.Банни.

Осознание. Острым клинком в лёгкое, до колотой раны с ободранными краями и кричащей болью в мозгу. Нет, не верю. Но запах, этот чёртов запах невозможно спутать ни с чем. Никогда. Этот приторный, отвратительный запах зелёного чая и горький аромат кофе, по ошибке названный мужским парфюмом. Мне всегда было тошно ощущать его на ублюдке Роме. А теперь... Теперь... Пытаюсь прикусить чужие пальцы, дать отпор, получить хоть минимум пространства для манёвренности. Но нет, не позволяют. Сквозь шум воды слышу усмешку, она гулким звуком в голове, словно последняя точка, будто приговор. И я готов уже душу богу отдать, вот здесь и сейчас, лишь бы лишить эту суку праздного веселья с моим телом. С силой откидываю голову назад, желая причинить боль мучителю, но мимо, слышу тихий смешок, и он меня злит. Просто выбешивает, вырывая остатки здравомыслия из организма будто раскалёнными клещами. Рывок вправо с резким вдохом через нос, акцентируя всю силу ненависти на то, чтобы вырваться. Но не судьба. Сильные пальцы смыкаются на гортани, лишая тех крох кислорода, что я мог урвать раньше. Рука отлипает от губ. Закричать бы, но воздух - его нет. Боль режет лёгкие, скрипя дыхалкой. Глаза слезятся, и от этого тоже больно. Чужие ладони оглаживают моё тело и спереди и сзади. Хнычу, дёргаюсь, не верю. Просто НЕ верю. Так не может быть. Не может. Но происходит. Охота рыдать и проклинать всё, вся и всех на свете, и в первую очередь себя. Расслабился. Поверил в то, что про меня забудут. Что не отомстят, потому что меня всегда прикроют братья. Как же я ошибся. Как же я глуп. Да сколько уже можно истязать моё израненное самолюбие? Сколько можно меня травить ядовитыми ласками, считая, что я принадлежу тому, кого я не выбирал? За что мне это? ЧТО я такого сделал в прошлой жизни? Да сейчас я готов был проклинать даже праотцов, виня в своих неудачах даже предков. Костяшки коленей ныли под весом тела, резко давя на твёрдый кафель. По телу то и дело пробегала судорога омерзения и отвращения. Я всё ещё на что-то надеялся. Я всё ещё пытался найти выход из этой ситуации. А мозг разрывало от мыслей, и ни одна не была дельной. Ни одна не давала мне и крохотного шанса на попытку спастись. Но я не мог сдаться. Просто не мог. А перед глазами вновь кадры киноленты: я в детдоме, ещё ребёнок, но так же по-взрослому зажат в душевой. Тогда всё обходилось лишь шутками, а сейчас... Сейчас я вырос. Желудок резко сократился отдаваясь потоком кислых слюней от того, что чьи-то пальцы огладили мои ягодицы, задев анус. Жаль, что я давно ничего не ел. Хотелось бы испортить этим уродам веселье. Я весь подобрался, с силой проталкивая воздух в себя, стараясь насытить им организм, ведь хватка на горле ослабла. Дышать было трудно из-за того, что долго держали в стальной хватке, лишая сил, и из-за того, что воздух в помещении прогрелся от паров, став тяжёлым и горячим, и от этого тоже было тошно. Как же дышать-то? В голове муть, а руки всё настойчивее касаются моей кожи, оставляя на мне свои грязные противные следы. Я никогда не смогу отмыться от этого. Истерика пыталась вступить в права на моё тело, так хотелось царапаться и лягаться, но я не мог. Просто не мог. Я снова тупое беззащитное животное, грёбаный заяц, который не может сам себя оградить от ненавистного. Запах лаванды ударил по рецепторам носа, и я застонал, хотя отчаянно изо всех сил хотел кричать. Теперь этот аромат будет ассоциироваться у меня с произошедшим. А он точно будет, ведь меня не убьют, меня попользуют и оставят жить с этим. Чтобы помнил, чтобы мучился. Скользкая рука по спине, от шеи, по позвонку и ниже, ниже. Судорога морального отторжения. Рука медленно спускалась, будто кралась, принося собой гадливость. Хрипы в горле, бульканье. Я оцепенел, пытаясь просто заорать. Как же я жалок. Пальцы коснулись колечка мышц, и желудок снова свело. И снова в пустую. Я лишь закашлялся, от чего жёсткие пальцы вновь перекрыли доступ к кислороду, заставляя меня теряться на грани яви и забытья. Даже в темноте от повязки я ощущал карусель, она нарастала гулом лопастей взлетающего вертолёта и отражалась резью внизу живота. Пальцы с горла вспорхнули вверх по шее, а я уже словно безвольная кукла, еле вишу в пространстве от страха и недостатка живительного воздуха. Как просто, оказывается, вывести тело из строя, стоит лишь лишить его простейшего. Ягодицы ожигают касания и резкая боль. В меня вторглись пальцы. Сразу несколько. Слёзы и сопли напополам потекли по лицу. Чувствую себя обречённой тушкой потерянного когда-то задорного парнишки. Ярость всколыхнулась внутри, и я снова задёргался, завозился, стараясь освободиться, пытаясь закричать, но пальцы того, кто спереди, сжали челюсть. Сильно и неотвратимо, удерживая голову задранной вверх. Влага от душа забивала нос, рот, хлестала по лицу, снова дезориентируя меня. Пальцы сзади не щадили, они словно рвали меня, врезаясь в тело. Хоть и скользили, смазанные гелем, пахнущим цветами, но всё равно. Я был против этого, зажимался, сам тем самым причиняя себе жестокий дискомфорт. Боль. Резкая и сокрушимая. Она снопом искр из глаз, валом поднялась от затылка и рванула прочь, увлекая за собой и меня. Тот, кто сзади, крепко держал меня за волосы, продолжая трахать моё податливое тело фалангами. Сопротивляться в такой ситуации не было возможности. Но я не сдавался, слушал организм, пытался найти путь к свободе. И снова рывок за волосы. Грубо и решительно. Не выдержал, застонал, хрипло, надрывно. Хотя до этого изо всех сих старался молчать, в себе перенося изуверства над собой, чтобы не доставлять ИМ удовольствия от такого разбитого и разрозненного меня. Лёгкое касание губ ко лбу выбивает из колеи, и я дёргаюсь назад, сам неосознанно насаживаясь на пальцы насильника. И вновь стону. Мне неприятно, мучительно приторно. И, блять, член дёрнулся, возбуждаясь. Я не хотел ЭТОГО, но тело, падла, предавало, чувствуя, как хоть и насильственно, но трогают те места, которые адекватно реагируют на прикосновения. Простая физиология. И вот я уже со всей силой ненавижу себя, чувствуя слёзы, они предательски текут из глаз, всё больше и больше растаскивая меня осколками по пространству. Снова губы. Теперь они крыльями бабочек часто-часто и почти невесомо заскользили по щекам. Замотал головой насколько это было возможно, подвывая и всхлипывая. Нет, нет, НЕТ! Не надо нежности. К чему она? Лучше уж пусть трахнут, изнасилуют грубо и жёстко, чем так. Не хочу этой ласки, но меня не спрашивают. Меня просто покрывают поцелуями, изредка оглаживая кожу лица языком. А я уже не в состоянии орать. Горло саднит, и я тупо хриплю. Просто скулю на одной ноте, не в силах успокоиться или взять себя в руки. Язык. Горячий и влажный проникает в мой приоткрытый рот, а чужая рука вновь тянет за волосы, фиксируя голову в нужном им положении. Пытаюсь увернуться, но не выходит. Прикусываю. Шипит. Жду удара, внутренне сжавшись. Но его не следует. Только пальцы. Чужие пальцы с силой сжимают челюсти, заставляя приоткрыть рот, и давят, давят на пространство между верхней и нижней челюстью. Губы ожигает гадким поцелуем. Слишком сильно, слишком жадно и до невозможного нежно. Рвусь, дёргаюсь, вновь пытаясь укусить, а на деле лишь царапаю зубами свои же щёки изнутри. Соль, медь, слюни - в коктейле брезгливости к происходящему. Пальцы исчезают из меня, а язык всё глубже и настойчивее скользит в рот, заставляя тело содрогаться от неудовольствия. Резкий толчок. Вновь слёзы. Вновь скулю. Мычу. Рвусь от вторжения, но тело сзади замирает, проникнув крепким членом в меня до упора. Ною, кашляя, но урод спереди не прерывает поцелуя, так и продолжает меня терзать своими мерзкими губами. Ласкает их, чуть прикусывает, обводит по контуру языком. Не могу больше. Просто не могу. НЕ МОГУ! Толчок. И снова. И снова. Мой член трепещет от паскудного проникновения. Я вздрагиваю от резкой и сразу быстрой амплитуды проникновения. Тяжёлое дыхание за спиной. Я его не слышу. В ушах только гул крови, а в голове немой крик, как визг тормозов железных колёс о стальные рельсы. Но я знаю, я чувствую, что дышит он часто, сорвано, наслаждаясь победой. Чужие губы исчезают, и я делаю огромный глоток кислорода, стараясь опустить голову вниз. Нет, не сдался, просто, чтобы почувствовать, что хоть какая-то часть тела всё же принадлежит мне. Что я могу управлять, хотя бы незначительной, но частью своего тела. Толчки нарастают, а в рот врывается чужой член. Желудок тут же крутит. Пытаюсь отстраниться. Не выходит. Я уже истощён. И физически, и морально, и всё, что могу, это только бесполезно дёргаться, не добиваясь хоть какого-то результата. Как же больно. Как же плохо. Просто херово. Мыслей такой огромный поток, что я уже потерялся в нём. Чувства, ощущения, всё на грани жёсткой истерики. Они безумно зашкаливают, топя меня в себе с головой. Член, большой и твёрдый, рвано скользит во мне. А волосы так и тянут назад, и я никак не могу закрыть челюсть. Стараюсь, пытаюсь из последних сил щёлкнуть нижней о верхнюю, чтобы к херам собачьим прикусить чужое естество. До боли, до крика. ДО КРОВИ. Но не выходит. Просто не получается. И я снова ни на что не годен. Только и нужен для того, чтобы трахали неизвестные в душе. Хотя... почему неизвестные? Я же уже понял, кто это. Блять! Всё. Чувства покинули тело. И страх. И боль. И отчаяние. Разом. Я сейчас пустой сосуд. Единственное, что меня действительно беспокоило, это то, что Рома касался меня. Своими руками. Губами. Телом. Да, это именно он меня целовал, ведь грёбаным кофе пахло спереди, и именно он сейчас имел меня в рот. Клеймил и пачкал, оставляя на мне свой невидимый, но невыносимо тяжёлый след. Всё, что меня волновало, это что я теперь не смогу посмотреть в глаза братьям. Не смогу касаться их. Не смогу им позволить коснуться меня. Я замаран. Телом и душой. И больше ТОЧНО не смогу быть их достоин, упав сейчас на самое дно. Так чувствует себя каналья. Я теперь отребье. Всего лишь шваль. Не лярва, нет, просто давалка, пусть и против моей воли, но меня пользуют. Просто вытрахивают всё чистое, нежное, ласковое, что я так долго собирал и восстанавливал в себе по крохам в новой семье. В моей семье. Боли нет. Тоски нет. Нет сожаления. Я пуст. Я умер. Внутри. Навсегда. И именно сейчас во мне моя душа угасает. Тело онемело. Я не сдался, я потерял себя. Тугая струя под глухой рык склизко и влажно-солёного ударила в горло. Закашлялся, ощущая, что остатки спермы бьют мне на лицо, оставляя на мне разводы и запах. Я никогда не отмоюсь от него. Никогда. А толчки сзади замедляются. Чувствую, как мудило за спиной по кругу водит членом во мне, почти выходит и неспешно скользит назад. Всхлипываю, не могу прекратить поток бесполезной влаги. А руки Ромы гладят меня. Не спеша спускаются от шеи вниз, к груди. Касаются, трут кожу пальцами и гладят рёбра. Вверх по бокам, подхватывают моё безвольное тело, член со спины покинул меня, и рывком ставят на ноги. Колени подгибаются, но Рома держит, прижимая моё тело к себе. Окуная в этот чёртов запах сильнее, словно во флакон с ебучей жидкостью посадил, закрыв крышку. Даже вода эту дрянь не смыла с его кожи. Парень сзади вновь наваливается на меня, проникая внутрь и рычит, трепеща телом от наслаждения. Руки плетьми висят вдоль тела, не могу заставить себя ими шевелить. Губы вновь касаются лица и моих губ. Мимолётно, будто лёгкий мазок кистью неизвестного художника, и давление на голову исчезает вместе с тканью повязки. Не хочу открывать глаза. Не могу. Не хочу, чтобы Рома видел мой затравленный стеклянный взгляд и наслаждался этим. Толчок сзади, и я неосознанно трусь членом о Рому, мимолётно, по касательной, от внезапности раскрывая рот. Языком в меня. Грубо, сильно, яростно. Вздрагиваю. Фыркаю. Словно отмираю, отталкивая тело, одновременно раскрывая глаза. Чё? Меня так повело от изнасилования, что я вижу глюки? А он стоит и улыбается. Просто стоит. И просто смотрит на меня. И лыбится, сука! - Козёл! Урод! Ублюдок! Выродок!!! - срываюсь я. Стойко сдерживаемая истерика накрыла с головой, и я с удовольствием окунулся в неё, теряя рассудок. - Ненавижу! Слышишь, ненавижу! Ненавижу, Ненавижу! НЕНАВИЖУ!! - просто визжал я, стуча кулаками по груди придурка передо мной. - Как ты мог? Как? Ну, как?! Слёзы режут глаза, отдаваясь пульсацией на глазные яблоки. Голос срывается, и слюна брызжет из кричащего рта. Тело сзади наваливается на меня, прижимая кричащего и рыдающего в голос меня к телу Яна. - Сука, какая же ты сука! Мразь. Ебана-а-а-а-авт... - уже скулю я, теряя силы, потраченные на эмоциональный выплеск. Голову разрывает боль. Напряжение отпускает, и облегчение, слишком сильное и слишком резкое, словно подрезает крылья, на которых я только что взлетел, осознавая, что это не Рома, не Оли, не Мазур и никто из тех, кого они могли послать. Это всего лишь они, мои братья. Моя жизнь, моя душа, всё то, что я из себя представляю, ведь всё, что было у меня, я безвозмездно отдал им. Всё ещё ударяю кулаками по его груди, всё ещё сотрясаюсь в конвульсиях истерики. Всё ещё ненавижу и себя, и их, и весь чёртов мир, но уже не так. Уже по-другому. Не по-настоящему. А просто из-за слишком сильных неверных эмоций и всё. Сердце стучит в груди, а кровь бушует в теле. В висках звенит, но мне хорошо, так легко, так просто. Я счастлив. Пиздец, как счастлив, что это они. Просто. Они. А слёзы так и хлещут из глаз. А братья так и молчат, давая волю моей истерике. Знают, что мне надо всего лишь выговориться. Но я больше не могу. Я так устал. Просто загнан огромным количеством эмоций в, казалось, что тупик, а тут свобода. Та самая, нужная, необходимая. Чуть поворачиваю голову вправо и вижу Макса. Кто бы сомневался. Он плотоядно улыбается мне, так нежно, так восхитительно, и я не могу не улыбнуться в ответ. Но тут же превращаю улыбку в оскал. - Какого хуя, парни? - завизжал я на обоих. - Зайка, - нежно начал Ян, покрывая моё лицо лёгкими поцелуями, стирая ими шок. - Ты снова кричал во сне. Твои кошмары... Они и нас пугают. Правда? Мне снова снится эта гадость? А я и не знал. Стоп! - Не заговаривай мне зубы, мурло! - огрызнулся я. - Таким образом мы решили тебя успокоить, - совершенно спокойным, бессовестным тоном заявил Макс, прижимаясь к моей спине и нежно целуя моё предплечье. Дёрнулся, зло зыркнув на брата, и снова уставился на Яна. - Нормально успокоили! - взорвался я. - Да я чуть не двинул кони от страха и ощущений неправильности происходящего. Ты хоть понимаешь, КАКОЙ я испытал ужас? - закричал я, вновь взрываясь слезами. - Понимаю, - тихо ответил Ян. - Но шоковая терапия обычно помогает, - виновато проговорил Макс. - Козлы, бля! - выругался я, резко и медленно выдыхая. Сердце до сих пор частило, а голова раскалывалась болью облегчения, что это всё-таки не ублюдки из прошлого, а просто гандоны из настоящего. - Извини, - покаялся Макс и снова чмокнул меня в плечо. Губы оторву нафиг! - Не прощу! И какого хрена от тебя так воняет? - взъелся я на Яна. - А что не так? - не понял он. - Хороший запах, дорогой парфюм, мама подарила, - гордо ответил он. - Не пользуйся им больше... - тихо и подавленно пролепетал я, понимая, что не в праве требовать от брата такого поступка. Но эгоизм и ассоциации были сильнее здравого смысла. - Хорошо, - легко согласился Ян. Я не скажу ему, никогда, причину своей просьбы. Не нужно это. Макс резко вышел из меня, от чего я с удовольствием застонал в голос, Ян, тут же воспользовавшись этим, приник к моим губам. Теперь я и сам отвечал ему, так же яростно и бесшабашно. Теперь я по праву возбуждался от прикосновений чужих-родных губ. И хоть сил почти не было, и хоть внутри всё ещё жили отголоски паники, но так же и был адреналин, он поддерживал тело в состоянии стояния. Не просто сплёлся, сцепился языком с Яном, сильнее всасывая его в себя, а член уже изнывал от желания, и я не отказал себе в удовольствии потереться им о бедро брата. Глухой рык Яна и толчок в спину ладонями Макса. Так и продолжая целоваться, мы дошли до стены, где Ян заставил меня опереться ладонями о кафель, а Макс жадно, с любовью огладил мою попу. Я вздрогнул от звонкого и хлёсткого шлепка по ягодице и тут же ощутил, как Макс вновь вошёл в меня. Резко, слитно, одним движением, подчиняя тело страсти. Я лишь всхлипнул от кайфа, беззвучно раскрыв рот. Перед глазами всё поплыло, но я успел заметить, как Ян подмигнул мне и стёк медленно вниз, вставая на колени. Горячие губы сомкнулись на моём члене, тут же вобрав моё возбуждение до конца. Тело затрясло, и я закричал. От силы чувств, от эмоций, от тугости влажного рта. Яйца поджались, и я неосознанно сжал в себе Макса, который в ответ зарычал в диком удовольствии, таки вновь присасываясь губами к моему плечу. Тело дрожало, ныло, наслаждалось эйфорией. А душ шумел, вода лилась, и я, казалось, тоже - один сплошной шум, один неразрывный поток, который без конца падает вниз, растворяясь в сладострастии и диком восторге. Толчки стали сильнее, скольжение губ по члену яростнее. Уже и сам толкаюсь в рот Яна, тут же подаваясь назад на член Макса. Бесподобно. Обалденно. Крышесностно. А слёзы никак не прекращают течь из глаз. Они омывают моё лицо вместе с водой, и руки уже дрожат, цепляясь слепо за кафель. Всё плачу и плачу, но теперь от освобождения, чувствуя, как внутри возрождается душа, вера в себя, возвращая мой мир на круги своя. Феникс, блин. Толкаюсь сильнее, горячо, жарко, сильно. Ягодицы поджимаются. Кричу в голос. Так хорошо, так здорово. Я счастлив. Я снова весь собран, будто заново родился. Толчок в меня, и растворяюсь. Оргазм накрывает, заставляя ноги разъезжаться в стороны. Ян подхватывает под бёдра, удерживая меня от падения. Задыхаюсь от экстаза в ликующем исступлении. Макс стонет в мой затылок, тоже изливаясь, в меня. А Ян глотает. Всё. До последней капли, жадно прикрывая глаза. Дышу рвано. Сипло. Сил нет ни на что, и вялые мысли шатаются как неприкаянные в голове, ярко отдаваясь лишь одной безумной задумкой: отомстить дома этим двум идиотам. Но это дома, а сейчас, сейчас всё же сползаю вниз, прямо в объятия брата, окутывая себя его теплом, его нежностью, заботой и защитой, и на миг прикрываю глаза, давая себе короткую передышку после произошедшего. И к чёрту этот запах, не до него сейчас. Доработал я до конца смены еле-еле, братья меня так ухоркали, что катастрофически хотелось спать. Ноги переставлял только чудом, чувствуя, что тело жалобно скулит, особенно задница, требующая как минимум пакетик льда. Братья же, сволочи, тут же свалили за вип столик отдохнуть за бокалом пива. Грр! Приятная нега разливалась по организму тёплыми волнами, маня своей сущностью в мир сладкого забвения. Привкус спермы Яна я ещё долго смаковал на языке, не желая перебивать его глотком воды. Но даже несмотря на моё состояние разбитости сонливостью, я хотел ещё. Повторить. Снова. Так же. Только без душа. Без повязки. Дома. На кровати. Глаза в глаза. Хотел видеть их лица в момент экстаза. Хотел брать и отдаваться. Хотелось не доминировать, а только подчиняться. Но, придя домой, я тут же уснул. Даже на то, чтобы раздеться, я не нашёл в себе сил. Хорошо, что братья остались и почти доволокли меня на себе до дома. Сам бы точно не дошёл. Сколько я потом ни спрашивал, братья так и не сказали, кричу ли я вновь во сне, убегая от боли и ужаса. Но и сцену в душевой они не повторяли. Точнее повторяли, по моей просьбе, но не так, как тогда. Более степенно и медленно, тонко и чутко, будто бархатно занимаясь со мной любовью. Думаю, стоит их вновь попросить просто отыметь меня без нежности и ласки, как контраст каждодневного секса. Всё-таки я какой-то извращенец. Хотя, почему сразу изврат? Просто я ищу новые ощущения и впечатления. Что в этом плохого? Жизнь нас многому учит. Со временем мы все меняемся под гнётом опыта, будь он плохой или хороший - не важно, важно, что он есть. Я не исключение. Я тоже многому научился. Многое понял. Признал. Осознал. И принял. Я по-прежнему всё тот же Зайка, но Зайка в стае волков. Хахаха, скорее медведей. Знаю, что жизнь не будет простой и лёгкой, но я со всем справлюсь, потому что есть ради кого. И пусть я всего лишь Зайка, безумно робкое и беззащитное существо, которое постоянно спасают большие сильные Мишки, но и у меня есть внутренний стержень. И я буду и дальше оттачивать его, закаляя в грубых реалиях жизни, зная, что однажды я смогу ответить братьям тем же, что они сейчас сделали и делают для меня. Не потому, что я обязан, а потому, что я хочу, потому, что я завоевал их, так же, как они меня. И всё бы ничего, но вот родители. Мы не собираемся им говорить о нас. Никогда. Ни за что. Вообще никак. И будем скрывать правду всевозможными силами. Не думаю, что они не поймут и не примут, но... Шесть сыновей и все влюблённые в гомоблядство, это уже слишком. Как им объяснить, что начал один, а затем как-то совратились все, по достоинству оценив прелести однополого секса, а затем и любви? Как сказать, что не будет в доме невесток, не будет свадьбы, не будет внуков? Вечно мы бегать от правды не сможем, но даже так мы сможем найти выход из сложившегося положения. Братья твёрдо осознают, что быть с женщиной каждому из нас просто невыносимо. Как физически, так и морально. Кроме одного затерявшегося в наших рядах би, но и он не питает к женскому полу слабости, они - лишь пикантное дополнение в о-о-очень редких случаях всего лишь разнообразия ради. Но брату мы давно это простили, позволили и не ревнуем. Ни к чему. Душой и сердцем брат принадлежит лишь нам! И то, позволяем лишь потому, что так было изначально, а не перетекло в вялый интерес после того, как мы все повязались. И всё же... Все эти приторные нежности и слащавые ласки, словечки-прозвища-жертвы-обкуренного-мозга, от которых с души воротит, не говоря об истериках, слезах, аромате клубнично-малиново-банановых духов, которые сейчас так популярны у слабого пола. Это просто невыносимо. Каждый из нас хочет сильной и неумолимой любви, абсолютно крепких мужских ласк и идентичных по строению тел. Нам нужно: твёрдо, круто, лихо, железно, а не: класненько, миленько, ванильно-зефирно. Родителям этого не объяснить так, чтобы они действительно поняли, так сказать, прониклись правильностью нашего выбора. Но ведь нас пока и не трогают. Так что - живём. А потом, мы что-нибудь придумаем. Главное, что мы вместе.