***
Малфой же весь пребывал в заботах и не находил времени, чтобы порадоваться жизни. Гарольд был даже рад, что передоверил им с Гермионой все организационные вопросы. В конце концов, он в жизни не занимался организацией хотя бы чего-то в своей жизни. Все делала команда, а когда на команду не хватало денег — бессменный Джереми. Но в то утро, обычно такой напыщенный, Малфой был непривычно задумчив. — Что случилось? — спросил Гарольд, с удовольствием уплетая мясной пирог. — У нас пропал домовик, — ответил Малфой. «Ой, а у нас появился, — чуть было не сказал Гарольд. — Вот забавное совпадение, правда?» Но решил оставить эту, несомненно, веселую мысль при себе. Вместо этого состроил озабоченную мину: — Какой кошмар! Надеюсь, он вернется... В конце концов, чувство было ему знакомо. Когда он был Максом, у него был кот, который в один прекрасный день сбежал исследовать просторы улицы. Правда, тогда Макс был этому даже немного рад, так как кот не поддавался никакой дрессировке, и следы его жизнедеятельности отыскивались в любом месте, до которого он мог добраться. Буквально в любом: даже в углу под потолком, там где кот обожал сидеть на карнизе. Но спустя какое-то время радость сошла на нет, Макс понял, что даже отчета себе не отдавал в том, насколько привязался к пушистому мерзавцу. К счастью спустя полгода гуляний кот вернулся и жил с Максом до самой своей старости. А вот что касается Малфоевского домовика, для него шанс вернуться домой был исчезающе мал. И не потому что Гарольд упросил Финна оставить его себе (с этим все еще были проблемы из-за мощной родовой магии, держащей любого домовика насмерть привязанным к хозяйской семье), просто выпускать его на волю, даже со стертой памятью, было слишком опасно. Ведь стертая память — это уже слишком емкое сообщение. Почти что провокация. Знак того, что тот, кто подослал шпиона, копает в правильном направлении. Но ведь Финну и Гарольду нужно было, чтобы все заинтересованные лица как раз копали в любом другом направлении, кроме связанного с ними. Поэтому два маленьких неудачливых шпиона томились пленниками в подвале роскошного лондонского особняка, но Гарольд надеялся, что мудрый Финн сумеет найти способ их перевербовать. Если нет, то он попробует сам. Возможно, силы Дракулы окажутся мощнее родовых чар. — Мама ужасно расстроена из-за этого, — пожаловался Малфой. — Неужели она так его любила? — сочувственно поинтересовалась Пэнси. — Не будь дурой! Конечно, нет, просто кто теперь должен заниматься домашним хозяйством, по-твоему? «Ну пусть твой отец и занимается, — подумал Гарольд. — Раз это он оставил семью без домовика, интриган недоделанный. Сколько же проблем люди создают себе сами...»***
После срыва на съемках и небольшого происшествия с соседом, как осторожно называл это Джереми (к счастью, сосед всего лишь впал в летаргический сон, но был вполне себе жив, и даже то, что его нашли потерявшим уйму крови и лежащим у тлеющего костра из собственных книг, объяснили вполне естественными причинами, то есть сильнейшим нервным истощением и злоупотреблением наркотиками. То же и с его гостьями, которые еще несколько недель чувствовали себя необычайно вяло), Гарольд начал регулярно заниматься продвинутой практикой медитации. Сначала под контролем опытного наставника — довольно популярного в Лондоне индийского гуру, позже — самостоятельно. За малое время ему удалось добиться серьезного успеха, он научился себя контролировать, а точнее, не себя, а Дракулу и приступил к созданию картотеки личностей, которая, по его задумке, поможет ему в работе над новыми ролями. Основной личностью было ядро — смесь Макса и Гарри, точнее, в большей степени Макса с небольшими вкраплениями Гарри — их было не разделить. Еще бы чуть-чуть и такая же участь ждала Дракулу — он стал бы дополнением ядра или, быть может, подмял его под себя. Но теперь Макс как бы поставил его на отдельную полочку, с которой может взять его когда хочет и вернуть обратно без последствий для себя. Он выучился контролю. Но тренируясь с картотекой, в которой он выстроил предостаточно места для будущих ролей, Гарольд обнаружил нечто странное. В его мозгу (душе? подсознании?) скрывалось нечто чуждое. Как будто бы там засела еще одно полноценная личность или, во всяком случае, ее кусок. Вначале он подумал, что это, возможно, последствия одной из ролей (или их совокупности). Кто знает, может, и до Дракулы ему удалось неосознанно вжиться в роль до степени почти полного воплощения? Но это было нечто иное, и тончайшими нитями оно скреплялось с теми кусками объединенной личности, которые когда-то были Гарри. Это нечто было цельным и как бы плотно закупоренным, сокрытым в самом себе. Попытка рассмотреть его поподробнее (если слово «рассмотреть» вообще уместно, когда речь идет о столь тонких ментальных материях) вызывала тревогу настолько дикую, что Гарольд раз за разом вынужден был отступать. Создавалось ощущение, что кто-то подсадил ему (а точнее, видимо, маленькому Гарри) еще одну личность (или что-то на то похожее), которая пребывала в спящем и защищенном от обнаружения и проникновения состоянии. Она была черным ящиком, бомбой замедленно действия, которая могла сработать в любой момент, повинуясь то ли внутреннему импульсу, то ли внешней команде. Что с этим делать Гарольд пока не знал. Возможно, ему нужен был специалист по черной и запретной магии, возможно, просто хороший психотерапевт, но со свойственным еще Максу разгильдяйством, он решил отложить решение этой проблемы хотя бы до зимних каникул.***
Перси много писал в последнее время, но то была лишь тренировка годами подавляемого пера. Ничто из материала не годилось для создания настоящей пьесы. Но последним октябрьским вечером произошло нечто вдохновившее его на настоящий творческий подвиг. Всего за ночь он сочинил шедевр своей жизни, от которого пришел в восторг весь актерский клуб, включая декана Флитвика — неплохо для дебютанта, а? Члены клуба решили, что именно по этой пьесе будут ставить спектакль к Рождеству и принялись за работу немедленно. И все это благодаря мизансцене «Тролль в подземелье», любезно разыгранной профессором Квиррелом... — Хоть на что-то сгодился, придурочный заика, — говорил Малфой, выражая общее мнение о самом никчемном преподавателе Хогвартса. Хотя как раз мнение Гарольда теперь отличалось от общепринятого. После рассказа Снейпа он стал присматриваться к профессору Квиррелу, и вскоре заметил его довольно топорную актерскую игру. Оставалось только дивиться: как он не увидел этого сразу? Как не распознал, что перед ним притворщик? Это был хороший урок: ничего не принимать на веру. Теперь на занятиях ЗОТИ Гарольд осторожно настраивался на эмоции исходящие от Квиррела. Осторожно, потому что обнаружил, что под личиной простачка-дурочка скрывается сильнейший темный маг, который мог почувствовать его воздействие. Причем, иногда Гарольду даже казалось, что маг там не один, слишком уж странной вырисовывалась конфигурация его силы. От поглощения его эмоций Гарольду становилось не по себе, они разительно отличались от эмоций любого другого обитателя замка. Более того, они, хотя и казались как будто бы скромными и почти незаметными, вызывали тревогу сравнимую разве что с той, что вызывала в нем недавно обнаруженная внутренняя «бомба». Оставалось всего лишь сложить два и два, но Гарольд слишком погрузился в школьную жизнь, чтобы глубоко осмыслить свои открытия. Ведь близилось Рождество, а с ним и величайший спектакль столетия, который должны были поставить на хогвартской сцене участники актерского клуба.