Мой волк. Моя звезда

Эшара не может оторвать глаз от алого зарева, которое видно через окно с кровати. Жесткой и узкой, но разве гвардейцу надо больше? Маленькая келья, белые стены, узкое окно – вот оно, жилище воина. Дорнийка все еще не верит в смерть Элии и ее детей. Все еще надеется, что они спасутся. Но голос разума твердит об обратном, а Эшара всегда была реалисткой. Во рту все еще горький привкус отвара, который в нее влила повитуха. Странная женщина, но она была единственной, на кого оставалось положиться Эшаре. Ей незачем убивать ее и ее ребенка, так сказал Ланнистер. Деньги, которые он платил повитухе, не принадлежали Эйерису. А дорнийка думала о том, что никогда не расплатится с рыцарем. Будь она в другом положении, то гордо отказалась бы от помощи, но сейчас она должна думать не только о себе. Она чувствовала себя отвратительно уже несколько дней. И не раз думала о том, что это конец. Проклятая лихорадка, кажется, изнутри выжигала все, медленно тянула силы и отравляла жизнь. Но ей нужно было держаться из-за ребенка. Возможно, когда Нед приведет мейстера, тот сделает что-нибудь, спасет ребенка, и тогда она будет спокойна. А еще ей надо рассказать ему о Башне Радости. О боги, она и правда собралась умирать? Ну… Сначала толчок. Болезненный, от него перехватывает дыхание, на глаза наворачиваются слезы. - Да, маленький, я знаю. Плохо мне, плохо тебе. Прости родной. Рука скользит по животу, Эшара пытается успокоить ребенка. Он все еще без имени, она все еще не знает, кем будет ее ребенок – мальчиком или девочкой, Сэндом или Сноу (ей рассказали, что так называют бастардов на Севере) или же Старком, если Нед признает своего отцовство. Ведь этого она тоже не знает. Вдруг он пришел под эти стены не ради нее? А потом наступает схватка. И только тогда Эшара понимает, что такое боль при родах, срывается на протяжный стон, откидывается на подушки. - Матерь, нет. Еще рано. Слишком рано. Он совсем не готов. Ласковые руки повитухи устраивают ее удобнее, помогают согнуть ноги в коленях и развести их, суют подушку под поясницу, вытирают лоб: - Скорее, это уж ты не готова, а он молодец, сразу отозвался. - На что? – Дорнийка собирает силы, впивается ногтями в руку повитухи. – На что отозвался? Ты меня отравила? – Страх и боль затопляют прекрасные фиалковые глаза. - Глупая. Нет, отравили тебя раньше, а сейчас мы будем рожать потому, что это поможет вам обоим. Эшара мотает головой, откидывается на подушки. На краткий миг проваливается в бессознательность, слова повитухи звучат глухо и бессмысленно. Но снова цепляется за реальность. Помочь. Она может им помочь. Она должна им помочь. И снова тонет в боли новой схватки.