Преодолеть карму

Возвращение «блудного попугая» Антошки в «восьмерке» обсуждали все, от приемного покоя до морга, который располагался на территории больницы в отдельном одноэтажном здании, и в котором прибытию этого самого Антошки никто бы совершенно не удивился. Но за пятницей наступила суббота, за ней - воскресенье, а таинственное «умертвие» (по меткому выражению старшей сестры приемника) по-прежнему обреталось в отделении интенсивной терапии и отрицательной динамики, вопреки общим ожиданиям, не показывало. В воскресенье на дежурство в нейрохирургию как обычно пришла Лена Смолина, и за утренним чаем в ординаторской эта новость настигла ее вместе с прочими свежими сплетнями. - Да ладно! – опустив кружку прямо на кипу пустых температурных листов, воскликнула Ленка. Владимир Анатольевич медленно, в высшей степени солидно кивнул. Особую пикантность ситуации придавало правило, согласно которому все пациенты реанимации должны были числиться за каким-либо другим отделением. А потому вокруг коматозного Антошки разгорелась нешуточная баталия. Травматологи, которых в пятницу представлял молодой Давлат Рахимов, не особенно жаждали принимать беглеца обратно, и попытались вначале передать его «экстренникам» (под предлогом гипотетического внутреннего кровотечения), а затем, потерпев сокрушительное поражение в битве с первым хирургом, стали напирать на отмеченное в предыдущей истории болезни сотрясение мозга. Исход второго сражения уже не был так очевиден – нейрохирургов в тот вечер представлял бывший однокурсник Рахимова, который, по понятным причинам, задавить противника авторитетом не сумел. И, к счастью для травматологов, пока молодые специалисты проводили консилиум, а дежурный врач приемника готовил в ординаторской попкорн, к Рахимову подтянулось подкрепление в лице заведующего. Так что теперь основным Антошкиным диагнозом стало пресловутое сотрясение. - Надо будет сходить к нему вечером, - задумчиво подытожил Лаптин, глядя в пространство перед собой печальными темными глазами. – Завтра на конференции обязательно вопросы возникнут. Перспектива подниматься в реанимацию, со второго этажа на шестой, была для него весьма огорчительной. Лифт в хирургическом корпусе (в те дни, когда работал) постоянно занимали санитары с тяжелыми биксами и не менее тяжелыми пациентами, а лестницы напоминали Владимиру Анатольевичу о собственном преклонном возрасте. Смолина согласно закивала, изобразив на лице должную степень энтузиазма. Первая Ленина встреча с безымянным пациентом породила в ней сомнения в собственной адекватности. И множество вопросов, которые задать оказалось некому. Разве что Сашке – на подсознательном уровне Смолина была уверена: он знал значительно больше, чем говорил. Но если Козлов не хотел о чем-то рассказывать, информацию из него можно было вытянуть разве что клещами. И это был тот самый случай. Когда прибежавший на вопли санитарки травматолог Сергеев, матерясь, принялся их растаскивать, Антошка не сопротивлялся, только все так же прямо и неотрывно смотрел на нее. Какое-то молчаливое требование было в этом взгляде, почти приказ, но Лена тогда не смогла понять его суть. А уже часом позже «юноша бледный со взором горящим»*, не раздумывая, выскочил в окно, с четвертого этажа – и бесследно исчез, будто растворившись в воздухе. Вся история выглядела исключительно странно, даже если не вспоминать про тот голос, который слышала только Лена. Хотя голос, надо заметить, особенно ее беспокоил. - Без проблем, Владимир Анатольевич! Сходим. Сомневаться в своей адекватности Смолиной не нравилось. Совсем «без проблем», конечно, не получилось: аккурат под вечер в «восьмерку» самообратился** очередной борец с зеленым змием, избитый в переулке тремя неизвестными, и спустя полчаса живого общения весь коллектив приемного покоя морально поддерживал неизвестных. Угомониться и лечь в нейротравму «витязь» согласился часам к одиннадцати, так что в реанимацию порядком уставшая и злая Ленка поднялась уже около полуночи. «Чистый» блок встретил ее пустым коридором и тишиной, нарушаемой лишь негромким попискиванием аппаратов. И в этот момент Смолина впервые задумалась о том, в чем именно пытается разобраться.

***

Самым, пожалуй, удивительным из всего, что Антиокша обнаружил, гуляя по воспоминаниям Александра, было представление местных жителей о помощи ближнему. Как выяснилось, практически все, кого маг встретил с момента появления в запретном мире, пытались ему именно помочь. Здание, куда его, бессознательного, перенесли сразу после столкновения с одним из механизмов – об этом Антиокша тоже едва бы сам догадался – ничем не напоминало обитель дживана-ка-дата, целителя. И, собственно, самого целителя там не было: мощную ауру практикующего дживана-ка-дата невозможно было ни с чем спутать, ее сияние почти ослепляло. Люди в белых робах, владевшие зданием, много шумели, спорили друг с другом, постоянно хотели с ним говорить и производили над телом Антиокши множество беспорядочных и бессмысленных действий, порой весьма неприятных. Он решил тогда, что попал в руки какого-то культа, и хотя никто здесь не владел магией, а, значит, не мог причинить ему реального вреда, задерживаться не имело смысла. Оказалось, что исцелением в запретной реальности занималась целая система, настолько сложная и многоуровневая, что разобраться в ней сходу Антиокша попросту не сумел. Система имела единственную глобальную задачу – «здравоохранять», что бы это не значило – и игнорировала все остальное. При этом настоящих лекарей, по понятным причинам, она в себя не включала, зато все люди в белых робах были ее частью. И те двое, отмеченные магией Кханджухиро – тоже. Маут удана приучали своих адептов рассматривать физическую оболочку, в лучшем случае, как инструмент. Их собственные способности почти всегда были сопряжены с негативными побочными реакциями, поэтому, совершенствуя свой разум, маги постепенно привыкали игнорировать боль и слабость. С теми травмами, которые Антиокша по неосторожности получил в самом начале своей миссии, в услугах местных бестолковых целителей он совершенно не нуждался. При желании, срастить собственную ключицу Антиокша сумел бы за считанные секунды, просто, сломанная, она не сильно ему мешала. Гораздо меньше, чем головокружение, от которого маг планировал избавиться за несколько дней восстановительного сна. Надо сказать, во второй раз, после разговора с Александром, в местной лечебнице ему понравилось больше. Антиокша не очень понял, почему так вышло, но теперь его поместили в другую комнату: людей здесь было гораздо меньше, а целители в белых робах подходили реже – и если подходили, то только смотрели на него и ничего не делали. Немного, правда, смущали трубки, одну из которых, широкую, с ребристыми стенками, ему зачем-то засунули глубоко в рот, до самого горла, а другую, гибкую и тонкую, с иглой на конце – в вену на локтевом сгибе. Была еще третья трубка, но про нее Антиокша не хотел даже думать – у людей в белых робах были странные представления о процессе исцеления и совершенно никакого чувства стыда***. Восстановительному сну трубки, к счастью, не мешали, хотя и пользы от них тоже не было никакой. И все же текущее положение дел Антиокшу скорее устраивало, чем нет. Ему о многом нужно было подумать, и «больница» (так называлось здание) была для этого не худшим местом. А некоторое время спустя – в медитации часы проходили незаметно – судьба преподнесла магу еще один сюрприз. Среди всех обитателей запретного мира те, кто долгое время контактировал с Кханджухиро, выделялись, как если бы их лицо и одежду покрывали пятна густой краски. Тусклые, грязно-серые ауры не поглощали магию, саму суть драконов, неотделимую от их жизненной силы - именно ее Антиокша мог использовать, не расходуя собственный резерв. В качестве ответной любезности он тратил крупицы драгоценной энергии на телепатическое общение. Некрасивая коренастая девушка, так и не заговорившая с ним в прошлый раз, пылала от иномирной магии, как одинокая свеча во мраке. Появившись в дверях комнаты, она с подозрением огляделась, словно собиралась совершить нечто запрещенное, подошла вплотную к его кровати и замерла, уставившись почему-то на одну из металлических коробок в изголовье. В ней теперь было меньше страха и значительно больше любопытства. Чтобы проникнуть в чужое сознание, Антиокше требовалось завязать диалог: обратившись к нему, человек в определенном смысле приглашал его в свой разум – это, в общем, не было необходимо, но такой контакт требовал значительно меньше усилий. Спустя минуту или две девушка, наконец, перевела взгляд на его лицо, задумчиво пожевала губами и задала очень хороший вопрос: - И что я тут делаю? «Полагаю, тоже хочешь меня вылечить». Антиокша постарался, чтобы в этот раз телепатическое прикосновение вышло более мягким. В отличие от драконов, которые ловили чужие эмоции и делились своими на инстинктивном уровне, люди-маги контролировали процесс гораздо лучше. - Та-а-ак… - глаза девушки («Елена, Лена, Ленка, Ленок, Леночка» – имя было первым, что он сумел отыскать в ее сознании) изумленно расширились, но этим все и ограничилось. – Значит, не показалось. «Хочешь понять, не сошла ли ты с ума? Действительно ли я говорю с тобой, или голос в твоей голове – это просто голос в твоей голове?» - Ну, да. Хотелось бы выяснить, - Лена вдруг наклонилась над ним совсем низко, не особенно аккуратно приподняла левое веко двумя пальцами и тут же выпрямилась. – Ты в глубокой коме, чувак, ты вообще в курсе?! «Не верь всему, что видишь, - Антиокша позволил себе доброжелательно усмехнуться, слой за слоем, проникая все глубже в ее память. – Вы, жители Ниишид Дуниа, знаете так мало, а судите так резко». - … с другой стороны, шизофреники не могут подвергать свой бред критике. Так что, если этот голос – слуховая галлюцинация, он, конечно, будет говорить, что никакая он не галлюцинация… Мысли Елены, стремительные и легкие, не слишком соответствующие ее внешнему облику, вдруг обрели некоторую упорядоченность – так обычно происходило, если человек переставал рассуждать и начинал вспоминать заученное. Антиокша с удивлением обнаружил, что местные подражатели дживана-ка-дата пытались лечить не только тело, но и разум. «Я бы мог сейчас прервать сон и подать какой-нибудь знак, но мне совершенно не хочется еще и почувствовать, что вы со мной сделали. Так что я лучше просто расскажу тебе то же, что рассказал Александру. И сама потом решишь, верить в это или нет». Стройные ряды витьеватых фраз в разуме Лены вновь пришли в хаотичное движение. - Погоди-ка… ЧТО-О?!