I need a Hero

Время: полночь. Место: заброшенная фабрика. Флиппи помнит, как он, вместе со Сплендидом, изучали каждый миллиметр этого здания, когда были еще детьми и частенько вместе попадали в разные передряги. Тогда Прапор был еще больно слабовольным и мягкосердечным, а потому в основном затейником всех безумств являлся Бельчонок. Еще тогда, когда они учились в младшей школе, Сплендида привлекало все неизведанное, а самому Флиппи нравилось сидеть дома, около камина, и читать школьную литературу. Он был… его можно было назвать тем парнем, над которым в школе обычно издеваются: не хватало только прически-«горшочка» и очков. А вот Сплендид был больше похож на того, кто в старших классах является душой компании и фаворитом девушек: легко идущий на контакт, всегда есть что рассказать, бунтарь с вечными разодранными локтями и царапинами на лице. Но их жизнь сложилась совершенно иначе. И сейчас Сплендид, пусть и остался той же занозой в заднице, но все же стал немного более серьезным и собранным. А Флиппи — он больше не сидит у камина и не читает книги. Он медленно направляется в сторону больших автоматических стеклянных дверей заброшенной фабрики по производству автозапчастей. Помнится, когда-то эти двери выбили именно они с Бельчонком: уж больно хотелось попасть вовнутрь, а других входов не было. Вернее сказать, не было видно: кто же знал, что черный вход будет со стороны мусорных баков? Флиппи больше не сидит у камина и не читает книги. Он идет на встречу с какими-то «мы», чтобы вернуть Сплендида. И он не уверен, что ему поможет пачка успокоительного, если с ним что-то случится. Да, их отношения больше похожи на: — Флиппи! — Пошел нахуй. Но, несмотря на это, эти двое были теми, кого можно назвать настоящими друзьями. Теми, кто порвет друг за друга глотку и будет рвать волосы на жопе, лишь бы вытащить «этого засранца» из «ну в какое дерьмо ты на этот раз влез, мудила?». Да, они, бывало, ругались, но почти сразу их отпускало. Потому что они действительно ценят друг друга. И, признаться, оба не представляют свою жизнь порознь. Стоит ли говорить о том, что где-то в комнате Сплендида лежат письма, которые он так и не отправил Флиппи, пока тот был на службе? Стоит ли говорить о том, сколько раз Флиппи при смерти вспоминал лицо этого надоедливого полицейского? В небе нет луны и нет звезд: в небе густые облака, скрывающие все это. На улице нет «пугающих мертвых деревьях, что, кажется, вот-вот схватят тебя своими сучьями и сожрут твою душу». Нет «страшных звуков, криков воронов и подозрительного шороха». Нет, все это совсем не похоже на фильм ужасов. Потому что улицы освещаются исправными фонарями, а фабрика находится не так далеко от парка, в котором изредка проходят либо влюбленные парочки, либо небольшие компании друзей. Сама фабрика не сказать, чтобы напоминала локацию из ужастика. Самое обыкновенное двухэтажное здание. Окна не выбиты, на стенах нет сатанинских знаков или ленты «Не входить», обмотанной по всему диаметру здания. Ничего сверхъестественного. Только Флиппи, что стоит в дверях фабрики и какие-то разговоры, раздающиеся со стороны главного офиса. Он находился на втором этаже, а лестница, ведущая наверх, как раз около самого входа. Прапор глубоко вдыхает, собирается с духом, сжимает трясущиеся в напряжении пальцы в кулак и направляется в сторону, откуда доносились два голоса. — Ты не знаешь, о чем говоришь. Я не собираюсь опять доводить его до того состояния. Больно надо. Своя жопа дороже, — Флиппи старается идти как можно тише, но под ногами деревянный пол предательски скрипит. Кажется, на это никто не обращает внимания, потому как разговор не прерывается. — То есть ты хочешь это вот так оставить? — Собираешься мстить — мсти. Но если ты собрался делать это таким способом — прости-прощай и справляйся сам. Тут я тебе не помощник. Не хочу связываться с этим монстром. — Флиппи слышит, как что-то ударилось о стол, а потом — скрип стула и шаги. Определенно направляющиеся в его сторону. Прапор уже готов отбить возможный удар; показывается чья-та рука, что легла на раму двери, а после — и само лицо. — А вот и ты. Брат тебя ждет, вояка, — что это было во взгляде? Пренебрежение? Презрение? Ненависть? Страх? Все сразу. От этого Прапору на секунду становится не по себе; он провожает юношу взглядом, после чего аккуратно заглядывает в комнату, из которой вышел воришка. — Заходи. Можешь прикрыть за собой дверь. Прапор смотрит под ноги, после чего только проходит в комнату и садится за стол, перед этим неуверенно закрыв дверь. Не понимает, зачем это делать в помещении, в котором кроме них никого нет. Впрочем, этот вопрос тут же отошел на задний план. Комната. Тут было лишь одно окно, стол, на нем две кружки с допитым кофе, два стула и больше ничего. Освещение: одна довольно яркая лампа на потолке. Впрочем, ее хватало — Флиппи спокойно может рассматривать черты лица юноши, сидящего напротив. — Ты, наверняка, знаешь, зачем ты тут. — Вы сказали, что у вас мой друг. Я пришел за ним. Со стороны парня напротив слышится опустошенный смешок. Он прикрывает глаза, складывает обе ладошки вместе, — словно вот-вот будет молиться, — после чего приближает их к лицу, касаясь большими пальцами подбородка, а указательными — переносицы. — То есть ты думаешь, что так просто отделаешься? — Взгляд направлен прямо в глаза Флиппи. — Я не понимаю о чем ты, — хмурится мужчина, откидываясь на спинку стула. — О чем я? То есть факт того, что ты чуть не убил моего брата, тебя совершенно не волнует, да, борец за справедливость? — Казалось, что Воришке вот-вот хочется закричать. — Чуть не убил? — Повторяет Прапор почти что шепотом. — Да, именно. Прости уж, я не знаю, что именно ты хотел с ним сделать: Шифти потом еще два дня заикался и не мог ничего говорить. Но таким напуганным я его никогда не видел. А он все боялся подходить ко всему острому. Нет, сейчас он уже отошел, но, понимаешь, он сейчас дергается. При чем, как никогда раньше. — Кажется Воришка просто не знал, что говорить. Это были даже не эмоции, это были просто предложения. Все, что у него было в голове, он произносил вслух, особо не задумываясь: — Он-то смирился. Видеть тебя не хочет. Боится. А вот я не собираюсь так великодушно обходиться с тобой, — хмыкает в сторону, положив руки на стол и чуть склонив голову набок. Флиппи хочет что-то сказать, но его прерывают: — Твой друг у нас. С ним все в порядке. Шумный он слишком, не хочу, чтобы задерживался у нас. — Поднимается со своего места и обходит стол, садясь на его край, ближе к Прапору. — Что я должен делать? Чего вы хотите от меня? — Упрямый взгляд глаза-в-глаза. Зеленая радужка Флиппи и изумрудная радужка Воришки. — Не мы. Я. — Ухмылка на губах Воришки и недоумение на лице Прапора. Мужчина недовольно хмурится, когда чужие пальцы медленно ложатся на горло Флиппи: сам он не дергается, потому что знает, как нужно будет поступить в случае удушения. Фаланги больших пальцев чуть надавили на шею: — Ты просто не представляешь, как я тебя ненавижу. — Почти что шипит сквозь зубы Воришка, — но перед тем, как я начну. Просто запомни, что меня зовут Лифти. После этого Флиппи теряет сознание из-за сильного удара по голове. Осколки разбитой о висок Прапора кружки рассыпаются по полу; по лицу Прапора медленно стекает тонкая струя багровой жидкости. Лифти становится на ноги, обходит мужчину, словно хищник жертву, после чего с силой ударяет ногой стул таким образом, чтобы тот перевернулся. Флиппи падает на пол, Лифти откидывает стул в сторону и переворачивает Прапора лицом вниз, заломив его руки за спину.