Be the light

Tablo feat. Taeyang - no more tomorrow Block B - It's not over

POV Zico - Спасибо, большое спасибо... Спасибо... О, а вот это в общагу унести будет непросто... Спасибо вам... - откланиваясь наспех и не забывая улыбаться направо и налево, боком продвигаться в сторону входа в агентство. Поправка - пытаться продвинуться, не наступив на кого-то из фанаток, коих перед ним собралась без малого сотня, а то и больше. Пальцы немеют от неисчисляемого количества веревочек кучи разноцветных пакетиков и коробочек, перехваченных из чьих-то рук. Плюс сверху то ли снег, то ли мелкий град противно бьет по козырьку кепки и падает за шиворот, тут же превращаясь в холодные капли. С утра Сеул накрыли сплошным слоем темно-серые снежные облака, и из-за них теперь у меня ужасно болит голова. Да и настроение тоже ни к черту. Рядом, тоже насупившись, вышагивает мелкий, который, кстати, за последний месяц вытянулся еще на пару сантиметров. Глядишь, и меня перегонит скоро.       Изо рта вырывается пар, но расстояние до двери почему-то ближе не становится. Замечаю, что нас успели окружить плотным кольцом девчонки, прицелившиеся в наши заспанные лица своими разномастными фотокамерами. Квон рядом нервно оглядывается. Слежу за его взглядом и понимаю, что охрана ну как-то слишком далеко от нас. Меня уже начинают хватать за рукава куртки и толкать плечами, пытаясь идти наравне со мной. Вот блять.       Конкретно в этот момент я хочу, чтобы меня держала всего одна рука. Маленькая, теплая, нерешительная. С тонким ободком колечка на указательном пальце. - Чихун, ближе ко мне, - киваю макне, и он тут же подскакивает, подстраивая шаг под мой. Это утро, девушки!.. Пожалейте нас, усталых и не выспавшихся... Мы же тоже люди... Думаю, но не говорю. И продолжаю вымученно улыбаться.       Наконец мы внутри. Привычно подняться по лестнице и занять место в углу дивана общей комнаты. Вокруг - суета и разговоры. В одной из дальних комнат сейчас интервьюируют Тэиля и Кёна. Джехё подъедет позже. Повертеть в пальцах одну из коробочек и попытаться отколупать ногтями наклейку. Дико интересное и совершенно идиотское занятие. Не получается сделать это полностью, и крохотные липкие кусочки цепляются к пальцам. Психануть и резко сорвать крышку. И увидеть внутри милый розовый значок ХеллоКитти. Усмехнуться. Закрыть крышку. И кинуть коробку обратно в пакет.       Неужели я теперь вот такой? Милый, улыбчивый, жаждущий всяких дибильных розовых безделушек Зико? Фанатеющий по детским котикам. Это разве я? Тот, которому пришлось отказаться от спокойной пацанской жизни, выбрав взамен куртки в пайетках и блестящие кеды? Тот, кому так тяжело давалась любая улыбка, пусть даже и самая невыразительная... Теперь я улыбаюсь всегда: на сцене, на фанмитингах, на шоукейсах... На фото. Но мало кто знает, что внутри у меня в такие вот моменты - чернющая ночь. Это когда хочется орать от бессильных попыток поменять в своей жизни хоть что-то, хоть самую маленькую, самую крохотную ее часть. Это когда понимаешь наконец, что все это время тебя просто-напросто дергали за ниточки те люди, принадлежать которым ты согласился добровольно. Это когда всю твою подноготную выставляют на всеобщее обозрение, запуская в массы сотни теорий одна другой смешнее. Так и с ХэллоуКитти произошло. Ну, было. Ну, нравилось. Но теперь-то тошнит уже. Просто потому, что одно и то же на каждом шагу. - Что нового? - решаю выдернуть себя из пучин самокопания, повернувшись к Квону. Тот поднимает прищуренные от яркого света глаза на меня, словно удивившись, что я вообще умею разговаривать. Ну да, актуально. Особенно учитывая то, что последние недели три из меня просто так и слова не вытянуть было. - Да все как всегда, - вздохнув, отвечает, растягивая слова. - Гадают, ты это или не ты. Достало уже. - Что пишут? - стараюсь вести себя насколько возможно непринужденно, откидываясь на мягкую спинку, а у самого пальцы аж сжимаются. Чихун заметил и ближе подсел. Смышленый парень. - Одна пишет, что парень вообще на тебя не похож, другая - что на нем точно такая же толстовка, как и на тебе была несколько месяцев назад. Короче, срач развели, но уже успокаиваются, - Квон поддувает длинную челку и снова утыкается в телефон, посчитав тему исчерпанной. Чихун пытается заглянуть в мои глаза, улыбаясь обнадеживающе. А мне тошно. Я не видел Сурим уже целый месяц, и за это время пришла зима. Быстро так.       Просто мне запрещали. Просто лимит доверия ко мне исчерпал себя, по-видимому. Охрану усилили, плюс о моих передвижениях теперь сообщают прямиком менеджеру, и у меня уже чувство появляется, что без него спокойно и в туалет скоро сходить не дадут. Это отвратительно и ужасно тяжело - жить как в клетке. Бояться, чтобы скандала не вспыхнуло. Особо бешеные фанатки - как правило те, кто караулит под дверьми агентства и общаги каждый день - только прибавляют беспокойства. Такие и проследить могут, потом проблем не оберешься. Да и Сурим это ни к чему... Так что я успокаиваю себя одним: я продолжаю защищать ее, пока нахожусь как можно дальше. Да, успокаиваю... Вот только до конца успокоиться не получается как-то. И с каждым долбанным днем я понимаю, что мое желание увидеть ее, узнать, в порядке ли она, все растет. Я слишком быстро и слишком безнадежно влюбился. У таких, как я, обычно так все и происходит - ни хера не предсказуемо, и обязательно какой-нибудь малюююсенький пиздец сверху вишенкой. - А пчелки-то наши скоростные, - ни с того ни с сего хмыкает Квон. Чихун даже весь подбирается как-то, едва ощутимо. Напряжение перекидывается и на меня тоже, но я, как могу, пытаюсь сделать безразличный вид и вяло интересуюсь: - В смысле? - Выкинули фото в сеть и теперь обсуждают, как ужасно ты выглядел сегодня. На тебе лица не было, чего ты так удивляешься? - спрашивает он, заметив мою вздернутую бровь. - Ты и с нами который день одними своими бровями разговариваешь. - Да ладно? - вякаю безэмоционально. Не люблю, когда меня обсуждают при мне же. - Вот и они заметили. Гадают теперь, то ли это от того, что ты вынужденно расстался со своей девушкой, то ли от того, что последний наш концерт по здоровью твоему долбанул. Версии одна другой придурочнее, скажу я тебе. - Они меня что, жалеют? - вырывается против воли. Бесит, не могу. Да и на беспокойство со стороны фанаток не очень-то смахивает. Скорее, на здоровое надоедливое любопытство. - Нет, бля, грязью поливают, - высказывает Квон и прячет телефон в карман. - Они беспокоятся за тебя, кретин. И многие желают тебе счастья, между прочим, с этой твоей Сурим. Без ревности, конечно, никуда, но большинство... - Хён, видеться с ней мне запретили не фанаты, а агентство. Их я ни в чем не обвиняю, - взбрыкиваю я. Меня опять не так поняли. Чихун успокаивающе бьет по спине, и этот странный способ утешения действует на удивление быстро. - Чихо-хён, это все ничего... Этого дурацкого фото недостаточно, чтобы обвинить тебя в несоблюдении условий контракта, - громкий шепот в мое ухо. Я улыбаюсь. Режим милого доброго макне включен. - Да меня никто и не обвиняет. Вселенского скандала не было, слухи ничем конкретным так и не увенчались. Беспокоиться не о чем, - бормочу себе под нос, но уже и так дуракам вокруг меня ясно, что я успокоился. Сдулся, блин, как тот самый шарик. Последствия ведь все равно уже имели место быть, и выразились они весьма неоднозначно - поводок на моей шее затянули немного туже, призывая работать немного усерднее и на работу свою тратить немного больше личного времени.       За это самое время как-то сами собой успели написаться несколько синглов, я успел пару раз сменить цвет волос сначала на желтовато-рыжий, а потом и на каштановый, шоукейсы тоже как-то сами собой случились. Только было это все так, словно меня там и не было. Я не чувствовал усталости, но в то же время не чувствовал, что могу продолжать работать. Особенно остро это было по вечерам, когда вместо того, чтобы терроризировать мой мозг новыми задумками и идеями, все мысли просто-напросто испарялись одна за одной, оставляя после себя пустоту. Я не мог сочинять музыку, не было желания писать тексты к песням. Моя жизнь внезапно оказалась по горло в депрессии, хотя ее и было очень сложно заметить за моими вынужденными улыбками и опущенными глазами. Я потерялся.       Это чувствовалось как зимняя спячка последнего в мире медведя - вокруг пустынно и холодно, и некому разбудить по весне.       Вслед за одним интервью приходили другие, но последний вызов на дорогой мне номер в моем телефоне так и датировался сентябрем. Медленно, но верно я начал все больше и больше углубляться в работу, не замечая ничего и никого вокруг. Сурим постепенно стиралась из памяти, и я удивлялся время от времени - неужели мне действительно могла запасть в душу слепая девушка? И если я был ей небезразличен до того дня, то почему она ни разу за все время не позвонила? В результате я, не надеясь больше ни на что, заставил себя не вздрагивать каждый раз, когда звонит телефон. Брат успокаивал, изредко звоня, и предлагал оглянуться по сторонам, но я не хотел. Меня не оставляла мысль о том, что каким-то слишком тусклым я получился светом. Пусть лучше я буду жить с этим, чем знать, что она все еще ждет. POV Сурим       Каждый день отрывать по листку календаря, не видя чисел - все, что мне осталось. Я уговаривала себя не грустить понапрасну, в то же время прекрасно зная, что один парень точно надолго останется в моей памяти.       На работе я потеряла телефон, а соответственно, и всякую связь с ним. Он знает, где меня найти, знает, знает... И так неделя за неделей. От моей надежды остались в конце концов одни ошметки.       Мои наушники так и продолжали молчаливо висеть на зеркале. Слышать его голос было невыносимо больно. Мои плечи все еще чувствовали тепло его рук, когда он обнимал меня, напевая строчки собственной песни.       Жизнь превратилась в бесцветное колесо обозрения, монотонно двигающееся по кругу. День-ночь, день-ночь... День... Я перестала ходить теми дорогами, которыми ходила раньше, потому что не хотела встретить его. Я выбросила ту мазь из-за стойких ассоциаций, связанных с ней. Я не хотела оставлять у себя ничего, что напоминало бы о самых счастливых и светлых днях моей слепой жизни. И позволила серым будням затопить меня по горло и даже немного выше.       "Когда опускаются руки, и ты не в состоянии уговорить себя двигаться вперед - просто вспомни, что я есть, я где-то существую и жду тебя. Каждый день, час и минуту. Каждый момент моей жизни. Я жду тебя, У Чихо" - старым, едва заметным черным фломастером выведенные по памяти буквы, немного кривоватые, но очень, очень важные. ***       На небольшой возвышенности, в том месте, где заканчивается частный сектор немного обветшалых загородных домов и откуда центр мегаполиса видно как на ладони, стоит крохотная, совсем немного покосившаяся лавочка. На ней, опустив голову, сидит девушка. Как бы ей ни хотелось, она не может раскрыться навстречу ветру, который здесь, кажется, дует со всех сторон сразу. Она не может ощутить, каково это - видеть бурлящий водоворот дневной жизни издалека, но не быть его частью. Сейчас ее мысли только об одном - она потеряла его. Того, кто вернул чувство легкости в ее жизнь, того, кого она узнала бы из толпы других лишь по запаху одеколона, того, который крепко обнимал и успокаивал лишь одним своим присутствием. Того, за чьей спиной можно ничего и никого не бояться.       С каждым предложением из ее зажмуренных изо всех сил глаз слезы текут все сильнее. Она умоляет кого-то - может, бога, а может, судьбу - о том, чтобы он вернулся в ее жизнь, чтобы дал знать о себе хоть как-то. Умоляет и сама не верит в свои слова. Он не может, не может, не... У него нет времени, совсем нет времени... Может ли быть, что его и вовсе нет? Но ведь это невозможно!.. Кто же тогда... С кем...       Наконец, она полностью истощена. Выжата. Опустошена. Чувство такое, что если внутрь нее бросить металлический шарик, он будет кататься с глухим металлическим скрежетом туда-сюда. Обреченно поднимается, насухо вытирает тыльной стороной рук в перчатках покрасневшие щеки и уходит.       И долго идет потом, не оборачиваясь и не обращая внимания на резкие толчки, время от времени прилетающие от прохожих, спешащих куда-то. Думает, что снова забыла выгулять собаку. О том, что из-за ее убитого вида ей дали внеплановый отпуск, и теперь ей нужно коротать его где-то. О том, что она не мастер убивать время. И еще о том, что, возможно, она заблудилась.       А потом из-за холодных туч появляется теплое солнце и обнимает своими мягкими светлыми лучами. Ощущение покоя приходит из ниоткуда, обволакивает долгожданным умиротворением. А еще солнце пахнет корицей, оказывается... Девушка останавливается в замешательстве и принюхивается ровно до тех пор, пока ее едва не сбивает чья-то свитерная грудь. И она больно бьется о нее носом, не понимая до конца, кто может врезаться в нее настолько нелепо. Осознание приходит медленно, клеточка за клеточкой наполняя Сурим радостью, но не только потому, что свитер пахнет очень приятно, сладковато-терпким одеколоном с легким ароматом цитрусовых, а еще и потому, что за спиной смыкаются те самые руки, которые вспоминала недавно. Под мягкой тканью бешено колотится сердце, и где-то высоко над головой - хриплое срывающееся дыхание. Счастье внутри нее подобно цунами, и она зажмуривается уже от головокружительного чувства, не замечая слез по щекам. - Ну привет, придурочная!       Сердце внутри разлетается разноцветными брызгами, однако, когда она открывает глаза, оно тут же пропускает удар. Потому что свитер, в который она на радостях уткнулась носом, оказывается нежного зеленого цвета.