Его Единственное Величество

Густав очнулся в тесной и темной комнате. Из-за решетки на двери падал отблеск факелов, потому его темницу разглядеть представлялось возможным. А то, что это темница, Густав даже не сомневался. Да не простая. Все помещение было облицовано свежевыточенным камнем. Густав коснулся его раскрытой ладонью, тут же отдергивая руку, морщась. Кожу еле заметно жгло прохладой, что говорило Густаву лишь об одном — Себастьян не был дураком, и посадил его в темницу, где невозможно было пользоваться магией. Такие использовали еще в те времена, когда за магами шла охота. Их сажали в такие комнаты и пытали в них, стараясь узнать все секреты. Или просто наказывая за несуществующие грехи. Все дело было в камне: кварц, обожженный в огне, не давал пользоваться магией. Никто не мог сказать, откуда у обычной природной породы такие свойства, ни в одной книге это не описывалось, но Густав считал, что кто бы их ни создал и не покровительствовал им, какой бы бог не существовал на свете — он позаботился о том, чтобы и у магов были свои слабости. И Густав находил их в достаточном количестве. Сев на жесткую койку — единственный предмет мебели, находящийся в его месте заточения, — Густав глубоко вздохнул. Он не верил в то, что они проиграли окончательно. Они проиграли всего только один бой. Морган должен был успеть выйти за стены замка, Эйден прячется с другой стороны города в пещере. У них был еще шанс отыграться. Но Густав переживал из-за другого — он не мог помочь, и его это просто убивало. Совсем не из-за Моргана, а из-за Эйдена. Тот не нуждался в чьей-то защите, имея вполне уверенную возможность оказать ее сам кому бы то ни было. Но Густав не мог не переживать. Они с Эйденом были знакомы с самого детства. Родились в одной деревне. Отец Густава был главой деревни, Эйден обучался у своих родителей их искусству врачевания. Казалось, они не должны были пересекаться — слишком разные направления, но судьба распорядилась иначе, нарекая их истинной парой. Густав понял это почти сразу, когда вошел в пору полового созревания. На одном из уроков обучения магии он совершенно случайно оказался рядом с Эйденом и неожиданно ярко прочувствовал его запах, тут же узаконивший свои права в его памяти. Эйден, кажется, не обратил на него никакого внимания, увлеченно пытаясь вызвать свою первую молнию — физическая магия ему никак не давалась, несмотря на отличные теоретические знания. Густав мог предположить, что Эйдену и вовсе не нужны внешние проявления магии, ибо он являлся отличным знахарем, вбирая все знания своих предков в себя, не давая даже и повода усомниться в своем таланте. Густав мучился лишь только из-за того, что Эйден совсем его не чувствовал. Когда Густав подошел к нему впервые, он совсем по-птичьи наклонил голову набок, глядя на альфу даже в некотором напряжении. — Я чувствую твой запах, — сказал Густав, разглядывая заостренные черты лица Эйдена вблизи. Тот и сам был немного похож на птицу: худой, с острыми плечами и локтями, которые виднелись из-под коротких рукавов летней рубахи, встрепанные темные волосы и несколько угрюмый взгляд темных настороженных глаз… Такой нахохлившийся стриж — почему-то это было первой ассоциацией Густава, когда он рассмотрел Эйдена лучше. И пришлось прийти к выводу, что внешне Эйден не был эталоном привлекательности. Скорее, даже отпугивал своей несуразностью и угловатостью. Но Густава волновал только запах, который он ощущал так ясно, словно только это и являлось главным в его жизни. К Эйдену буквально тянуло, даже если он находился на другом конце деревни. И Густав не мог справляться с этой тягой, повиновался инстинктам и шел туда, куда они вели. Вот и в тот день они привели его к Эйдену, который собирал на окраине деревни какие-то травы с пожелтевшими лепестками. Густав не знал их названия, но, зная семью Эйдена, понимал, что они наверняка очень важны. — И? — вздернул тонкие, такие же острые, как и все остальное, брови Эйден, кладя пучок в заплечный мешок. — Мне пятнадцать. Многие уже чувствуют мой запах, в этом нет ничего необычного, — он пожал плечами, опустив взгляд на землю, выискивая еще нужные лепестки. — Нет, ты не понимаешь, — Густаву такое отношение не нравилось — слишком равнодушно и незаинтересованно. Густава это ни коим образом не устраивало. Привыкший к тому, что его, сына главы деревни, все же слушают, он позволил себе дернуть Эйдена за руку и развернуть в движении лицом к себе. Но пальцы тут же выпустили чужое запястье, которое оказалось необыкновенно холодным для такого жаркого дня. Глаза Эйдена предупреждающе блеснули, заставляя Густава невольно отшатнуться. С таким взглядом он встречался впервые: холодные вертикальные зрачки, которых и не разглядеть было из-за темного цвета глаз. Но солнце сейчас способствовало лучшему обзору. — Ты… змея? — о настоящей сущности было не принято спрашивать, но Густав не сдержался. С самого детства Густаву рассказывали о том, что змеи — самые опасные животные, которые могут прятаться внутри человека. Они хитрые, расчетливые и совершенно хладнокровные. Позже Густав и сам читал о них в книгах, понимая, почему их все так опасаются: у змей не было ни грамма моральных убеждений. И если человек, в котором змея оживала, был глубоким моралистом, сущность его медленно подавляла, съедала все установки и, в конце концов, брала верх. Против змеи ни одна человеческая натура не могла справиться, если сама не являлась таковой, тогда они правили телом тандемом, гармонируя друг с другом. В тот момент Густаву даже немного страшно стало, когда он предположил, что его истинный — змея. Но Эйден в ответ только фыркнул, удобнее устраивая сумку у себя на плече: — Похож? — уточнил он. — Что ж, мы почти из одной иерархии со змеями. Ящерица, — он почти незаметно улыбнулся. Густав даже не стал скрывать облегченного выдоха, сорвавшегося с губ. Ящерицы — мирные создания, которые просто отбрасывают хвост в случае опасности. В них не было ничего, чего можно бояться. Кроме взгляда, похожего на змеиный… Густав сразу вспомнил тот день, когда они с Эйденом впервые разговаривали, стоило ему посмотреть в глаза Себастьяна. И сомнений в том, что вот он, Себастьян, точно змея, не было. Это продолжало пугать, по-настоящему пугать, несмотря на то, что Густав не был из тех, кто боялся любой опасности, выбивающей из привычной колеи. И Густав боялся за Эйдена, который не будет готов к такому столкновению. А то, что тот выйдет на тропу войны, узнав о заточении мужа, никто даже не сомневался. Густав поднялся со своего места и подошел к двери, прикладывая ладонь к ней. Дверь была самой обыкновенной, железной, с внешним металлическим засовом. Густав провел рукой по всей ее поверхности, проверяя на прочность. Выбить ее не получится. Вряд ли, конечно, он первый тут сидит и хочет выбраться, но удостовериться стоило, чтобы потом не кусать локти от досады. Из коридора не доносилось ни звука. Наверняка стража, охранявшая заключенных, прохлаждалась где-то в стороне, пока все остальные были посланы на поиски Моргана. Густав прислонился лбом к двери: он всей душой надеялся, что Моргану удалось выбраться из замка и спрятаться, потому что в противном случае весь план просто провалится, так и не придя в исполнение. *** Эйден сидел с двумя воинами в небольшой пещере, скрытой густой листвой кустов и деревьев. Вряд ли кто-то вообще знал о ее наличии, кроме детей, которые появлялись за прошедший день лишь однажды, желая поиграть в пещере, но, увидев хмурые лица воинов и несколько напряженное Эйдена, поспешили скрыться. — Нам нужно поменять место, — сказал Питер, который остался охранять мужа своего предводителя. Густав доверял ему достаточно, чтобы оставить с ним Эйдена. Несмотря на то, что тот и сам был в состоянии защититься, Густав не мог оставить его одного или с никуда не годящимися людьми. — Нет, — покачал головой Эйден. — Мы условились встретиться тут. Густав придет за мной сюда. Мы не можем уйти. — Нас видели. — Дети. — Они расскажут кому-то о том, что видели незнакомцев в месте, где обычно играют, — Питер не собирался уступать. Для него в первую очередь играла роль безопасность Эйдена. — Если расскажут и к нам придут, то у нас есть легенда. Мы путники, у которых нет средств на ночлег в более подходящем месте, — Эйден отошел в тень пещеры, чтобы взять флягу и сделать из нее несколько глотков воды. И тем самым поставил точку в бессмысленном разговоре. Питер вздохнул, понимая, что спорить сейчас бесполезно. Остается надеяться только на счастливый случай. Эйден же переживал. Ему было неспокойно. Чувствовал, что и Густаву неспокойно. Между ними на самом деле была невероятная связь, но Эйден не считал, что на это повлияла истинность их пары. Точнее, не только истинность. Еще когда они только познакомились, Эйден смотрел на эту самую истинность с легким скепсисом. Когда в нем пробудилась способность к физической магии, он тоже почувствовал то влечение к Густаву, о котором было написано столько сказок и спето песен. Но Эйден считал, что это не основополагающая причина для начала отношений. Их просто влекло друг к другу, это было исключительно физическим влечением из-за запаха, но не более того. Наверняка со временем ему даже можно было противиться… Об этом он и сказал Густаву, когда тот в очередной раз пришел к нему с разговором о свадьбе. Им было уже по семнадцать, возраст позволял им жениться, да и родители не были против. Но и не настаивали на браке, давая время молодым самим сделать выбор. У их народа не было принято насильно выдавать замуж, родители лишь направляли детей, но окончательное решение всегда было за младшим поколением. — Если мы подходим друг другу по запаху, то это вовсе не значит, что по характеру тоже, — уверял Густава Эйден, когда они сидели на берегу реки. Эйден уже собрал свои травы, и они теперь просто сидели на земле, наблюдая за тем, как солнце окрашивает в багряные краски заката водную гладь. — Разные случаи бывают. Наверняка истинные не всегда могут оставаться вместе. Помимо истинности нужно еще много чего для гармонии в паре. — Что же? — Густав был уперт в своем желании быть рядом с Эйденом. Тот ему нравился и без запаха, просто нравился. Эйден оказался весьма открытым и занимательным, когда он узнал его немного поближе. Но сам омега такого же интереса к Густаву не выказывал. — Не знаю. Понимание какое-то, наверное. Вот ты не понимаешь, что я хочу побыть один, и всюду меня преследуешь, — он фыркнул, падая спиной на землю, чувствуя через ткань одежды то, как она прогрелась за день. — Я бы не ходил, не отходи ты в своих поисках так далеко от деревни. Здесь не только мы живем. — Ты знаешь, что мне многие вещи не страшны, — Эйден щурился, глядя на заходящее солнце. — Поэтому не стоит переживать. К тому же ты не обязан меня охранять. — Мне хочется это делать, — ответил ему Густав. — И я буду это делать. Можешь делать вид, что не замечаешь меня. — Тебя не заметишь, — фыркнул ему в ответ Эйден, снова улыбаясь, но уже своим мыслям. Сейчас Эйден не улыбался. Он нервно сжимал ладонями острые локти, обхватив себя руками. Определенно что-то шло не так, иначе не было бы подобной нервной дрожи, охватившей все тело. Но нужно было оставаться на месте, по крайней мере, до условленного времени. Если Густав не появится завтра к вечеру, то тогда нужно было идти в замок, несмотря на запрет супруга этого не делать, а наоборот, бежать подальше от столицы. — Эйден! — послышался снаружи встревоженный голос Питера. Эйден оглянулся на зов, тут же поднимаясь и выходя наружу. Он почти сразу встретился с бледным Морганом и незнакомым альфой. Брови сами сошлись на переносице, когда Эйден оглядывал этих двоих. — Что случилось? — голос невольно сорвался и немного осип к концу даже такой фразы. — Где Густав? Вы ведь не должны быть здесь сегодня. Только завтра… — Себастьян раскрыл нас, — проговорил Морган, опускаясь на давно упавший ствол дерева с сухой корой. — Думаю, Густава и остальных схватили, иначе они бы нас уже догнали. Мы до вечера отсиживались, чтобы добраться до вас. Они бы догнали нас. Эйден сжал ладони в кулаки, прикрывая глаза, чтобы успокоиться. — У Себастьяна сегодня свадьба? — спросил он. — Если он не отменил торжество из-за нас, то да, — кивнул Калеб, не совсем понимая, что задумал омега. — Тогда нам необходимо поздравить его, — уверенно произнес Эйден, поднимая подбородок в одновременно уверенном и упрямом жесте. Он хотел прийти Густаву на помощь. И придет, даже если остальные и будут с ним спорить. А Густав просто может сделать вид, что не заметил. Ведь он и сам любил так делать, так чем Эйден хуже?