Сумеречные корабли

Я не люблю расставания. Я не люблю отрывать от себя куски. Ведь когда мы теряем кого-то, по своей или чужой воле, то буквально отрезаем от своей души лоскут. А много ли лоскутов останется после каждой такой потери?.. Я не хотел этого. Не хотел вновь остаться без человека, с каким могу быть самим собой, оттого бежал вниз по этажам, вцепляясь в перила так, словно боялся пойти ко дну. Под моими ногами гулко отзывались бетонные ступени, а я все рвался к выходу, как ненормальный. Мой корабль будто приобрел вторую жизнь, рассекая волны и мчась к Новому Свету. Отчасти я рвался навстречу самому себе, ведь только через призму взглядов и мнений Артура я видел мир таким, каким должен был его видеть. Нет, я знаю, любой нормальный человек проклял бы меня за то, что я посвятил себя содомиту, отдался в руки тому, кто сломал во мне чьи-то призрачные принципы. Но ведь… Если бы не он, то мой гнилой корабль давно бы затонул. Вновь и вновь я тихонько повторял заветное имя, стараясь отвлечься и не заплакать от того, что внутри что-то горело, вновь и вновь обжигая меня. Но я не слаб. Теперь не слаб. Я уже приближался к выходу, как дверь парадной хлопнула и передо мной возник силуэт, окутанный мраком сырого помещения. Его руки потянулись ко мне, будто подбираясь к горлу. Я отступил, в нерешительности замерев. Кончики пальцев осели на моих щеках, и я понял. Ведь, без всяких сомнений, это тепло знакомого тела. — Артур! — глотнув воздуха, попытался крикнуть я, но в то же мгновение юноша притянул меня к себе с такой силой, что показалось, будто я услышал хруст всех своих костей разом. И вот оно… тепло. То тепло, какого мне до жути не хватало все эти дни. И сейчас я, будто заядлый морфинист, вкалывал в себя желанную дозу. Клянусь, я не удивился. Ведь я будто чувствовал Артура. Даже на расстоянии, на какое отдалились наши души за это время, нить судьбы не порвалась, и я был уверен, что ощущаю каждый его шаг. Каждый вдох. — Прости, — шептал он. — Прости, — и его слова рассыпались во тьме помещения. — Я все простил, — едва слышно хрипел я, носом зарываясь в складки его ароматной рубашки. Я так люблю этот аромат. Время замерло. И сколько мы стояли так, обнявшись и растворившись друг в друге? Тысячу лет? Может быть, миллион лет?.. Может быть. Быть. Слову «мы» снова быть. Внезапно тяжелая железная дверь отворилась, впуская в помещение влажный умирающий август. Мужчина зашел, и мы мгновенно отступили друг от друга. Вошедший сосед многозначно закашлял и стал подниматься вверх по ступеням. Проводив взглядом оного, невольно внутри меня кто-то осмелел. — Хочешь… в гости? — я поднял глаза, влажные от мимолетного счастья, к его лицу, и Артур кивнул. Пару секунд мы обездвиженно стояли, созерцая друг друга, словно не виделись многие годы, но широкая ладонь блондина решила все: она осторожно коснулась моих пальцев, и я смело вложил их в нее.

***

— Проходи, — я звякнул ключами, и замок доброжелательно щелкнул. Как ни пытался я изобразить деловитость, мягкая счастливая улыбка не покидала моих уст, оттого и смотрелся я, наверное, крайне нелепо. К Артуру же, спустя несколько лестничных пролетов, вернулась его приятная будничная серьезность, чему я был несказанно рад. Я люблю ее, эту особенную строгость, с какой его белесые брови опускаются к переносице. Люблю и этот блеск в глазах, металлический, холодный. Но я-то знаю, что душа Артура умеет пылать жарче, чем само солнце. За это я и полюбил его. За северные ветра его дыхания. И за ураганы от одного лишь взмаха ресниц. И за бездонные океаны в серых очах. И за огонь его губ. За все то, чем он располагал меня к себе. За все… — Угостишь чаем? — гость педантично отставил свою обувь поближе к двери, светлыми носками ступая по грязному полу. Хотелось сгореть от стыда, но другие чувства не дали мне этого сделать. — Да, я сдела… — Да к черту чай! — вобрав воздуха, отчаянно, даже истерично произнес Артур, шумно рухнув передо мной на колени. Сперва я растерялся, не в силах вымолвить и слова, а его руки уже обняли меня за талию, прижав настолько близко, насколько могли. Носом юноша уткнулся в мой живот, и в тот момент даже сквозь ткань одежды я почувствовал, какой он теплый. И его слезы. Он то… Слезы?.. Плечи белокурого юноши подрагивали, словно сотрясаемые землетрясением. Я слышал всхлипы. Несомненно, это были они. Раньше я рыдал столь часто, что не мог не распознать этого. Что… мне делать?.. — Не плачь, — осторожно я высвободился из его непосильно крепких объятий, опустившись напротив. Юноша опустил лицо, какое тут же скрылось за прядями его пшенично-светлых волос. В полумраке прихожей они казались совсем серыми, но я-то знаю, какие волосы у моего Артура. Золотистые, мягкие и сияющие. — Я не могу, — вновь всхлип. — Я не могу. Без тебя, — его реплики обрывались на полуслове: юноша с жадностью глотал слезы, выпуская на волю эмоции, какие хранил на глубине своего сердца столько лет. Мне не оставалось ничего, кроме как благодарить Артура. Он позволил мне видеть мир таким, каким я мечтал его видеть. Он дал мне многое, чтобы я вновь научился чувствовать жизнь, не избегать ее, принимать такой, какая она есть. Теперь моя очередь помочь человеку, какого я полюбил больше всех на земле. Он сделал меня сильным. — Артур, — мы словно поменялись местами. Боязливо, трясущимися ладонями я приподнял его подбородок, сквозь сумрак вглядываясь во влажные поблескивающие глаза. Я не мог не восхититься им. И не сделать первый шаг к сближению в моей жизни, — я люблю тебя. И прощаю. Губы соприкоснулись. Наши моря вновь слились в одно. Пусть, пусть мы разные корабли, но наша цель — одна гавань на двоих. Его ладони с особой нежностью пробрались в мои волосы, поглаживая затылок. И вновь я, тот Саша, когда-то донельзя робкий мальчишка, стал собой. Словно и не было в моей жизни предательств и трагедий. А только губы. Навсегда его теплые губы. И поцелуй, отдающий вкусом красного «Мальборо». Говорят, судьба не дает нам таких испытаний, какие мы не смогли бы выдержать. Наверное, это правда. Оборачиваясь назад, я понимаю, что не мог видеть многого лишь из-за того, что боялся это видеть. Если не будет ветра, то парус корабля не поднимется и он не будет двигаться дальше. Так и жизнь. Счастье в безрассудстве, счастье в том, что ты можешь быть свободным. Свободным от всего: от своих страхов, навязчивых идей, предрассудков и фальшивых идеалов. Но, вырываясь из клетки, ты принимаешь ответственность за себя и близких тебе людей. Наши корабли вновь тонули в сумерках. И даже тяжелый августовский вечер, шелестевший ржавыми листьями тополей, не мог нарушить этого спокойствия после бури, какая потрепала наши паруса. Но мы были целы, а значит живы. — Артур, может, все-таки чаю?.. — Нет, глупый, тебя. Только тебя..