Преодолеть карму

Драконы верят, что душа, во-первых, бессмертна, во-вторых, безымянна и, в-третьих, чиста. Источник всех бед и несчастий – материальный мир, в который душа вынуждена возвращаться раз за разом, соединяясь с новым телом, обретая новое имя. Тела постоянно страдают от собственных желаний, которые никогда не могут осуществиться полностью, и совершают ошибки. Чтобы с каждым новым воплощением бессмертная душа становилась мудрее, не повторяла тернистый путь в неверном направлении, драконы дают своим детям уникальные имена. Эту традицию бережно хранили даже в годы угнетения – люди забирали честь и гордость, но до легенд им не было дела. В мире никогда не родится другой Бахамат, его кости лежат под Городом Солнца, как и его ошибки. Ни одна драконница не назовет своего сына «Кханджухиро», это имя записано в хрониках, как имя отверженного, и должно быть забыто. Маги верят, что суть человека – его деяния. Что их общество сильно до тех пор, пока каждый добросовестно выполняет поставленную перед ним задачу. А потому имена должны отражать эту задачу, должны указывать самому человеку и всем окружающим на его место в миропорядке. «Бекра» - та, кто печет хлеб. «Вейтлар» - тот, кто работает с металлом. «Антиокша» - тот, кто несет смерть. «Хатьяра» - та, кто танцует. В запретной реальности ко всему относились проще. «Пока будешь Костей, например, идет?» - спросил его Саша, которого родители назвали Сашей просто потому, что им так захотелось. Он, конечно, не вкладывал подобный смысл в свои слова, но если параллельной Вселенной было угодно принять дракона лишь через новое имя – что ж, Кханджухиро случалось идти и на большие жертвы.

***

Целовался Костя нежно и аккуратно, без напора, готовый отступить при малейшем проявлении протеста. Губы у него были прохладные и сладкие, с отчетливым привкусом любимых Ленкиных цитрусовых карамелек. На несколько мгновений встретившись взглядом с оторопевшим Сашкой, дракон опустил длинные пушистые ресницы; сине-зеленые радужки потемнели окончательно, практически слившись с расширенными зрачками. Момент, когда ситуацию еще можно было взять под контроль, сгладить неловкость и вернуть разговор в повседневное русло, уходил все дальше в прошлое. Александр должен был разорвать поцелуй сразу, но не сделал этого, хотя и не ответил. В первую очередь, конечно, потому что растерялся. И факт, что после всех предыдущих проявлений не вполне дружеской симпатии со стороны Кости, он снова наступил на эти грабли, не очень хорошо его характеризовал. Осторожные мягкие поцелуи, ровный жар чужого тела, который Сашка ощущал, казалось, всей кожей, хотя соприкасались они только губами, яркий запах апельсинов. Если закрыть глаза, не так уж сильно это отличалось от того, что он помнил: кожа щек у Кости была ровной и гладкой, совсем как у девушки, пахла злополучными цитрусами - и больше ничем. Поцелуев в жизни Александра не было уже довольно давно, в последнее время он не сильно об этом беспокоился, и, судя по всему, напрасно. Все тело пело, как струна, от самых мимолетных прикосновений. Разум будто погрузился в мутную теплую воду. Внутри, за грудиной, жгло, как после нескольких рюмок коньяка. В ушах шелестел тихий, почти на грани слышимости, вкрадчивый шепот, но слов было не разобрать. Примерно через полминуты Костя отстранился сам. Нависать над сидящим Сашкой, наверное, было не очень удобно, так что дракон, чуть подавшись вперед, уперся коленом в табуретку возле его бедра, и все с той же осторожностью коснулся пальцами висков. - Апа апане дживане ко саумпана, - странно хриплым шепотом произнес он. – Позволь мне… Фраза на непривычном для слуха напевном языке – все слова сливались в одно – на котором Костя говорил в день их первой встречи, отчего-то крепко врезалась в память. В глубине затуманенного сознания раздался тревожный звоночек, о котором Александр почти тут же забыл: его все еще вело от чужого живого тепла, успокаивающе приятного, несмотря даже на то, что температура воздуха в комнате и так была выше комфортной. По-прежнему удерживая Сашкину голову, дракон, не моргая, смотрел на него, будто пытался запомнить до мельчайших деталей, сделать оттиск на собственной сетчатке. Множество эмоции, ярких и чистых настолько, что, казалось, их тоже можно было попробовать на вкус, сияло в сине-зеленых глазах. В какой-то момент Александр почувствовал, будто заглатывает их вместе с воздухом, который они с Костей из-за близости вынужденно делили на двоих. Нежность, восхищение, доверие, и, как ложка дегтя в медовой бочке, крупица тревоги – и все это было направлено на него, было из-за него. Сашка беспомощно шевельнул губами: он пытался и не мог вспомнить, о чем хотел спросить, и почему то, что происходит, неправильно. В висках заполошно бился пульс, лицо горело. Костя, не встретив сопротивления, прижался к нему снова, на этот раз теснее, ближе. Притерся всей грудью, по-мальчишески гладкой, сухие серебристые чешуйки скользнули по коже. Не разрывая поцелуй, одним плавным движением опустился на колени, оказавшись теперь на голову ниже Сашки, провел ладонями по его бедрам, безо всякого нажима пытаясь сильнее их развести. И только тогда отстранился, умоляюще глядя снизу вверх своими невозможно «морскими» глазами. - Прошу тебя, сапреми, умоляю, просто позволь мне… Позволь доставить тебе удовольствие. Слова эти подействовали на Сашку как ушат ледяной воды, выплеснутый за шиворот. Наваждение схлынуло, оставив в голове звенящую пустоту и смутное чувство потери. - Ты… Ты что со мной сделал?! Мгновенно придя в себя, он в панике огляделся по сторонам. Окружающий мир больше не был серым и размытым, разум прояснился и теперь с безжалостной методичностью анализировал происходящее. До этого момента Александр не особенно верил в силу гипноза, но теперь просто не мог найти никаких других объяснений. Костя, по-прежнему стоявший на коленях, смотрел на него с отчаянием. - Тебе ведь было хорошо… - Ты же мне в голову залез! В душе волной поднималась запоздалая, бессильная ярость, и, глядя в обращенное к нему лицо, совершенное, как у греческой скульптуры, Сашка до жжения в ладонях хотел дракону врезать. Потому что Костя, казалось, искренне не понимал, что может быть плохого в навязывании своих эмоций другим людям. А еще он, конечно, был прав: то, что было, действительно было хорошо, из-за гипноза ли или из-за трехлетнего целибата. И теперь Александр отчего-то чувствовал себя использованным. Впервые с момента их встречи он по-настоящему боялся этого парня. - Какого хрена, а?.. В твоем дурацком мире так принято: сначала зомбировать человека, потом поиметь? Сашка намеренно говорил грубо, выбирал самые злые и отвратительные слова. Чужая нежность еще дрожала где-то в горле, он помнил, как смотрел на самого себя глазами Кости, помнил его желания, как свои собственные. И пусть теперь Козлов мыслил трезво и мог утешать себя тем, что ничего по-настоящему серьезного между ними не случилось, он помнил и то, что могло бы произойти. - Ты в курсе вообще, что это называется «изнасилование»? Лицо дракона вдруг застыло, как гипсовая маска, сияние в глазах угасло, а губы сжались в нитку. Он медленно поднялся с колен и тут же отступил на два шага, с силой сжал правую кисть в кулак. - Это… это вышло ненамеренно. Я не хотел ни к чему принуждать, - голос прозвучал глухо, словно эмоции, не находя выхода, душили его. – Я только хотел отблагодарить. Ты так много для меня сделал, - и резким, судорожным движением вскинув голову, он упрямо повторил: – Тебе было бы очень хорошо. Я не понимаю… Действительно. Сашка в ту же секунду вспомнил: технически, Костя хотел ему дать. Из чувства благодарности, в основном, но было там и доверие, и уважение, и еще что-то в том же духе. - Прям даже и не знаю, что тебе на это сказать. - Я не понимаю, - будто не слыша его, продолжал дракон; в его взгляде теперь читалась безграничная растерянность. – Ведь ты подтвердил, что мог бы вступить в отношения с другим мужчиной, что это не запрещено у вас, - от такого заявления у Александра непроизвольно отвисла челюсть: гипноз гипнозом, но такого он определенно сморозить не мог. - Я умею доставлять удовольствие, правда. Будет только так, как ты захочешь. Все, что захочешь. Козлов замотал головой из стороны в сторону, словно надеясь, что от механической встряски происходящее сможет улечься в его черепной коробке. Никогда еще ему так настойчиво не предлагали заняться сексом. Никогда до этого его не уговаривал парень. И уж тем более никому до этого не приходило в голову таким образом выражать благодарность. Факт, что речь шла о драконе из параллельного мира, к этому списку можно было уже и не добавлять. Там, в параллельном мире, с нравственными ценностями определенно был полный швах, еще более полный, пожалуй, чем в мире текущем. Пока Сашка безуспешно пытался подобрать слова, дракон огорошил новым вопросом: - Это из-за нее, да? Ты хочешь… хранить верность? - Кому? – тупо спросил Козлов, окончательно сбившись с мысли. - Лене. Елене, - голос Кости сделался совершенно бесцветным, паренек подошел ближе, присев на многострадальную табуретку, с которой минутой раньше вскочил Сашка. – Мне раньше казалось… У меня не всегда получается точно определять эмоции. - Ага, - молодой фельдшер сосредоточенно моргнул, пожевал губами и огляделся в поисках тряпки. Со Смолиной они дружили со средней школы, три года просидели за одной партой, вместе пробовали курить и вместе же потом пытались бросить, ездили в летние лагеря, танцевали вальс на выпускном в девятом классе и впервые пили шампанское за Сашкино поступление в колледж. Ленка потом пригласила его на вручение аттестатов, и Козлов помогал ей выползти на сцену в жутко неудобных и настолько же красивых туфлях, а два года спустя они оба под утро возвращались из клуба, где в неформальной обстановке гуляли новоиспеченные фельдшера. Когда Сашка в пух и прах разругался с родителями, он прожил у Смолиной почти полгода, пока смог решить вопрос с работой и нашел комнату у Клавдии Андреевны. И за все это время Костя был первым, кому пришло в голову рассматривать их с Ленкой как пару. Серьезно, даже Сашкина мама не могла себе это представить. - Бред какой-то пошел, - окончательно успокоившись, произнес Александр, опускаясь на корточки: тряпка лежала прямо под табуретом. – Знаешь, что? Не надо меня благодарить. Вот просто: не надо, и все. «Не буду тебе ничего объяснять. Перевернешь потом так, что ни один психоаналитик не разберет». Костя снова смотрел беззащитно и потерянно, и Сашке оставалось лишь сокрушенно вздыхать: и отчего этой двухметровой «крохе» никто вовремя не разделил мир на «хорошо» и «плохо»? Подобная задача едва ли была ему по силам.