***
На следующее утро я проснулась совершенно никакая, в прямом смысле этого слова. Голова раскалывалась, всё тело ныло, а лоб был мокрый от пота. Открыв глаза, я увидела папу, который, склонившись надо мной, трогал своей холодной рукой мой горячий лоб, покрывшийся испариной, и старательно поправлял мне одеяло. - Папа, не надо. Мне жарко, - простонала я. Думаю, не нужно объяснять, что, потрогав мой лоб, папа сразу понял, что у меня был жар. - Как ты себя чувствуешь, милая? - этот вопрос был совершенно ни к чему, ведь было понятно, что чувствовала я себя просто ужасно, но папа почему-то всё равно спросил меня об этом. - Чудесно, - ответила я с сарказмом, - просто чудесно. Папа глубоко вздохнул и вышел из комнаты, оставив меня наедине с собой и своими мыслями, которые именно в этот момент просто не давали мне покоя. И, ведь, знаете, что самое обидное в сложившейся ситуации? То, что я заболела, и мне придётся всю неделю, а то и больше, просидеть дома? То, что папа будет читать мне долгие и нудные нотации о том, что надо было его слушаться и закрыть окно? Нет. Самое обидное для меня было то, что Габриэль был прав, и я это знала, прекрасно знала. А, ведь, во всём виновата я. Я и только я. Из-за своей вредности, своего идиотского упрямства я не слушала ангела, который желал мне добра, и вот результат. Я долго думала о том, что это всё моя вина, что я снова обидела Габриэля, который хотел как лучше. Обидела папу, который постоянно заботится обо мне. А ещё, я думала о том, что я - просто глупое упрямое дитя, которое не слушает умных советов и имеет из-за этого множество проблем, решать которые приходится не только мне. Да, вредная дамочка, совесть, снова решила меня навестить, причём в самый неподходящий момент. Мне и так было не сладко, а тут ещё и она. Мешает, раздражает, постоянно твердит мне одно и то же. Просто ужас! К сожалению, такие гости, как совесть, чувство ответственности, понимание и многие другие, важные для любого человека персоны, посещали меня крайне редко, а именно в двух случаях: когда я была разочарована и полностью подавлена, или когда я болела и чувствовала себя просто отвратительно. А сейчас это были как раз те самые оба случая, такие "подходящие" для самоанализа и угрызений совести. За всеми этими, не самыми приятными для меня размышлениями, я не заметила, как быстро уснула. Спала я тоже плохо. Мало того, что сон мой был очень-очень чутким, чутким до такой степени, что я была готова просыпаться от каждого шороха, так я ещё и металась, постоянно ворочалась и бредила во сне. Периодически ко мне в комнату заглядывал папа. Он сидел на краю моей кровати, беспокойно вздыхал и то и дело гладил меня по взмокшему, покрытому испариной, лбу, слушая, как я бормочу что-то типа: "Гейб... дура... извини меня... я не... всё... я... Гейб" и другой бессвязный бред. Также папа примерно раз в два часа менял мне холодный компресс на лбу и крепко сжимал мои слабые, дрожащие ручонки, пытаясь не давать мне скинуть одеяло на пол. Впрочем, вскоре я впала в другую крайность. Если до этого мне было жутко жарко, то сейчас мне стало жутко холодно, и я изо всех сил тянула одеяло на себя, пытаясь укутаться в него как можно сильнее.***
Я проснулась от очередного скрипа входной двери и оглядела комнату. Это далось мне довольно непросто, потому что глаза жутко слезились, не давая мне сфокусировать взгляд. Сделав некоторые усилия, я всё же увидела, что окна в комнате были плотно зашторены и не пропускали солнечный свет. "Так вот почему он не режет глаза" - подумала я, глядя на маленький лучик солнца, проникнувший в комнату сквозь плотные шторы на окнах. На тумбочке возле кровати я увидела кучу каких-то баночек-скляночек, таблеток, прочих лекарств и небольшую тряпочку, которая и служила мне компрессом. Но долго смотреть я не могла, сил практически не было, и глаза слезились и закрывались сами собой. К кровати подошёл Дин. Нет, я уже не видела его, мои веки были плотно сомкнуты, но я узнала его по запаху. Да-да, по запаху! От него всегда так здорово пахло пирогами, машинным маслом и иногда можно было уловить лёгкий запах пива или бургеров, съеденных в каком-нибудь дешёвом придорожном кафе. Дин присел на стул рядом с кроватью и тяжело вздохнул. Рядом Сэм выкладывал на тумбочку какие-то лекарства, купленные ими в ближайшей аптеке. "Видимо, папа их позвал, - подумала я, - И зачем устраивать столько возни вокруг меня? Не при смерти же я лежу! - мне никогда не нравилось, если со мной подолгу возились, но, глядя на моё теперешнее состояние, сложно было судить о том, что значит лежать "при смерти", - Так, Ли, успокойся и не думай об этом, а лучше всего, постарайся снова уснуть" - сказала я себе и погрузилась в темноту.***
Я проснулась от осторожных прикосновений и тихого шёпота Дина. Он держал что-то в руке. "Градусник" - подсказало мне моё сознание. - Тридцать восемь и шесть, Сэмми, - тихо сообщил брату Дин, - Что будем делать? - Придётся сбивать температуру, - ответил Сэм, - Скоро вернётся Кас? - Примерно через час. - Хорошо, - Сэм стал распаковывать одно из лекарств, что лежало на тумбочке, шурша упаковкой. - Ли, - Сэм аккуратно приподнял мою голову, - ты должна выпить это. Я взглянула на белую таблетку, которую протягивал мне Сэм, но не могла найти в себе силы, чтобы взять и выпить её. Такой слабой и беспомощной я себя никогда не чувствовала, руки дрожали и не слушались, категорически отказываясь взять таблетку у Сэма, и младшему Винчестеру пришлось осторожно приоткрыть мне рот, запихнуть туда таблетку и дать мне воды, чтобы запить невкусное лекарство. Я поморщилась. - Спасибо, - еле выдохнула я тихим, осипшим голосом. Винчестеры жалостливо посмотрели на меня. - Ты чего-нибудь хочешь? - спросил меня Дин, - Может, чего-то принести, я не знаю, поесть или ещё что-нибудь?.. - Холодно, - так же тихо прошептала я. Одного моего слова хватило, чтобы Сэм начал рыться в моём шкафу, в поисках тёплого шарфа, а Дин начал старательно укутывать меня в два одеяла, но меня всё ещё продолжало лихорадить. - Шарф на верхней полке, - сообщила я Сэму, глядя, как он пытается найти хоть что-нибудь тёплое в недрах моего шкафа. - Нашёл, - Сэм бережно обвязал шарф вокруг моей шеи. Снова скрипнула дверь, и в комнату вошёл папа с пакетом в руках. - Как ты, милая? - он, всё также с беспокойством, оглядел меня с ног до головы. - Температура высокая, нужно сбивать, - ответил за меня Сэм. - Она мёрзнет, - Дин кивнул в сторону неподвижного комочка одеял на кровати, под которым находилась я. - Эх, Ли, - охотник вздохнул, - если бы ты только хоть иногда слушала... - Заткнись, Дин! - прохрипела я срывающимся на плач голосом, - И так хреново, - я зашлась диким кашлем, а папа присел на кровать рядом со мной и принялся гладить по голове, прижимая к себе. - Ты вся горишь... - Знаю, - прошептала я. Голос практически сел. - Не хочешь печенья? - спросил папа, указывая на пакет с покупками. Там были продукты. Я отрицательно покачала головой, и тут папа и Винчестеры поняли, что дела обстоят гораздо хуже, чем казалось, раз уж я отказалась от своего любимого печенья, которая ела всегда. При любых обстоятельствах, при любом самочувствии. - Ляг, поспи, - предложил папа, а потом позвал Винчестеров, - пойдёмте, парни. Если честно, спать я особо не хотела, итак весь день почти проспала, но в очередной раз забылась в беспокойном сне, как только тяжёлая голова коснулась подушки.***
Прошло уже два дня с тех пор, как я заболела из-за своего же дурацкого упрямства, но лучше мне не становилось. Ночью я почти не спала, зато днём спала, раз пять или шесть, метаясь и бредя во сне. Столбик на градуснике уверенно полз к отметки "тридцать девять", оповещая всех о том, что дело плохо. За эти два дня и папа, и Винчестеры поняли и уяснили для себя, что хуже меня может быть только болеющая я, такая же упрямая и ещё более вредная и беспомощная, заставляющая смотреть на себя с жалостью. Ни мне, ни папе, ни, тем более, Сэму и Дину это не нравилось. А самое главное, я полностью отказывалась от еды. Я не ела ничего: ни супов, приготовленных папой, ни фруктов, ни овощей, ни бургеров, которые предлагал мне Дин под укоризненные взгляды брата, и даже от своего любимого печенья я отказывалась. - Давай, Ли, тебе необходимы силы, - Сэму приходилось чуть ли не запихивать в меня еду, чтобы я хоть что-то съела, а Дин в это время умоляюще смотрел на меня своими щенячьими глазками, которые у меня, надо сказать, получались более выразительно. - Мм, - в ответ я только мычала и мотала головой. Тогда меня начинали поить горячим чаем (впихнув хотя бы пару ложек еды, разумеется), который обжигал горло, из-за чего я морщилась, но горячий напиток всё же выпивала. В общем, совсем меня замучили бедную, впрочем, как и я их. - Ли, - неожиданно сказал папа, после долгого молчания, воцарившегося в комнате, - тебе звонил Дэвид. Он спрашивал что-то на счёт велосипедов... Ну, конечно! Дэвид! Меня словно ударило током. До этого момента все мои мысли были заняты лишь Габриэлем, который, наверняка, обиделся и поэтому не приходит и угрызениями совести, конечно. А мысль о Дэвиде была для меня, словно глотком свежего воздуха, пускай она была и не самая приятная, ведь покататься нам так и не удалось, а он, наверняка, ждал меня. - Какие, к чёрту, велики, Кас?! - прервал мои мысли голос Дина, уже стоявшего на ногах и активно размахивающего руками перед самым носом моего папы. - Я сказал ему, что ты приболела, - продолжил папа, не обращая внимания на протестующего Дина. Ага, "приболела"... Мягко сказано. - Хорошо, - я устало опустилась на подушку. - Он спрашивал о твоём самочувствии, - неожиданно сообщил мне папа, выходя за дверь, - Похоже, он очень волнуется за тебя. Папа вышел за дверь, а Сэм и Дин переглянулись, и на их лицах появились глупые, загадочные улыбки. - А этот Дэвид, он твой... - начал было Дин. - Он - мой друг, - я тоже улыбнулась. Кажется, я начала догадываться, о чём подумали братья. - Хороший у тебя друг, - Сэм снова придурковато улыбнулся, словно что-то знал. И знаете, он был прав. Я была очень рада, что у меня есть такой друг, как Дэвид, единственный в мире человек, который понимает меня с полу слова.***
Тишину, повисшую в пустой комнате, где в данный момент находилась только я, нарушил тихий шелест крыльев. "Неужели, папа?" - подумала я, но сразу отбросила эту идею. Последнее время папа входил и выходил из моей комнаты только "по-человечески", без этих ангельских штучек. Даже странно как-то... "Надо же, простуда творит чудеса" - я усмехнулась своим нелепым мыслям больного на голову (а сейчас и не только на голову) человека. Значит, остаётся только один человек, а точнее, ангел, который мог прийти сюда в этот момент. Конечно же, это была моя "пернатая нянька", мой архангел Габриэль. На минуту мне стало, как будто, лучше: неприятные ощущения по всему телу куда-то исчезли, и я без труда смогла резко сесть на кровати. Чудо? Да нет, просто я очень обрадовалась появлению пернатого, и лучше мне стало только на минуту. Но моё, и без того не очень-то хорошее настроение, резко упало, когда я увидела взгляд архангела. В нём читались нотки обиды, осуждения, он, словно говорил мне всем своим видом: "А я же тебя предупреждал". Он смотрел на меня слегка жалостливо, но с превосходством, будто он точно знал, что так будет. А может, и правда знал?