Ночь твоих чувств

Составляя компанию мириадам звезд, что находятся за несколько сотен тысяч световых лет, полная луна освещала темное, почти черное, безоблачное небо и все продолжала идти в никому не известном направлении. Белоснежные лучи ночного светила попадали лишь на маленький кусочек комнаты, озаряя часть одного и того же интерьера во всех спальных помещениях академии Магноштадта и лицо красивого светловолосого юноши, чьи локоны отливали золотом при ярком свете, и его глубокие голубые глаза, поблескивающие в темноте. Бледно-розовые губы были изогнуты в довольной, но немного печальной ухмылке, блондинистая челка спадала на очи, в которых на секунды показалась некая неуверенность в своих дальнейших действиях. Его взор был устремлен на лежащего в другой кровати паренька. Руки хрупкого мальчика были крепко привязаны к спинке кровати длинным платком, сдавливая кисти, но не причиняя особой боли; грудь, укрытая шелковым одеялом, мерно вздымалась, а лицо выражало спокойствие и умиротворение. Голова покоилась на небольшой пуховой подушке, а на затылке был завязан платок, играющий роль кляпа. Голубые, словно само небо, пряди волос выбивались из длинной тонкой косы, разметавшейся по белой простыне; веки были опущены, закрывая светло-синие, как морское дно, глаза, в которых всегда можно разглядеть доброту, силу и понимание. Юный волшебник, встав с деревянного стула, неслышно прошел до кровати, легким движением руки убирая тонкую ткань с детского невинного тела. Блондин присел рядом на краешек мебели и нежными прикосновениями подушечек пальцев начал поглаживать светлую кожу ноги, начиная с щиколотки и забираясь дальше вверх под черную юбку платья - фирменной одежды волшебной академии. Ладонь блондина жадно ощупала стройные бедра, чуть поглаживая их внутреннюю часть, и на мгновение накрыла промежность связанного паренька, пальцем надавливая на ткань трусиков меж двух ягодиц. Щеки голубоглазого покрыл яркий румянец, который был виден даже сквозь темноту комнаты, в глазах горел огонек любознательности и желания, и на губах играла блаженная улыбка, а чувства, доселе ему неизведанные, еще сильнее затрепетали в груди. В один миг исчезло все волнение, но осознание неправильности все же осталось пищать где-то глубоко, прикрытое большущей стеной желания. Рука скользнула вдоль и погладила нежную и мягкую кожу бедра мальчика, по спине блондина прошли дрожь и волна возбуждения, заставляя парня нервно прикусить губу и забраться на кровать с ногами, аккуратно усаживаясь на голубовласого и подрагивающими пальцами ослабляя узел жабо на груди. Длинноволосый юноша встрепенулся и поморщил носик, крепко зажмуриваясь и тут же разлепляя свои очи, недоуменно глядел в потолок. Кисти неприятно сдавливало, руки отекли и побаливали, вокруг рта саднило, а на языке чувствовалась безвкусная и сухая ткань. Синие глаза резко распахнулись от удивления. В безуспешной попытке подергать руками и что-нибудь сказать, паренек запрокинул голову вверх, чувствуя, что она идет кругом. Ощущая на себе вес чужого тела, голубовласый запаниковал - к горлу подкатил неприятный комок страха. - Аладдин, не бойся, - услышав знакомый голос и вдохнув приятный аромат жасмина рядом с собой, маги поднял взгляд на сидящего на его теле Титуса, который, чуть прикрыв глаза и опустив взгляд вниз, с багрянцем на лице ласково водил ладонями по груди мальчика и медленно развязывал тонкий ремешок на талии. На мгновение у Аладдина проскользнуло чувство, что все будет хорошо, но чуть хищная ухмылка друга уверила его в обратном. Голубоволосый с непониманием в глазах взирал на то, что вытворял его друг: нежные прикосновения к телу сквозь черное платье, взор, полный доброты и нежности, с примесью странного помешательства и сумасшествия, под которым ощущаешь себя обнаженным и загнанным в угол. Промычав что-то нечленораздельное, Аладдин начал ворочаться, пытаясь сбросить с себя блондина, что, впрочем, ему никак не удавалось. В ответ Алексий сильнее сжал ногами тело под собой, зарываясь пальцами в растрепанные голубые волосы и целуя пылающие щеки, нахмурившийся лобик и крепко зажмурившиеся глаза, пытаясь донести до Аладдина весь глубокий смысл своих искренних и непонятных чувств. Легонько прикусив нижнюю губу, Титус провел по ней языком, лаская ее внутреннюю часть и чмокая друга в кончик подбородка. Скользя язычком вниз по тонкой шее и облизывая впадинку между ключицами, блондин посасывал и покусывал чувствительную кожу, оставляя неумелые, но яркие алые засосы. Оттянув за мягкие и шелковистые волосы голову Аладдина назад, юный волшебник подобрал подол его юбки ближе к совсем хрупкой груди, оглаживая впалый живот, осиную талию и подушечками пальцев пересчитывая косточки ребер. Чувствуя, как тело под ним дрожит и трясется, Титус поднял голову и увидел, что в уголках синих глаз мальчика затаились капельки слез. - Не бойся. Только не бойся, тебе будет приятно, - шептал светловолосый вновь и вновь, ладонями изучая детское тельце, начиная с розовых твердых сосочков, плавно и с нажимом переходя на торс, делая прикосновения почти невесомыми на боках, отчего голубоволосому мальчику хотелось смеяться. Шаловливый язык, что параллельно вылизывал ушную раковину и покусывал чувствительную мочку, кроме еле слышимого скулежа вырывал еще и протяжный громкий стон удовольствия из худой мальчишеской груди. Приятная теплота прошлась по всему телу Аладдина, а внизу живота словно бабочки порхали, и начинало неприятно ныть. И только в душе, сквозь пелену сна, маги стало паршиво оттого, что он не может сдержать себя. Щечки Аладдина запылали алым, и, глядя в небесные глаза Титуса, мальчик испытал необычайную привязанность и осознал, что никак не может скрыть и контролировать свои странные желания. Вдруг захотелось обнять, поцеловать, но, почувствовав, как руки блондина скользнули с боков на бедра под лямки трусов, быстро стягивая их с паха, на глаза Аладдина снова накатили слезы. Руками голубоволосый дергал в попытке хотя бы ослабить узел и мычал в знак протеста, всячески извиваясь и крепко зажимая зубами платок, подавляя страх внутри себя. Скользящие по внутренним сторонам бедер изящные тонкие пальцы, которые кончиками ноготков едва касались яичек и мягких детских ягодиц, раззадоривали желание внутри, и морскую синеву глаз Аладдина покрыла пелена возбуждения, а жалкий плач сменился на откровенные интимные стоны и хрипы. Как маги было противно, что он не может сдержать себя, свои порывы потребовать еще и больше, особенно когда мозг уже практически не соображает, а здравый смысл не просыпался и вовсе. Мальчик согнул ноги в коленях, приподнимаясь, лишь бы вновь его коснулся Титус, коснулся там, где остальные не смеют, принося огромное, ранее неизвестное ему наслаждение. Хоть он и понимает, что потом будет сожалеть и краснеть за свои действия. Алексий немного удивленно, но не менее одобрительно и завороженно смотрел на открывающийся вид: полуприкрытые от стыда и вожделения глаза, багряный румянец на чуть пухлых щечках, розовые губы, жаждущие жарких, страстных поцелуев, струйка слюны, стекающая по подбородку и вставший, подрагивающий член, что истекал смазкой. Обхватив за лодыжку хрупкую ножку, волшебник с неким садистским видом провел влажным языком по голени, укусив выпирающую косточку. Другая рука скользнула вдоль, обводя худые ляжки и контур яичек. Титус провел вниз по сжимающемуся, уже мокрому колечку мышц, проталкивая указательный палец. Не взирая на то, как пошло начинает стонать, Аладдин, сжимаясь и поддаваясь вперед, испытывал небольшой дискомфорт, но вместе с этим желанные и приятные прикосновения. Высунув и наспех смочив слюной пальцы, Титус ввел сразу два в узкую дырочку, поглаживая нежные стенки и проталкивая пальчики дальше, нажимая на бугорок простаты, любуясь на соблазнительно прогнувшегося в спине Аладдина, натянувшегося, словно струна, и скулящего своим тонким голоском, что ласкал слух юного волшебника. Продолжая совершать приносящие удовольствие манипуляции и нагло игнорируя взгляд маги, движениями бедер и всем своим видом просящего большего, Титус прошелся языком от лобка до твердых сосков, играясь и задевая их зубами. Развязав одной рукой импровизированный кляп, голубоглазый слизнул полоску слюны и увлек Аладдина в пошлый, томный французский поцелуй, переплетая языки, сминая алые, пухлые губы. Выдохнув от удивительно прекрасной картины раскрасневшегося до невозможности мальчика, Алексий убрал пальцы и быстро, почти срывая, снял с себя одежду и приставил розовую головку своего члена к сжимающемуся входу. Аладдин постарался расслабиться, с неприкрытым волнением опустил веки и запрокинул голову, не имея желания смотреть Титусу в глаза, открывая светлую тонкую шею и ногами обвивая стройное тело светловолосого. Боль пронзила тело Аладдина, заставляя вскрикнуть и истошно захрипеть, позволяя прозрачным слезам течь по бледному лицу. Титус осторожно и невесомо целовал каждый миллиметр шеи паренька, пытаясь успокоить, утешить и отвлечь от неприятного и сотрясающего тело ощущения. Светловолосый волшебник начал медленно двигаться, выходя и входя до упора, заглушая стоны боли, накрывая губами губы мальчика и лаская податливый язычок, очерчивая контур зубов и нежно проходясь по чувствительному нёбу. Увеличивая темп с каждой минутой, при каждом толчке головкой члена касаясь простаты и ублажая прикосновениями маленького маги, Титус упивался его приглушенным голоском и уже криками удовольствия. Резкие, быстрые толчки, звук соприкасающихся тел, хлюпанье при каждом движении, всё это заводило похлеще любого другого способа, заставляя желать большего до потери пульса, чтобы в глазах звездочки искрились. Концовка пришла одновременно с ушедшей болью, но в душе Аладдина опять всплыло чувство неприязни, словно его прилюдно высмеяли, облив грязью. Прогнувшись в экстазе восхитительных и непередаваемых чувств, мальчику захотелось обнять Титуса, прижать крепко-крепко к груди, не отпускать, чтобы он не увидел его синих глаз, в которых застыл страх и некая обида, пока слезы не прекратят течь по маленькому личику и он не провалится в такое нужное ему сейчас забвение. Светловолосый парень аккуратно вышел, сквозь полуприкрытые веки замечая, как мелькнула солоноватая жидкость из очей, и мгновенно набросил на свое нагое тело черный плащ, прикрываясь. Голова мальчика скатилась набок, а парень только сейчас начал понимать, что сотворил. Быстро одевшись и мимоходом с самым искренним и неподдельным сожалением взглянул на все еще связанного, но уже посапывающего юношу, Титус осознавал, что его поступку нет прощения. Освободив тоненькие кисти рук из крепкого узла, он бесшумно ушел, оставляя Аладдина мирно спать, зная, что восстановить ту связь между ними будет очень не просто. *** В сознание голубоволосый маги пришел только ближе к рассвету, когда небо со одной стороны горизонта переходило от пурпурного до бледно-розового, окрашивая облака в приятные и теплые тона, а другая сохраняла в себе темноту ночи, становясь все светлее. Поежившись от неприятного оцепенения, что сковало его во время сна, Аладдин приподнял руки вверх, потягиваясь и ощущая странную легкость и небольшое покалывание, замечая жуткие следы в районе кистей. Туманная пелена беспамятства, укрывавшая сознание, исчезла, заставляя лицо мальчика грустно скривиться. По телу волшебника прошла дрожь, а пятая точка невыносимо заныла, подтверждая воспоминания ночи. - Ты, наверное, вряд ли меня простишь, - опечалено произнес блондин со стороны окна, сидя на подоконнике и свесив ноги в сторону города, смотря на горизонт, что уже начал светлеть - к пурпуру постепенно добавлялся яркий цвет апельсина. Мальчик подпрыгнул на кровати, усаживаясь, несмотря на ноющую боль. - Я и сам бы не смог, но, - Титус запнулся, мельком взглянув в полные тревоги зеницы морской глади. Что-то особое было в них, притягательное. - Но все равно прошу прощения, Аладдин. Вероятно, ты боишься даже ко мне подойти. Можешь презирать, избегать, твое право. Я сам виноват, что не смог сдержаться. - Я... - сказать было нечего, ведь Титус прекрасно описал его состояние души. Не было желания прощать, разговаривать и видеть блондина, но что-то все равно тянулось к этому парню. - Почему? - спросил Аладдин, словно давая Алексию шанс все исправить, восстановить былую связь. - Наверное, потому что люблю, - небольшая пауза воцарилась в комнате, давя на сознания обоих. - Странно, да? - Немного, - удивления не возникло, словно так и должно быть. Просто ответ подтвердил догадки маленького маги, и ему стало легче. Аладдин облегчено выдохнул, по-доброму улыбнувшись Титусу, по щекам которого катились слезы. - Я пойду, - еле слышно прошептал он, прикрывая лицо рукой и скрипнув входной дверью. Голубовласый паренек резко сдвинулся с места к краю кровати, становясь на четвереньки и громко говоря, чтобы его услышали: - Титус, я не злюсь, честно. Мне больно, особенно моей попе, - на этом мальчик невольно поморщился, - но я все так же верю и... знаю, что это все тот же ты, мой дорогой друг. Я не хочу прекращать общение, но мне надо побыть одному, чтобы разобраться. Не убивай в себе эти.. светлые чувства. Они искренние, и рух подтвердят, - второпях проговорил мальчик и принялся восстанавливать сбившееся дыхание, приложив руку к груди и прислушиваясь к блондину, что застыл на входе. Не хотелось ссориться, выясняя отношения. Хотелось понимания и доверия, несмотря на то, сколько времени понадобиться, чтобы все обдумать. Им обоим это просто необходимо. Дверь снова скрипнула и мгновенно захлопнулась. - Спасибо, - прислоняясь к деревянному косяку спиной, произнес блондин, замечая, как стекают прозрачные капли по его подбородку и как золотые птицы порхают вокруг него, то ли утешая, то ли соглашаясь со словами маги. Тихие шаги раздались в коридоре академии, которые услышал лишь один волшебник, наблюдающий из окна своих "хором" на яркий, пылающий рассвет утреннего солнца, замечая, как сильно же он похож на искреннюю улыбку Титуса. Такую же солнечную и теплую.