Проклятые

Демон все еще здесь. Скалится, точит свои зубы, когтями рвет душу, вонзая клыки в бренную плоть, и хохочет, хохочет, хохочет. Его хохот сардонической песней вибрирует где-то внутри, а глаза наливаются кроваво-красным. Демон в ней. Внутри. Когда Дориан Грей рядом, тварь ворочается, приоткрывает свою пасть, будто щекочет изнутри. Твари по нраву этот мужчина. И Ванессе Айвз это совершенно не нравится. Надо быть осторожнее, внимательнее. Дориан Грей опасен для нее. Женщина это знает. Улицы Лондона клубятся ночным туманом. Широкие и узкие, мощенные гладким камнем. Где-то раздается скрип колеса кареты, справа хлопает дверь кабака и слышится пьяный гогот. Вот в темноте вспыхивает оранжево-алым кончик курительной трубки, а потом все замолкает. Ветер стих, улицы немы, дышат безмолвием и пустотой. Город замер словно на старой фотографии. Ветхой, изъеденной временем, истлевшей. Края ее пообретпались, правый верхний угол загнут, бумага выцвела и пожелтела. Но в старом фото по-прежнему теплится жизнь. Она живет в запечатленных лицах и чужих глазах случайных прохожих. Именно таков в этот ночной час Лондон. Ванесса сама не знает, зачем делает это. Зачем плотнее кутается в шаль и подбирает юбки, обходя лужи. Они попадаются ей на пути, то большие, то маленькие. И подол платья темнеет, когда непрошенная влага попадает на него. Дождь прошел совсем недавно, и грузные капли вполне могут снова застучать по улицам угрюмого города. Поэтому женщина идет быстро, сложив руки на груди и натянув на свою голову материю, практически надвинув на самый лоб. Это как в детстве, когда прячешься под одеяло, скрываешься за тканью от всего мира, ощущая себя в полнейшей безопасности. И вот сейчас она ловит эту иллюзию, химеру, темный морок. Ведь верить во что-то проще, чем не верить совсем. Но Ванесса Айвз знает, что никогда не будет в безопасности. Она не одинока. Она никогда не бывает таковой. И пусть сейчас демон молчит, не продирается сквозь пелену сознания, она знает, что он там, внутри, в ее теле, готовый забраться в ее разум и подчинить себе. Лондон криво ухмыляется темными подворотнями, мигает редкими огнями свечей в зашторенных окнах, разговаривает приглушенными голосами случайных прохожих. Кажется, что город спит, практически не существует. Лишь в злачных тавернах да игорных клубах кипит своя, особая жизнь. Но Айвз знает, что есть и другая жизнь. Иная. Потусторонняя. И демоны с белыми лицами бродят в этот час по улицам. Возможно, в этот момент где-то впиваются клыками в шею невинной жертве, сося ее кровь, до капли выпивая, иссушая кровяные артерии. Ванессе Айвз не страшно. Страх давно стал чем-то обыденным, привычным. Она научилась с ним жить. Сосуществовать. Ведь иначе никак. Человек, он как зверь, ко всему привыкает. Хотя она не устала бороться за саму себя. Нет. Не сейчас. И именно поэтому ее каблуки так гулко стучат по камням, которыми мощена эта улица. Женщина огибает дом, когда на ее носу застывает капля. Небо заплакало. Вторая капля скользит по ее щеке. Будто сама Ванесса плачет. Айвз тонким пальцем убирает с кожи следы начинающегося дождя и прибавляет шаг. Еще один поворот. Мрачная улица с тускло горящим глазом фонаря. Витая калитка ворот, дорога к крыльцу, пара ступенек, и вот женщина кулаком стучит по дереву двери. Ее удары точны и верны. Раздаются гулко, звонко. Ванесса замирает. Ждет. Прислушивается. Считает удары собственного сердца. Дождь за ее спиной уже барабанит во всю, питая землю и моча людей. Ванесса повторяет свой требовательный стук еще несколько раз, и лишь тогда слышит отодвигаемую задвижку замка, а потом слабый скрип петель. — Мисс Айвз? — в голосе Дориана Грея стоит удивление. Такое искреннее и неподдельное, что женщина верит. Он удивлен, озадачен и заинтригован. — Я могу войти, мистер Грей? Он поспешно кивает и распахивает дверь шире. Ванесса тут же змеей скользит внутрь, стряхивая со своей одежды случайные капли дождя. Мужчина закрывает дверь. Снова слышится щелчок щеколды. Женщина спускает шаль со своей головы, позволяя прикрывать ей плечи, но ткань соскальзывает с них и застывает мятыми волнами в районе талии. Дориан смотрит на нее заинтересованно. В одной его руке зажат подсвечник с тремя горящими свечами. Огонь отбрасывает блики на его красивое, практически совершенное лицо с правильными чертами. В полутьме он кажется еще загадочнее, чем при свете дня. В нем есть что-то магическое, такое безумно, безмерно притягательное. Он едва улыбается, растягивая свой рот в слабом подобии улыбки. И лишь кончики его губ лукаво приподнимаются. Ванесса резко переводит взгляд с его лица на картины на стене. Так проще. Не смотреть на него. Если будет смотреть, то сделать то, зачем она пришла, станет труднее. Это и так трудно и тяжело. Потому что это напряжение меж ними совсем не мираж. — Так зачем вы пожаловали ко мне в столь поздний час? Даже его голос особенный. Отличный ото всех мужских голосов, когда-либо слышанных ею. Красивый, чистый, глубокий. Возможно, слишком прекрасный для мужчины. Не хватает чуть грубости, чуть хрипоты. Как у того же Итана Чендлера или сэра Малкольма Мюррэйя. Но Дориан Грей не такой, как они. Слишком, очевидно не такой. — Я хочу с вами поговорить. — Выдыхает она. Чуть приподнимает подбородок, все же смотря в его глаза. Сейчас такие темные, мрачные, будто хранящие вековую тайну. — И этот разговор не терпит отлагательств. — Оу, — произносит Грей, вытягивая свой рот в подобие буквы «о», и делает это столь аккуратно, практически изящно, что Ванесса глубоко вдыхает. Она не скрывает. Она прекрасно осознает, что этот мужчина привлекателен для нее. В нем есть порочная красота и скрытая сила. Какая-то невиданная магия голоса, движений и взгляда. Он сочится чем-то темным, но неотвратимо прекрасным. Ее тело вибрирует рядом с ним. Кожа пылает, поток мурашек стремится по ней, и кровь начинает бежать быстрее. Это ведь ненормально. Но Ванесса Айвз никогда и не была нормальной. — Тогда проходите в зал. Не будем же мы говорить здесь. Ванесса подчиняется. Хотя понимает, что это чревато. Находиться рядом с этим опасным и прекрасным человеком так долго, столь близко. Ее решимость истлевает, истончается. С каждой секундой, отмеренной большими часами с мерно качающимся маятником, висящими в холле большого двухэтажного особняка. — Хотите чего-нибудь выпить? — интересуется он, ставя подсвечник на стол. Три языка пламени колышутся в такт движениям мужчины. — Может вина? — спрашивает Грей, перебирая бутылки, стоящие в стеклянном шкафу совсем недалеко. — Нет, спасибо, мистер Грей. Я пришла с вами говорить. – Да, вот так. Не стоит поддаваться его обаянию, этим плутоватым чарам, которые сгубили уже ни одну женщину. Дориан Грей садится напротив. В его руке бокал красного, как сама кровь, вина. Он разваливается в небрежной позе на кресле, закинув одну руку на спинку. Делает глоток, и Ванесса видит, как багряная жидкость застывает каплей на его нижней губе. И ее так отчаянно хочется слизнуть. Айвз на мгновение прикрывает глаза, подбирается. Прямая спина становится еще прямее, а руки замирают на коленях. Возможно, она выглядит зажатой, но так проще себя контролировать. Дориан Грей — это порок, похоть, страсть. В нем сплелось так много темных вещей. Он сам пробуждает в ней тьму. Она скользит черной патокой внутри, касается демона, и тот скрежещет зубами, выползая наружу, когтями раздирая ей горло, затаскивая саму Ванессу так глубоко внутрь, что не докричаться. И тогда становится действительно страшно. Она и сейчас чувствует, как тварь заинтересованно шевелится, тянется к человеку напротив. Дориан Грей нужен ей. Словно питает ее, словно оживляет. И это отвратительно. Вот почему Ванесса Айвз должна покончить с их странными отношениями, несмотря на то влечение, что пышным цветом зреет в ее теле и душе. — Вам говорили о том, насколько вы красивы? — Дориан застывает с бокалом вина. Его губы изгибаются в лукавой усмешке, глаза и без того темные, темнеют еще сильнее. В них рождается огонь мрачного, порочного желания, похоти и жажды обладания. Она уже видела однажды этот огонь, когда чувствовала его твердого и горячего глубоко в себе, когда его крепкое молодое тело прижималось к ее собственному, а движения были так животны, хаотичны и столь жизненно необходимы. — Обычно такие вещи говорят мужчины женщинам, а не наоборот. — И вот он делает глоток снова. Его кадык двигается, пальцы чуть сильнее сжимают бокал. Ванесса же ругает себя. Он красив. Преступно красив. Мужчина не должен быть таким идеальным, совершенным. Словно Аполлон, которого изваяли сами боги. Но Ванесса Айвз не верит в богов. Лишь в дьяволов и чертей. С ними она знакома. — Так вы пришли поговорить о моей красоте? — он дразнит, по-прежнему плутовато улыбаясь. Ставит бокал на стол и закидывает ногу на ногу. И в каждом его движении, в позе, в повороте головы сквозят уверенность в себе, темная магия, зреющая в душе. Порок его взрастил и воспитал. Ванесса в этом уже не сомневается. — Мы не можем больше видеться с вами. — Говорит она. Ее голос звучит серьезно и строго. — Почему? – он, кажется, обеспокоен. — Потому что не можем, Дориан. — Качает головой, чуть прикусывая нижнюю губу, давит вздох, рвущийся из груди. — Близость с вами губит меня. Убивает. Подтачивает изнутри. Пробуждает что-то страшное во мне. Я боюсь этого. — Признается Ванесса. — Мы больше не удивимся. Мужчина застывает, замирает. От былой небрежности движений и взглядов не остается и следа. Айвз видит, как Грей напрягается. Вся его фигура сквозит этим, стынет каменной глыбой, изваянием, сгустком эмоций. Лишь многочисленные портреты на стенах столь безучастно взирают на все происходящее. — Ванесса, — он делает шаг, оказываясь перед ней на коленях и беря ее за руки. Его пальцы крепко стискивают ее ладони. — Вы не можете так со мной. Женщина молчит. Смотрит на него, преисполненная немой странности, морока, что стелет ей глаза. Потому что Дориан Грей никогда не будет просить. Он слишком самовлюблен для этого, слишком ценит себя и свою натуру. Мужские пальцы сильнее впиваются в женскую кожу. Айвз вскакивает с софы, отталкивая Дориана от себя. — До свидания, мистер Грей. — Шаль возвращается на плечи, но Ванесса не делает и пары шагов. Ее останавливает чужая рука, поймавшая ее запястье. — Это жестоко. — Произносит мужской голос. — Ты не поступишь так со мной. Айвз поворачивается к мужчине лицом. — Ты не понимаешь… — О нет! Я много знаю о пороке и тьме. Даже слишком много. Я сам черен, Ванесса. Насквозь. Но ты делаешь меня другим. И я не хочу это терять. Так странно стоять здесь, смотреть на него и понимать, что слова, звучащие из его уст, сокровенны, приватны, важны. — Тогда ты должен понять. — И стылая горечь сочится с губ ее. А тварь внутри оживает. Скребется, бьется о стенки грудной клетки, завывая где-то на задворках сознания, почти немо, но Ванесса чувствует. Вместо ответа Дориан Грей притягивает ее к себе. Его губы накрывают ее рот просто и совершенно естественно. Мужчина не целует ее. Нет. Ожесточенно ест, исследует своим языком полость ее рта, впивается в ее губы, кусает. И Ванесса вздрагивает. Задушенный вскрик застывает в ее горле, когда она чувствует привкус крови, смешивающийся со слюной. — Дориан… — шепотом в губы, а руки уперты в его грудную клетку, стянутую шелком рубашки. — Дориан, пожалуйста… — и сейчас такая обнаженная перед ним. Не телом. Совсем не им. Душой, что раненной птицей бьется в телесной клети. Мужчина не слушает ее. Его пальцы сильнее стискивают ее плечи, а рот продолжает исследовать ее, целовать кожу, кусать, а потом зализывать укусы. — Дориан… — Не ври. — Говорит он, дергая ткань ее платья и обнажая ключицы и грудь, затянутую корсетом, сейчас вздымающуюся и опадающую столь часто. — Ты хочешь этого так же, как и я. — Он запускает пальцы в ее волосы, заставляя женщину чуть запрокинуть голову, и впивается губами в бьющуюся жилку на ее шее. Целует, лижет, кусает, ласкает. И Айвз хватается за мужские плечи, чтобы не упасть — у нее подкашиваются ноги. — Ванесса, просто не сопротивляйся. Прими тьму внутри себя и тогда тебе станет легче. Его слова кажутся такими простыми и естественными, такими обманчиво правильными. Его движения точны и верны. Грей толкает ее на софу. Женщина несколько неуклюже растягивается на ней. Глаза мужчины над ней горят похотью. Его руки задирают ее юбки, скользя по гладкой коже ног. Дориан склоняется, целует и кусает ее шею, оставляя на белой коже свои метки, зарывается носом в ложбинку меж грудей, а Ванесса изгибается всем позвоночником, чуть приоткрывая рот. Мужские пальцы тут же касаются ее губ, проводят по ним, ныряют в мякоть рта. И Айвз прикусывает его пальцы, ласкает языком, сдавшаяся, подчинившаяся. Потому что Дориан Грей прав. Она хочет его также сильно, как и он ее. Демон внутри ликует. Пляшет свой танец смерти и тьмы. Ведь тварь чует человеческую слабость, все несовершенство людской души, такой неправильной, оттого столь немощной и порочной. Дориан Грей окончательно обнажает ноги Ванессы. Юбка сбивается у талии — на тяжелой ткани неудобно лежать. Но это кажется сейчас сущей мелочью. Снова поцелуй. Острый, горячий, будто по грани. Мужчина кусает ее в шею до отчетливых цветных следов на нежной коже, втягивает ноздрями женский аромат. Ее пальцы зарываются в его волосы, резко оттягивают его голову назад. Грей рычит. Их губы снова сталкиваются, стукаются зубы, рот вжимается в рот. Дориан тянет Ванессу на себя, и она садится, прижимаясь к его телу, увлеченная страстью и похотью, что дарят его губы. Раздается шуршанье одежды — мужчина расстегивает брюки и спускает со своих бедер. Ванесса ловит ртом воздух, когда Грей снова толкает ее на подушки, шире разводит ее ноги и входит. Резко, быстро, глубоко. Оба застывают на выдохе, хватая широко раскрытыми ртами воздух. Но его в один миг становится будто мало. Ванесса изгибается, запрокидывая голову. Дориан над ней дрожит. Его прекрасное лицо искажается гримасой удовольствия. И он делает первое поступательное движение. Глубокое, почти болезненное. Демон внутри шевелится, лезет наружу, пробирается в плоть, начиная разрывать Ванессу изнутри. Айвз кричит. От яростных толчков горячего члена внутри ее тела, от твари, что рвет ее душу на части. Демон впитывает каждое движение. Чем больше порока в том, что делает женщина, тем сильнее становится эта тварь. Она уже заползает в мозг, вытесняет сознание. Ванесса чувствует себя балансирующей на грани. Хрипящего и стонущего над собой Дориана она различает плохо. Его пальцы безжалостно впиваются в подушку рядом с ее лицом, бедра ходят ходуном. Одежда вся помялась и пропиталась потом, в комнате витает запах секса. Дориан Грей трахает Ванессу Айвз с чувством и толком. Безжалостно и жестко, похотливо, почти пошло, но с лишь ему одному свойственным изяществом. Тварь в ее теле рвется на свободу. Шепчет на ухо заклятия минувшего, раздирает изнутри, рвет плоть, органы, пьет кровь. Ванесса кричит от боли и наслаждения. Туман застилает ей глаза, когда Грей совершает последнее движение и замирает над ней. Его руки трясутся от видимого напряжения мышц, челка волос вся мокрая, лицо прекрасно. Он целует ее в губы, давя задушенный крик. А Ванесса бьется в агонии и боли. Дьявол, что сидит в ней, долбится наружу. И с каждой секундой преграда меж ней и ним становится все тоньше. Ей не стоило приходить к Дориану Грею. Ванесса Айвз приходит в себя все на той же софе. Подушка заботливо подложена под ее голову, и сама она накрыта покрывалом. Юбки ее поправлены. Лишь прическа растрепалась. Женщина приподнимается на одном локте и оглядывается. В комнате она одна. Ванесса садится. Покрывало соскальзывает с нее, и она отбрасывает его легким движением руки. Такая забота даже заставляет уголки ее губ едва приподняться. Она окончательно распускает свои волосы и поправляет корсет. Прислушивается к самой себе. Демон внутри ворчит, оживает. Он не прорвался, не смог. Она все еще контролирует свое сознание, но тварь знает, что силы Ванессы на исходе. И вдруг ее всю будто подбрасывает. Когда женщина берет в руки подсвечник, она не знает, кто именно сейчас руководит ее телом. Ноги несут ее в неизвестном направлении. Блики свечей скачут по стенам, ловят лица, запечатленные застывшими гримасами на портретах. Она идет по коридору, потом сворачивает в комнату, находит за гобеленом дверь и открывает ее. И вот она в зеркальном коридоре. Огромные зеркала отражают испуганную и бледную женщину с подсвечником в руке. Ее смоляные волосы волнами падают на плечи, спину и грудь. И глаза у нее огромные, просто гигантские, выделяются чернотой на мраморном лице. Тварь толкает ее вперед. Ворочается столь сильно, что Ванессе колет сердце. Она открывает еще одну дверь и оказывается в комнате с высоким потолком. В ней нет ничего. Стены голые, мебель отсутствует. Лишь по центру стоит мольберт с каким-то полотном, сверху накрытым черной материей. Нетерпение демона внутри нее заражает саму Ванессу. Но ей почему-то становится страшно. Здравая, разумная, мудрая часть ее сознания, не съеденная тварью, кричит о том, чтобы Айвз уходила отсюда. Но руки уже делают свое — женщина сдергивает материю: берется за нее своими тонкими пальцами и резко стягивает. Ткань с шумом падает на пол, а Ванесса Айвз застывает, немея на мгновение. Тишина становится удушающей. А потом раздается хохот. Тварь внутри разевает пасть и регочет так, что женщину всю трясет. Ванесса Айвз смеется диким, сардоническим, страшным смехом. Это она, а не демон. Сученыш визжит от восторга внутри нее, поглощенный собственными эмоциями. Страшно хохочет сама женщина. Потому что здесь и сейчас она кое-что поняла. Тайна Дориана Грея так похожа на ее собственную. Они оба прокляты этим миром, оба порочны, оба гнилы. Падшие грешники. Дорога в рай им заказана. Ад встретит их, широко распахнув тяжелые, кованые ворота, и поглотит в огне. Изъеденное червями, гнилое, с выдранными кусками мяса, висящими лоскутами кожи и безумными глазами лицо на портрете скалится в ответ. И его улыбка вторит безумному смеху одной женщины.