Обреченный на потери

– Спокойной ночи, – тихо говорю я уже спящим малышам и выхожу из детской. Я спускаюсь вниз. На кухню. На опрятную, чистую, просторную кухню в нашем большом доме. Анджелина снова уехала на сборы, и я остался с ребятами. У нас их двое. Роксана и Фред. Сначала идея назвать сына в честь умершего брата казалась мне отличной. Типа мы всегда о нем помним. Но со временем я понял, что всегда помнить о том, кто так много для тебя значил, не очень-то и круто. Да и Анджелина иногда загоняется. Я знаю, что она до сих пор любит его. Все, что нас с ней объединяет, – любовь к Фреду, вечная любовь к нему. А теперь вот еще и двое детей. Мы сегодня всей семьей ходили на годовщину свадьбы Рона и Гермионы. У них, кстати, не так давно тоже пополнение случилось. Девочку назвали Розой. Очень милая, должен сказать. Вообще из меня получился неплохой отец. По крайней мере, мне все об этом говорят. Я наливаю себе водки. Со стороны моя жизнь просто великолепна: красивая успешная жена, двое детишек, магазин, которым я теперь заправляю на двоих с Роном. Да, моя жизнь прекрасна. И, наверное, поэтому мне так хочется сдохнуть. Пять лет назад. Ровно пять лет назад. Я вытаскиваю из ящика спрятанную пачку сигарет и закуриваю. Я улетаю туда, в съемную квартиру в неизвестном районе Лондона, где у меня не было ничего, кроме сигарет и водки. И Пэнси… Ровно пять лет назад она в последний раз мне улыбнулась. Развернулась и ушла. Больше мы никогда не виделись. Я просто не знал, где ее искать. Не смейте думать, что я не пытался. Я испробовал все. Для начала явился в ее особняк и обнаружил, что он продан семье Джордансов. Миссис Джорданс согласилась дать мне номер Пэнси, но тот оказался заблокированным. Я давал объявления в газетах. В итоге даже нанял частного детектива. Но все тщетно. Пэнси исчезла. Испарилась. Спустя полгода я получил два письма. Первое прислали из Азкабана. Если честно, даже страшно стало. Мало ли что я натворил в пьяном угаре. С тех пор как Пэнси ушла, я стал пить по-настоящему. Я просто не просыхал. Одну за другой вливал в себя бутылки водки, потом, совершенно пьяный, тащился куда-нибудь в поисках нее или звонил в больницы и морги. С утра, выпивая новую бутылку какого-нибудь крепкого алкоголя, я ничего уже не помнил. Кроме одного, естественно: я так и не нашел Пэнси. Так вот, тогда я стал крайне агрессивным и злым, так что меня вполне могло ожидать заслуженное административное или даже уголовное наказание. Но все оказалось гораздо проще. «Уважаемый мистер Джордж Уизли, С прискорбием сообщаем Вам, что мисс Персефона Паркинсон скончалась вчера в нашей тюрьме. Причина смерти: самоубийство через повешение. P.S. Вы получили это письмо, так как мисс Персефона Паркинсон указала Вас в качестве поверенного. Мисс просила переслать Вам ее письмо. Наши глубокие соболезнования». Хотите знать, что я тогда почувствовал? А я даже не буду пытаться это объяснить. Вы не сможете понять. В тот миг мне показалось, что я умер. Как будто это я, да, именно я, а не она, отправился на тот свет. Предыдущие полгода я жил надеждой на то, что мы все-таки будем вместе. Я весь существовал в этих поисках. Я знал, что смогу найти ее, что мама со всем смирится, что мы поженимся и станем счастливой семьей. Я даже кольцо купил. Да только оно так и не пригодилось. Для Анджелины пришлось выбрать другое. Тогда я по-прежнему хотел, чтобы мы с Пэнси были вместе. Нет, не так: я по-прежнему хочу, чтобы мы были вместе. И сейчас это действительно невозможно. Без всяких оговорок. Я опрокидываю еще одну стопку водки. Время переходить ко второму письму. Хотя пока я не готов. Нужно еще пару рюмок. Да, наверное, теперь достаточно. Вот и пришло время его перечитать. Хотя зачем? Зачем читать, если я помню его наизусть? К тому же, там все равно все буквы расплылись. Четыре с половиной года назад я читал его сотни раз, пока слова не расплылись окончательно. Вы думаете, что я плакал? О нет, я рыдал. Безудержно рыдал, как маленький мальчишка, разбивший любимый велосипед. И мне не стыдно. Ни капли не стыдно за свою слабость. «Здравствуй, дорогой Джордж, Если честно, я понятия не имею, что тебе написать, но знаю, что нужно. Даже если ты не хочешь сейчас обо мне слышать. Надеюсь, что это не так. Предсмертную записку, оставить которую считают своим долгом все самоубийцы, я, конечно, напишу, но ведь ее заберут работники тюрьмы. Да и ты достоин чего-то большего, чем просто «…в своей смерти прошу винить…» Тогда, полгода назад, я сама ушла в Азкабан. Ты же помнишь, что меня никто и не искал. Я решила сдаться. Вовсе не потому что мне безумно хотелось сидеть вместе с бывшими союзниками. Если тебе это интересно, то я всегда их презирала. Правда, это не имеет никакого отношения к тому, о чем я хочу рассказать. Да, я ушла сама, лишь потому что знала, что сдержать себя не смогу. Я знала, что мне снова захочется быть с тобой. И я вернусь. И ты меня примешь. По крайней мере, мне так кажется. Если это не так, то я не жалею о своем решении дважды. Я думаю, ты меня искал. А до Азкабана не добрался. Поэтому я ушла сюда. Защита закона – самая надежная. Пусть это и решетки в камере. Я уже умерла. Ты читаешь строки, написанные отныне мертвой рукой. Прости, если я этим причинила тебе боль. Хотя я на твоем месте себя, наверное, не простила бы. Я действительно любила тебя – вот, что ты должен знать. Правда, любила, и уйти, зная, что вернуться больше не смогу, было очень тяжело. Но сейчас я понимаю, что приняла единственно верное решение. Я все сделала правильно, хотя у тебя может быть другая точка зрения. А теперь…» А теперь самое ужасное. Еще одну стопку водки. И еще. Специально для вас я, конечно, процитирую этот абзац, но, знайте, что такой боли я не испытывала никогда в жизни. Ни до, ни после. Это кощунственно, знаю, но даже когда умер Фред, я не чувствовал себя так паршиво. Я выпиваю еще стопку, хотя перед такими воспоминаниями и целой бутылки будет маловато. Закуриваю еще сигарету. И вспоминаю. Слово за словом. «А теперь я расскажу тебе о том, почему действительно решила покончить с собой. У тебя могут свои версии, конечно, но верной среди них нет, это точно. Да, конечно, здесь просто омерзительно: повсюду таскаются дементоры, кормят отвратительно, ко мне никто ни разу не приходил (а кто бы мог прийти?), да еще и Пожиратели издеваются за то, что связалась с осквернителем крови. Да только это все мелочи, я же сильная, я бы справилась. Дело даже не в том, что тебя нет рядом, хотя мне плохо, Джордж. Я бы все променяла на одно твое объятие. Просто объятие. Все, хватит глупых сантиментов, ибо они здесь совсем не к месту. Понимаешь, в этой дурацкой тюрьме запрещены аборты. Я не хотела бы, чтобы ты знал, но сотрудники Азкабана наверняка обязаны сообщить поверенному о таком факте. Да, я беременна. У нас с тобой будет ребенок. Был бы». Вы понимаете? Понимаете, что я потерял? Я даже не знаю, стоит ли пояснять. У нас могла бы быть семья, полноценная, нормальная семья. Мы были бы вместе. Вместе, понимаете? Да еще и с нашим малышом. Я поговорил бы с мамой, и она бы меня простила и веселее всех танцевала бы на нашей с Пэнси свадьбе. А через несколько лет у нашего сына (или дочки) родились бы еще братья и сестры. Чувствуете? И никто не понимает, на что я жалуюсь, – любимый муж, счастливый отец и успешный бизнесмен. Никто никогда не поймет. На всю жизнь я запомнил ту нашу квартиру. Бутылки водки. Крепкие сигареты. Лучший секс в моей жизни. Я навсегда запомнил мою Пэнси. Мою милую, дорогую Пэнси. И ту чертову коробку конфет, из-за которой все началось. С ангелочками на крышке.