Дорожка к счастью

      Уже на следующее утро Кою был полон навязанного воодушевления поступить на бюджет в университет искусств и в будущем стать художником. Весь мир словно пытался вернуть его к жизни, казалось, что то, в чем он разочаровался, доказывало, что не все так ужасно. Уже в этот же день на его лице была улыбка, та улыбка, которая была когда-то у подростка Кою, который еще не подозревал об обмане родителей, который еще не влюблялся безответно, которого еще не пытались обмануть, чтобы затащить в кровать.       Библиотека стала вторым домом для парня, а нелюбимый посетителями столик в кафе - партой. Когда клиентов было мало, он всегда садился за него для того, чтобы немного освежить школьные знания. Сколько же учебников он таскал с собой каждый день! В старом затертом рюкзаке, который был заштопан неисчислимое количество раз, всегда лежало пару книг по литературе, учебники японского языка и истории.       Воодушевление было столь сильным, что он успевал все. На душе было приятно, что остались еще люди, которые могут оказать поддержку, которые не лицемерят и пытаются сделать что-то для тебя. Возможно, он не залечил все свои раны, которые образовались после двух предательств, но он был на пути к восстановлению. Будучи твердо уверенным поступить только на бюджет, Кою купил кроватку для еще не родившейся сестры и даже помог отцу оборудовать ее крохотную спальню (хотя, конечно, уголок, выделенный в комнате родителей сложно назвать спальней). После он потратился на мольберт для себя и сразу же принялся рисовать картину на конкурс для поступления. Времени грустить и вспоминать прошлое не было, оно было занято усердной работой в кафе и еще более усердной учебой и рисованием картины.       Прошлое, однако, не ушло бесследно, оно иногда проскальзывало на картины Кою, отчего он заканчивал начатую работу даже не пройдя и полпути к ее завершению. На всех его идеях оставался отпечаток Широямы Юу, это отображалось на использовании красок, парень часто ходил в магазин, так как белый и черный цвета очень быстро заканчивались, в то время как остальные были почти не тронуты. Он старался добавлять других цветов, старался сделать картины не такими грустными и печальными, но у него ничего не получалось.       Главная вещь, которая происходила теперь изо дня в день – его толкали навстречу той мечте, о которой он грезил ранее. Его никто не собирался бросать, словно все вокруг внезапно заразились желанием вернуть его к жизни. Кою полюбил не того, ему бы полюбить доброго и отзывчивого Ютаку или ту же милую, пусть слегка и надоедливую, Юширо, которая тоже в беде не оставит. Даже их постоянный клиент, Тошимаса-сан, косвенно прилагал много усилий, чтобы помочь Кою. Это действительно вдохновляло - незнакомый человек, даже не зная всей ситуации, хотел помочь.       Кою снова поверил в людей, доверился всем и старался выложиться на все сто, чтобы не разочароваться самому и не разочаровать тех, кто вкладывал каждый камушек в его немного витиеватую и тоненькую тропинку, даже не дорожку, к счастью, будущее, о котором он мечтал, пока его не сломали. Мир словно становился ярче, и это были не розовые очки, это были люди, которые помогали раскрашивать его жизнь своей добротой. Порой ему хотелось разрыдаться от того, что в него верили, что ему так помогали, подталкивали вперед, когда он сам потерял веру в себя.       Так шли месяцы – он учился, старался нарисовать достойную картину, помогал родителям и друзьям, как они помогали ему. В декабре его мать родила, девочку, правда, назвали ее не Шизукой, а Мегуми. С приближением марта волнение начинало расти, страх пробирал до костей, хотя Кою вовсе не боялся экзаменов, скорее их результатов. Напряжение росло, а у него все еще не было картины. Было странно дорисовывать ее в последние дни, у него даже не было возможности что-то исправить. Ему хотелось приехать к Широяме, забрать у него свои полотна и поехать на экзамен. Парень был уверен, что те картины были в разы лучше того, что ему довелось нести на конкурс.       В дни экзаменов Кою был совершенно спокоен, пока все студенты шумели и переступали с ноги на ногу, он сам стоял у входа в аудиторию так, словно он принимал эти экзамены, а не сдавал. Когда же настало время писать тесты, не было такого вопроса, который бы он оставил на потом, над которым нужно было подумать. Кою был полностью готов, более того, он был уверен в том, что из ста возможных баллов он получит все сто за каждый экзамен. Вопросы оказались довольно легкими или такими они показались ему.       К сожалению, бюджетное место могло достаться ему только после оценки его картины. Вот тут-то волнение и проявило себя, он, как и остальные студенты, стоял, покусывая губы, ходил по коридору, переступал с ноги на ногу и чуть ли не молился. Хотелось бы, чтобы все прошло так, как описывал Тошимаса-сан, чтобы к нему не приставали с расспросами и чтобы в его картине увидели талант, старания, а в самом Кою претендента на бюджетное место. Тошимаса-сан не являлся одним из тех, кто оценивал бы его работу.       Кою увидел много картин и сомневался, что некоторые заслуживают не то, что бюджетного, а даже обычного места. Он искренне не понимал, как изображение флага Японии может помочь пробиться в тройку лучших, или корявый восход, в рисовании которого было задействовано только три цвета – красный для солнца, темно синий для моря и серый для неба, при том, что никаких бликов от солнца не было, словно человек просто решил закрасить лист бумаги двумя цветами, а потом на сером нарисовать красный кружок. Таких «шедевров» было действительно очень много вокруг. Кою был поистине удивлен.       Когда же подошла его очередь, он был погружен в глубокие раздумья. Может, стоило и ему нарисовать что-то «современное» на уровне детского сада? Солнышко с улыбкой, голубые облачка и цветочек с корявыми лепестками и листочком.       Дверь за спиной тихо захлопнулась, в аудитории было намного прохладнее, чем в коридоре. За длинным столом впереди сидело пятеро человек, три мужчины и две женщины. Их внешний вид скорее напоминал банковских работников, нежели преподавателей университета искусств: в черных костюмах, с хмурыми лицами, мужчины коротко стрижены, женщины с тугими пучками на голове. В ту ли аудиторию Кою попал?       Он неуверенно прошел к пустому мольберту перед столом и поставил туда свою картину, поджимая губы. Кажется, он забыл поздороваться. Уже готовый стукнуть себя по лбу за свою тупость он быстро поклонился, пробормотав приветствие и свое имя.       Молчание. Они ведь его услышали или все еще думают, что он какой-то невежливый идиот? К такому Тошимаса-сан его вовсе не готовил.       - Что изображено на вашей картине, Такашима-кун? – на губах одной женщины появилась кривая улыбка.       - Балерина, - выдавил из себя ответ Кою.       Словно они не видели, что изображено на его картине. Впрочем, это не было удивительным, поскольку они на нее даже и не взглянули, только его самого сверлили холодными взглядами. Женщина кивнула, улыбка пропала с ее лица и она, опустив взгляд к своему блокноту, что-то записала.       Что она там пишет?       - Что вы хотели показать этой балериной? – заговорила другая женщина.       Кою посмотрел на свою картину. Ничего яркого в ней почти и не было, кроме тени. Сама балерина сидела на полу, слезы стекали по ее щекам, один пуант лежал рядом, второй она пыталась то ли снять, то ли надеть – было непонятно. Она была в темном зале, освещаемом холодным светом одной единственной лампы, которая не была изображена на картине. Зато тень девушки танцевала, она была единственным ярким предметом на холсте.       - Что в моменты, когда тебе кажется, что все уже кончено, тебе просто нужно заглянуть вглубь себя и найти ту часть, которая еще не отчаялась и следовать за этой частичкой души; что не стоит видеть только свои неудачи, нужно видеть и успехи, даже те, которых ты еще не достиг, но к которым нужно сделать всего лишь шаг. Она упала и отчаялась, но ей стоит лишь надеть второй пуант, чтобы снова встать на ноги и затанцевать, чтобы сделать то, что она считает невозможным.       - Очень интересная задумка, Такашима-кун. А яркая балерина на заднем плане это…?       - Это ее тень. Это то, что она должна увидеть внутри себя, чтобы преодолеть трудности.       - Спасибо, - женщина кивнула, тоже сделала пометки, и снова воцарилось молчание.       Кою неуверенно отвел взгляд от своей картины и посмотрел на людей перед собой. Никто из них не проронил и слова. Один мужчина поднялся и подошел к холсту, чтобы рассмотреть его поближе. Кою же чувствовал себя лишним, у него даже дрожь по телу прошлась. Не увлекся ли он с описанием задумки своей картины? Может, нужно было что-то попроще? Покороче? Поярче и повеселее, чтобы не было так грустно. Ведь картину можно было описать и в другом свете – балерина отчаялась и бросила все, и ее тень это то совершенство, которого ей не суждено достигнуть, поэтому она снимает пуанты, чтобы сбежать из студии и вернуться к обыденной жизни.       - Спасибо, Такашима-кун. Результаты будут вывешены на стенде у входа в университет через три дня. Можете забрать свою картину.       - Спасибо… - пробормотал Кою.       Взяв картину, он тихо вышел из аудитории. У него остались только странные ощущения после этого конкурса. Разве они не должны оценивать их работы, чтобы решить, кому достанется бюджет, а кому нет? Неужели одного взгляда им хватило, чтобы все решить?       После университета Кою сразу пошел на работу, Тошимасы-сан там уже не было. Ютака и Юширо тут же начали его обо всем расспрашивать, но рассказывать было нечего.       - Ты прошел? – в один голос спросили они, как только он переступил порог кафе.       - Узнаю через три дня… - пробормотал он.       - Им понравилась картина? – спросил Ютака.       - Не знаю. Думаю, им гораздо больше понравилось, если бы я пришел в деловом костюме и с какой-нибудь простенькой картиной без идеи. По крайней мере, один их внешний вид мне об этом сказал. Если бы там не было мольберта, на который нужно было поставить картину, я бы даже подумал, что ошибся аудиторией.       - Ты какой-то странный сейчас… - заметила Юши.       - Странный? – переспросил Кою.       - Да, - Ютака подтвердил. – Такой же, каким ты был, когда только пришел к нам. Холодный, безэмоциональный, унылый…       - Просто думаю об этой комиссии… - он отмахнулся.       Пройдя в комнату для персонала, он осторожно поставил свою картину на пол, переоделся и начал работать.       Три дня прошло так быстро и неожиданно, что Кою постоянно посматривал на дату, сомневаясь, что время настолько быстротечно. Количество народу рядом с университетом, однако, заставило его поверить в то, что три дня на самом деле прошли. Многие стояли с радостными улыбками. Интересно, они знали, что в университете всего лишь три бюджетных места?       Кою осторожно протолкался к стенду и решил начать с конца списка. Его имени внизу не оказалось, это радовало, оставалось надеяться только на то, что оно будет в начале. Прочитав половину имен, он не выдержал и глянул наверх.       Да. Он был в списке.       - Эй, где твое имя? – спросил один из подошедших парней.       Кою уже не помнил, как его звали, этот парень пристал к нему в день конкурса, так как ему было скучно и не с кем говорить, он своей жертвой выбрал Такашиму и надоедал ему все время, пока тот не зашел к комиссии. Кою молча ткнул пальцем на свое имя вверху списка.       - Поздравляю, это же круто! Давай отпразднуем! Я устраиваю вечеринку, ты приглашен!       - Спасибо, - Кою кивнул. – Не думаю, что смогу прийти.       Он молча развернулся и пошел домой.       Его балерину действительно оценили, ему бы стоило радоваться.       Путь обратно показался ему таким медленным, словно он шел до остановки не три минуты, а три часа, а автобус ехал не пятнадцать минут, а пятнадцать дней. Срывался дождь. Смесь самых разнообразных чувств бушевали внутри него, а он просто смотрел в окно с безразличным видом. Выйдя из автобуса, он даже не накинул капюшон по дороге домой, просто шел, рассматривая асфальт под ногами и думая о чем-то.       - Ты прошел? – шепотом спросила мать, не успел он и порог дома переступить.       Должно быть, Мегуми спала. Кою кивнул и, сняв промокшую куртку, повесил ее на вешалку, а после молча прошел на кухню. Мать пошла следом и прикрыла за ними дверь.       - Почему же ты не рад?       - Я четвертый, - он поджал губы и посмотрел на мать. – На три бюджетных места я четвертый претендент.       - Мы можем заплатить за год…       - И только за год, - Кою кивнул. – Хотя я сомневаюсь, что этого хватит. Я много денег потратил со своих сбережений. В этом нет смысла, мам. Я попробовал, у меня не получилось…       - Ты четвертый, Кою.       - А мог быть первым, если бы не картина. Моя балерина заслужила только четвертое место, в то время как мазня, которую Мегуми сможет нарисовать, как только научится в руках карандаш держать, заняла первое место. Мне стоило не тратить так много времени на картину, нужно было нарисовать ее в последний вечер. Выпачкать ладони краской и измазать ими холст. Я просто… четвертое место.       Так близко к совершению своей мечты и одновременно так далеко. Он молчал, переведя взгляд на стол, даже не зная как правильно реагировать. Все могло измениться только в том случае, если бы кто-то из троих отказался бы от своего места и Кою мог бы занять третью позицию.       Несколько дней подряд он был совершенно безразличен ко всему, теперь свободное время он проводил в кровати рассматривая потолок. В кафе на работу он пока не ходил, взял пару выходных, не объясняя их причину. Конечно, из университета он забрал документы, не надеясь на успех. Было как-то пусто и одиноко. Не хотелось ни с кем говорить, никому ничего рассказывать. Возможно, он просто не хотел напоминать себе о том, что он не поступил, а возможно не хотел разочаровывать тех, кто ему помогал, кто вел его к этой цели, а он оказался четвертым.       - Ты должен был это предвидеть с самого начала. Словно могло быть иначе, - сказал он сам себе в одну из бессонных ночей. – Ты только даришь себе бессмысленные надежды, которые вряд ли станут явью. Только еще больше разочаровываешься в своем существовании, Кою. Тебе не нужно было их слушать, только еще раз осознал, насколько все твои трепыхания жалки и безрезультатны. Балерина снимала пуанты, чтобы сбежать и ты это знал. Такова была твоя изначальная задумка. Ты всего лишь исказил ее глупыми надеждами.       Он повернулся набок, обнял подушку и зажмурился, надеясь хоть так провалиться в сон. Возможно, надеясь больше никогда не проснуться. В последний миг перед сном на его лице появилась грустная улыбка.       Снова глупые надежды.