Проклятые

Позвольте мне умереть. Так шептали ее губы, и глаза закатывались. Так, что видны были белки. Белесые, белесые, круглые, огромные. И снова. Позвольте мне умереть. Эти слова все еще стынут в его ушах, сидят там как нечто назойливое, неоспоримое, не покидают пределов ушной раковины, просачиваются в мозг, травя серое вещество. Позвольте мне умереть. Нет, Ванесса. И улыбается, качает головой, по привычке вставляет папиросу меж зубов и хлопает себя по карманам в поисках коробка спичек. Пепел жжет губы, но Итан Чендлер продолжает улыбаться. Потому что Ванесса Айвз жива. Благодаря ему. Он не мог допустить смерти этой женщины. Перед его глазами еще полыхает картина. Она, такая худая, изможденная, обескровленная. Руки ее с хрупкими запястьями и выпирающими косточками, режущие ключицы и шальной, нездешний блеск в глазах. Как она кричит, как в душу каждого глядит, как темное ворошит голосом нездешним своим. Как ногтями царапает себе кожу. До крови. До жидкости алой, струящейся под ногтевыми пластинами, по пальцам. И хохочет. Дико, сардонически, надсадно, столь сипло, почти хрипло, что, кажется, голос ее сорвется. И будет Ванесса лишь шептать дотоле. Но вот она стоит перед ним. Живая, из плоти и крови. Глаза ее блестят жизнью и неприкрытым лукавством, ехидство срывается с пухлых, слегка поджатых губ. Она улыбается. Уголки ее рта тянутся чуть вверх, глаза ловят его глаза. И завеса серого дыма ничуть не мешает. Лишь окутывает слабой, едва уловимой магией. Мисс Айвз щурится, а Чендлер тянет папиросу. — Я должна сказать вам спасибо, — наконец, тишину вечера прорезает звук ее голоса. Они идут по мостовой неспешным, прогулочным шагом. Одна рука мужчины небрежно засунута в карман плаща, Ванесса же часто трогает волосы своими тонкими пальцами со следами демона — синяки мелькают на ее белой коже. Итан ловит себя на мысли, что его это злит. — Откуда вам знаком обряд экзорцизма? — и голову в его сторону поворачивает, смотрит так пытливо, внимательно. Чендлер выпускает дым в ночное небо, а потом тушит папиросу пальцами — красный огонек исчезает меж его подушечек, затлевает, затихает и больше не мигает рдяной точкой. — Я многое повидал в своей жизни, мисс Айвз, — говорит он и смотрит на нее. — Оу, — отзывается Ванесса. — Вы не хотите об этом говорить. Итан Чендлер молчит. Зачем что-либо разъяснять, если женщина столь умна и проницательна, что сама все понимает? Айвз втягивает носом воздух и смотрит вперед. Улица мигает слабым светом — то тут, то там виднеются желтые глаза тусклых фонарей. Где-то мелькает кошачья тень и раздается слабый писк, отдаленно напоминающий мяуканье. Вот промелькивает тень собаки, и доносится ее глухой лай. Открываются и закрываются двери, слышатся голоса. Ночной Лондон не спит. И, идя рядом с Итаном, Ванессе совсем не хочется думать о том, что за завесой людской жизни есть иная, потусторонняя. Она мерит шаг за шагом и невольно сравнивает Итана Чендлера и Дориана Грея. Когда последний улыбается, то ей кажется, что все грехи людские собрались в его улыбке. Когда сухо приподнимаются уголки губ Чендлера, то ее обволакивает странным теплом. Неведомое чувство. Дориан красив, изящен, утончен. Итан грубоват, простоват, но истинно, по-мужски хорош. — Нравлюсь? Ванесса вскидывает брови в жесте легкого, немого удивления. — Вы меня рассматриваете, мисс Айвз, — и в голосе его едва уловимая насмешка, почти снисходительность. Ванесса молчит. Лишь прикусывает мякоть нижней губы, тянет, засасывает внутрь своего рта. Взгляд ее серых глаз слегка задумчив, практически туманен. — Нравитесь, — наконец, говорит она. И Итан криво усмехается. — Зайдем? — он кивает на недорогой паб. Сквозь тусклое окно просвечиваются очертания людей и полупустого зала. Из-под двери сияет теплом полоска света, а на улице с каждой секундой холодает. Скоро Луна вступит в свои полные права. И грязь захлюпает под ногами, стыня с каждым ночным часом. — Вы угощаете, мистер Чендлер, — произносит Ванесса и делает шаг к двери. Итан оказывается ловчее, распахивает перед ней дерево склоченных досок, пропуская женщину внутрь. Помещение встречает их слабо горящими свечами, запахом дешевого пива, застарелого, скатавшегося на коже пота, говором приглушенных голосов и внимательным взглядом хозяина, что стоит за барной стойкой, белым полотенцем протирая большие пивные кружки. — Вы пьете пиво? — спрашивает Итан, когда Ванесса садится на деревянный стул, подбирая свои юбки, а он кладет черную широкополую шляпу на доски стола. Айвз осматривается и ведет плечами, передергивает ими слабо и едва ощутимо. — Вам здесь не нравится? — интересуется Чендлер. — Я привыкла к более изысканным местам, но в этом что-то есть. Несите ваше пиво. Итан улыбается. Выходит криво. Но она уже успела привыкнуть к его такой усмешке. Чендлер щелкает пальцами и подзывает к их столу хозяина заведения. Когда две большие, пузатые кружки с янтарной жидкостью, пенящиеся, оказываются на их столе, Ванесса успевает расстегнуть тугую ткань дорожной куртки. На ее плечах остается лишь легкая, шифоновая материя — шаль. Итан же вертит в руках монету, гладит пальцами ее ребристый бок, а потом кидает мимо проходящему трактирщику. За пиво. — Разве это можно пить? — А вы попробуйте. Ванесса качает головой, несколько недоверчиво смотрит на жидкость цвета колосьев пшеницы и густого янтаря, подносит кружку ко рту и делает глоток. Ее губы тут же тонут в белой, кустистой пене. Итан наблюдает за ней с улыбкой, чуть оживляющей его упрямо сжатые губы. — Нравится? Женщина неопределенно качает головой, указательным пальцем убирает с кожи пену и тихо смеется. Смеется по-настоящему и искренне за столь долгое время, года, изъеденные одиночеством, беспокойством, страхом, снедающим душу. Той застарелой червоточиной, коснувшейся ее в детстве. Тыльная сторона ладони Бога. Она знает. Но сейчас Ванессе Айвз хорошо. И это состояние кажется странным, практически безумным. Но то безумие иного рода. — Оно как вы. — Отзывается она. Итан вопросительно изгибает бровь. — Такое же простое, но так же терпко стынет на языке. Мужчина кривит правый угол рта, и губы его застывают косой линией. — Знаете, мисс Айвз, — он делает большой глоток пива и зычно ставит кружку на доски, — я ведь похоронил одну женщину. Возможно, ее смерть была расплатой за ваше спасение. Взгляд Ванессы тут же становится серьезным. Глаза ее темнеют, в лицах черта застывает напряженность и сосредоточенность, ее пальцы сдавливают толстую прозрачную ручку кружки. Весь ее вид внемлет. — Помните Брону Крофт? Вы встречались в театре. На мгновение женщина напротив хмурится, ее черные брови едва сводятся вместе, рот приоткрывается, образуя букву «о». Кажется, Ванесса Айвз вспомнила. — Она была рыжей. — Шепчут ее губы. — И как будто больной, прогнившей изнутри. — Она кашляла кровью. — И давно она умерла? — тихо интересуется Ванесса, вертя большую кружку в своих руках, почему-то не решаясь пить. — Несколько дней назад. Ванесса молчит. Понимает, осознает, чувствует. Брона Крофт не была чужой Итану Чендлеру. Это ощущается столь незримо, так важно. Его опущенные плечи и чуть склоненная вниз голова, его белеющие пальцы, столь крепко держащие кружку, его упрямо сжатые губы. — Мне жаль, — выдыхает Ванесса сущую банальность — ничего умней в ее голову не приходит. И тут же поспешно делает глоток терпкого пива, что разливается в ее глотке живительным снадобьем. Наверное, похмелье — это чудесно, а иногда даже полезно. — Она была обречена, — хмыкает Итан. — Глупо убиваться из-за обреченных. — Все мы в какой-то мере обречены, — загадочно вторит ему Ванесса. Лица обоих не улыбаются, просто стынут масками боли, тайных желаний и грешных страхов. Смерть обнажает натуры и души. В тот момент, когда умерла Брона Крофт, Итану Чендлеру показалось, что она была чиста. — Выпьем за нее? — предлагает Ванесса. — Выпьем, — соглашается Итан. Теперь пиво кажется безвкусным. И Айвз быстро облизывает губы. А рядом раздается громкий смех. Мужчина и женщина поворачивают головы на источник звука. Компания веселых людей гогочет во весь голос. Представление глазам открывается знатное. Девица, явно хмельная, с красным щеками и полупьяной улыбкой на пошло размалеванных губах стоит около деревянной стены. Ее слегка покачивает. Но она хорохорится, упирает руки в бока и чуть наклоняется вперед, демонстрируя свой объемный бюст, что вот-вот выпадет из узкого корсета. Напротив нее стоит мужчина. Его пошатывает, а глаза отливаются сальным блеском. Оба сильно пьяные. — Приготовьтесь! — ревет он, и стальной нож летит в девицу, врезает в дерево рядом с ее лицом, задевая ухо. Компания взрывается смехом. Второй нож царапает девушке щеку, и алая кровь бежит по ее коже. — Он ее так убьет, — цедит сквозь зубы Чендлер и залпом допивает кружку пива. Ванесса косит на него глаза. – Эй! — Итан орет, обращаясь к компании. — Вот это, — указывает рукой на смертельное действо, — ерунда. Слишком просто. Я могу лучше. — Ну так покажи, — раздается ему в ответ спустя пару секунд. Мужчина улыбается. Плутоватой, довольной улыбкой. Встает, стягивает со своих плеч плащ. — Мисс Айвз, — и подает ей руку. Женщина лукаво приподнимает уголок рта и едва хмурит брови. — Окажите мне честь, побудьте моей ассистенткой. — Она улыбается шире. Эта игра ее забавляет. И поэтому она вкладывает свою ладонь в широкую мозолистую руку. Итан теплый. Это первое, что чувствует Ванесса. Такой теплый, что мурашки бегут по коже. Ее реакция кажется ей несколько странной, почти необоснованной. — Вставайте туда, — продолжает он, забирая ножи у пьяного молодого человека. — И не снимайте шаль. Я сам сниму ее с вас. — Вы хотите меня раздеть? — смеется Ванесса, меняясь местами со шлюховатого вида девицей. — Вы не представляете, как вы близки к истине, — женщина замирает. В его словах то ли шутка, то ли правда. И не успевает Айвз прийти в себя, как раздается свист. И металл прорезает шаль. Вот второй нож со стуком вколачивается в дерево. — Сделайте шаг, — просит Итан, и Ванесса подчиняется. Шаль остается у дерева. — А вы ловкач, — усмехается Ванесса. Итан салютует ей мальчишеской, практически озорной улыбкой, с долей хитрости и обаяния, так вторящей той, что бродит по ее губам. — Уберите шаль и встаньте обратно. Ванесса подчинятся, зажимая тонкую материю в своих пальцах. Она прижимает голову к дереву, чуть вздергивает подбородок и встречает глазами с глазами Итана. В них что-то полыхает. Темное, порочное, почти дикое. Она чувствует. Следующий нож рвет цепочку на ее шее, оставляет порез на коже. Серебряные звенья с гулким звоном падают к ногам женщины, кулон срывается вниз, слегка откатываясь в сторону, а за воротник платья течет струя рдяной, отливающей багрянцем, теплой как сама жизнь крови. Ванесса облизывает губы, покрывшиеся тонкой корочкой, и ее розовой язык мелькает во рту. Итан смотрит на нее так долго, так пристально, что ей становится не по себе. — Идемте, — несколько хрипло произносит он. Ванесса Айвз отрывается от стены, нагибается за порванной цепочкой и зажимает пальцами кровоточащий порез. Чендлер уже стоит рядом с барной стойкой и о чем-то говорит с хозяином заведения. Вот Ванесса видит, как меж пальцев мужчины мелькают купюры, а потом он разворачивается на пятках. И его взгляд впивается в нее. Слов нет. Лишь простой жест — Итан протягивает свободную от плаща и шляпы руку, а Айвз за нее покорно берется. Теперь ладонь горит. Губы вновь пересыхают. И она вновь смачивает их своей слюной. Вереница ступенек, ведущая на второй этаж, преодолена в мгновение ока. Когда мужчина открывает дверь ключом, то Ванесса хватает лишь шага в комнату, чтобы оказаться прижатой к дереву тонкой двери мужским телом. Шаль, цепочка, шляпа и плащ — все это летит на пол, к ним под ноги. Рот Итана Чендлера врезается в ее губы жестко и терпко, язык шарит в горячей полости так рьяно, что Ванессе начинает не хватать воздуха. Она лишь с глухим стоном обхватывает Итана за шею, скользя своими тонкими пальцами в его волосы, гладя короткие пряди, практически ворсинки. Мужчина прижимает к себе теплое, податливое тело. Его губы находят порез на ее шее и начинают посасывать, собирать кровь. Ванесса запрокидывает голову на дверь, стукаясь макушкой. — Помните, — шепчет Итан, упираясь лбом в ее лоб, — ваши карты? Женщина в его объятиях часто и глубоко дышит, и мужская рука накрывает ее грудь. И жар ее Ванесса чувствует сквозь слои одежды. — Любовники, — хрипло произносит мужчина, лаская губами и языком мочку ее уха, прикусывая зубами. — Вот что сказали ваши карты. И судьбе стоит соответствовать. Ванесса не отвечает. Просто берет его лицо в свои руки и целует. Горько, сладко, терпко. Все ее существо горит, отзывается на малейшее движение. Напряженные, вздутые соски трутся о жесткую ткань корсета, меж бедер влажнеет с каждой секундой все сильнее, и она чувствует сквозь складки одежды, как наливается и твердеет его член. Синхронный стон друг другу в губы, и Итан отрывает ее от двери. Пока они движутся к кровати, одежда падает с них. С ее корсетом приходится возиться чуть дольше. Пальцы не слушаются Итана, и он рычит от нетерпения. Прикусывает зубами ее плечо, дергая петли и крючки. А Ванесса невольно вспоминает Дориана Грея. Когда она была с ним, то было дико, шально, страстно, порочно, практически пошло. Они танцевали словно языческие боги, и танец этот шел из глубины человеческого естества. Как самая затаенная магия. Порочная и страшная. С Итаном же она чувствует, как в груди ее колотится сердце, как пульс ударяет в виски, как кровь шумит по венам. С Чендлером все кругом — животворящая страсть, все человеческое, прямое, безыскусное, нелукавое. И когда его пальцы рвут ткань ее юбки, то Ванесса согласна. Пусть так. Он прижимается к ней со спины столь сильно, что в ее обнаженную кожу входят пуговицы его рубашки, оставляют свой ребристый след, а его проворные пальцы, пропахшие табаком, пивом и серой, ныряют меж ее округлых ягодиц. Палец движется вниз, туда, к складкам кожи. Таким мокрым, трепещущим в предвкушении и ожидании. Когда голова Ванессы запрокидывается, Итан впивается поцелуем в ее шею. Ее ладони загребают его волосы, заставляя наклониться еще ниже, стать ближе к ней. Он двигает в ней пальцем, второй рукой сжимая грудь, играя с тугой горошиной соска. То зажимая, то разжимая, то вертя и тря. Стон срывается с губ Айвз. Такой тихий, отправленный к потолку. И трезвая часть сознания, все еще не отданная телу, что пребывает в блаженстве, ищет признаки его. Но твари нет, даже скупого следа. Сейчас ее душа чиста как душа младенца. Ванесса как-то неопределенно всхлипывает. Так тонко, так надрывно, так глухо. И Итан разворачивает ее к себе лицом. Его широкие, мозолистые ладони сжимают ее обнаженные плечи. Ванесса не поднимает голову. Плакать — это так глупо, так не в ее характере и духе. Но соленые дорожки ветвятся по щекам, змеятся, катясь вниз. И мужской палец чуть приподнимает ее подбородок. — Ванесса? — голос тихий, пахнущий заботой и ощутимым теплом. — Его нет, — шепчет она и всхлипывает тонко. – Нет. Чендлер смотрит на нее. И такое болезненное мелькает в его взгляде. А потом в мгновение ока Айвз оказывается на постели. Пуговицы под пальцами Итана не выдерживают, лопаются, соскальзывают. Одежда летит на пол. Без прелюдий. Потому что так надо. Внутрь, в глубину. Чтобы забыться. Когда она разводит ноги, то он устраивается меж ними как можно удобнее, склоняется над ней, ведет едва подрагивающими пальцами и теплой ладонью по ложбинке меж ее грудями, по дрожащему животу, упираясь одной рукой в подушку, на которой покоится женская голова. Он помогает себе пальцами, направляя член в нее под нужным углом. Когда плоть входит в плоть, женское тело под ним изгибается, небольшие ладони крепко обхватывают его лопатки, а голова запрокидывается. Итан снова ловит губами крошечный порез, оставленный сталью ножа. Ее кровь соленая и такая сладкая на вкус. Он движется в ней тягуче, достаточно жестко, так, что кожа шлепается о кожу, а мышцы внутри вибрируют. Ее живот напрягается и расслабляется, дрожа. На лбу образуются бусины пота. Его брови резко сведены, и пальцы дрожат. Мышцы на спине перекатываются. Она такая манящая, мягкая, податливая в его руках. Сладкая женщина с фарфоровой кожей. Он чуть склоняет голову и ловит губами след от ее собственных ногтей, что ели ее плоть еще неделю назад. Когда член скользит как можно глубже, утопая в тугой глубине, во влаге и мякоти женского тела, Ванесса вскрикивает. Что-то в ее сознании пытается нащупать тварь, зацепить хотя бы дуновение ее присутствия. Но еще один толчок, и теперь Айвз открывает рот шире. Чендлер вылизывает ее шею, приподнимается над ней и вколачивается с такой силой, что женщине кажется, что у нее сейчас затрещат кости. Последнее движение, тепло внизу живота, горячее и едкое. И вес чужого тела. Нужный, желанный, необходимый. Итан пальцами убирает намокшие пряди с ее лба и целует в губы. Медленно, практически вдумчиво мнет ее рот своим, а потом скатывается, падая рядом. — Его нет, — глухо, растерянно повторяет Ванесса. Словно это абсурдно, словно неправильно, словно неверно. — Это ведь хорошо, — хрипло отвечает Итан. — Да, — отзывается она. Ванесса Айвз просыпается среди ночи и резко садится. Простыня с ее обнаженной груди спадает, открывая розовый ореол крупного соска. Женщина втягивает носом воздух и поворачивает голову. Итан Чендлер спит, закинув одну руку за голову, а другую вытянув вдоль тела. Ванесса смотрит на него и едва сдерживает улыбку. Ее волосы падают на ее лицо, и она заправляет непослушные пряди за ухо. Касается пальцами его руки, ведет по тыльной стороне ладони до костяшек. Кожа в этом месте слишком грубая и будто деформированная. И тут женщина чувствует. Что-то скребется внутри. Ванесса замирает, холодея. Демон хихикает в дальнем углу сознания. Он здесь.