Сумеречные корабли

Снег в августе. Такое бывает?.. Я завороженно замер, подняв голову и устремив взгляд в самую глубь небес. На меня сыпалось небо, то самое, какое миллионы лет защищало человечество. И сейчас оно, шурша, исчезает, пепелинками устилая землю. И меня. Они были везде. На шапке, на щеках, на вороте свитера. Потирая ладони, я замечал, что на коже остаются серые пятна. Может быть, я умер? Оборачиваясь, я видел только белоснежную пустыню. Она будто пленила меня, не выпуская из своих объятий. Я… в безысходности. Мне было страшно, но одновременно с этим накатывало желание лечь на мягкую землю и спать. Спать. Спать… Я очнулся. Кругом тьма. Лишь два силуэта, завороженных друг другом. Сквозь сон я разглядел близнецов и их пароксизмы похоти. Кинувшись прочь из комнаты, я с дикой жадностью глотал воздух, глазами выискивая Андрея. Но его не было в квартире. Свет был погашен везде. Прямо как у меня дома… И вновь обрывками тот сон — перед глазами вставала белая пелена. Он мимолетный, но такой яркий и живой — еще долго мне не позабудется. На удивление, дверь квартиры осталась незапертой, отчего я с легкостью покинул помещение. Я не знал, куда пропал хозяин. Сейчас моими целями было вырваться из Содома и мчаться туда, где меня все равно никто не ждет. А меня уже никто нигде не ждет. Пересекая лестничную площадку, я замер на мгновение, а голова сама собой повернулась в сторону столь знакомых дверей: они были распахнуты, и внутри светлого, как та пустыня, коридора ютились чьи-то чемоданы и пакеты. — Наверное, Он нашел человека, с каким будет счастлив. Я не тот. Я другой… — мысли, носившиеся в моей голове, рвали виски. И я лишь ускорил шаг, дабы случайно не попасться на глаза Артуру и его гостю. Было бы скверно. Мне страшно думать о нем, но в то же время прямо в сердце кольнула острая, как игла, боль. Это… ревность? Нет, я не могу ревновать этого убийцу веры. Машинально я прикоснулся к губам, когда-то разбитым его отчаянием. Последняя ступенька. Я чуть было не споткнулся. Глаза застилала пелена — я был готов вот-вот броситься в слезы. Но внезапный скрип парадной двери помешал моим эмоциям вырваться наружу. Порог переступил Андрей. Моментально он переключился на меня, удивленно хлопая темными ресницами. Юноша явно не ожидал такой встречи, оттого и замер, вопрошающе изломив тонкие брови. Мне пришлось отдышаться, прежде чем рассказать другу, почему решил покинуть его жилище почти по-английски. Честно, я был рад, что наткнулся на него. Плакать расхотелось. В последнее время я перестал заливаться слезами по пустяковому поводу, как зачастую случалось раньше. Быть может, я начинаю морально расти?.. — Извини, что хотел уйти без предупреждения, — я откинулся на светлую каменную стену подъезда и опустил глаза к полу. Мне было немного стыдно за свою неблагодарную выходку. Но разве мог я остаться там, вдыхая запах разврата и слыша мелодию похотливых вдохов? — Ничего, — задумчиво Андрей поднял взгляд и шмыгнул носом. — Погода радует. Пройдемся?.. Я лишь ответно кивнул, безропотно следуя за товарищем, будто тем самым пытаясь избавиться от призрачной вины. Тот опустил широкие ладони на мои плечи, подталкивая к выходу. Вдвоем мы покинули парадную, медленным шагом двинувшись по мощеной дорожке двора. Город еще не спал — окна не гасли почти во всех домах вокруг, а порою даже слышался и детский смех. Лето почти догорало. — Тебя все еще беспокоит… — замявшись, Андрей чуть смутился. Видимо, юноша подзабыл имя моего воздыхателя. — Артур, — спокойно ответил я, глазами уставившись в асфальт. Я понял, что собеседник имел в виду. — Артур… — повторил он, будто пробуя имя на вкус. — Король Артур. Я мягко вздохнул. Подобные нелепые сравнения раздражали. Почему если Александр, то сразу Невский, а если Артур, то король? Нет, конечно, я не был против носить имя такого великого человека, но разве в мире лишь один Александр? А я? Разве я не могу быть просто собою? Сегодня я был будто сам не свой, и такие причудливые метаморфозы пугали меня. — Вы похожи, знаешь? — темноволосый юноша убрал руку от моего плеча, запуская ладонь в глубокий карман. Пару секунд спустя улицу осветила искра зажигалки, и горький дым «Camel» забрался в мой нос, заставляя сомневаться, хочу ли я чихнуть или нет. Андрей же не заметил моего дискомфорта, задумчиво затягиваясь и устремляя взгляд в сторону проезжей части. — Похожи? — переспросил я, чуть удивившись. — Ты уверен? — Несомненно. Тебя ведь тоже снедает одиночество? Мои брови напряженно изломились, а губы будто поджались сами собой. А ведь Андрей был прав. Я и Артур, абсолютно полярные существа, имеем сходство. Нас навсегда связали одиночество, любовь к сумеркам и та книга с белоснежным кораблем на корешке. Но все рухнуло… Нет, я не хочу это помнить. — Нет, мы не по… — было начал я, но Андрей перебил меня. — Наверное, оттого ты и крайне привязан к этой бесчувственной пустыне. Арктика. Когда я видел Антона, то машинально чувствовал, что меня обнимает холод. Жуть, правда? — с театральным драматизмом юноша отбросил окурок в сторону. — Артура… — я обреченно вздохнул. Собеседник изменился в лице. Ни капли той наигранности, какую я видел секундами раньше. Он будто унесся мыслями в прошлое, а затем вернулся ко мне: — Сложно найти человека, похожего на себя. Но еще сложнее не влюбиться в него, — с некой опаской произнес темноволосый, вновь опустив ладонь на мое плечо. Но уже не по-дружески, как до этого — в этот раз он сочувствовал мне, искренне и душевно. От неловкости я оттянул край ворота, стараясь вобрать в легкие побольше остывающего вечернего воздуха. Руки Андрея были теплыми, но чужими. Молча мы брели по пыльным дворам, порою шмыгая носами и окунаясь в раздумья о прошлом. Каждый о своем. Порою мне хотелось спросить Андрея, что же стоит за ним, какая история? Ведь каждый из нас — книга. Самая настоящая книга со своими героями, приключениями и историями. Мы имеем разный объем и жанр, разных авторов и рецензоров, но все-таки мы книги. Но я еще не дописан… — Дальше я дойду один, — мягко произнес я, подняв глаза и доверчиво улыбнувшись высокому брюнету. Тот лишь блеснул глазами, ответно кивнув. Распрощавшись, я направился в сторону дома, кутаясь в потертый свитшот. Дорога не заняла много времени — минут через пять я уже гремел ключами от своего подъезда. Порою остывший воздух покалывал обнаженные ноги, но мне было удобно в шортах, оттого я не жалел, что надел именно их. За спиною моей мелькнула тень. Я не стал оборачиваться, чтобы как обычно не ввязаться во что-нибудь неприятное. Рука уже скользнула к ручке двери, как неизвестный мне, но в то же время такой знакомый голос разрезал тишину. — Александр! Мои брови удивленно застыли в изломе. Более всего я не любил своего имени. Но откуда?.. Обернувшись, из-за плеча я увидел девушку, скромно, но горделиво держащуюся возле дверей подъезда. Тень. Именно она. Ее можно было разглядеть даже сквозь сумерки — стройная, высокая и тонкая, словно юная березка. Кожа напоминала белый мрамор, а волосы, достающие до лопаток, были на пару тонов темнее, чем волосы Артура. Мысленно я провел меж ними параллель, подумав, что именно так мог бы выглядеть светловолосый, будь он девушкой. И я бы даже мог влюбиться в нее, если бы в чертах её лица не улавливал сходства с ним. Столь похожие своей прохладой глаза, тонкие губы и эта нота белоснежной меланхолии в глазах. Будто она была невесома и нереальна, как и вся ситуация вокруг нас. Я замер, молча созерцая ее, словно луну, упавшую с небес. Иногда девушка вздрагивала и ежилась от прохлады. Видимо, она провела много времени на улице. С ее стороны было слишком легкомысленно позволить себе надеть шифоновое платье с весьма коротким рукавом. — Пойдемте, — приблизившись, я ухватил незнакомку за запястье, ненавязчиво потянув на себя. Бедняга продрогла, к тому же ей известно мое имя. Девушка поддалась, с неким сомнением, но все же последовав за мной. Признаться, вести даму в свое жилище было опрометчиво: с отъездом Агаты в моей квартире никто не убирался. Но я подавил смущение, видя, как по бледной коже незнакомки бегают мурашки. Проводив девушку в одинокое тепло маленькой темной квартиры, я запер дверь на ключ, стараясь отдышаться. Затем мой взгляд скользнул в сторону гостьи. Та замерла, ей было неловко, но держалась она все еще серьезно и горделиво. Ее серые глаза смотрели на меня. И в тот момент я будто ощутил на себе знакомый взгляд. Его взгляд. Без сомнений, на меня смотрели его глаза. — Меня зовут Василина. Я сестра твоего… друга. Артура, — незнакомка слегка замялась, опустив светлые ресницы. — Я пришла поговорить с тобой. Я смотрел на нее, будто на снег, выпавший летним вечером. Слова провалились в желудок. Я замер, стараясь взять себя в руки. Тщетно. Ведь на меня вновь смотрели его глаза… Лето начинало заболевать. Сквозь пыльные стекла я глядел на листья старых тополей, которые, словно солдаты, стояли в ряд и ждали приказа совсем сбросить одеяние. И отчего-то мне стало невыносимо тоскливо: я осознал, что беззаботные три месяца лета истекают. И сколько же всего произошло за это время. Нить мыслей оборвалась. Я вспомнил о том, что за моей спиной стоит девушка. Нас связывала такая безупречная и вместе с тем мертвая тишина, что я слышал её дыхание. Ровное, уверенное, спокойное. Я мог только позавидовать такой важности. Мои же настройки были сбиты. Как у того телевизора, стоящего у Артура на кухне. Я редко включал его оттого, что он шипел на меня, словно одичавший. Артур, да, точно… — Ну, что за разговор? — осмелел я, указывая новой знакомой на скрипучее кресло с накиданными туда вещами. Та лишь кивнула и, размеренно прошествовав, уселась на самый край. Я вновь замер в ожидании, стараясь не встречаться с ней взглядом. Он пугал меня. Из подсознания всплывали кадры того вечера, навсегда заставившего меня потерять себя. — Понимаешь, — начала девушка, но я перебил ее. — Можно звать тебя Васей? Губы ее моментально поджались, намекая на то, что девушке неприятен мой вопрос. Она сделала глубокий демонстративный вдох, пытаясь взять себя в руки. — Нет, нельзя. Если на то пошло, то зови Линой. Так лучше. За «Васю» недолго и схлопотать по шее. Да, она точно его сестра… — Извини, не хотел, — сокрушенно произнес я. — Да ладно уж… Вновь меж нами ширма молчания. Честно, мне весьма хотелось отодвинуть ее и хоть одним глазком заглянуть в парадоксально холодную своей теплотой душу. Но Василина была такая же, как он. Чтобы растопить ледяной саркофаг, нужно отдать часть себя. Жар своего сердца. Нет, я уже отдал свое. Мне больше нечем поделиться. — Прости, что так резко, — начала она, — полвечера прождала тебя у подъезда. Я виновато спрятал глаза, промолчав. Но весь превратился в слух. Голос девушки звучал наивно-хамовато, но это и было той самой изюминкой, какая делала ее особенной. В незнакомке ощущался какой-то лоск. — Не думай, что он попросил меня. Это моя инициатива, — ладони Лины спокойно легли на колени, а серые «пыльные» глаза устремили свой открытый взгляд на меня. Вновь холодок по коже. О, как же цеплял меня этот взор! Вновь на меня глядел Артур. Глядел и улыбался, тонко, вымученно и немного жутко. Нет, не смотри… — А зачем тогда? — поддавшись секундному порыву, спросил я голосом, поломавшимся от волнения. Но, сам испугавшись своего выпада, тактично отступил, закусив нижнюю губу до вкуса солоноватого металла. — Не могу смотреть на него. Унылый, как поздняя осень. Весь день неподвижно валяется на кровати и вздыхает, словно никак не может наглотаться воздуха… Моментально перед глазами предстала картина: белоснежные своды потолка, и в них, теряя всякий смысл и желание что-либо делать, глядят серые глаза Артура. Наверное, они совсем покрылись пеленой. Но разве… он не заслужил? — Наверное, он любит тебя, Александр, — заключила она, выжидающе прикрыв глаза. Да, я бы влюбился в нее. Но уже не мог, ведь трон в моем сердце давно занят кем-то другим. Таким страшным и таким… Я покраснел до кончиков ушей, едва до меня донеслись ее слова. Парень любит парня. Никогда не испытывал ненависти к подобному роду отношений, но всегда открещивался от них. Плевать, что порою Артур сладко приникал губами к моим губам или обнимал так крепко, что, казалось, вот-вот разломит. В такие моменты я чувствовал, что его спокойное сильное сердце убыстряет свой ход, а вечно молочно-бледные щеки одеваются в тонкую вуаль румянца. Но нет. Я не такой. — Извини, наверное, я что-то не понимаю, — я взял в руки свое волнение, и мой голос почти прекратил ломаться. Лина была хладнокровна и открыта. — Понимаешь, — со вздохом ответила та, — но не принимаешь. — И ты считаешь это нормальным? Артур – юноша. И любит не девушку. — Знать, что он так никого и не полюбил, было бы мучительнее. Вновь ширма молчания. Мне удалось ее немного отодвинуть. Но лишь на мгновение, ибо девушка поднялась с кресла и медленно двинулась в сторону выхода, будто заметила, что я пытаюсь постичь что-то сокровенное. И я засеменил за ней, словно паж, после чего отпер дверь и предельно вежливо попрощался. Весь вечер я пытался вникнуть в смысл ее последних слов. Неужели брат-содомит куда лучше брата-асексуала?.. И является ли общественное порицание самым злым наказанием за тот порок, какому мы безудержно отдались? И не однажды. Наверное, если бы мое одиночество отнял другой человек (например, Андрей), то я любил бы и его. Но весь смысл в том, что уже ничего не изменить.

***

В тот вечер на меня нахлынула мерзейшая тоска. Стоило только слепить веки, как память начинала выдавать кадры моего прошлого трехмесячной давности. «Человеку нужен человек. Тебе нужен Артур», — скандировал голос в моей голове. И я не мог не поверить ему: так уж убедителен он был. И я простил. Простил Артуру тот терпкий вкус алого металла в своем рту. Простил ту боль. Простил унижения. Кажется, это зовется стокгольмским синдромом. Явление, когда жертва оправдывает своего обидчика. Руки сами потянулись к мобильному и набрали лишь два слова: «Я скучаю»