне действительно очень-очень нужна помощь.. Прошу вас… Голос его сорвался. Несколько секунд царило молчание, затем послышалась возня, сопровождаемая недовольным ворчанием женщины. После этого дверца со скрипом отворилась, явив незваному гостю опрятного мужчину средних лет. — Заходи, — коротко и властно повелел он. Хайян аль-Хадир молча повиновался. — Меня зовут Гияс аль-Шейба, — представился мужчина, по всей видимости — хозяин дома. — Что с вами? — Я только недавно выписался из больницы и до сих пор нахожусь не в самом лучшем состоянии, — молодой человек уселся прямо возле ограды на траву, так как с трудом держался на ногах. — Ко всему прочему, — он поднял свои большие карие глаза на Гияса аль-Шейбу, — у меня нет с собой ни гроша. Господин аль-Шейба лишь недовольно поморщился и окликнул женщину, стоявшую в глубине сада на мощёной дорожке и с явным недовольством рассматривающую Хайяна аль-Хадира. — Гуфнар, позови Зарифа, — приказал он. — Уже иду, — отозвалась женщина, быстро скрывшись среди зеленеющих деревьев. Через некоторое время она вернулась в сопровождении красивого молодого мужчины лет тридцати. Тот опустился на колени перед Хайяном аль-Хадиром, тупо смотревшим в одну точку и коснулся его лба. — Гуфнар, подай, пожалуйста, градусник, — тихо попросил свою спутницу ливиец. — Держи, — женщина открыла аптечку, которую принесла с собой. — Что с ним, Зариф? — бросив беглый взгляд на своего гостя, спросил Гияс аль-Шейба. — Измерим температуру и узнаем, — ответил молодой мужчина.       Температура у Хайяна аль-Хадира оказалась очень высокой. Пришлось отнести его в дом, после чего целую неделю Зариф и Гуфнар выхаживали его. Гияс аль-Шейба между тем заглянул в паспорт пришельца и обнаружил, что зовут того отнюдь не Хайян аль-Хадир, а Музаффар Муаммар Абу Хурейр ибн Мухаммед аль-Каддафи аль-Сирти. Последние два имени молодого человека заставили Гуфнар, сестру господина аль-Шейбы, удариться в панику. — О, Аллах, страшно подумать, что сделает с нами Абд ас-Сурх, если узнает, что мы укрываем у себя лоялиста! — воскликнула она. — С чего ты взяла, что он лоялист? — мрачно спросил Гияс. — Может, просто несчастный из Сирта? — А при этом ещё и из племени каддафа? — фыркнула женщина. — Не бывает таких совпадений, брат, не бывает! Человек, являющийся выходцем из Сирта и из племени каддафа не может быть кем-либо иным, кроме как лоялистом! А Абд ас-Сурх недавно предлагал хорошее вознаграждение за голову каждого пойманного сторонника Полковника. Подумай, Гияс! Ты ведь хотел купить машину? У тебя появилась прекрасная возможность наконец сделать это. Господин аль-Шейба пристально посмотрел на сестру. Во взгляде его читалась смесь презрения и отвращения. Она предлагает ему получить деньги, отправив человека на верную смерть? Уж не сошла ли она с ума? Да, Гияс аль-Шейба никогда не питал особой любви к Муаммару Каддафи и его войскам, но отъявленный мерзавец Абд ас-Сурх, захвативший со своей бандой их селение и терроризирующий местных, в разы хуже. Отдать ему Музаффара — подписать несчастному смертный приговор, и идти на такое Гияс аль-Шейба никогда бы не согласился. — Я не желаю даже слышать подобное, — жёстко отрезал мужчина. — Но ведь мы кормим лишний рот впустую, а нам самим выжить бы! — запротестовала Гуфнар. — Избавимся от обузы и нам же будет легче!       Господин аль-Шейба скривился — жили они действительно не в раю. Абд ас-Сурх, бандит вроде Абдуллы аль-Асима, только более удачливый и более кровожадный, установил контроль над городком ещё две недели назад и теперь держал всех в страхе. Его люди спокойно «собирали с населения налоги» — то есть попросту грабили всех и вся и творили, что хотели. Также у бандита были свои счёты с повстанцами и лоялистами. Именно потому он потребовал от местных жителей выдавать их. За это обещал вознаграждение, а тех, кто делать это откажется, ждала ужасная расправа. Расправы с целью запугиванья не были редкостью и спорить со свирепым Абдом ас-Сурхом никто не решался, хотя в возможность получить награду за повстанца или лоялиста никто не верил. — Если хочешь, чтобы нам не было обузы — я лично поговорю с этим Музаффаром и попрошу его всё отработать, — сказал Гияс аль-Шейба. — Могу поспорить на сто динаров, что он не согласится, — усмехнулась сестра. — Тогда ты сильно рискуешь, — усмехнулся мужчина…       На следующий день между Гиясом аль-Шейбой и Музаффаром состоялся очень серьёзный разговор. Хозяин дома, в котором нашёл пристанище лоялист, рассказал гостю всё о происходящем в селении, и напоследок посоветовал поскорее убираться прочь, так как последствия его дальнейшего пребывания здесь могут оказаться плачевными. Музаффар прислушался к этому совету, но прежде пообещал бесплатно поработать, дабы возместить потраченные на него лекарства и еду. С этого момента всё, что ломалось в доме семьи аль-Шейба, тотчас же чинилось Музаффаром. Молодому бедуину удалось даже вернуть к жизни старенький телевизор советского производства — его очень любила Гуфнар, поскольку аппарат напоминал ей о бурной молодости, и наотрез отказывалась выбрасывать, что ужасно раздражало её брата. Музаффар телевизор починил и заслужил тем самым временную благосклонность женщины. Правда, «Рекорд В-312» всё равно долго не прожил и перестал работать ровно через три дня после починки, но это не мешало Гуфнар подлизываться к Музаффару на протяжении этих самых трёх дней. Но когда аппарат снова перестал работать, своенравная дамочка вновь вернулась к своей пренебрежительной манере разговора и перестала замечать временного жильца. Однако Музаффара это не расстроило совершенно… — Сколько жил у вас господин аль-Каддафи аль-Сирти? — Умм Хурейр Фатах неожиданно прервала подробный рассказ свидетеля. — До самого конца июня, — ответил тот. — Потом он подался на заработки в Триполи и до сегодняшнего дня мы с ним ни разу не виделись. — Какого именно числа подсудимый покинул ваш дом? — Пятого июля. — Ваша честь, — адвокат обернулась на судью, — прошу обратить особое внимание на этот факт, так как Абдулла аль-Асим был убит третьего июля, а его товарищи — и того раньше. Во время совершения преступлений подсудимый находился в доме свидетеля и потому никак не может быть убийцей. — Если только он никуда не отлучался, — вскользь заметил прокурор. Умм Хурейр моментально среагировала на это замечание. — Свидетель, где находился и чем занимался подсудимый третьего и первого июля, а также двадцать восьмого июня? — девушка незамедлительно задала новый вопрос. — Двадцать восьмого июня между Музаффаром и моей сестрой Гуфнар произошла крупная ссора — Гуфнар хотела его выгнать и обвиняла в том, что он неправильно починил её телевизор, — ответил Гияс аль-Шейба. — Она покричала немного и ушла на работу. Я же, как человек вышедший на пенсию незадолго до начала военных действий, остался дома и Музаффар на моих глазах весь день чинил телевизор. Я никуда не уходил и он никуда не уходил. Первого июля к нам пришёл мой сосед и предложил мне сыграть в шахматы. Музаффар постоянно сидел рядом и, когда я проиграл, взялся играть вместо меня. В этот день он тоже никуда не отлучался — да и небезопасно это: вокруг шастали бандиты. А вот события третьего июля я, увы, помню весьма смутно. Я присмотрелся и прочёл на лице прокурора нескрываемое злорадство. Лицо же адвоката было совершенно непроницаемо и понять, о чём она думает, не представлялось возможным. — У защиты больше нет никаких вопросов к свидетелю? — спросил судья. Умм Хурейр лишь отрицательно покачала головой. — Обвинение? — Что ж… Господин аль-Шейба, постарайтесь всё-таки вспомнить события, произошедшие третьего июля, — с нажимом заговорил прокурор. — Я не помню подробностей, увы, — вздохнул свидетель. — Значит, вы не можете утверждать, что Музаффар аль-Сирти на протяжении всего дня находился в вашем доме? — Нет, не могу, — Гияс аль-Шейба, кажется, немного растерялся, что лишь раззадорило прокурора. — Это может вам рассказать Гуфнар аль-Шейба, — неожиданно вмешалась Умм Хурейр. — Она тоже приехала в Триполи на сегодняшнее заседание. — Защита, вам не давали слова, — осадил девушку судья, и та замолчала. А прокурор продолжал. — Вы утверждаете, что подсудимый является лоялистом. Он говорил при вас о старом режиме, упоминал или восхвалял Джамахирию? — допрашивал он. — Ни разу, — со стопроцентной уверенностью ответил свидетель. — Ни разу при мне или при ком-либо из моих родственников Музаффар аль-Сирти не вспомнил свергнутый режим. А то, что он лоялист, решила моя сестра, поскольку человек из племени каддафа никак не может быть не лоялистом, а я молчу про то, что он из города Сирт… — Что ж, — прокурор, очевидно, уже сделал для себя определённые выводы, — благодарю вас, свидетель. Обращу тут ещё ваше внимание, ваша честь, на то, что подсудимый аль-Сирти намеренно скрыл, — здесь последовало ударение, — своё настоящее имя, прося у свидетеля помощи. А это значит, что у него были причины на то. А причины скрывать своё настоящее имя могут быть либо у бандитов, либо у лоялистов. У меня всё. — В зал приглашается Гуфнар аль-Шейба! — провозгласил судья. Гияс молча покинул зал и его место заняла проскользнувшая мимо меня высокая скуластая женщина лет сорока пяти. Я приготовился слушать опрос свидетельницы, когда моё внимание привлекла какая-то возня за спиной. — Этого… этого же просто не может быть! — Сахим был потрясён до глубины души. — Это же моя невеста, Фарида! Мы с ней в начале августа пожениться должны были! — Была твоя — стала моя, — цинично отрезал Карим и добавил с издевательской ухмылочкой: — Но ты не переживай. Подтянешься до моего уровня — того гляди и на тебя начнут девушки внимание обращать. — А! Сволочь! — не своим голосом заорал обычно такой уравновешенный Сахим и мёртвой хваткой впился противнику в горло. Тот захрипел, но умудрился ударить оппонента в солнечное сплетение. Мисуратец охнул и согнулся пополам, после чего Карим налетел на него словно коршун, нанося удар за ударом. Всё произошло так быстро, что никто даже толком и опомниться не успел. — Сволочью меня назвал?! — в исступлении орал потенциальный жених прокурорской племянницы. — Так получи! Получи, скотина!       Я, Юсуф аль-Мирджаби и Али бросились разнимать дерущихся и нам на помощь поспешили свидетели. Карима насилу оттащили от избитого Сахима, но тот в последнее мгновение извернулся и ударил противника кулаком в нос. На пол закапала кровь. Карим взвыл и исторг целый поток страшных ругательств, после чего рванулся так, что трое мужчин, в числе которых были свидетель аль-Шейба, Али и Юсуф аль-Мирджаби, едва удержали его. Я же с помощью некого господина Ясифа вполне справился с Сахимом. Участников побоища развели по разным концам коридора. С Каримом рядом сели Али и Юсуф аль-Мирджаби, с Сахимом — я и Гияс аль-Шейба. — Что произошло? — спросил я эксперта. — Карим начал хвастаться своей грядущей свадьбой с племянницей прокурора, ну и показал её фотографию. А я как услышал имя девушки, как увидел её — обомлел: это была моя невеста и мы с ней в августе должны были пожениться, — мрачно ответил тот. — Может, просто совпадение? — предположил я. — Чтобы совпадали и имя, и внешность? Не верю я в такие совпадения, — покачал головой Сахим. — Не иначе как Карим, сволочь, её околдовал… до сих пор не верится… — Тогда позвоните своей невесте, — предложил я. — Если это действительно она и у неё свадьба с Каримом, то с вами у неё свадьбы не будет и она вам об этом скажет: не может же она за двоих одновременно замуж выйти. Мисуратец молча кивнул, а я осторожно подкрался к двери. Судья как раз удалилися для вынесения приговора и в зале было шумно — спорили прокурор и адвокат. — Я совершенно справедливо потребовал для обвиняемого высшей меры наказания и не вижу никаких причин для его смягчения! — безаппеляционно заявил прокурор. — А то, что он не мог никого убить и имеет железное алиби, вас не волнует? — ехидно осведомилась адвокат. — Факты — вещь упрямая. — Факты! Скажите тоже! Любой свидетель может лгать, уж поверьте мне. — Вы что, всерьёз полагаете, что все опрошенные нами люди лгали? Это же смешно! — Ну не все… Взять хотя бы этого украинца, аль-Афинова… — Он сотрудник полиции. — Но и друг подсудимого. — И только поэтому станет лгать в суде? Не думаю. — Я бы на вашем месте не был бы столь категоричен — всё может быть. — Допустим. Ну, а остальные? — Их тоже может связывать дружба с обвиняемым. — Дружба? Вы шутите? Вон Гуфнар аль-Шейба никак не может простить моему подзащитному недочиненный «Рекорд В-312», готова его чуть ли не прибить, а вы говорите о дружбе! Уж она-то точно не лжёт. Музаффар аль-Каддафи аль-Сирти невиновен и сегодня его обязательно оправдают, уж будьте уверены. — И тут бы я с вами поспорил, — прокурор оказался очень упрямым и уверенным в своей правоте. — Музаффар ещё должен ответить перед судом за свои преступления против революции? — И у вас имеется перечень этих преступлений? — с сарказмом поинтересовалась Умм Хурейр. — Зачитайте — я думаю, всем будет интересно послушать в чём же таком провинился мой подзащитный перед революцией. — Он лоялист, уважаемая, — в голосе прокурора зазвучала сталь. — И этим сказано всё. В зале мигом воцарилась тишина и вовремя — как раз вернулся судья в сопровождении ещё двух своих коллег, которых я видел во время перерыва в коридоре. — Итак, — с пафосом начал старший судья, — после краткого совещания в отношении Музаффара Муаммара Абу Хурейра ибн Мухаммеда аль-Каддафи аль-Сирти, обвиняемого в серии убийств, нами был составлен следующий приговор: оправдать и освободить из места предварительного заключения. Подать аппеляцию можно в течении трёх дней.        И снова тишина. В такой же гробовой тишине заседание было окончено. В такой же гробовой тишине все участники процесса стали покидать зал.       Умм Хурейр Фатах едва переставляла ноги от усталости. — Я сделала это, — прошептала она, и глаза её буквально светились от счастья. — Я спасла его… Я не скрывал торжествующей улыбки. Юсуф аль-Мирджаби и Али пребывали в лёгкой растерянности. Сахиму не было ни до чего никакого дела. А вот лицо Карима надо было видеть: у него буквально вываливались глаза из орбит. Но меня он мало волновал. Я подмигнул Умм Хурейр Фатах. — Сегодня мы идём в ресторан! — провозгласил я. — И это не обсуждается! Музаффар — тоже с нами. Есть ещё желающие? — я обернулся на своих коллег. — Премного благодарю, но я не праздную дни освобождения убийц, — поморщился Али. — Я, к сожалению, буду занят сегодня вечером, так что простите, — извинился Юсуф аль-Мирджаби. — А мне надо бы узнать, почему Фарида меня бросила и переметнулась к Кариму, — прошептал мне на ухо раздосадованный и глубоко оскорблённый Сахим. — Я сделал всё в точности так, как вы и говорили и Фарида, вы не поверите, просто послала меня. А ещё и добавила, что у неё скоро свадьба с другим, а другой этот — Карим. Скотина! У меня прямо руки чешутся набить ему морду! — мисуратец смерил полным ненависти и гнева взглядом стоявшего поодаль ошалелого Карима. — Не стоит, — мягко проговорил я:, а ведь подумать только, я не так давно и сам мечтал подраться с ненавистным коллегой. Но сейчас мне было уже не до этого: я был счастлив. Слишком счастлив, чтобы злиться на кого-то. — Я подумаю, — не стал мне ничего обещать эксперт и, не попрощавшись, быстро вышел прочь. — Странный он сегодня какой-то, — заметил Али. — А вы бы не были странным, если бы у вас такое случилось? — Юсуф аль-Мирджаби искренне сочувствовал Сахиму. — Хоть бы он справился с этим всем. — Справится, не сомневайтесь, — заверил его я и обернулся на Умм Хурейр, да так и замер: из-за зала суда вышел Музаффар. Без конвоя и без наручников. Свободный.       Передать то чувство, которое я испытал, словами невозможно. Мне хотелось одновременно кричать, бегать и прыгать от радости. А ещё я хотел задушить Музаффара в объятиях.        Каддафа с гордо поднятой головой пересёк коридор и молча кивнул моим коллегам в знак приветствия. Он был ужасно бледен и сильно похудел, но лёгкая улыбка, игравшая на его губах рассеивала в прах все тревоги сомнения. Музаффар с жаром пожал мне руку. — Давно не виделись, брат мой, — будничным тоном произнёс он. — Говоришь, в ресторан надо пойти? Идея хорошая, так в какой мы идём?