Розарий

- Расскажи мне, - губы богини шелестят, в их шелесте я угадываю сбивчивую морзянку слов. Голос не выходит из ее горла, а воздух, пытающийся его заменить, несет запах табака и древнего разложения, подобный аромату вскрытого некрополя умершей тысячи лет назад цивилизации. Языком я касаюсь полоски влаги на ее щеке, осторожно снимаю каплю с ее конца. На моих рецепторах оседает вкус отравленного химикатами моря, радиоактивного яда и кислотного дождя. Я хочу думать, что этот вкус принесет мою смерть. Я хочу думать, что умру от прикосновения к святыне... К Богине Химиотерапии и Ядовитых Слез. К ее идолу, облаченному в одежды из плоти. - Город среди песков, - тихо говорю я, будто каждое мое неосторожное слово способно разрушить ее и меня вместе с ней. - И там я видел ее... - Расскажи мне о ней, - мне чудится, что на секунду к богине возвращается голос. Мне кажется, что она кивает моим словам, будто именно их она и ждала услышать. Один из секретов в том, что боги любят сказки. Но не те, которыми восхищаются люди. Боги ненавидят нравоучительные истории о том, что нужно быть добрым, помогать всем и каждому, кого встретишь на пути. Их тошнит от поганых стишков о том, что врать — плохо, а чистить по утрам зубы — хорошо. А еще они очень не любят слушать то, что, на самом-то деле, оказывается они всех нас любят, просто странной постоянно испытывающей любовью. Боги не любят никого. Боги слишком сильны, чтобы любить. Можно нравиться богам, но лишь потому, что ты забавляешь их в данный конкретный момент времени. Быть может, где-то там, на небесах, у богов есть что-то, что заменяет им любовь, нечто более сильное, близкое к той материи, из которой был соткан мир, но к людям оно неприменимо. Богам нравятся истории из жизни. Истории не про героев, сказки про людей. Истории, в которых нет однозначно плохих или хороших, где нет добра и зла. Истории, где нет богов. Сказки без начала и конца. Сказки с таким концом, над которым даже слезы были бы не более уместны, чем пошлая шутка в момент панихиды. Один из секретов в том, что боги любят сказки про людей, а люди любят сказки про богов... - Это очень долгая история, - говорю я, будто бы надеясь, что это отвратит ее энтузиазм. Ведь моя история не из тех, что способны понравиться ей. Она не поддается. Она уже знает, что я ей расскажу, я чувствую это во взгляде ее опущенных век. В играх слов нет победителей и проигравших. - Расскажи, - отвечает мне Богиня, и взамен снятой моим языком капли, на ее щеке возникает новая. Я не успеваю среагировать, она стекает вниз и впитывается в ткань. Но в тот момент, когда капля висит в воздухе, я замечаю, что жидкость мутного цвета. Яд. Время приходит, время уходит. Его все меньше с каждым часом, минутой, с каждым мигом. Время - лишь содержимое огромной клепсидры, которая уже почти пуста. Скоро Богиня покинет меня, уйдет туда, где ее место, где ее ждут. А я останусь здесь. Я слышу отголосок ее мыслей, и они о том, что я не должен идти за ней. Мы попадем в разные миры. Я должен остаться. Последний, сохранивший веру. Последний, кто помнит, что кроме людей и придуманных ими культов еще существуют настоящие боги. Боги Судьбы и Шумов В Сердце. Раковых Опухолей и Просроченных Лекарств. Пальцы богини слабо сжимают мою руку. Эти пальцы должны плести судьбы, твердым движением связывает воедино многочисленные разрозненные нити, а не дрожать на запястье потерявшего разум смертного... - Я слушаю, - шелест отдается в моем мозгу фантомной болью первобытного страха перед божественным огнем и разрядами молний в небесах. Возможно ли верить в чудеса, когда наблюдаешь их так близко... Я закрываю глаза и слушаю ее сердце, пытаясь собрать мысли в кучу, пытаясь найти у их нити начало, пытаясь начать свою историю. Сказку для моей Богини. Но их нить замкнута в кольцо, здесь нет начала, хотя, может быть, конец и есть, но я пока так и не сумел его найти. Я делаю вдох отравленного ее дыханием и роящимися человеческими мыслями воздуха. Я начинаю свой рассказ. Если уж говорить начистоту, правда заключается в том, что история эта началась еще задолго даже не до моего рождения, а до того мига, когда сама идея моего разума возникла на задворках мыслей Вселенной. Я знаю не так уж и много, но расскажу. Для начала — нет общей и единой Книги Судеб. Линия судьбы каждого человека, творимая богами, чертится твердым бисерным почерком в своей собственной отдельной книге, в очередном томе исполинского цикла, в теле которого, возникни такое желание, не удалось бы выявить и легчайшего следа хронологического порядка. Этот цикл неравномерен: некоторые книги являют собой лишь тонкие бульварные романы или же листовки, наподобие тех, что раздают перед дверями магазинов брошенные миром люди в цветных футболках, и букв в них редко больше, чем надписей на их же футболках. Но попадаются и настоящие фолианты. Факт в том, что такая книга есть у каждого из людей и у многих из богов — каждого, кто хоть раз спускался на землю. Но только почерку богов дано право украсить собой страницы этих книг. Записать каждое слово и за людьми, и за собой. Временами несколько судеб настолько тесно сплетаются между собой, что текст в книгах, возникни такое желание, было бы очень сложно разобрать из-за количества перекрестных ссылок. Вот только никто и никогда не читал этих книг, хранящих все знания и заблуждения человеческого мира, каждую мысль и каждый шелест ветра. И никому не дано прочесть. Конечно, я никогда не видел своей книги. Никто не видел. Правда в том, что правда слишком ужасна. Забывчивость людей есть благословение, а не проклятье, как воспринимают ее многие. Если бы люди знали и помнили все, что было с ними, все звуки и запахи, что воспринимали, все мысли и действия — мы все уже давно бы умерли. Мы бы убили своих детей, а следом за ними — и себя. От горечи и безысходности. От крайнего осознания проклятия способностью мечтать. Но все, что записано в книги, обретает право на забвение. Возможно, это и есть их истинная суть. Я не знаю, является ли интересной моя книга, кто я в ней: герой, сокрушающий тысячи врагов, или злодей-одиночка. Образ злодея мне нравится больше. Он поучителен. Герои своими действиями поют обычно один и тот же гимн мифической дружбе и вечному добру. Злодеи же, в самоотверженности собственного примера, указывают на конкретные вещи: не заводите глобальных планов, будьте дальновидны, дети, иначе вас играючи одолеет горстка улыбчивых придурков. Все содержит этот смысл, скрытый извечными победами добра. Злодеи всегда способны добиться большего... Но я не желаю никому зла. Хотя — так же не могу сказать, что творю добро направо и налево. Нет, не думаю, что мою книгу можно назвать приключенческим романом. Тем не менее, одно я знаю точно: с кем связана большая часть моей истории. Женщина. Богиня. Моя сестра. Братья и сестры богов далеко не обязательно являются богами. Можно годами знать человека и не догадываться, что он бог. Но я знаю. Возможно, это и есть мой дар. Явные перекрестные ссылки наших книг завершились пятнадцать лет назад, а что до косвенных — я уверен, они продолжаются. Мы связаны с ней так же, как и все люди, как и листья в кронах деревьев на разных концах мира. Через тяжелую сеть дождя и солнечных лучей. Через один биологический вид, один воздух и одно небо. Ее книга длиннее моей на семь долгих лет. Была осень и был дождь. Подобный тому, что идет сейчас, а, может, и тот же самый. Дождь не прекращается ни на миг, а солнечные лучи — лишь до иллюзорности мимолетные передышки. Если за эти пятнадцать лет хоть раз и выглянуло солнце — я его не видел. Я не помню его. И ни единого дня своей жизни я не помню так отчетливо, как тот день, когда меня покинула Богиня. Тогда я еще не знал. Небо истекало кровью-водой, а те, кто говорят, что «кровь не водица» - на самом деле никогда не знали дождя, не дышали им и не слышали его песен. Да я и сам узнал это только тогда, научившись неспешно вдыхать небеса, каплю за каплей. Мне десять лет. Может, немного меньше или больше. Капли дождя дробят секунды на бесконечные мгновения, из каждой секунды выбирая лишь одно, чтобы застыть в нем. Чтобы впитать в себя и выпустить наружу оранжевый свет тусклого фонаря. Ничто не меняется, пока мы сами не решим это изменить, вот в чем правда... Правда в том, что есть люди, а есть боги. Тьма окружает меня, повисая на ветках деревьев. Ночь зла и пропитана влагой. Голодная, хищная темень, смеющаяся над неверным отблеском искр дождя в свете единственного фонаря. Его излучение заржавело, и света скоро не станет вновь, а меня поглотит чудовище. Оно не из тех, что скрываются во тьме, оно и есть тьма. Мои руки сжимают рукоять уродливого зеленого зонта. Моего бесполезного, разрисованного лягушками и истерзанного ветром единственного оружия. Я — неумелый воин с деревянным мечом, вышедший один на поле боя против орды призраков. Проблема в том, что призраки внутри моего разума, а он безоружен. Про все это можно снять неплохой фильм ужасов: темнота, призраки, мальчик — в лучших традициях жанра. И, повинуясь канонам, я должен погибнуть здесь и сейчас, во славу публики и необъяснимого вселенского зла. Ночь расступается на миг, выпуская вперед главного из своих привидений. У него черные волосы, прилизанные дождем и раскиданные ветром по лицу и плечам. Но взгляд призрака не злобен и не мертв. Не рваный саван, а потрепанная косуха висит на его тонких плечах. Его руки не тянутся ко мне в стремлении извлечь мою душу, они спрятаны в карманы. Женщина-призрак смотрит на меня глазами ночи, а слабеющий рыжий свет разжигает искры на пирсинге в ее губе и бровях. Ее рука рыщет в кармане и извлекает из него пачку сигарет. Прикрываясь рукой, призрак с трудом закуривает влажную сигарету, создавая огонек более яркий и долговечный, чем загорающиеся в каплях дождя. Я смотрю в ее глаза, а рука моя, будто разорвав непрочную связь с мозгом, ощупывает корягу, на которой я сижу. Я выбрал ее так, чтобы возможный свет из окон не достигал ее, среди деревьев, в сердце дождливой ночи, которой я, похоже, сам решил принести себя в жертву. Призрак делает шаг ко мне, и вот он уже на той тонкой грани, когда расстояние между нами уже разрушает мое одиночество, но еще не позволяет говорить, не повышая голоса. Дождь стекает мне за шиворот, я промок и замерз. Я начинаю дрожать, но я хочу думать, что страх перед призраком — настоящая причина моей дрожи. Я хочу сохранить каноны этого фильма. Будет плохо, если герой, при виде чудовища, смотрит на него лишь с интересом, а содрогается лишь от холода. Призрак переступает невидимую границу и приближается ко мне. Я выскочил из дома на ее поиски, подгоняемый возражающими криками нашей матери. Призрак, будучи тогда еще моей сестрой, сильно поругался с ней. Я не знаю, почему. Или же просто не помню. Я не знаю, чего я, покидая дом, хотел от нее: вернуть обратно или же просто найти. Но сейчас, когда она рядом, я понимаю, что первая мысль была просто глупой... - Что ты здесь делаешь? - призрак пытается быть злым, но в его голосе сквозит тепло, пропитанное нотками заботливого металла. - За тобой пошел, - я и не скрываю своего волнения. Я вижу, что она тоже замерзла, вижу, как она коченеет, с каким трудом ей удается выдавливать в голос скрытые капли тепла. Призрак вздыхает с долей притворной снисходительности и опускается на промокшую корягу рядом со мной. Я замерз и устал, но я хочу быть замерзшим и усталым вечно. Я хочу сидеть здесь, возле нее, пока не отключусь от усталости, а потом проснуться. И чтобы, когда я проснусь, была все та же ночь, те же дождь и холод, тот же рыжий фонарь и призрак со мной. Я тоже хочу подарить свою душу ночи, остаться в ней. Но, несмотря на возраст, уже тогда я знаю, что нет ничего вечного. Хотя, быть может, что я до конца понял это только тогда. - И зачем? - призрак прерывает тишину. Ночь лишь ему одному дает это право. - Не знаю, - перед ответом я медлю несколько длящихся годами минут, размышляя, говорить ли, что хочу ее вернуть, но все же не вижу в этом смысла. - Домой я не вернусь, - я прокашливаюсь от ядовитого дыма, рассеивающего любую тень бывших у меня сомнений. Я киваю. Странное чувство, что я ждал от нее именно этого ответа. Тогда я еще не привык к тому, что кого-то можно действительно знать, да и у меня еще не было на это времени. - Тогда куда ты пойдешь? - я хочу смотреть на нее, но я не могу. Моя голова опускается, и бесплотные духи набрасываются на меня со всех сторон. Я чувствую их леденящий холод, мое зрение затуманивается от их тел, искры превращаются в лучистые звезды в моих глазах. Дождь на щеках в какой-то миг становится теплее. - Не знаю пока, - я чувствую движение рядом и скорее догадываюсь, что она пожимает шипованными плечами. Богиня Осени и Холодных Фраз. Дождя и Сигаретного Дыма. - Да и не важно. Куда-нибудь далеко. Подальше отсюда. Она замолкает. Я не могу говорить, злые духи, отнявшие мое зрение, вырвали у меня язык. Нет, я ощущаю его, но чувствую ком в горле, на месте голосовых связок. И вот тут я понимаю, что не только призраки ходят среди ночи. И не только добровольные жертвы. - Хех... - тень скорее произносит это на выдохе, чем действительно усмехается. - Я правда не знаю, поймешь ли ты. Сейчас или когда-нибудь. И зачем я тебе все это говорю... Понимаешь, здесь, наверное, никто не виноват... просто я больше не могу. Есть некоторая грань... Слушай, я просто знаю, что не могу остаться. Это было бы слишком просто. Или слишком сложно... я не знаю. Я слушаю настолько внимательно, насколько это возможно. Стараюсь не упустить ничего, ни одной мелочи, ни одного слова. Я не хочу, чтобы она замолкала. Но она замолкает. Я жду. Слышу, как щелчком она откидывает сигарету и сразу же зажигает новую. Все, чего я хочу — чтобы мы просидели так до утра, пока не кончится дождь и не встанет солнце. Пока не исчезнут призраки. Хочу забыть все то, что так внезапно начал понимать. Хочу снова стать ребенком. А потом она обязательно возьмет меня за руку, и мы пойдем вместе. Домой или куда-нибудь еще. Это не важно... Не важно. И вот тут я понимаю кое-что еще, вместе с тем, что она не пойдет со мной. Я не могу ни о чем ее просить. Правда в том, что есть люди, а есть боги. И в десять лет, перестав быть ребенком, я начинаю понимать разницу между богами и людьми. Люди готовы оставить все как есть, им не дано ничего изменить. Боги не привыкли мириться. Они и не способны на это. Боги могут менять этот мир или любой другой. Они могут изменить свою жизнь... А я... Я всего лишь человек. Или нет. Еще нет, я слишком молод, чтобы называться человеком, но я не знаю, делает ли это меня хоть на крошечную долю шага ближе к богам. Но я точно знаю, что, когда этот разговор закончится, случится что-то страшное и неисправимое. Может, именно с того момента я понял, что мир дал трещину где-то в самой глубине... - Знаешь, - она снова говорит, а я понимаю чувства смертников, получивших небольшую отсрочку. Я слышу, как она затягивается. Слышу, как с тонким шелестом дым проходит в ее легкие. - Я скажу тебе еще одну вещь. Есть ты. А есть — они. И здесь вопрос не в том, кто «за» или «против», или даже "кто с кем". Просто есть ты, а есть — все остальные. И что бы ни случилось, ты остаешься тобой, а они остаются ими. Просто никогда не забывай про это, вот и все. Конец истории. - Я не хочу, чтобы ты уходила, - шепчу я, а моя рука, не будь она столь замерзшей, успела бы закрыть мне рот до того, как я это произнес. Сказал то, что говорить нельзя, просто потому, что нужно было что-то сказать. Просто потому, что не могу схватить ее за руку, повиснуть на ней ядром, закатить истерику и потащить ее домой. Просто я за несколько секунд вышел из того возраста. Весь мир вокруг меня постарел на тысячелетие, но вместе с ним в тот же миг я стал еще старше. В тот момент я будто бы внезапно начал понимать все, что творится вокруг, все, что происходит под кожей мира. Будто раздвинул края разреза, а внутри него смог разглядеть лишь гной и колонии паразитов... - Лучше мне нигде не будет, - грустно усмехается она. - Просто будет по-другому. В чем-то, но иначе. Иногда этого достаточно. Я не вернусь. Я уже не вижу грани между дождем снаружи и внутри меня. Я уже не вижу злых духов, не чувствую их, лишь равнодушие людей в окруживших меня стеной домах, и оно сдавливает мне грудь, вместе с тем освобождая и выкидывая в невесомость, где нет ни верха, ни низа, где нет направления и смысла в движении... Она докуривает. Я слышу щелчок и вижу пролетевший куда-то вперед огонек сквозь пелену в глазах. А потом, спустя один миг или тысячу лет, я, наконец, поднимаю взгляд, а ее уже нет. Правда в том, что есть люди, а есть боги. Это еще один секрет. Богиня Подворотен и Дождливых Ночей покинула город. Ее нет здесь, рядом со мной или кем-то из тех, кого я знаю. Ее больше нет в пределах известного мне мира... И никогда больше не будет.