Человеческая драма

— Отлично, просто отлично... Стройный молодой человек с хищной улыбкой, изломавшей его красивый рот, рывком раскрыл газету. Вкусно и остро пахнуло типографской краской, а от широкого взмаха, с каким он встряхнул листы, со стульев и подоконника поднялась пыль. Китайскими бумажными змеями взметнулись и опали испорченные гранки. Работники типографии выстроились между пыльными стульями, станками и перевязанными бечевкой стопами газет. Это были совсем юные клерки с запачканными чернилами пальцами, похожий на крысу наборщик и две его милые помощницы, секретарь в сломанном пенсне на цепочке, и сам управляющий — мистер Хилтон Сомс. Каждый из них переминался с ноги на ногу, девушки перешептывались, деликатно покашливая от пыли — и все, как один, старались не смотреть в глаза молодому человеку. Его разглядывали исподтишка, украдкой, и тут же отводили взгляд. Просмотрев всю газету, от передовицы до страницы некрологов и объявлений, он вновь вернулся к началу. Согнул экземпляр пополам, пристально вглядываясь в изображение, иллюстрирующее заглавную статью. Мистер Сомс вытащил из кармана мятый платок в крупную шотландскую клетку и вытер лицо. — Это литогравюра, сэр. Она выполнена по оригинальному снимку с места происшествия... — С места преступления, — с улыбкой поправил его посетитель, и мистера Сомса передернуло. — Она великолепна и с большей экспрессией, нежели оригинал, передает весь трагизм случившегося... Кто же ее сделал? Клерки, повинуясь кивку управляющего, вытолкнули вперед прыщавого юношу с длинной шеей. — Вот этот юный талант, его фамилия Макларен. — Все хорошо, Макларен, — молодой человек взглянул потеющего от волнения юношу с жалостью и даже с лаской. — Это отличная работа. Как жаль, что ваш труд пропадет впустую. Держите гинею. Не снимая перчаток, он вложил в липкие от пота пальцы юноши блестящую монету. Тот поклонился — и постарался ретироваться как можно быстрее. — Что значит «пропадет впустую», сэр? — взволнованно спросил мистер Сомс. — По весеннему времени здесь довольно свежо, — откликнулся юноша с доброжелательной улыбкой. — Не прикажете ли растопить камины? — Вы же не хотите... — Сэр, — молодой человек развернулся на каблуках и приподнял свою трость за среднюю часть, так что изящный набалдашник покачивался теперь перед лицом мистера Сомса. — Я действую по прямому приказу Ее величества. И если я велю вам растопить камины, вы их растопите. В голосе его не было угрозы, да и казался он слишком хрупким и слишком утонченным для того, чтобы заставить массивного управляющего повиноваться... И все же тот, качнувшись на пятках, взмахнул крупными руками и начал хрипло раздавать команды подчиненным. В типографии поднялась суматоха. Клерки, наборщицы, секретарь хватали с пола и со стола тяжелые стопки газет, срезали бечевки, а потом уже и без этих церемоний роняли их в черные пасти каминов. Весело затрещал огонь, и слежавшаяся бумага нехотя схватилась, а потом заполыхала по-зимнему ярко. Листы изгибались под действием жара, съеживались, и чудовищная литогравюра на каждом, казалось, начинала жить собственной жизнью. Она изображала лежащее на деревянном полу изуродованное, распотрошенное тело, и черные потеки вокруг обозначали кровь... Кровь забрызгала и стены, а на одной из них проступала из тени отвратительная надпись. Латинское «R», далее «a» и «с»... Жутко и холодно становилось от одного только взгляда на это свидетельство жестокости и цинизма убийцы. Огонь заставлял бумагу шевелиться, трепетать, и необыкновенное, непохожее на человеческое тело убитого будто бы двигало то длинной, гибкой рукой, то поднимало вытянутую голову. Молодой посетитель глянул в пламя лишь мельком. Опираясь на трость, он стоял посреди типографии, словно в центре гибнущих Помпей, и следил за тем, чтобы ни один экземпляр утренней газеты не избежал огня. В его слегка раскосых глазах плясали искры. Когда бумага начала рассыпаться золой, он подошел к каминной решетке и швырнул на угли последний выпуск. Края листов тут же начали желтеть и обугливаться. — Вот и все, мистер Сомс. Мистер Макларен, проследите, чтобы никто не вынес ни одной газеты из здания, — звонко приказал он. А затем, даже не оглянувшись, толкнул массивную дверь печатного зала, так что пламя на миг затаилось, прекратив веселую пляску, а потом заполыхало вновь. Последним, что видели ошеломленные работники типографии, было то, как он надевал изящную шляпу у конторки. — Великие Древние... — пробормотала одна из девушек, пытаясь откашляться от поднятой возней пыли. — Кто же это, мистер Сомс? — Мистер Годфри Нортон, доверенное лицо самой Королевы, — сказал управляющий, искоса глядя на стоящего у стены прыщавого Макларена. — У него есть бумаги, предписывающие выполнять любые его распоряжения... — Опасный человек, — тихо и восторженно протянула юная мисс. — Но почему пострадала наша несчастная газета? Вместо ответа мистер Сомс напряженно кашлянул и, потирая шею, покинул зал вслед за необыкновенным гостем. Последним его распоряжением было: — Все по домам, господа. Но завтра будьте на своих местах в обычное время. Нас, слава Древним, пока еще не закрывают! А вот за рабочие места крючкотворов, которые пишут такие статейки, я не ручаюсь! Ответом ему была вновь поднявшаяся в типографии возня. Личный экипаж мистера Годфри Нортона вынырнул из сырого лондонского тумана неподалеку от Бейкер-стрит. Время было еще не слишком позднее, однако хмурая весенняя мгла уже подернула улицы, и возница, тронув поводья, чтобы остановить лошадей, затеплил фонарь. — Пожалуй, я прогуляюсь пешком, подождите меня за углом, — раздался мягкий голос молодого человека. Он легко выскочил из ландо, поправил узел шейного платка и, взяв под мышку свою трость, широким шагом направился в сторону одного из не слишком примечательных кирпичных домов по правой стороне улицы. Позвонив у двери, украшенной латунным номером «221b», он подождал немного — и пожилая экономка впустила его внутрь. Мистера Годфри Нортрона уже ждали. На втором этаже, в уютной гостиной с розоватыми обоями был зажжен огонь, расставлены бокалы и графин с отличным кларетом. Двое мужчин курили папиросы, глядя на сгущающийся сумрак за окном. Один из них, цветущий бывший военный, поглядывал на дверь с явным нетерпением, и похлопывал себя по колену. Второй — бледный, с явными признаками нездоровой наследственности и малоподвижного образа жизни — казался скучающим и апатичным. Третье кресло, наиболее близкое к камину, было свободно. Когда дверь распахнулась, и экономка, проводив гостя, скрылась в своей комнате, оба мужчины одновременно повернули головы, а военный еще и бросил взгляд на карманные часы. — Мистер Годфри Нортон прямиком из Австро-Венгрии, а точнее из Богемской области, — лениво начал тот, что казался болезненным и бледным. — Вы прогулялись пешком от Риджентс-парка, если не ошибаюсь? — Вам сообщили обо мне? — вопросом на вопрос ответил молодой человек, невозмутимо присев на край свободного кресла. — Отнюдь. Но мне сообщили о произошедшем в типографии нынешним утром. Это заставило меня ожидать вашего визита, ведь у меня есть нечто, что поможет вам с вашим поручением. — И о поручении вы знаете, — рассмеялся Годфри. — Знаю, — произнес его собеседник без улыбки. — Но с того момента, как вы столь необыкновенно проявили себя, я успел навести о вас справки... Вы действуете с одобрения Ее Величества, — тут он приложил два пальца к груди и наклонил голову, его друг поступил так же, хотя и с небольшой заминкой. — Но представляете интересы Европейского конгломерата и тамошней Королевы... Принц Драго Богемский, убитый столь жестоко и цинично, был ее любимцем и одним из ближайших наследников, это известно. Не стала тайной и ее самозабвенная ярость, черным облаком опустившаяся на чешские и немецкие княжества... Не удивительно, что она отправила на поиски истины человека столь искушенного. Или не вполне человека... Думаю, вы оценили мой маневр с креслом; аристократические отпрыски, как мне известно, весьма ценят тепло открытого огня. — Спасибо, мистер Мориарти, — отозвался Годфри Нортон, и его глаза весело блеснули в полутьме гостиной. — Но как же вы догадались о моем происхождении? Осведомленность обо мне вы уже объяснили, но это... — Нет ничего удивительного! — начал бледный молодой человек, названный Мориарти, чуть подаваясь вперед. — Я достаточно долго изучал представителей аристократических фамилий, чтобы никогда не ошибаться. Как только вы вошли, я сразу же понял, что вы родом из Нового Света, и являетесь потомком одного из молодых, но знатных семейств. Вас выдает разрез глаз, длина конечностей и поразительная гибкость в движении. Это особенность американцев, европейцы много тяжеловеснее, а уроженцы Балкан, к которым я вас, было, причислил, имеют гораздо более смуглую, с сероватым оттенком кожу, а не светлую и оливковую, как у вас. Правда, я и не думал, что Ее Величество отправит за ответами кого-то иного, так что кресло у камина было готово для вас заранее. — Это поразительно, друг мой! — воскликнул молчавший до этого военный. — Когда вы рассказываете о своих выводах, это кажется таким простым и очевидным! — Мистер Мориарти действительно профессионал своего дела, — откликнулся Годфри Нортон. — Но он, кажется, намеревался продолжить свою речь... — Именно, сэр. Мне совершенно ясно, что ваша высокородная Покровительница считает дело об убийстве принца не закрытым, ведь я не сумел представить к расправе преступника, имя и приметы которого мне известны. Но дело это получило политическую окраску, а значит, заниматься им должны представители карательных служб, а не детективы. Вам известно, что здесь замешаны Реставраторы? — Вы подали в Правительство подробный отчет, и с ним я знаком... — ответил мистер Годфри Нортон, уперев подбородок в сомкнутые руки. — И ни у меня, ни у Ее Величества нет намерений лишать вас лавров законной славы... Вы раскрыли заговор Реставраторов — и войдете в историю благодаря этому. Но я изучил дело и полагаю, что вы могли кое-что упустить. Что-то не слишком значительное, какой-нибудь пустячок, но именно он может принести успокоение моей Госпоже. — Чем же я могу вам помочь? Тело принца давно перевезено в Богемию, кровавая надпись замыта, все следы стерты... — Но у вас осталась записка убийцы, не так ли? — Ах, это! — мистер Мориарти усмехнулся, обнажив в улыбке мелковатые и острые зубы. — Записка хранится в надежном месте. Я не позволил полицейским снять с нее копию. — Но почему? — В ней описываются ужасные вещи. Переписчики, сотрудники архива, кто угодно может прочесть ее — и впитать те гнилостные флюиды, которые она излучает... Таким документам лучше оставаться в моих руках, и только в моих. — Но мне вы позволите скопировать ее или хотя бы прочесть? — Нет, мистер Нортон, — выпалил Мориарти так резко, что даже его молчаливый компаньон покосился на него с удивлением и трепетом. — Вы не исключение. Письмо останется у меня. Нортон поднялся с кресла, окинув взглядом погруженную во мрак комнату. Тени расползались по ее углам и клубились там, как готовые к прыжку адские псы. Его тонкая фигура на фоне огня казалась вырезанным из черной бумаги силуэтом. — Очень жаль, мистер Мориарти, — проговорил он с нежностью. — Мне отчего-то кажется, что, даже будь у меня бумаги, предписывающие оказывать подателю любое содействие, вы все равно не отдали бы записку... — Я же сказал вам. Это смрад и гниль. Это отрава. — И она уже проникла в ваше сердце, — клокочущее прошипел Нортон, и на мгновение показалось, что его колеблющаяся тень раздваивается, расстраивается и плывет, становясь тенью какого-то совсем иного, нечеловеческого существа. Военный замер. И даже сверкающий глазами Мориарти подобрал ноги, точно собирался прыжком оседлать кресло. — Не... — начал он, но тут же плотно сжал губы. — Если вы заметили, я спросил лишь позволения скопировать или прочесть записку, — Нортон, уже не кажущийся таким опасным после минутной вспышки злости, подошел к камину и поворошил угли, а потом направился к двери. — Стоит побольше обращать внимание на такие мелочи в речи или на письме,. Мориарти вскочил с неожиданной для столь аморфного человека прытью. — Вы не могли этого сделать! — вскричал он и, нагнувшись, словно преодолевая сильный ветер, приблизился к Нортону. Однако тот не стал отступать. Сложив руки на груди, он посмотрел на своего визави с искоркой темного веселья в глазах. — Отчего же. Я сразу понял, что здесь, в этой гостиной и в этом доме вы письмо держать не станете. Так поступила бы, скажем, женщина, чувствующая себя не в полной безопасности, но не мужчина, только что раскрывший преступный заговор. Правда, теперь я полагаю, что оригинал, переписанный собственноручно, вы храните где-нибудь при себе... Ваше безумие столь глубоко, что это вполне вероятно... Но вы предусмотрительны, и конечно же, оставили бы копию в «надежном месте». Ни у поверенного, ни у адвоката записки нет. Значит, депозитарий вашего банка. Мориарти рассмеялся, выпрямившись, но все же сутуля плечи и скрестив руки на животе, словно в защитной стойке: — На такое вы бы не пошли, Нортон. Вы не вскрываете сейфы. — Я — нет, — с улыбкой сказал молодой человек, берясь за ручку двери. — Моран, задержите его! — крикнул Мориарти, словно захлебываясь звуком собственного голоса. — Этот документ не должен... — Полковник Моран, — Нортон выставил вперед открытую ладонь, и грозный, как бойцовский пес, военный остановился в шаге от него. — Не надо резких движений. Записки при мне все равно нет. Я знаю набор уловок мистера Мориарти, и то, что он без колебаний применит силу... Я бы не взял с собой столь важный документ. — Вы не имеете права! — Имею. Право дано мне Ее Величеством, Королевой Австрийской империи. И я пойду на все, чтобы выполнить ее поручение. И знаете, что... — тут он улыбнулся совсем мальчишески. — Я не расскажу никому о тех препятствиях, которые вы мне чинили. Если вы не станете и дальше мешать мне. Мистер Мориарти. Полковник Моран. Он церемонно раскланялся и выскользнул за дверь. Сбежал вниз по высоким ступеням, одна из которых тихонько скрипнула, а потом послышался звук открывшейся и притворившейся двери. — Этот молодой человек обошел вас на ход, — не без суеверного ужаса сказал военный, прохаживаясь взад-вперед по комнате и потирая плечи. Его компаньон встал у окна и, чуть отведя занавеску, какое-то время смотрел в абсолютную черноту за стеклом. Потом потянулся всем своим неказистым телом, подвигал челюстью, словно пытаясь вернуть себе возможность говорить, и произнес задумчиво: — Эта женщина. Самок среди них не так уж сложно распознать, мой друг, если, конечно, смотреть внимательно. И, вернув себе хоть некоторую иллюзию превосходства, он вновь погрузился в свое кресло и раскурил папиросу под ошеломленным взглядом полковника Морана. По темному сырому переулку дробно раскатился стук копыт. Мелькнули тусклые огни фонарей, жирно плеснуло грязью, оттого что колесо повозки попало в выбоину между камнями мостовой, а потом все постепенно затихло. Слышно было только, как где-то вдали лает собака и визгливыми голосами переругиваются уличные проститутки. Годфри Нортон, аккуратно обходя лужи и постукивая тростью, приблизился к черному провалу тупика между двумя домами из выщербленного кирпича. Из темноты несло сыростью, гнилью, и странно было, что такой благообразный и хорошо одетый джентльмен прогуливается в настолько отвратительном месте. Темная фигура отлепилась от стены и сделала шаг в направлении молодого человека. Это мог быть кто угодно: случайный прохожий, озлобленный рабочий, нищий или убийца, но Нортон с улыбкой откинул полу плаща, и тень, обвив руками его талию, прижалась к нему и положила голову на плечо. Легкая накидка соскользнула с волос молодой женщины с красивым, очень бледным лицом. Нортон коснулся губами ее скулы и мягко произнес: — Кейт. Какое-то время они постояли в молчании, не меняя позы, только поднимающийся ветер шевелил прядку светлых волос гостьи из темноты. Затем женщина достала из-за раструба перчатки сложенные в тонкую полосу документы и передала их Нортону. Тот, не пытаясь даже изучить их, сунул бумаги во внутренний карман сюртука. — Сложностей с сейфом не было? — Вы же знаете, госпожа, у меня не бывает сложностей с сейфами. Достаточно прикинуться деревенской дурочкой или безутешной вдовой, а потом отвлечь внимание служащих... Если из-под двери начинает валить дым, становится не до неприметной мисс-как-там-ее из Эссекса. — Как же мне с тобой повезло, — усмехнулся Нортон. Кейт, не отпуская его талию, протянула белеющую в темноте руку и поправила шляпу на голове своего любовника. Или все же любовницы. — Как долго будет продолжаться маскарад, мисс Адлер? — спросила она тоном строгой экономки, интересующейся, насколько задержатся шумные гости. — Еще пару дней. Это наиболее удобный наряд для моей нынешней роли... — Вы непревзойденная актриса. Ирен... — Кейт произнесла это имя так, словно смаковала каждый его звук. Странно было ожидать такой чувственности от этой холодно-спокойной красавицы. — Не думаю, что мне удалось обмануть Мориарти. — Но вы выяснили, что он знает? — Он, Кейт, — и женщина по имени Ирен Адлер, провела затянутой в перчатку рукой по спине прильнувшей к ней сообщницы, — даже не подозревает, какую сеть из собственных заблуждений и домыслов сплел, и как в ней запутался. Он безумен, тщеславен и мстителен, а туман его великого метода застит ему глаза. Полагая, что нашел убийцу, он ни на миг не подошел к разгадке... — Так вы полагаете, что принца Франца Драго убил не Шер... — Т-с-с, моя маленькая, — и тонкий палец лег на губы Кейт. — Пока еще рано произносить это имя. Но я совершенно точно уверена, что вся полиция Нового Альбиона ищет отнюдь не того, кого должна. — О, Великие Древние! — пробормотала Кейт с восхищением в голосе, но тут же прикрыла рот ладонью и легко рассмеялась: — Простите, мисс Адлер. Это вырывается помимо моей воли. — Поменьше болтай, глупышка. Ирен легонько ударила ее по рукаву тонкой тростью, а потом толкнула к стене, вжав своим телом, как прижимают подвыпившие моряки полузнакомых ночных подружек. И обе женщины перестали быть видны во мраке, превратившись в две тихо шепчущие, шелестящие платьем тени.